– Это всё, что осталось. – Фрау Бауэр захлопнула двери рабочего помещения, располагающегося с торца лечебницы, затем подошла к единственному окну, выходящему на лес, и захлопнула ставни, погружая зал в почти непроницаемую темноту. Платье доктора было старым и явно с чужого плеча – по швам становилось ясно, что его перешивали. Видно, где-то в Германии какая-то церковная община зачитывала вслух её письма на «Миссионерской неделе» и собирала одежду для Кристины и её подопечных.
– Оно весило семьдесят килограмм, когда его привезли сюда, – ещё целое. Оно совершенно точно относилось к роду людскому – homo sapiens sapiens, – и на нём даже сохранилась одежда, судя по всему, украденная у ополченцев, – достав спички, доктор зажгла свечу на тонкой подставке.
«Лидия была права, – подумал Эшер. – Ей следует приехать сюда как можно скорее».
– После вскрытия прошло два дня, прежде чем я поняла, что солнечный свет губителен для плоти и костей этого существа, – продолжила доктор Бауэр, затем открыла деревянный шкаф, стоявший в углу, и вытащила узкую коробочку вроде тех, в которых обычно хранились составы для фотографии. – Когда я открыла коробку на третий день, плоть и мягкие ткани уже исчезли. Тут я сглупила – оставила всё на столе, заперла дверь и ушла расспрашивать селян. Видите ли, местные знахари готовы платить за старые кости – а ещё за старые письмена и сухие листья, в общем, за все древности, которые можно истолочь на лекарства, – она покачала головой. – Но все в один голос заявляли, что такие кости не трогали – и трогать не будут. Причём их страх был вполне искренним, герр профессор. Когда позже вечером я вернулась в лечебницу, кости по-прежнему выглядели целыми, но уже после того, как я убрала их обратно в коробку, рассыпались в пыль.
Подняв крышку, она тихо буркнула: «Verflixt[21]!» и, вооружившись парой щипцов, осторожно извлекла содержимое на металлический поднос для инструментов. – Прошу прощения.
– Всё в порядке, – откликнулся Эшер. – Нам очень интересно.
Череп напомнил ему останки одного из ранее сожжённых вампиров – «птенца» хозяина Лондона. Костная ткань сморщилась и выцвела, словно не выдержав ужасных изменений, происходивших с мягкими тканями вампиров под воздействием солнечных лучей. «Но в этот раз процесс шёл медленно. Медленно и в темноте…»
Часть лицевых костей уже отвалилась, а те, что остались на прежних местах, как будто скручивались под невероятными углами. «Суставы размягчились? А разве такое возможно? Надо спросить Лидию».
Представив, как супруга поедет верхом по горной тропе, продуваемой ветром, вдоль ущелья, откуда то и дело долетали странные звуки и шорохи, Эшер содрогнулся.
Кости таза тоже съёжились, а от длинных костей рук и ног остались лишь комки размером с орех. Но в верхней челюсти сохранились зубы. Удлинились не только клыки – причём куда сильнее, чем у любого вампира, – но и все остальные зубы, насколько сумел определить Эшер, также вытянулись и заострились, практически сравнявшись с ними размером.
Фрау Бауэр пошевелила щипцами мелкую тёмную пыль на дне коробки.
– На прошлой неделе ещё оставались кусочки рёбер. Я насыпала в две другие коробочки по паре чайных ложек этой пыли и оставила одну на прежнем месте, а вторую на пятнадцать минут выставила на солнце. Спустя два дня в обеих коробках ничего не оказалось. По всей видимости, солнечный свет не влияет на скорость разложения праха.
– Моей супруге наверняка захочется ознакомиться с вашими исследованиями, – Эшер взял поднос в руки, чтобы разглядеть останки повнимательнее. – Не будете ли вы так любезны сделать для неё копию? Она – врач и горячо интересуется подобными… случаями.
– «Случаями»? – глаза доктора Бауэр широко распахнулись. В них плескались изумление, ужас – и жадный интерес. – Выходит, подобные инциденты случались и раньше? Вы знаете, что это за существа?
– Нет, – торопливо поправился Эшер. – Моя жена интересуется необычными смертями, например случаями самовозгорания людей, а это весьма похоже на самовозгорание. Вы упоминали, что подобные твари попадались вам не один раз?
– Сама не видела, – доктор переставила лампу поближе, и Эшер повернул поднос к свету. – Но староста деревни, Ляо Тан, заметил одно такое создание в сумерках, в зарослях на краю долины, через три недели после того, как нашли вот это первое…
– А где его нашли? – перебил Карлебах. – В этой вашей невероятно интересной статье говорилось, что его принесли селяне…
– Дом племянника старосты, Ляо Хэ, стоит на отшибе, возле дороги, ведущей к шахте. Его мать – сестра Ляо Тана – была немного не в своём уме и в последние годы не выносила шума от соседей. После её смерти Хэ остался жить в доме – он и сам слегка странноватый, – вспомнив об этом вздорном прихожанине, фрау Бауэр едва заметно улыбнулась. – Хэ разводит свиней и держит в доме трёх очень злых собак. За неделю до обнаружения останков Тан сказал мне, что на свиней его племянника кто-то напал прямо в загоне – он решил, что это волки. А однажды ночью Хэ услышал, как собаки заходятся лаем в темноте, пошёл проверить, что случилось, – и нашёл их у края болота рядом со старым входом в шахту. Там он и обнаружил это существо, основательно порванное. А позже две из трёх собаки заболели и издохли.
Эшер украдкой покосился на Карлебаха – в тёмных глазах старика за круглыми стёклышками очков блестели слёзы.
«А ведь когда-то это был человек, – подумал Эшер, отставляя поднос с уцелевшими останками. – Человек, у которого была жена, а может, и ребёнок – такой, как Миранда. Человек, который любил и был любим, который просто жил себе и никого не трогал…»
И, в отличие от вампиров, не желал продлевать свою жизнь сверх отпущенного срока.
«Заражение крови» – так объяснял это Исидро. «Они, судя по всему, не сохраняют индивидуальные черты личности – те, что делают меня Симоном, а вас – Джеймсом…»
– Хэ тут же притащил это существо ко мне, – доктор Бауэр осторожно прикоснулась кончиками щипцов к одному из жутких клыков. – Он никогда не верил в демонов и настаивал, что у всех явлений, которые мерещатся людям в сумерках, должно быть какое-то научное объяснение. А ещё он утверждал, что байки о способности всяких там «яо-куэй» призывать из шахт полчища крыс и прогонять их обратно – не более чем суеверия…
– Крыс? – резко оглянулся Карлебах.
– Так утверждают байки. И шахты, и топи возле главного входа кишат крысами.
– И как давно ходят эти «байки», фрау доктор? – осторожно уточнил Эшер. – Я изучал фольклор провинции Хэбэй, но ни разу не встречал упоминаний о подобных явлениях.
– Они начали ходить совсем недавно. Селяне прозвали этих существ «яо-куэй», но большинство считает это наказанием за преступления императора, которые повлекли за собой утрату Небесного мандата[22]. Впервые я услышала о том, что кто-то видел «яо-куэй», незадолго до Рождества, значит, байки о них ходят уже почти год. – Доктор Бауэр убрала останки обратно в коробку и снова закрыла её на замок. – Понимаете, мои прихожане стараются не выходить на улицу после заката – и боятся они не только призраков, якобы вылезающих по ночам. Уже много лет эти горы кишат разбойниками, а сейчас, когда Гоминьдан собирает отряды, то и дело слышно, как очередного мужчину силком забрали в ряды ополченцев. Бедная госпожа Вэй уверяет, что «яо-куэй» забрали её мужа – слишком хилого, чтобы угрожать бандитам или пригодиться Гоминьдану. – Доктор покачала головой: – Этих людей невозможно понять…
– Год… – прошептал Карлебах.
– Скажите, может ведь статься так, – доктор Бауэр убрала коробку обратно в шкаф и заперла дверцы, – что группа этих существ – небольшое племя – скрывалась в недрах здешних гор несколько столетий? Пещеры возле деревни Нань Чжэ-ин исследованы далеко не полностью, а река, проходящая через пещеры Конг-шуй, несколько миль течёт под землёй. Возможно, эти существа питались объедками, найденными в шахтах и в мусорных кучах возле храмов.
– Но в таком случае, – возразил Эшер, – почему о них заговорили лишь год назад?
– Позвольте мне взглянуть на его одежду, – хрипло попросил Карлебах.
Доктор Бауэр распахнула шторы, отворила ставни и, достав одну коробку, добродушно заметила:
– Должна предупредить – вам не понравится.
Стоило ей открыть коробку, как Эшер вздрогнул от резкой вони. Внутри обнаружились обрывки короткого ципао – мешковатой рубахи прямого покроя из плотной ткани, уже двести пятьдесят лет служившей обычным одеянием всех китайцев, и мужчин, и женщин, – и лоскуты мужских штанов-ку. Одежда была отчаянно грязной и основательно изодранной собаками.
– Вы читали моё описание этого существа, – негромко продолжила Кристина. – Жаль, что вам не удалось взглянуть на него собственными глазами. Вероятно, оно увидело, что люди носят одежду, и натянуло украденные вещи, подражая им. Вы видели череп, а само лицо даже близко не походило на человеческое. Эта тварь была практически полностью лысой, позвоночник согнут вперёд, а пальцы заканчивались огромными когтями. За двадцать пять лет, что я провела здесь, в Миньляне, обращая светлые местные души в христианскую веру, я ни разу не слышала ни о чём подобном – ни в сказках, ни в легендах, ни даже в побасенках, которыми старики пугают внуков, чтобы те не лазили в заброшенные шахты. А я слышала тысячи охотничьих баек из тех, что рассказывают у костра, герр профессор, я беседовала с охотниками, излазившими все местные скалы… – она покачала головой, прослезившись от страха и злости. – А теперь берлинские антропологи клеймят меня мошенницей, а мой собственный епископ обвиняет меня в попытках собрать побольше пожертвований для моей миссии, прикрываясь «научными исследованиями». А между тем мои прихожане всё чаще и чаще рассказывают мне о том, что сталкиваются с подобными тварями. Деревенский полицейский видел, как ему показалось, сразу двоих, всего пять дней назад – а теперь сюда приехали вы, и я не вижу на ваших лицах ни удивления, ни беспокойства. Когда и где вы видели подобных существ раньше? Что вы можете рассказать о них?
– Увы, ничего, gnädige Frau, – откликнулся Эшер прежде, чем Карлебах успел открыть рот. – Потому что ничего не знаем. Но непременно узнаем, если найдётся кто-нибудь, кто сможет проводить нас туда, где полицейский заметил этих тварей, и к топям возле угольной шахты, где псы Ляо Хэ порвали нашего знакомца из той коробки в шкафу.
– Это они.
Доктор Бауэр, уверенно шагавшая вперёд по заросшей тропе, уходившей вверх по склону ущелья, оглянулась – но не поняла ни слова, так как Карлебах перешёл на чешский. Сам он говорил на этом языке в детстве, а Эшер – во время странствий по Центральной Европе, двадцать лет назад. Миссионерка поздоровалась с сержантом Уиллардом и рядовым Гиббсом на ломаном английском и на нём же поблагодарила за то, что они присоединились к вылазке. И, хотя Эшер знал, что тысячи немцев – а то и десятки тысяч – считали воинственные устремления кайзера такими же чудовищными и необдуманными, как и англичане, не было никакой гарантии, что Кристина Бауэр входила в их число. Но даже если и входила – в любом Министерстве иностранных дел непременно имелся один чиновник – или секретарь, или какой-нибудь министр без портфеля, – занимавшийся исключительно тем, что по крупицам собирал информацию от лавочников, миссионеров, слуг из различных домов, а затем просеивал эти крупицы в поисках тех, что могли бы принести пользу родине. Джеймс и сам занимался подобными вещами. Он не представлял, как немецкое верховное командование может додуматься использовать кровожадных бессмертных существ, к тому же, вероятно, обладавших такой же способностью насылать иллюзии и отводить глаза, как и вампиры. Но учитывая, что гнездо подобной нечисти находилось в Праге, в опасной близости от Берлина, рисковать лишний раз не стоило.
– Как они сюда попали? – негромко спросил Джеймс, переходя на чешский. – Я интересовался у тех вампиров, что встречались мне в Центральной Европе, о том, не случалось ли подобной… мутации, изменённому виду, возникать где-либо совершенно неожиданно…
– А они тебе, конечно же, совершенно честно ответили? – перекинув лямку дробовика за могучее плечо, Карлебах шагал вперёд, опираясь на палку, – и хотя тропа была крутой, он запыхался не больше, чем двое солдат, замыкающих небольшой отряд.
– У них не было причин меня обманывать.
– Обман – это их основное занятие, Джейми, – возразил старик. – И пока ты не примешь это как данность, можешь считать, что ничего о них не знаешь.
Ущелье, где протекала речушка Миньлянь, за прошедшие века почти полностью лишилось растительности. Кое-где ещё попадались редкие группки сосенок, но в основном виднелись лишь кусты вдоль берегов да жухлая жёлтая трава, шелестящая на ледяном ветру. Чжань – единственный выживший из трёх псов Ляо Хэ – неожиданно остановился посреди дороги и зарычал.
– Ты что там увидел, а? – спросил коротышка-крестьянин, потрепав своего питомца по лохматой спине. – Нашёл, что ли, кого?
Эшер тоже оглядел унылые горные склоны. Все его рефлексы, наработанные за семнадцать лет полевой службы, в голос кричали, что здесь кто-то есть. Не яо-куэй, конечно – день едва перевалил за середину, и солнце только-только начало клониться к закату.
Но кто-то здесь точно побывал. На сухом песке тропы Эшер заметил свежие отпечатки чьей-то обуви, красноречиво свидетельствующие, что в последние дни здесь проходил или бандит – в смутные времена они наводняли Китай, как саранча, – или гоминьданский «ополченец». Обычным разбойникам вряд ли захочется связываться с двумя британскими солдатами, вооружёнными «энфилдами[23]» – третий из конвоиров, молодой рядовой Барклай, остался в деревне караулить лошадей, – но какой-нибудь крупной и сильной банде эти самые «энфилды» могут и приглянуться.
Тропа уходила вверх, а затем снова спускалась вниз, на выровненную площадку у самого входа в шахты Ши-лю. На этой площадке, ярдов в сто шириной, когда-то находились хозяйственные постройки, где рабочие мылись и справляли нужду, и сюда же сваливали в кучи отработанную породу. Пологая земляная насыпь – бог знает когда сделанная – вела к самому зеву пещеры, огромному и кривому овалу, темнеющему на желтоватом каменистом склоне. Сели превратили это место в болотистую пустошь, где среди грязи и угольной пыли развелись ряска, осока и рогоз, и, как и предупреждала доктор Бауэр, вовсю кишели крысы.
– Тело лежало здесь, – фрау Бауэр указала на ближайшую каменную насыпь в нескольких шагах от того места, откуда тропа уходила вниз.
– Он пытался удрать обратно в шахту, – Ляо Хэ положил руку на мохнатую голову пса. Эшер дождался, пока миссионерка переведёт слова крестьянина на немецкий, чтобы Карлебах тоже понял, о чём идёт речь. – Шунь и Шуо принялись драть ему глотку, а он в ответ подрал их когтями. А там, в темноте, – Ляо Хэ взглядом указал на шахту, – я заметил глаза остальных. Они светились, как у крыс, но на высоте человеческого роста. А крысы кишели во всём болотце, носились туда-сюда и пищали.
– Я так понимаю, где-то здесь же ваш полицейский увидел и тех двоих? – спросил Эшер у доктора Бауэр по-немецки.
– Нет, те двое встретились ему возле деревни, гораздо ниже по склону. После заката никто не подходит к шахте так близко.
– Вам стоит быть осторожнее, сэр, – заметил сержант Уиллард, когда Эшер, старательно обходя наиболее глубокие лужи грязи, направился к насыпи, ведущей к пещере. – Именно в таких местах чаще всего обустраивают логова разбойники…
Не владея ни китайским, ни немецким, солдаты пребывали в уверенности, что Эшер с Карлебахом ищут каких-то легендарных существ – вроде гималайских йети, – и Джеймс старательно подкармливал эту уверенность, отвечая на вопросы сержанта Уилларда по дороге.
– А по запаху похоже, что внутри прячутся люди? – спросил он.
Сержант задумчиво прищурился.
– Одно можно сказать наверняка, сэр, – пахнет весьма странно.
Уиллард не лгал. Здесь и впрямь не ощущалось запахов, характерных для людского лагеря: экскрементов, дыма от костра – тот бы точно долетал до самого выхода, даже если бы кострище находилось глубоко в пещерах, – и совершенно точно не было ни единого свидетельства, что где-то поблизости проходили лошади. Из шахты тянуло чем-то иным, и от этого запаха у Эшера по спине бегали мурашки.
Они поднялись по насыпи. В земле виднелись канавки – когда-то здесь была колея для вагонеток, но железные рельсы и деревянные шпалы давно растащили запасливые крестьяне.
В верхней пещере царил сероватый сумрак; такой рассеянный свет и схожая высота сводов напомнили Эшеру о часовне в Вичфорде – городе, где жил его отец. В одном конце пещеры виднелись два узких прохода в тоннели – судя по всему, уголь здесь добывали по старинке, кирками, и выносили наверх в корзинах на собственных плечах. А в другом конце пол просел, и на дне образовавшейся ямы угадывалась скопившаяся вода.
Забрав у сержанта Уилларда фонарь, Эшер зажёг его и подошёл к ближайшему тоннелю; чтобы пробраться туда, ему с его ростом в шесть футов пришлось бы наклонить голову и протискиваться боком.
Серые крысы, вспугнутые светом, разбежались по тёмным углам. Их крошечные глазки поблёскивали в темноте, как угольки.
Запах здесь ощущался сильнее, вызывая дурноту. Эшер почувствовал, как у него заколотилось сердце. Карлебах подошёл ближе, сжимая рукоять дробовика более здоровой рукой, пристроив дуло на запястье другой.
– Да, – прошептал старик. – Они здесь.
Полтора года назад Эшер вместе с Исидро колесили по восточным окраинам Европы, собирая любые доступные крохи информации, расспрашивая немёртвых в Берлине, Аугсбурге, Праге и Варшаве о том, не слышали ли они о вампирах, неожиданно начинавших мутировать, о вампирах, не входящих в ту или иную ячейку и не придерживающихся никаких правил в охоте. Об Иных Джеймсу довелось услышать только в Праге; но и этих слухов на тот момент хватило, чтобы понять, что Иные – вовсе не те существа, за которыми он охотился.
Теперь же, глядя в бескрайнюю тьму тоннеля, Эшер жалел о том, что некоторые вопросы Исидро тогда так и не задал своим собратьям-немёртвым.
Он уже открыл рот, чтобы обратить внимание на странный эффект от запаха, но осёкся, заметив лицо Карлебаха, полное напряжённого отчаяния – старый профессор как будто изо всех сил пытался увидеть что-то в темноте за пределами круга света от лампы. Губы старика, прячущиеся под пышными усами, сжались в тонкую линию. Эшер заметил, что Карлебах дрожит.
«Полтора года назад он был вполне доволен жизнью в Праге и с энтузиазмом продолжал изучать секреты этих древних улиц, даже зная о том, что по ним бродят вампиры…
Так что же изменилось?»
Одной лишь новости о том, что вампиры существуют и на другом конце света, вряд ли хватило бы, чтобы превратить старика из профессора в охотника. И тем не менее, когда Эшер ответил на его первое письмо отказом, Карлебах собрал вещи, оставил дом, в котором родился и прожил всю свою долгую жизнь, и отправился сначала в Англию, а затем в Китай.
Почему?
Почему именно сейчас?
Что он такого узнал, о чём не стал рассказывать?
В темноте что-то зашевелилось. Угольков-глаз прибавилось – пол тоннеля уже буквально кишел крысами. Эшер заметил, что в верхней пещере стало слегка темнее – солнце скрылось за горными пиками.
– Полагаю, на сегодня мы увидели достаточно, – проговорил Джеймс, и Карлебах вздрогнул, как от выстрела. – Мы выяснили, где находится шахта, и убедились, что в ней обитают те самые твари, которые встречались вам в Праге.
– Да, – не сразу откликнулся Карлебах. – Да, безусловно, ты прав…
– Мы не знаем, сколько их тут и как глубоко в шахте они прячутся – и в какой конкретно момент после заката пробуждаются от спячки.
Карлебах кивнул. На секунду Эшеру почудилось, словно профессор хотел сказать что-то ещё, но вместо этого отвёл взгляд и пробормотал:
– Всё верно. Нам лучше… нам лучше уйти.
Он вёл себя так, словно, проехав полмира и добравшись до нужной точки, совершенно не знал куда двигаться дальше.
И что делать.
И зачем он вообще сюда приехал.
Странно…
Они вместе вернулись к зеву пещеры, где в лучах закатного солнца их дожидались остальные члены поискового отряда – сержант Уиллард и рядовой Барклай, Ляо Хэ со своей собакой и доктор Бауэр. По пути Карлебах дважды остановился, оглядываясь в темноту тоннеля.
И Эшер всякий раз гадал, что он пытается там разглядеть.