Их осталось четверо. Семин – его уже можно назвать по фамилии – Семин погиб. Где-то нелепо, от пули, срикошетившей от воды. Где-то – от своего же безрассудства. Не выдержал человек, откинул плотик, стал стрелять. Не стоило так поступать. Мертвым уже не помочь, а этих двоих морпехов можно было бы положить бесшумно. А в идеале вообще не ввязываться в бой. Не затем группа сюда послана.
Теперь надо многое менять. Нет Семина, повреждена рация, нет товарища Кана, на посильную помощь которого была надежда. Но задача остается. И ее надо решать.
Вдоль берега по грудь в воде идут четверо. Впереди – Хук, за ним – Пятый, следом – Физик и Циркач. Сейчас их путь – к дивизиону Татарцева.
Кусты нависают над водой. На ветках висит змея, смотрит на приближающихся людей, готовясь к броску. Но Хук легко, как само собой разумеющееся, взмахивает ножом, и змея двумя половинами падает в воду.
Далеко над джунглями со стороны противоположного берега показывается вертолет. Бойцы тотчас скрываются под водой.
А в дивизионе все идет своим ходом.
Пирожников сидит в кабине операторов-вьетнамцев, за их спинами. Здесь очень жарко. Один вентилятор стоит на полу, дует под ноги, другой – сбоку. За тремя локационными экранами сидят три вьетнамца и три наших бойца. Вьетнамцы в форме, наши в трусах и футболках. Пирожников говорит по-вьетнамски одному из бойцов-северян:
– Соображаешь нормально, только медленно. Не напрягайся так, раскрепостись.
– Коросо, – говорит вьетнамец по-русски.
– Ой, чувствую, у меня тоже акцент…
В вагончик входит Татарцев, Пирожников тотчас принимает стойку «смирно». Командир дивизиона благодушно машет рукой:
– Садись. Чем сегодня занимаемся?
Пирожников еще сильнее тянется в струнку:
– Тема занятий – еженедельные регламентные работы, товарищ майор.
Татарцев качает головой:
– Опять выпендриваешься. Сказал же тебе, садись, продолжай товарищей обучать. Или вконец тут спарился?
– Да нет, сегодня еще терпимо.
– Как они, уже азы понимают?
– Коросо.
Татарцев вздохнул, сурово посмотрел на лейтенанта, но потом взял и махнул рукой:
– Вот окончил бы ты не институт свой, а наше училище… Ничего, послужишь – поумнеешь. Пойди дохни свежего воздуха, а я с ними пока посижу.
Пирожников выходит из кабины. Подходит к капитану Петрову, который опять сидит в тенечке, берет у того бинокль, наводит его туда, где расположена артиллерийская вьетнамская батарея. Там бойцы – около 30 человек – все женского полу. Возле артиллерийской пушки на ящике из-под снарядов – вьетнамки малы ростом, потому при стрельбе становятся на ящики – стоит девушка, объясняет стоящим рядом, как надо наводить на цель.
Пять-шесть артиллеристок с корзиной выходят к реке, идут по берегу, то и дело наклоняясь, подбирая из воды моллюсков.
Пирожников потирает руки, отдает бинокль капитану, осторожно косясь на кабину, где остался командир дивизиона:
– Саня, я на пять минут, честное слово. Ну, на десять, от силы.
Петров ухмыляется:
– А успеешь?
– То-ва-а-рищ капитан! Вы думаете обо мне черт знает что! А у меня ведь очень благородные намерения: я хочу только поприветствовать братьев… это… сестер по оружию и выразить свое искреннее восхищение их высокому боевому духу.
Петров скривился:
– Эти слова ты для Татарцева прибереги. Ему должно понравиться. Только и у него терпение может лопнуть. Ты балабол, Женька…
Но тот уже не слышит товарища, спешит к реке, заходит в воду, подбирает моллюски и бредет навстречу уже без бинокля видным вьетнамкам. Капитан все же смотрит в бинокль, улыбается. Вот они поравнялись, лейтенант высыпает в корзину моллюски, говорит им что-то, все поворачиваются, идут назад. Лейтенант с одной из вьетнамок заметно отстают, выходят на берег, теряются в зарослях.
Петров опускает бинокль и говорит, как бы передразнивая командира:
– Прости-прощай!
Что там происходит дальше с лейтенантом Пирожниковым, ему неведомо, остается только строить догадки.
А происходит вот что.
Вьетнамки с корзиной с устрицами и Пирожников проходят мимо островка камыша, заворачивают вслед за руслом реки. Тотчас из-под воды в этом камыше показываются головы бойцов группы Пятого. Командир показывает рукой на залив, куда надо держать путь.
Бойцы выходят из воды как привидения, бесшумно.
Вьетнамки проходят, исчезают за деревьями.
Пирожников, сидя на берегу, в траве, говорит девушке по-вьетнамски, то и дело вставляя русские слова, не зная, чем их заменить.
– Я давно за вами наблюдаю, и просто башка… это… голова кругом идет. Вы женщина неземной красоты! Вы луна, звезда, э… как же у вас еще говорят в таких случаях…
Вьетнамка смеется.
Пирожников продолжает в том же духе:
– Нет, я не шучу! Наши офицеры с такими заявлениями не шутят: если я когда-нибудь решу жениться, то обязательно разыщу тебя и поведу под венец!
Он пробует обнять ее, но вьетнамка отстраняет его руку и совершенно неожиданно говорит на чистом русском, только чуть напевно:
– Мне нельзя еще замуж.
Пирожников обалдело смотрит на нее:
– Ну не хре… Ничего себе! Так ты по-нашему шпрехаешь?
– Конечно, – говорит девушка. – Я политкомиссар отряда, я была в вашей великой стране – Льеон Соо. Немного училась там.
– Эх, не знал, честное слово. Я бы тебя еще там разыскал! Там бы все проще было, там Татарцева нет, и никакого распорядка дня… Слушай, а почему тебе замуж еще нельзя?
– У нас есть такая песня: пока девушка не научится правильно рыть окопы, ей нельзя выходить замуж.
Пирожников хмыкает:
– Глубокий подтекст. Окопы… Это в смысле… – Он чешет затылок. – В каком это смысле?
– В самом прямом.
– А ну так тогда чего ж… Это я тебя научу. Сначала надо выбрать место, чтоб мягко, значит, было…
Лейтенант привстает, чтоб поискать это самое место, и тут нос к носу сталкивается с бойцами группы Платова. Принимает боксерскую стойку, бьет – Циркач легко уходит от удара, даже не поднимая рук. Пирожников хочет достать ногой Физика, но тот подбивает ногу, и Пирожников падает на спину. Тут же схватывается, бросается с кулаками на Хука. Хук бьет его в челюсть. Все это время Платов не обращает внимания на бойцов и Пирожникова, жует травинку, опускается рядом с вьетнамкой, которая растеряна, не знает, что ей делать. Он успокаивает ее, говорит по-вьетнамски:
– Сиди, сиди, милая. Все хорошо.
Та поджимает ноги, смотрит то на дерущихся, то на Платова. Страх и любопытство в ее глазах.
Пирожников очередной раз падает от удара. Он группируется, чтоб опять вскочить на ноги, но Циркач протягивает ему руку:
– Может, хватит? Вставай и успокойся.
Пирожников хлопает глазами:
– Так вы свои? Какого же тогда хре… Какого черта… – И упавшим голосом строит догадку: – Вы к нам с проверкой, наверное?
Платов тоже, в свою очередь, задает вопрос:
– Ты из хозяйства Татарцева?
Теперь у Пирожникова нет сомнений: это проверяющие застукали его за пределами дивизиона. Сейчас на майора насядут, тот обязательно расскажет о других похождениях лейтенанта…
– Так точно, – упавшим голосом отвечает он человеку в узорчатом камуфляже, в каких ходят американские морпехи, и поворачивается к вьетнамке: – Тебя как зовут?
– Ли Ен.
– Ли Ен. Лена, значит, по-нашему. Все, Леночка, теперь и я на тебе не женюсь. У нас тоже песня одна есть, мне ее сейчас командир дивизиона пропоет…
Через четверть часа Платов уже сидел за столиком напротив Татарцева и со скрытой усмешкой наблюдал, как тот, донельзя удивленный, листает бумаги.
– Нет, ну это вообще кино! Экспедиция, видишь ли. Бабочек изучать прилетели. Э… Этно…
– Энтомологи, – подсказывает ему Платов.
– Так я же и говорю. У вас что, в академиях, не знают, что тут война идет?
– Потому мы и здесь, – сказал Платов. – Изучаем воздействие пороховой гари на цвет хитинового покроя чешуйчатокрылых.
Командир дивизиона засмеялся, но как-то неуверенно: этих ученых трудно иногда понять – может, и не шутят. Тем более Москва ведь подтвердила: и вправду из столицы люди приехали.
– Бабочки – ладно, но вот даже наше ведомство шифрограмму прислало: содействовать, мол, человека выделить… Вот это уже ни в какие ворота! Вам бабочки, а у меня все – согласно штатному расписанию, которое не дураки составляли. Нет лишних людей. Поняли?
Платов только пожал плечами:
– Мне-то что понимать. Вы своему начальству так и ответьте: приказ не выполню, так как считаю его дурацким.
– Ишь ты, как складно говоришь. Небось срочную писарем при штабе служил?
– Не служил я срочную.
Татарцев этому вроде даже как обрадовался:
– Ну, откуда ж тогда вам ситуацию нашу понять! А я, кстати, Москве так и отвечу: науку уважаю, на бабочек смотреть люблю, но помочь человеком не могу. И потом, у нас вот ведь что, – и майор протянул руку в ту сторону, с которой сейчас слышались автоматные очереди. – Скажите, кто за моего человека ответственность понесет, если, не дай бог, что…
Дверь вагончика открылась, на пороге появляется Физик.
– Разрешите, товарищ подполковник?
Татарцев ответил:
– Я пока еще майор, сынок.
Ответил и Платов:
– Разрешаю. Что у вас там?
Физик красноречиво смотрит на Татарцева, мол, не при посторонних докладывать надо. Татарцев обалдело смотрит на Платова, начинает застегивать пуговицы на рубашке. Платов говорит ему:
– Оставьте нас на минуту, пожалуйста, товарищ майор.
Тот немедленно схватывается:
– Есть, товарищ подполковник!
Выбегает, а Платов спрашивает у Физика:
– Ты чего это меня так в звании повысил?
– Чтоб щи наваристей дали и побольше мяса на второе.
– Кузнечики жареные тебе теперь на второе. Что с рацией?
– Ек, командир.
– Гиблое дело без рации.
– Я тут железок кое-каких разжился, буду ремонтировать по ходу дела. Жива надежда. Когда выходим?
– К ночи.
Физик удовлетворенно кивнул:
– Значит, есть еще время. Я посижу с ней пока. Москве можно докладывать, что будет связь.
– Москве будем докладывать, что связи пока нет. Но задание выполнить готовы.
Физик кивнул, выскочил, и тотчас в вагончик вошел командир дивизиона. Платов встретил его вопросом:
– Значит, говорите, нет человека?
Татарцев остался стоять у двери:
– Как просите: спортивный, толковый, по-местному говорить умеет. Лейтенант Пирожников. Пригласить для знакомства?
– Пирожников, – повторил Платов. – Иняз окончил, кандидат в мастера спорта по плаванию, из-за девок едва из института не выгнали… Но у нас женщин нет, мы с бабочками дело имеем. Подойдет.
И опять пришла пора удивляться Татарцеву:
– А откуда вы… А, ну да, ну да.
При этом он открыл дверь и впустил внутрь бойца, который занес в корзинке бананы, ананасы, другие фрукты.
– Нет, – сказал Платов. – Спасибо. Побережем желудки.
Майор только теперь подошел, тоже сел за стол:
– Мне, признаться, эта экзотика тоже надоела. Сейчас бы черного хлеба да сала с горчицей. Нам на Новый год министр обороны, между прочим, черный хлеб в подарок прислал, да. Но обед я вам сейчас организую что надо! Наш, русский обед!
– Вы мне еще связь с Москвой организуйте, прямо сейчас.
– Есть, товарищ подполковник!