Сентябрь 2006 года
Она смотрела, как он стоит перед зеркалом в холле и смахивает с бежевого пальто несуществующую пыль. Ветерок из открытого окна доносит запах его сандалового лосьона. Он все еще красив – время не превратило его в сморщенного старика. Волосы хоть и поседели, но сохранили завидную густоту. Глаза горят, несмотря на постигшее его горе.
– Доброе утро, пап. Ты на кладбище?
Он натянуто улыбнулся.
– Да, Сара. Куда же мне еще идти?
Она поправила ему галстук и поцеловала в щеку.
– Уже шесть месяцев прошло, пап. Не обязательно ходить туда каждый день.
– Знаю, что не обязательно, Сара. Но хочу.
Он наклонился и еще раз прошелся мягкой щеткой по начищенным ботинкам. Выпрямившись, посмотрел ей прямо в глаза и мягким, почти умоляющим тоном сказал:
– Хорошо бы и тебе со мной ходить иногда.
Она чуть не застонала. Сколько можно снова и снова говорить об одном и том же!
– Мне не нужно идти на могилу к маме, чтобы помнить о ней. Она вот здесь каждый день, каждую секунду, – сказала она, приложив руку к груди.
Он вздохнул, взял ее руку и поцеловал.
– Как хочешь, но нужно в ближайшее время высадить луковицы. Хочу, чтобы в унылые зимние месяцы там было все в цвету. Пожалуй, куплю подснежники. Они же рано распускаются? А еще крокусы и нарциссы. По крайней мере, их не сгрызут эти чертовы кролики, – усмехнулся он. – Что скажешь?
Сара сняла с перил сумку и перекинула ремень через плечо.
– Хорошо, заеду в садовый центр на обратном пути.
– На обратном пути откуда? – удивленно спросил он.
– Папа, – делая акцент на каждый слог, протянула она. – Ты прекрасно знаешь, куда я еду.
– Только не говори, что снова едешь вынюхивать про то место.
– Я не вынюхиваю. Это называется исследовать.
Увидев боль в отцовских глазах, Сара пожалела о своей резкости и смягчила тон:
– Пойми, папа, ты – главный носитель информации. Представляешь, насколько она ценна для меня как для историка? Разве ты не хочешь, чтобы моя книга удалась?
– Ты теперь у нас историк? Я думал, ты работаешь в библиотеке.
– Да, папа, там я работаю. Нам всем нужно оплачивать счета, но книга – это моя страсть, и от твоего вклада зависит, получится просто хорошая книга или совершенно потрясающая.
– Я уже говорил, – усталым голосом сказал он, – не хочу обсуждать это. И не обращайся ко мне, когда тебя привлекут за незаконное вторжение на чужую территорию, – погрозил он пальцем.
– Это не вторжение, это исследование городской среды. – Заметив, как задрожал его подбородок и участилось дыхание, она легонько потянула его за рукав пальто. – Пожалуйста, просто расскажи, что там было, – прошептала она. – Обещаю – если будет слишком тяжело, мы остановимся. Просто расскажи то, что захочешь.
Он открыл входную дверь и раздраженно вздохнул – на улице шел дождь. Взяв со стойки зонт, взмахнул им в сторону Сары как шпагой. Она отпрянула.
– Я уже рассказал тебе все, что хотел.
– Да ты не рассказал мне ровным счетом ничего.
Он раскрыл зонт и поднял его над головой.
– Некоторые вещи лучше оставить в прошлом, Сара. И это мое последнее слово по этому вопросу.
Она смотрела, как он идет по дорожке, и надеялась, что сейчас он обернется и с извиняющимся видом помашет ей рукой. Когда была жива мама, ей удавалось справляться с его настроением, но сейчас он бывал невыносимым. Мама очень хорошо влияла на него – никогда не позволяла ему впасть в уныние и могла одной удачной, вовремя сказанной фразой вывести его из мрачных мыслей. Достаточно было услышать ее заразительный смех, чтобы снова воспрянуть духом. Сара была уверена, что он любил ее мать. Она видела, насколько он был раздавлен потерей, как глубоко переживал горе. Она даже боялась, что он так и не найдет в себе сил выбраться из этой ямы. Ежедневные поездки на могилу уже стали напоминать одержимость. И все же она чувствовала – что-то не так. Не настолько, чтобы свести на нет прожитые вместе годы или их любовь друг к другу. Просто что-то было не так – как если собрать пазл из тысячи элементов и понять, что одного не хватает и его отсутствие портит всю картину. Ее хорошо видно и так, но взгляд всегда прикован к маленькому месту, где должен быть отсутствующий элемент. Сара не могла объяснить, почему, но ее не покидало странное ощущение, что этот элемент связан с психиатрической лечебницей Эмбергейт.
Уже который месяц она ездит туда, и каждый раз при виде величественного здания больницы, возведенного из отборного известняка, у нее захватывает дух. Не каждый дом-музей может похвастаться таким представительным видом. Фасад роскошен, даже вычурен. Над арочной дверью торжественно возвышается восьмигранная башня с часами. На строительстве больницы явно не экономили, и несмотря на то, что множество ценных элементов декора успели растащить, сохранились несколько секций первоклассной глазурованной настенной плитки и витражные окна, когда-то украшавшие актовый зал. Сейчас здание было, конечно, заброшено. Окна по большей части выбиты, а кладка рассыпалась под напором плюща.
Сара достала из сумки книгу и посмотрела на черно-белую фотографию, сделанную в конце прошлого века. «Сумасшедший дом Эмбергейт, 1898 г.». Под фото абзац текста:
«Больница была построена в 1870–72-х гг. по проекту известного архитектора сэра Леонарда Гроувса и изначально была рассчитана на 1000 пациентов из Манчестера, Ливерпуля, Честера и прилегающих областей. В 50-х годах количество пациентов превысило 1500, палаты были переполнены. В рамках государственной программы по борьбе с предубеждениями против «сумасшедших домов» в 1925 году была переименована в Психиатрическую больницу Эмбергейт. В 1959 году, после принятия «Акта о психическом здоровье» из наименования всех больниц потребовали убрать указание психиатрического профиля. Больница Эмбергейт закрылась в 1997 году, и с тех пор здание стоит заброшенным, на радость поджигателям и вандалам».
На книгу стали падать капли дождя. Сара положила ее в сумку и пошла к машине. Подъехав к ограждению у здания больницы, увидела предупреждающий знак, воспрещающий дальнейший проход. На нем была изображена агрессивного вида овчарка с капающей слюной и утверждалось, что территория круглосуточно просматривается. На самом же деле собак здесь не было, а знак висел лишь для устрашения. Охранное наблюдение сводилось к эпизодическим визитам пожилого мужчины, по слухам – бывшего пациента. Время от времени он обходил территорию и если замечал кого-то, кто осмелился игнорировать знак, ругался матом и грозил кулаком.
Сара сдвинула ограждение и пролезла сквозь узкую щелку. Замерев на секунду и затаив дыхание, она осмотрелась и прислушалась. Незнакомых звуков не было – легкий ветерок шевелил листья на деревьях, где-то тихо ворковал голубь. Территория охранялась только на словах.
Она двинулась вперед по заросшему сорняками саду – длинная мокрая трава доходила ей до самых бедер. У каменных ступенек центрального входа она взялась за когда-то изысканно украшенные перила, которые сейчас проржавели настолько, что было больно смотреть, и поднялась к частично забитой досками входной двери. На ней кто-то догадался намалевать красной краской пятиконечную звезду. Она толкнула сгнивший кусок дерева, и он без особого сопротивления поддался ее усилию. Сара переступила порог и вошла в холл.
Внутри царил упадок. Стены были покрыты плесенью, а пол – голубиным пометом. Из-за стойкого запаха мочи Саре пришлось закрыть нос рукой. Повсюду валялись разбитые бутылки, окурки и одноразовые наборы для шашлыка – видимо, здесь собирались веселые компании. Пусть сейчас больница и служит местом встречи скучающих подростков, Сара попыталась представить себе ужасы, творившиеся в этих стенах в прошлом. Отец мог поделиться ценнейшей информацией из первых рук, и Сара чувствовала ярость от того, что он никак не соглашался.
Она попыталась отколупать лак с перил и внимательно осмотрела лестницу, ведущую наверх. Доски сгнили – только сумасшедший рискнул бы по ним подняться. Перед ней была двустворчатая распашная скрипучая дверь, толкнув которую, Сара оказалась в начале коридора, казавшегося бесконечным. Со стен свисала штукатурка, а на полу валялись деревянные щепки. Она села на корточки, достала из сумки план здания и развернула на полу. Общая длина коридоров больницы составляла более шести километров, и Сара методично покрывала территорию участок за участком, закрашивая на карте пройденные.
Сориентировавшись, она убрала план и достала блокнот. Через бреши в потолке капал дождь, усиливая запах плесени и общее ощущение загнивания, царившее здесь. Других звуков не было. Она вздрогнула и осмотрелась, обернувшись вокруг себя. Никогда ей не привыкнуть к этим страшным стенам с непонятными граффити, жутковатым коридорам и забытым тайнам давно минувших дней, которые, как был уверен ее отец, такими и останутся.
В одной из комнат послышалось шуршание, и она замерла. Снова крысы! Сколько ни убеждай себя, что они боятся ее больше, чем она их, ничего не помогало. Сара терпеть не могла этих снующих ничтожеств с длинными лысыми хвостами и глазами-пуговками. Она топнула ногой и, понимая, что это глупость, закричала, чтобы они проваливали. Стало тихо, и она засмеялась. Так-то! Дверь в ту комнату слетела с петель, внутри было темно. Значит, окон там нет. И тут шуршание повторилось, но в этот раз оно было больше похоже на шарканье ног. Крыса не может передвигаться с такой тяжестью. Сара нервно сглотнула.
– Эй. Здесь кто-то есть?
Из мрака вышел человек в капюшоне с вытянутыми, как у зомби, руками и пошел на нее.
– Нейтан, кретин чертов, – с облегчением выдохнула она. – Смерти моей хочешь?
Он снял капюшон и засмеялся.
– Извини, не удержался.
– Что ты здесь делаешь в такое время?
– Сегодня на улице слишком мокро. Решил заглянуть сюда.
– Я думала, попрошайки не принимают никаких решений.
– У тебя нет покурить? – спросил он.
Сара полезла в сумку.
– Покурить у меня нет! Вот, на! – протянула она ему сверток. – И скажи спасибо!
Он развернул фольгу и впился зубами в сэндвич с сыром и ветчиной.
– Спасибо! – с полным ртом прочавкал он. – Я благодарен, честно. Хотя могла бы и огурец соленый положить.
Они уселись на пол, и Нейтан продолжил уплетать бутерброды.
Их пути пересеклись несколько недель назад. Он спал в одной из палат, где Сара случайно на него наткнулась. Поначалу ей показалось, что это просто куча старой одежды, и она пнула ее ногой. Спал он где придется – устав от жутких ссор с родителями, ушел из дома и пообещал, что больше туда ни ногой. Можно сказать, они с Сарой стали друзьями, хотя она и была на двадцать лет старше. Своих детей у нее не было, но несмотря на это – а может, и благодаря этому, – к Нейтану относилась по-матерински. Сейчас она снова вспомнила Дэна и почувствовала, как подступает хорошо знакомое чувство горечи. Встряхнув головой, она отбросила воспоминания. Нечего думать о прошлом. Что сделано, то сделано.
Он заглотил остаток бутерброда. Над верхней губой у него осталось несколько крошек.
– Нейтан?
– Ммм? – откликнулся он, продолжая жевать.
– Почему ты не позволишь тебе помочь?
Он показал пальцем на свои надутые, как у хомяка, щеки.
– Ты уже помогаешь мне, – промямлил он.
– Нет, Нейтан, это все равно что наклеить пластырь. Я говорю про реальную помощь. Чтобы ты снова встал на ноги.
– У меня все нормально.
– Скоро зима. Что ты будешь делать?
– Не знаю. Тут останусь, наверное? – Он посмотрел на потолок, и на лоб ему упала крупная капля дождя. – А может, поеду в Лондон.
– Тебе всего восемнадцать. Вся жизнь впереди.
– Это-то и пугает, – ухмыльнулся он.
Сара сверлила его взглядом. Какой же упрямый тип! Уже несколько месяцев он жил на улице, но по внешнему виду этого было не сказать. Да, от него исходил запах передержанного сыра, но голубые глаза горели огнем, а кожа была удивительно гладкой, несмотря на отсутствие бритвы. Светлая челка падала на глаза, и приходилось ее постоянно смахивать.
Она снова порылась в сумке и достала бутылку воды. Он взглянул на этикетку.
– На чудо не надеяться? Там же не водка?
– Ты говоришь как конченый алкаш, – сказала она, сокрушенно качая головой. – Сам как думаешь?
Он открутил крышку и начал жадно пить.
– Куда сегодня? – спросил Нейтан, меняя тему.
Она поняла, что сегодня его не убедить, но она попробует снова в другой день.
Сара положила между ними план и показала на длинный коридор с палатами по обеим сторонам:
– Сегодня – вот сюда.
Он поднялся на ноги, чуть не потеряв при этом висящие на костлявых бедрах джинсы, и с высоты своих 183 сантиметров протянул ей руку. Сара взялась за нее и, встав, отряхнулась.
Они пошли по коридору мимо палат, в которых по-прежнему стояли металлические кровати с грязными матрасами. На потрескавшемся плиточном полу повсюду валялась набивка – конский волос. В одной из комнат они обнаружили старое стоматологическое кресло в наклонном положении, рядом с которым так и остался поднос с ржавыми инструментами. Затем они оказались в коридоре с маленькими комнатками, каждая из которых закрывалась на толстую железную дверь. Сара закрыла один глаз и, прищурившись, посмотрела в глазок.
– Похоже на изолятор.
– Черт, зачем они были нужны? Интересно, твоего отца когда-нибудь сюда помещали? Он же был психом, да?
– Нейтан! – возмутилась она. – Мой отец не был психически больным. С чего ты вдруг так решил? В то время людей помещали в лечебницы по самым разным причинам, в том числе и сомнительным. Далеко не все были сумасшедшими, и в любом случае, мой…
Он схватил ее за руку.
– Смотри, открытая комната. Закроешь меня там?
– Это еще зачем?
– Хочу понять, каково это. Пойдем, будет весело.
– Весело? Нейтан, тебе бы нормальных развлечений побольше!
Он распахнул дверь и вошел в маленькую комнатушку с мягким полом и стенами, обшитыми брезентом и обитыми конским волосом.
– Ты уверен, что хочешь этого? – спросила Сара, закрывая за ним дверь.
Он что-то неразборчиво пробормотал. Сара посмотрела через глазок, но его уже поглотила темнота. Досчитав до десяти, она снова открыла дверь.
– Было круто! – вышел он, довольно улыбаясь.
Сара скривилась. Видимо, жизнь Нейтана совсем не баловала, если десять секунд стояния в темноте в камере с обитыми стенами было для него крутым опытом. Бедолага!
– Давай выходи, – потащила она его в коридор. Невозможно было без улыбки смотреть на его сияющее лицо. – Пора за дело.
Они дошли до конца коридора, где ощущение холодной и казенной атмосферы многократно усиливалось. Солнечный свет проникал внутрь только через два маленьких окна высоко в стене.
– И что теперь? – спросил Нейтан.
– Уверена, где-то здесь должна быть дверь. – Сара углубилась в план здания. – Да, вот в этой стене.
Она встала, уперев руки в бока, и стала осматривать коридор. Ее взгляд остановился на большом шкафу. Одна дверца полностью отсутствовала, вторая висела на одной петле. Она направилась к нему.
– Подожди-ка. Взгляни сюда, Нейтан.
Задняя стенка шкафа тоже отсутствовала. Вместо нее была дверь с отслаивающейся завитками голубой краской.
– Вот она! – торжествовала Сара. – Я знала, что она должна быть где-то здесь.
Нейтан засунул голову в шкаф и покрутил дверную ручку.
– Отлично! Платяной шкаф в наличии, теперь нам нужны только лев и колдунья[1].
Нейтан расчистил место, и Сара толкнула дверь плечом. Та не поддалась. Тогда Сара пнула ее ботинком.
– Поранишься, Сара. Давай лучше я.
Он стал терпеливо крутить ручку, пока не услышал щелчок. Несколько толчков – и дверь открылась.
– Ей просто нужно было немного ласки, вот и все. Не нужно все вокруг крушить, как слон в посудной лавке.
Когда глаза привыкли к темноте, за дверью они увидели узкую деревянную лестницу.
– Только после вас, – сыронизировал Нейтан, демонстративно пропуская Сару вперед.
– Ты такой джентльмен! А еще трус.
– Ну, там и правда немного страшно.
– Сказал человек, который каждую ночь спит в заброшенной психушке.
Она осторожно ступила на первую ступеньку и, убедившись, что та уверенно выдерживает ее вес, забралась наверх.
– Что там видно? – крикнул Нейтан.
– Здесь еще одна дверь, очень низкая. Чтобы через нее пройти, нужно будет согнуться.
– Тогда подожди меня, одна не ходи.
Они оба сели на корточки, и Сара повернула ручку. В ней так и торчал ключ. Они легко открыли дверь и увидели маленькое чердачное помещение без окон. Сара достала ручку-фонарик и попыталась осветить комнату. Повсюду лежал толстый слой пыли и тянулась паутина. С потолка свисала лампочка, покрытая сплошным слоем грязи.
– Там что-то есть, – Нейтан указал в конец чердака.
Сара подошла и увидела под низким карнизом целую гору чемоданов.
– Нейтан, – выдохнула она. – Подойди. Я кое-что нашла.
Он зашаркал к ней. Из-за высокого роста и низкого потолка перемещался он крайне неуклюже.
– Почему мы шепчемся? – еле слышно спросил он.
– Взгляни на эту гору чемоданов. – Она сняла верхний и сдула с него облако пыли. Веревкой к ручке была привязана коричневая багажная этикетка.
– Есть фамилия? – заглянул он через плечо.
– Нет, только номер 43/7, – ответила Сара, внимательно разглядывая этикетку. – Подержи-ка, – передала ему фонарик и попыталась открыть защелки по бокам от ручки, но они оказались ржавыми и тугими. – Черт, по-моему, он заперт.
– Дай попробую.
Через несколько секунд ему удалось вскрыть защелки, и он передал чемодан Саре.
– Открывай сама.
– Спасибо.
Она вытерла липкие руки о свитер, села на колени и аккуратно открыла чемодан.
– Господи, его же кучу лет никто не открывал.
Не успела она откинуть крышку, как вдруг раздался хлопок, похожий на раскрытие подушки безопасности. От неожиданности она отпрянула, а Нейтан подпрыгнул и ударился головой о деревянные перекрытия.
– Что это было вообще? – воскликнула Сара.
Нейтан заслонил ее рукой и посветил на чемодан.
– Подожди!
Он подался вперед и поддел ногой горку белого материала.
Сара оттолкнула его и, согнувшись, потрогала ткань.
– Похоже на шелк. – Она взяла его в руки и встряхнула. От старости ткань была вся в заломах. – Это же свадебное платье. Очень красивое! – отметила Сара, проводя рукой по тонкой линии бисера на горловине. – Что же оно здесь делает? Его явно надевали – под мышками желтые пятна.
– И девушка была явно в теле! В такой палатке семья из четырех человек поместится… Посмотри-ка сюда! – воскликнул Нейтан, обнаружив в чемодане черно-белую фотографию.
На ней был молодой человек в форме. Он стоял спиной к камере, но в момент съемки повернул лицо к объективу и улыбнулся. Изо рта у него торчала сигарета. Он был похож на кинозвезду 1940-х – у него был популярный тогда тип внешности. Вернее, был бы, если бы кто-то не выколол ему глаза. Сара подняла фото повыше и посветила фонариком на дырки вместо глаз.
– Нда, он, наверное, кого-то очень сильно расстроил. Это просто невероятно. Давай посмотрим, что в других.
Чемоданы самых разных цветов и размеров были сложены друг на друга до самой крыши, изъеденной древоточцем. На каждом висела коричневая багажная бирка. Сара стащила на пол еще один чемодан и открыла его. Внутри оказалась покрывшаяся плесенью одежда, которую она, сморщившись от запаха, осторожно перекладывала двумя пальцами. Нейтан вытащил изъеденный молью старый джемпер.
– Смотри, я теперь обзаведусь новым гардеробом.
– Не трогай ничего здесь, понял? – отрезала Сара.
– Ладно, ладно, просто пошутил.
Сара потерла подбородок и наморщила лоб.
– Нужно все это разобрать. Здесь примерно двадцать чемоданов, и каждый таит в себе историю. – Она схватила Нейтана за рукав и зашептала, не скрывая восторга: – Это же золотое дно, Нейтан. Никому про это ничего не говори!
– А кому мне говорить? – пожал он плечами.
Сара достала из сумки фотоаппарат и начала щелкать со вспышкой, снимая все эти горы чемоданов.
– Получится отличное фото для обложки книги.
Сара села на колени и стала просматривать кадры.
– Если захочешь, я помогу, – сказал Нейтан, возвышаясь над ней.
Сара внимательно посмотрела на него – он широко улыбался, у него расширились зрачки. Она еще никогда не видела его таким воодушевленным.
– Спасибо. Да, хочу. И я тебе, конечно же, заплачу, – добавила она.
– Я не поэтому предложил. Просто хочу тебе помочь. Ничего не ожидаю взамен.
– Ты хороший парень, Нейтан, – тронула она его за колено, выпрямилась, настолько позволяла низкая крыша, и размяла шею. – Так, в темноте, мы ничего сделать не сможем. Завтра принесу фонари помощнее, и мы поработаем как следует. – Сара убрала камеру в сумку. – Пойдем со мной домой – ты, по крайней мере, примешь ванну и съешь что-то горячее.
– Не могу, я же говорил. Давай больше не будем об этом.