Когда я проснулась на следующее утро после своего дня рождения, все снова стало как обычно. Я обрадовалась, потому что солнечно-желтый джемпер – вчерашний подарок – висел на стуле, а звуки из кухни означали, что завтрак уже на столе. Но секунды через четыре я вспомнила, что все совсем не так, как надо. Казалось, темная тень пронеслась по комнате – отскочив от балконной двери, мимо виолончели, стоящей в углу, над письменным столом с его старыми покосившимися дубовыми досками – прямо ко мне.
Да, конечно. Эйгир. И Месина. А еще пакт, пергамент и астролябия – все, о чем я так и не рассказала Оресту.
А если Месина обманула меня? Вдруг ее на самом деле подослал Эйгир? Едва сбежав из больницы, разыскал Месину и заставил ее найти меня. А значит, сейчас Эйгиру известно все – про астролябию, Стрелу времени и третью часть.
Но ведь астролябия у меня! Не мог же Эйгир допустить, чтобы Месина отдала ее мне!
Сегодня я точно должна поговорить с Орестом.
Я тихонько спустилась по лестнице в кухню.
Папа стоял и поливал свой любимый цветок здоровья, который, как всегда, слегка возвышался посреди кухонного стола. Потом он еще и погладил зеленые листья, слегка пахнущие лимоном. Мне даже показалось, что он с ним разговаривает, – по крайней мере, виду папы был такой, словно он что-то бормочет себе под нос.
На нем были коричневые рабочие брюки с большими карманами и застиранная футболка с надписью «Relax». Стало быть, сегодня он собирается работать в теплице. Осенью папа с Моной купили старые теплицы рядом с Оторпом. Они намереваются выращивать экологические овощи, чтобы продавать их потом в магазины и рестораны.
Все это немного непривычно – ведь раньше, до того как папа заболел, он всегда уходил на работу в костюме с галстуком и начищенных ботинках. Теперь же все как раз наоборот. Костюм с галстуком он надевает только на какие-то очень важные мероприятия, которых почти никогда не происходит. В последний раз он так одевался, когда сопровождал маму на рождественскую вечеринку у нее на работе. А вот сам, собираясь на работу, надевает удобные брюки и застиранные футболки. Единственная проблема – судя по всему, когда он носил костюм, то зарабатывал гораздо больше денег, чем сейчас, когда ходит в старых футболках.
Я залезла на кухонный стул и, как обычно, насыпала хлопья в йогурт.
– О, привет, моя большая девочка! – воскликнул папа, увидев меня. – Как ты себя чувствуешь теперь, когда стала на целый год старше?
– Хм, – ответила я, потому что еще не до конца проснулась. – Хорошо, – добавила я немного погодя. Ведь он просто шутит со мной. – Послушай, папа, – проговорила я, когда уже как следует подкрепилась хлопьями. – Ты знаешь, этот самый… папа Электры… ну тот, который впал в кому, когда в день летнего солнцестояния произошла вся эта штука с электричеством, помнишь?
– Да-а, – протянул папа и повернулся ко мне. – Тот, который был немного не в себе, сорвал электрические провода и все такое. А что с ним?
– Он очнулся, – сказала я. – И исчез.
– В каком смысле исчез? – удивился папа, опускаясь на стул напротив меня. – Что ты хочешь сказать?
Я пересказала ему то, что услышала от Ореста. По правде сказать, не так много.
– Странно, – проговорил папа. – Как это из больницы отпустили пациента, который только что был так тяжело болен? Может быть, это просто какая-то ошибка? Иногда случается, что пациента отправляют, например, в другую больницу, а потом какая-то медсестра забывает сделать об этом запись, а другая медсестра смотрит в бумаги, – вот и создается впечатление, что человек исчез.
Я пожала плечами. Неужели больница может вот так взять и потерять пациента? Надеюсь, мне вообще не придется болеть. Подумать только, а вдруг бы они потеряли папу в то время, когда он больше находился в больнице, чем дома!
– По крайней мере, Орест так сказал. Говорит, из больницы звонили Моне.
– Да-да, – кивнул папа и серьезно посмотрел на меня поверх чашки с чаем. – Но в этом нет ничего страшного, Малин. Ты ведь понимаешь, да? Он не опасен. Просто немного… странный.
Да, вот именно. Странный. Самое подходящее слово.
– А где мама? – спросила я.
– Она сегодня рано уехала на работу, – ответил папа. – Во второй половине дня у нее встреча с консультантом по лечебной гимнастике.
Мамина нога почти восстановилась после травмы, полученной зимой, когда она поскользнулась на льду. Она старается как можно чаще делать специальные упражнения – например, когда смотрит телевизор или завтракает.
– Кстати, не хочешь в выходные пойти со мной в поход? – спросил папа ни с того ни с сего.
– В поход? – переспросила я и посмотрела на покрытую тающим снегом улицу за окном. – Это как? Ночевать в палатке? В марте?
– М-да, – пробормотал папа. Теперь он тоже посмотрел за окно. – Пожалуй, действительно рановато. Но можно переночевать в сторожке. И затопить там печь.
Он с надеждой посмотрел на меня.
– Папочка, давай поговорим об этом в мае, – ответила я как можно добродушнее. Он рассмеялся. Это хорошо. Не хотелось его огорчать. Но и ночевать в палатке при минусовой погоде тоже совсем не хотелось!
Я надела джемпер, полученный в подарок на день рождения, и чистые джинсы. Немного поразмыслила, куда мне прикрепить брошь, подаренную Орестом, – на джемпер или на сумку, – ив конце концов приколола ее на грудь. Орест наверняка обрадуется, увидев, что я ношу его подарок. Потом я накинула куртку и надела светлые тонкие кеды, хотя это было очень глупо. Почему? Потому что кеды не совсем подходят, когда идешь в школу по тротуару, покрытому полурастаявшим снегом, который еще и слегка песком посыпали – по этому песку подошвы так и скользят.
В этом году зима какая-то странная. Снег не выпал, когда его все ждали – например, на Рождество или спортивные каникулы в феврале. В то время было серо, темно и шел дождь, день за днем. Просто невозможно объяснить, как темно бывает зимой, когда солнце едва появляется на небе, затянутом серыми тучами.
И только в конце февраля, когда все уже настроились на весну, с неба повалил снег и стало жутко холодно. Хотя всего на две недели. Теперь снова все растаяло.
Я люблю снег, но все-таки лучше всего, если он выпадает зимой.
Сейчас снег как-то скукожился. На тротуарах лежали серые кучи – то сырость и слякоть, а то вдруг твердый замерзший лед. Тут очень пригодились бы зимние сапоги или на худой конец резиновые и шипы для обуви, чтобы не замерзнуть, не промокнуть и не поскользнуться.
Но в школу всё равно все приходят в кедах – в старших классах погода и одежда не имеют друг с другом ничего общего.
В классе я всегда сижу с Санной, она моя лучшая подруга, и, само собой, она тут же заметила брошь.
– О, какая ми-и-и-лая! – воскликнула Санна и сняла ее с меня, чтобы хорошенько рассмотреть, а потом вернула, и я приколола листочек обратно. Бросила взгляд назад, где сидел Орест – он явно слышал слова Санны, потому что уткнулся в стол. Но я заметила, что он улыбается и щеки у него слегка порозовели.
Орест всегда садится сзади и как можно дальше от одной личности в классе. Эта личность – Анте.
Описание Анте:
1. Внешний вид: самые модные кеды. Самая модная куртка. Самая модная прическа. Самый крутой велосипед последней модели.
2. Хорошо получается: футбол.
3. Получается не очень: проявлять такт.
4. Цель в жизни: всегда лезть вперед и считаться самым крутым.
Впрочем, сейчас я, наверное, несправедлива. Потому что у личности Анте есть еще одна сторона, незаметная в школе. У него есть прабабушка Герда, и он ее очень любит. Ей почти сто лет, и Анте едва ли не каждый день навещает ее и выгуливает ее мопса. Он любит всякие старинные предметы, которые она хранит в своем доме, и ведет себя совершенно по-человечески, пока ты с ним вдвоем. По крайней мере, раньше мне так казалось. Но сейчас я уже не знаю.
Как бы мне хотелось, чтобы не Анте, а кто-нибудь другой оказался втянут в нашу с Орестом мистерию. Но, вероятно, так было предначертано судьбой.
А дело было так: родня Анте живет в Леруме более ста лет. Дедушка прабабушки Анте дружил с Акселем – тем самым, который знал фрёкен Сильвию и написал для нас письма. Каждый раз, когда я об этом думаю, у меня буквально мурашки пробегают по телу. Не знаю точно почему, но немного жутко думать о том, что Аксель существовал на самом деле.
Бабушка Анте тоже живет в Леруме и обычно стоит за прилавком в магазине Красного Креста в центре городка. Осенью прабабушка Анте, его бабушка и даже сам Анте устроили так, чтобы последнее письмо Акселя попало в руки мне и Оресту.
Узнав об этом, я испытала ужасное разочарование, потому что множество невероятных событий, которые я считала мистическими совпадениями – как будто ими управляли звездные поля и земные токи, – как оказалось, подстроены тетушками из магазина Красного Креста.
А сам Анте – он действительно в меня влюблен, как утверждает Санна? Или просто притворяется, потому что ему любопытно узнать об астролябии?
Как раз в эту минуту он вырвал у Линуса кепку и натянул себе на уши. Линус потянул кепку обратно, и через три секунды целых пятеро парней были вовлечены в шутливую драку – спрашивается, ради чего? Чтобы мы все на них пялились. Что мы, естественно, и делали.
В самый разгар баталии Анте вдруг посмотрел прямо на меня. Ему опять удалось овладеть кепкой, и красный козырек торчал у него надо лбом, когда его светлые глаза устремились на меня. Я тут же уткнулась в свой стол.
Не желаю разговаривать с Анте.
День в школе прошел как обычно, не считая того, что в мобильном телефоне у меня хранился снимок старинного бесценного пергамента, о котором я изо всех сил старалась не думать.
Но именно из-за этого снимка я так обрадовалась, когда Санна заявила, что ей нужно в туалет, – нас как раз впустили в пустую учительскую, чтобы распечатать несколько экземпляров нашей презентации по обществоведению.
– Сейчас вернусь, – крикнула она и выскочила за дверь следом за учительницей, только что оставившей нас одних.
Я быстро огляделась. Несколько низких кресел и диван, обязательная кофеварка и кружки учителей, стоящие в ряд на полке над мойкой. Никого. Я совершенно одна в учительской. Действовать надо быстро.
Достав из кармана телефон, я поскорее переслала снимок на школьный компьютер и нажала Ctrl + P. Когда загудел принтер, я поспешно стерла файл с компьютера. Даже не стала смотреть на бумагу, выползшую из принтера, а быстро сложила ее и засунула во внешний карман рюкзака вместе с телефоном.
Когда вернулась Санна, я как ни в чем не бывало стояла и раскладывала по стопочкам наши распечатки. Хотя щеки у меня горели.
Мне было стыдно делать что-то тайком от Санны. Плохо иметь секреты от человека, которого считаешь своим лучшим другом. Но что я могла ей сказать?
После школы мы с Санной пошли ко мне домой и доделали ту презентацию. Вернее, почти.
Мы сделали шоколадные шарики и съели все тесто прямо из миски, так и не скатав из него никаких шариков.
Посмотрели две серии нашего любимого сериала.
И поразглядывали галерею снимков Санны. Она перестала надевать каждый день новую необычную одежду, как делала всю осень. Теперь она ходит во всем черном. Зато свои идеи необычной одежды зарисовывает на компьютере и выкладывает эскизы на множестве форумов для людей, помешанных на одежде.
– Это гораздо проще, – пояснила мне она. – И никаких ограничений. Но такое я когда-нибудь обязательно сделаю вживую, – и показала мне изображения платья, украшенного перьями и пайетками по всему подолу.
После всего этого мы наконец-то вспомнили, что совсем забыли о нашей презентации. Поэтому закончили уже совсем поздним вечером, и Санна ушла домой.
Тут я уселась за письменный стол. Достала из рюкзака распечатку изображения пергамента и медленно развернула.
Конечно, держать в руках распечатку – совсем не то же самое, что пергамент. Пергамент толстый, толще обычной бумаги, а кусок, который мы получили от Акселя, был такой старый, что у меня буквально покалывало в кончиках пальцев, когда я прикасалась к нему.
Распечатка же – всего лишь картинка на скучной белой офисной бумаге. Но читать здесь было в разы легче, чем на дисплее телефона, где я могла увеличить за раз только маленький кусочек.
Распечатка получилась цветная, так что я могла представить себе, как выглядел оригинал, написанный на желтоватом фоне черными и красными чернилами.
Я открыла страницу в блокноте, в котором обычно делаю записи в школе, и начала писать.
Заметки Малин о пергаменте
Внешний вид
Бумага толстая и пожелтевшая.
Края обтрепавшиеся, неровные.
Текст и картинки нанесены черными и красными чернилами.
Пергамент состоит из двух частей. Моя часть поменьше, часть Месины побольше.
Поверх разрыва красуется надпись большими буквами FIDES SCENTIA. Это означает «вера и наука» – те же слова выгравированы на астролябии.
На той части пергамента, которая осталась у Месины, изображены передняя и задняя стороны астролябии. На передней стороне несколько стрелок. Стрелки такие, какие обычно бывают на звездных часах (то есть астролябиях), но есть и одна дополнительная. Она выглядит как стрела, перечеркнутая у основания. В точности как родимое пятно на руке у Ореста.
На задней стороне астролябии – единственная стрелка, напоминающая серп луны. Это Стрела времени. Еще на задней стороне виднеется множество линий и штрихов. В прошлый раз, когда астролябия была у нас, мы пытались разобраться, что это означает, но так и не смогли.
Но на пергаменте, рядом с изображением астролябии, нарисованы такие же линии и штрихи. Они расходятся по всему листу и образуют нечто вроде карты. Это напоминает карту окрестностей Лерума, которую составил Аксель, когда пытался измерить звездные поля и земные токи.
Слева от карты с многочисленными линиями видна женщина, которая держит астролябию, подвесив ее на какой-то тонкой нити. Выражение лица у нее серьезное, она протягивает руку к стрелкам астролябии.
Справа от линий изображен скелет, он держит астролябию прямо в костях рук. Рот у черепа открыт в странной гримасе, словно он пытается что-то выкрикнуть.
На нашей части пергамента – одна-единственная картинка. На ней изображена струна, натянутая на доске. Из облачка над ней торчит рука, затягивающая винт, чтобы натянуть струну (точно как на виолончели!).
По всей странице вокруг картинок расположен
текст, красиво написанный печатными буквами. Он на неизвестном языке. Думаю, на латыни, потому что FIDES SCENTIA – это латынь.
Стало быть, вот как выглядит целый пергамент, который теперь есть и у Месины тоже. Тот, кто его расшифрует, узнает, как использовать астролябию и какая к ней нужна третья часть.
Но я по-прежнему ничего не понимала. Астролябия, нарисованная на пергаменте, выглядела точно также, как та, что лежала у меня в ящике стола, со всеми своими стрелками. Я никак не могла понять, чего в ней не хватает. Долго-долго я разглядывала изображение женщины, державшей астролябию на веревочке. А потом картинку рядом, с кричащим скелетом. Внутри у меня все похолодело. Все это похоже на предупреждение.
Меры:
1. Выяснить, что написано на пергаменте.
2. Проанализировать ситуацию.
3. Рассказать все Оресту (если это необходимо).