Клуб гудел – повсюду были люди, над головами висел сигаретный дым, а резкий хохот напоминал, что за стенами сумасшедшего дома они – обычные люди. Сюда персонал приходил оторваться после длинной смены и выпустить пар в компании тех, кто прекрасно понимает твое состояние. Студенты, которые никогда и капли в рот не брали, здесь начинали заказывать пиво, а после и виски, причем двойной.
Эллен с трудом протолкнулась через толпу и прокричала бармену заказ:
– На два пальца, пожалуйста, Джек!
Он плеснул в стакан виски и катнул его по барной стойке. Она выпила все залпом, и из глаз брызнули слезы.
– Повтори, пожалуйста, – еле выговорила она, хлопая себя по груди.
– Все так плохо? – улыбнулся Джек.
Эллен скорчила гримасу, взяла второй виски и пошла за ближайший стол, где можно было сесть. Клуб – не лучшее место, когда хочется мира и покоя, но она решила посидеть до тех пор, пока алкоголь не сотворит свое чудо. Ее мать переживала жизненные сложности, не прибегая к крепким напиткам. Она пила алкоголь ровно один раз в год – маленький бокал сладкого хереса в Рождество, ровно через минуту после полудня и ни секундой раньше. При мыслях о доме Эллен вдруг стало очень грустно. Она прислонила голову к стене и закрыла глаза, держа стакан на коленях.
– Не занято?
Она открыла глаза и увидела, как на соседний стул присаживается Дуги.
– Нет, конечно, садись. Позволь мне купить тебе пиво, когда допьешь это. Ты мне так помог тогда! Это самое меньшее, что я могу для тебя сделать. Где ты пропадал, кстати?
– К сожалению, уезжал в училище. Но очень скучал по больнице, – сказал он, отхлебнув пива.
– Неужели правда скучал?
– Ты сама скоро поймешь, – засмеялся он. – В аудитории по сравнению с отделением невероятно скучно.
– Что ж, хоть что-то хорошее здесь есть.
Эллен допила виски, стараясь не думать о том, как бы на нее посмотрела сейчас мама.
– Сейчас принесу еще, и ты мне все расскажешь/ – Дуги встал, взял ее стакан и стал пробираться к бару.
Он был выше большинства студентов и без проблем сделал заказ над их головами. Вернулся вспотевшим, с красным лицом, и сразу снял с себя толстый вязаный свитер. Рубашка задралась, обнажив рельефный торс и дорожку светлых волос от пупка до… От смущения Эллен вспыхнула, постаралась отбросить эту мысль и перевела взгляд.
– Так намного лучше, – объявил он, положив тяжелый джемпер на свободный стул. – Ну так что, как оно было? Расскажи мне обо всем.
– Странно, что ты ничего не слышал. Все вокруг в курсе.
– Я держусь в тени, особо не высовываюсь. А что случилось? – Он подался вперед и сложил руки на столе. – Давай, дорогая, ты можешь довериться дяде Дугласу.
Она опустила голову и начала крутить в руках подстаканник, время от времени поднимая взгляд.
– Я начинаю сомневаться, подходит ли мне эта работа. Мне кажется, я здесь как шут гороховый.
– Уверен, дело не в тебе. Просто стажеры – самая легкая мишень. – Он подвинулся ближе и стал говорить тише. – Когда я учился на первом курсе, палатная сестра отправила меня на женскую половину кое-что забрать у сестры-хозяйки. А я ее боялся до ужаса, признаюсь честно. Она заправляла всем с помощью кнута, не считая нужным даже вспоминать о прянике. В плане общения вариантов было два: в хорошем настроении она рычала, а если ты протупил, метала гром и молнии.
– Уж ты никак не мог протупить, Дуги, – сказала Эллен, отпивая виски.
– Ой ли? Как-то я заглянул в записку, которую мне дала сестра, и попросил у нее упаковку фаллопиевых труб[4].
От смеха Эллен чуть не поперхнулась и закрыла рот рукой.
– Какой кошмар, Дуги! – воскликнула она через несколько секунд, когда к ней вернулась способность говорить.
Он откинулся на спинку стула и поднял руки.
– Как я и сказал, мы – легкая мишень.
Тут к их столику подошла сестра Уинстенли. В каждой руке у нее было по кружке пива с переливающейся через край пеной. Эллен обратила внимание на ее щеки с прожилками лопнувших сосудов, которые делали их похожими на мрамор.
– Добрый вечер, – поздоровалась она. – Простите, забыла ваше имя.
– Эллен.
– Да, точно. Старушку Герти перевели в лазарет. Подумала, что стоит вам сказать, раз вы ею интересовались.
– А что случилось?
– Диагноза я не знаю, – пожала плечами сестра, – но ее стало рвать кровью, и врач говорит, что у нее жидкость в легких. Ей трудно дышать.
– Она что-то говорила?
– Какая глупость! Конечно, нет. Она молчит уже столько лет, с чего бы ей вдруг начать говорить? Я и голоса ее ни разу не слыхала.
– Забегу навестить ее, когда выпадет свободная минутка.
Сестра Уинстенли засмеялась.
– Да, вы совсем мягкотелая. Зря потратите время.
Поймав взгляд коллеги, она поспешила удалиться.
– Что это было? – спросил Дуги.
– В отделении для хроников есть пациентка, которая за долгие годы ни одного слова не сказала.
– Вот это да.
– Возможно, вначале она говорила, но этого уже никто не помнит.
– А сколько лет она здесь?
– Мне говорили, что сорок с лишним.
Дуги с задумчивым видом начал тереть губы.
– Можно поднять ее документы с приемки.
– Я посмотрела в кабинете у сестры – на нее даже папки нет. Она здесь так давно, что к ней относятся как к мебели, а не к живому человеку.
Дуги допил пиво и поставил кружку на стол.
– Давай допивай скорее и пойдем.
– Куда? – Эллен встала и взяла сумку.
Снаружи было холодно, и Эллен обхватила себя руками. Изо рта шел пар. Она сделала глубокий выдох, словно задувала свечки на торте.
– В детстве на морозе я притворялась, что курю. – Она поднесла ко рту два пальца, сжимая воображаемую сигарету, сделала затяжку и выдула дым. – Так я чувствовала себя взрослой.
– Хочешь настоящую? – спросил Дуги, достав из заднего кармана пачку «Кэпстан».
– Ой, нет, – отмахнулась Эллен. – Это в детстве курение было запретным экзотическим плодом, а в реальности все оказалось иначе. У меня от сигаретного дыма только глаза слезятся и горло щиплет.
– Ты явно что-то делала не так. Можно я покурю?
– Конечно.
Он зажег спичку, сложил руки лодочкой, и на секунду его лицо осветилось желтым светом. В воздухе запахло фосфором.
– Тебе холодно? – спросил он и, не дожидаясь ответа, обнял ее за плечи и притянул к себе. – Давай добавим шагу.
От быстрой ходьбы их дыхание сбилось, а от ледяного воздуха Эллен чувствовала боль в легких.
– В груди больно, – выдохнула она, когда они проходили мимо больницы.
– Сейчас зайдем внутрь, и тебе полегчает.
Эллен смотрела на виллу, к которой они подошли. Она находилась справа от главного здания и выглядела столь же внушительно, как и сама больница, просто была поменьше. Освинцованные окна в каменных рамах и изящный карниз часовой башни намекали на высочайший уровень строительства – настоящий дворец.
– Это административный блок, где хранятся и архивные, и актуальные документы большинства пациентов, а также персонала, – объяснил Дуги.
Эллен покосилась на часы.
– А в это время там кто-то есть?
– Здесь всегда кто-то есть, Эллен. Пойдем, познакомлю с Фредом.
Он подтолкнул ее к деревянной двери и потянул за толстое железное кольцо. Трижды громко ударив в дверь, они вскоре услышали бренчание ключей, и дверь чуть приоткрылась.
– Добрый вечер, Фред.
Дверь открылась еще чуть шире, и они увидели миниатюрного мужчину с редкими седыми волосами, который рассматривал их поверх очков.
– Кто здесь?
– Это я, Дуги. Как дела, Фред?
Тот захихикал и пригласил их внутрь.
– Дуглас, друг мой, заходи. Все пучком?
– Так точно! – подыграл ему Дуглас, временно оставив свой американский акцент. – Знакомься, это стажерка Кросби, ей нужна помощь, – пояснил он и повернулся к Эллен. – А это Фред, он раньше был здесь пациентом, и вот, лунные циклы сменяют друг друга, а он все никак не может нас оставить. Так, Фред?
Тот шутливо пнул Дуги.
– Ах ты, хитрый янки! Ну, пойдемте, пропустим по рюмочке.
В комнате Фреда было слишком душно и сильно пахло парафином. Освещение давала только настольная лампа с абажуром. На столе лежала раскрытая газета, а рядом стояла полупустая бутылка виски. Он достал еще два стакана, наполнил их, подал им и долил виски себе.
– Рад снова видеть тебя, Дуглас. Давно тебя не было. Чем могу помочь?
– Я ищу карту Гертруды Льюис. Она здесь сорок с лишним лет. И это все, что мне известно, к сожалению.
– Хм, имя мне знакомо, – задумчиво произнес Фред. – Возможно, мы пересекались, когда я сам здесь лежал. – Он нацарапал что-то на полях газеты и засунул карандаш в рот. – Сорок с лишним лет? Значит, еще до 1916 года?
– Думаю, так. Жаль, не знаю точно, в каком году это было. Вы поможете нам?
– Для того я и здесь.
Он достал огромный регистрационный журнал в кожаной обложке с пожелтевшими от старости страницами, провел пальцем сверху вниз по колонке с записями, перевернул страницу и снова провел пальцем.
– Да, вот. – Он снова что-то записал на газете и открыл дверцу шкафа из красного дерева. За ней оказались висящие рядами ключи на медных крючках. Найдя нужный, он бросил его Дуги.
– Наверху первая дверь налево, № 10. Ее документы в архиве.
Комната была заставлена деревянными стеллажами, между которыми оставались узенькие проходы. Под ногами лежали комья свалявшейся пыли, а из-за запаха плесени это место напоминало букинистический магазин.
– Ну что, откуда начнем? – спросила Эллен, глядя на бесконечные короба. – Поверить не могу, что документы Герти в архиве. Она же до сих пор пациент, черт возьми. Она еще жива!
– Не так все плохо. Здесь все расставлено в алфавитном порядке, – показал Дуги на первый ряд стеллажей. – Вот здесь от А до В, это нам точно не нужно. – Он прошел к следующему сектору. Здесь – От Г до Е. Уже ближе.
Эллен прошла дальше.
– Вот здесь! От К до Л.
Дуги подошел к ней, и вместе они начали водить пальцами по коробам, внимательно читая фамилии на пожелтевших бирках.
– От Лангдон до Лэпман, – прочла вслух Эллен. – Должно быть здесь.
Дуги вытащил коробку и удивился, насколько она тяжелая.
– Давай поставим на стол.
Эллен открыла крышку – коробка была плотно набита папками. Облизав палец, она стала перебирать их одну за другой.
– Вот, Гертруда Мэй Льюис. – Эллен вытянула из пачки желтую папку и положила на стол. Дуги взял стул, и они склонились над личной историей Герти.
– Посмотри, 1 сентября 1912 года, – показала Эллен пальцем на дату ее госпитализации.
– Да. Значит, она здесь… – он начал считать на пальцах.
– Сорок четыре года, – опередила его Эллен.
– А ты сильна в математике!
– В арифметике, – поправила она. – Ты здесь достаточно долго, чтобы узнать разницу.
– Но… – Поняв, что она шутит, он решил не продолжать.
Эллен стала читать дальше.
– Родилась 12 августа 1871 года. Значит, сейчас ей 85. А в Эмбергейт она попала в 41. Да она здесь полжизни провела! – воскликнула Эллен, покачала головой и закатила глаза в потолок.
Дуги повернул папку к себе.
– Здесь сказано, что при поступлении диагностировано умопомрачение и меланхолия.
Они молча вчитывались в скудные факты, восстанавливая подробности попадания Герти в клинику. Ее нашли на улицах Манчестера без обуви, в одних чулках. При себе у нее не было ни пенни, и полицейский привез ее в Эмбергейт, не имея оснований держать в камере. Согласно описанию, она была ростом 1,67 м, худощавого телосложения, с длинными, по пояс, темно-русыми волосами.
– Господи, от нее ведь ничего уже не осталось. Сейчас она где-то 1,50, и у нее жесткие седые волосы.
– Но ей 85, – возразил Дуги. – Даже если бы она провела всю жизнь в роскошном дворце, она бы тоже поседела.
– Хм, да, ты прав. Смотри, судя по документам, она замужем. – Эллен недоуменно посмотрела на Дуги. – Странно, она же ходила по улицам как бездомная. Видимо, он ее выгнал.
– Да, вполне возможно, – согласился Дуги. – Может быть, поэтому она и тронулась умом.
– Здесь сказано, что в апреле 1940-го она прошла курс ЭШТ. Что это?
– Электрошоковая терапия. К голове пациента крепят электроды и пропускают через головной мозг ток под напряжением до 150 вольт.
– Боже, какой кошмар.
– Раньше было хуже, – заметил Дуги. – Сейчас хотя бы пациентам дают наркоз и мышечные релаксанты.
Эллен стала читать вслух:
– «Пациентка продемонстрировала положительную реакцию на последний курс ЭШТ и уже не сильно протестовала, что является позитивной динамикой. Она демонстрирует все признаки ретроградной амнезии и не помнит сам факт получения терапии. Во время последнего сеанса ЭШТ 8 сентября 1940 года пациентка получила двойной перелом левой ноги вследствие особо сильной конвульсии. На настоящий момент (16 сентября 1940 года) она отказывается с кем-либо говорить, замкнута, погружена в себя. У нее подавленное настроение, но она больше не жалуется. Поэтому я заключаю, что применение ЭШТ было успешным и дальнейшие сеансы не рекомендуются. Физиологические препятствия речевой деятельности у пациентки отсутствуют, поэтому она должна оставаться под психиатрическим наблюдением». Как же это грустно, – вздохнула Эллен, возвращая листки в папку. – Она ни слова не произнесла за шестнадцать лет. Здесь что-то не так. Завтра я пойду к ней, и мне все равно, что скажет сестра Уинстенли. В этой больнице ей нанесли вред, и надо что-то делать, а не просто молча стоять рядом.
– Давай, Эллен! – улыбнулся ее решимости Дуги. – Кто-то должен защитить Герти, и никто не сделает это лучше тебя.