На следующее утро, 10 апреля, я проснулся, как обычно, от колокольного звона Юкихидэ, но так устал морально и физически после вчерашнего приключения, что совсем не чувствовал себя отдохнувшим, поэтому не пошел в большой зал на завтрак. Только сходил в туалет и снова заснул.
Я проспал около двух часов и проснулся чуть позже восьми утра. Почистил зубы, привел себя в порядок и вышел из комнаты. Там я увидел группу мужчин, разговаривающих в конце коридора. Я поспешил к ним, гадая, не случилось ли чего-нибудь снова.
Среди мужчин я заметил Сакаидэ. Еще там были Кадзуо Инубо и отец с сыном Футагояма. Подойдя к ним, я поздоровался. Они были настолько поглощены своим разговором, что, казалось, вообще не заметили моего присутствия, но при звуке моего голоса все обернулись и, заметив меня, молча поклонились. Однако никто не сказал и слова в ответ на мое приветствие. Лица у всех были бледными и подавленными. Было ясно, что снова произошло что-то серьезное.
Внезапно меня охватило напряжение. Я посмотрел в сторону находившейся рядом «Мукадэаси-но-ма». Может быть, что-то с Митико и ее дочкой? Их не было видно. Я почти испугался. В глубине души я молился, чтобы это были не они.
– Что случилось? – робко спросил я, чувствуя биение сердца у себя в горле. – Что-то снова произошло?
Сакаидэ медленно кивнул. Я посмотрел на его бледное лицо. У меня было предчувствие, что его бледные губы сейчас сообщат мне об ужасной трагедии. Серьезное выражение его лица подсказывало, что эта трагедия превосходит все, что случалось раньше.
– Пожалуйста, скажите, в чем дело?
– Мория, – внезапно сказал Сакаидэ.
– Мория? – Я не сразу понял значение сказанного. – Мория? Он… не может быть…
– Он убит. Нашли его тело, – твердо сказал Сакаидэ.
Я потерял дар речи. Тот самый повар. Такой сильный на вид, крупный мужчина.
– Где нашли тело?
– На автобусной остановке на перевале Каихара.
– На автобусной остановке?! На перевале Каихара?!
Я неожиданно для себя перешел на крик.
– Тело Мории было на автобусной остановке?
– Да, на автобусной остановке на перевале Каихара; говорят, в павильоне для ожидания.
– В павильоне?!
Именно на остановке «Перевал Каихара» я сошел с последнего автобуса, когда впервые приехал в эту деревню поздно вечером со станции Каисигэ. Когда мне сказали, я вспомнил, что там действительно была будка для ожидания автобуса. Но почему там оставили труп Мории?
– Почему на автобусной остановке?
– Ну это совершенно непонятно. Полицейские сказали, что тоже не понимают, – сказал Кадзусигэ Футагояма.
– Полиция приезжала?
– Только что была здесь.
– Труп нашли вчера?
Тут заговорил Сакаидэ:
– На остановке «Перевал Каихара» обычно многолюдно. Согласно полицейскому расследованию, вчера вечером до последнего автобуса было много пассажиров. Но и водители, и пассажиры говорят, что в павильоне трупа не было.
– Но там внутри, наверное, ничего не видно, – сказал Масуо Футагояма, – кромешная тьма, и водитель не может разглядеть помещение для ожидания со своего сиденья, даже если специально наклонит голову.
Все кивнули, и он продолжил:
– То же и с пассажирами. Если сойти там с автобуса и торопиться домой, не станешь разглядывать, что там, в павильоне для ожидания.
– Иначе говоря, даже если тело Мории уже и было в павильоне к моменту прибытия последнего автобуса, его просто никто бы не заметил? – спросил я.
– Я думаю, да, потому что там нет электричества, – сказал Масуо Футагояма.
– Ну, полиция утверждает, что когда прибыл последний автобус, тела Мории в зоне ожидания не было, – сказал мне Сакаидэ.
– Его нашел пассажир, пришедший на остановку к первому утреннему автобусу. Во сколько первый автобус?
– Вроде бы в десять минут восьмого.
– А последний?
– Говорят, в пять минут одиннадцатого.
– Какова причина смерти Мории?
– Я слышал, что его застрелили.
– Застрелили…
Я задумался:
– Опять пуля дум-дум от «Браунинга»?
– Нет, на этот раз это не дум-дум. В настоящее время полиция выясняет, «Браунинг» или нет. Однако его убили единственным выстрелом в сердце спереди.
– Но почему все же автобусная остановка? Чтобы попасть туда отсюда, нужно перебраться через гору, – сказал я.
Все кивнули.
– Почему не могли бросить тело поближе? Зачем понадобилось преодолеть с телом весь путь через гору до автобусной остановки? Полиция на этот счет ничего не сказала?
– Нет, ничего, – сказал Сакаидэ.
– А вы как думаете почему, господин Сакаидэ?
– У меня нет никаких предположений.
– Сейчас у нас нет ни приблизительного времени смерти, ни приблизительного места, где он был убит, но если нам сообщат об этом, возможно, что-то и придет в голову.
– Разве не вчера вечером его убили?
– Неизвестно. Тело положили на автобусной остановке в интервале от десяти часов пяти минут вчерашнего вечера до семи часов сегодняшнего утра. По крайней мере, полиция так думает.
– Похоже на то. Мне так кажется, – сказал Сакаидэ.
– Тогда время убийства может не сильно отличаться от этого.
Я вспомнил свое ночное приключение на кладбище Хосэндзи прошлой ночью. По времени оно попадало в этот промежуток. Я не знал, стоит ли мне говорить об этом, но решил не рассказывать, пока меня не спросят. Митико ведь говорила, что никто не должен знать о ее обете совершить сто молитв. Поскольку это связано с делом об убийстве, я не имею права об этом умолчать, но только если меня спросит полиция. Митико, вероятно, не была бы довольна, если бы я начал рассказывать всем подряд, не спросив ее разрешения.
– Ну да, точное время действительно неизвестно, – сказал Сакаидэ.
– Только вот что странно. Когда Мория исчез, он был одет в свитер, но обнаружили его в одной пестрой рубашке и брюках. Не было и майки, которую он должен был бы надеть хоть под свитер, хоть под рубашку. Одним словом, ее с него сняли. Более того, все пуговицы на рубашке были расстегнуты. То есть выше пояса Мория был в одной рубашке на голое тело.
Все молчали, скрестив руки.
– И что же означает? – спросил я.
– Полиция сейчас ведет расследование. Короче говоря, преступник в какой-то момент раздел Морию догола. Я не знаю для чего.
– Сначала преступник убивал только молодых женщин. Потом, когда он убил бабушку Кику, я подумал, что он стал убивать и пожилых, но по-прежнему это были женщины. Затем обнаружили труп Ятодзи Томэганэ, но поскольку это было самоубийство, к тому же произошедшее еще до событий в «Рюгатэе», все еще можно было полагать, что преступник выбирал своими жертвами именно женщин. Но вот теперь стало ясно, что это не так, – сказал я.
– Все верно вы говорите, – сказал Сакаидэ.
С этим все и разошлись. Поскольку в гостинице полицейских не было, я мог бы свободно выйти прогуляться или сходить за покупками, но мне не хотелось ничего делать, поэтому я заперся в своей комнате и некоторое время записывал вновь открывшиеся факты в свою толстую тетрадь. Однако, с другой стороны, я чувствовал, что больше нет смысла этим заниматься. Ведь стало ясно, что Митараи не собирается мне помогать. Раз так, эти записки могут пригодиться на тот случай, если я когда-нибудь соберусь опубликовать книгу о событиях в «Рюгатэе». Или, может, они помогут мне расследовать это дело, хотя, конечно, думать так с моей стороны было слишком самонадеянным.
Но, честно говоря, сложившаяся ситуация вызывала у меня отчаяние. Не имея возможности положиться на Митараи, пытаться расследовать этот инцидент своими силами для меня было безнадежно. И заметки в этой тетради уже не играли особой роли.
Подошло время обеда, и я пошел поесть. Сатоми в столовой не было. Поев, я надел гэта и вышел во двор собраться с мыслями. Поднимаясь по каменным ступеням и бродя по двору, я заметил, что тростниковая дверь в «Сибуита-но-ма» открыта, и было видно, как Икуко Инубо протирает там тканью корейское кото. Поэтому я без особой цели подошел поближе и стал смотреть на нее через коридор.
Тут я вспомнил, как Икуко той ночью скрывалась в хижине за «Рюдзуканом» вместе с Фудзиварой, и мне стало неприятно. Но, как ни странно, с тех пор мне все время казалось, что ее лицо изменилось и стало более привлекательным. Но сейчас не это вызвало мой интерес. Дело в том, что я надеялся когда-нибудь услышать от Икуко более подробную информацию о кото, чем та, что сообщила мне Сатоми.
– А, это вы! – воскликнула она.
Видимо, она почувствовала, что за ней наблюдают. Затем она улыбнулась и кивнула мне. Я быстро ответил тем же.
– Это корейское кото, правильно? – спросил я.
– Да, верно, – ответила она мне с мягкой улыбкой.
Ее здравый смысл, сдержанное поведение и кажущаяся искренность сбили меня с толку. Что же это был за аморальный поступок с Фудзиварой? Я спрашивал себя, действительно ли она и женщина той ночью – один и тот же человек.
– Оно называется куго. Это прототип современного кото, – сказала она.
Это я уже знал.
– Оно тоже из павловнии? – спросил я.
– Нет, это мирт.
– Мирт? А что, из мирта тоже делают кото?
– Обычно нет. Вон то кото сделано из сосны, но и сосну, как правило, тоже не используют. Только павловнию. Может быть, зайдете?
– Да, спасибо, – сказал я.
Я быстро поставил гэта на ступеньку и поднялся в коридор.
– Пожалуйста, сюда, – сказала она.
Я подошел к ней и опустился на колени на дощатый пол.
– Сатоми говорила, что вы хотели бы больше узнать о кото.
– Да, это правда, – сказал я.
Говоря это, я все еще испытывал странное чувство дискомфорта.
– О чем вы хотите узнать?
– Вообще о кото в целом. Мне не хватает даже самых общих знаний.
Отвечая, я понял причину своего дискомфорта. Ведь только что убили повара, с которым она работала много лет, а на ней это никак не отразилось. Она говорила с улыбкой и держалась совершенно как обычно. Может быть, она уже привыкла к трагедиям или до сих пор не знает о том, что случилось с Морией? Я не хочу сказать, что ей полагалось все время плакать, но уж слишком безмятежна она была.
– Давайте начнем с определения, какой музыкальный инструмент называется кото. Пожалуйста, взгляните на это куго, – сказала она и, как мне показалось, наклонилась ко мне поближе.
Я заволновался.
– У этого кото двадцать три струны.
– Так, двадцать три.
– Их так много потому, что струны просто натягивают и при игре не зажимают пальцами и не регулируют высоту звучания порожками.
– Что значит – зажимать струны пальцами?
– Так же, как на гитаре…
– А, понятно. Вот в чем дело.
На гитаре-то я немного играю, поэтому на этом примере мне было нетрудно понять.
– Поскольку невозможно отрегулировать высоту звука с помощью порожка, требуется так много струн. Одна струна воспроизводит только одну ноту определенной высоты. Этот тип музыкального инструмента называется кин. В настоящее время мы используем иероглиф «кото» для обозначения всех типов кото, но это потому, что другой обозначающий кото иероглиф – «со» – не входит в стандартный список иероглифов для повседневного употребления. На самом деле правильно называть то кото, на котором я всегда играю, со. Кото и со изначально являются совершенно разными музыкальными инструментами, и даже в древнем моногатари[1] «Повесть о Гэндзи» они четко различаются как кото и со. Говорят даже, что женщины, играющие на кото, обычно более старомодны, чем женщины, играющие на со.
– А, понятно. Значит, привычные нам кото правильнее обозначать иероглифом «со».
– Да, – сказала хозяйка «Рюгатэя» и засмеялась.
– И сколько же струн у кото, которое со?
– Тринадцать. Вот почему то необычное кото, которое стоит там, также имеет тринадцать струн. Пожалуйста, пройдите сюда.
Она изящным движением встала, прошла в заднюю комнату и показала мне кото, о котором говорила.
– На днях во время концерта, который вы давали во дворе, вы говорили о семнадцатиструнном кото… – сказал я, следуя за ней.
Икуко согнула колени и села на деревянный пол. Я сел рядом и попытался сосчитать колки на ее инструменте. Их действительно оказалось тринадцать.
– Семнадцатиструнное кото создал уже в новое время Митио Мияги.
– Понятно, он добавил четыре струны.
– Да, верно. И все они толстые.
– Почему?
– Потому что не хватало басов. Когда мы играем Баха или другую западную музыку, нужно исполнять басовую партию. Так что обязательно нужен инструмент с возможностью низкого звучания. Вот зачем кото с семнадцатью струнами.
– Понятно, понятно. Но в ночь, когда убили госпожу Хисикаву, она играла на тринадцатиструнном кото, хотя это был Бах.
– Да, она играла на тринадцатиструнном кото, но необычном.
– Подождите, так это было необычное кото?
– Правильно. Оно было сделано из сосны, как это. Тарумото, который у нас работал, не любил семнадцатиструнных.
– А, вот в чем дело!
Я услышал об этом впервые.
– А я думал, что это обычное кото из павловнии…
– Нет, не обычное. Поэтому на нем, как и на этом, были колки для натягивания струн. Его тоже сделал мастер по имени Тарумото, который раньше работал в нашем доме.
– Значит, это кото того же типа, что и это… но это прикреплено к полу.
– Да, оно – одно целое с панелью пола. Они вырезаны из цельного бревна.
– Конечно, той ночью госпожа Хисикава играла не на нем.
– У нее было другое, оно не было прикреплено к полу, но тоже сделано из цельного бревна. Он лишь немного подправил форму бревна, отполировал, а на верхней части натянул струны.
– И оно хорошо звучит? Если это просто бревно, значит, у него нет резонансной коробки.
– Да, но звучало оно хорошо. Тарумото был большим мастером подбирать материал для кото. Он и павловнию выбирал всегда самую лучшую. Когда говорят о павловнии, всегда вспоминают такие вещи, как гэта, из которой их делают. У нее легкая древесина; но павловния, используемая для кото, совершенно другая. Это должно быть дерево, выросшее в холодном климате, и древесину надо брать с теневой стороны ствола, с плотными волокнами. Конечно, если вы хотите сделать хорошее кото.
– Но это ваше кото ведь из сосны, верно?
– Тарумото родился и вырос на горе Сэннин, поэтому очень хорошо разбирался в деревьях, которые там растут, вплоть до мельчайших деталей. Там большие сосновые леса. Гуляя по горам, он примечал подходящие деревья, которые могли дать хороший звук. Он часто звонил хозяину леса и просил спилить понравившееся ему дерево, выбирал нужные части. Но это было всего лишь его хобби. В основном он делал здесь кото из павловнии.
– Он делал и продавал их прямо здесь?
– Да. У кото работы Сумио Тарумото очень хорошая репутация. Они нравились и госпоже Онодэре, и она всегда ими пользовалась.
Я внезапно осознал, что лицо Икуко Инубо приблизилось почти вплотную к моему. И, возможно, неосознанно, ее пальцы следовали за моими, когда я поглаживал поверхность этого необычного, вырезанного из одного с половицей массива дерева кото, чтобы почувствовать красивую текстуру его древесины. Когда моя рука останавливалась, ее пальцы тут же ее догоняли.
Посмотрев на ее лицо, я увидел, что ее глаза слегка увлажнились, когда она взглянула на меня. Я быстро отвел взгляд, отодвинул колени подальше от ее и медленно встал. Мне она показалась немного странной. Она сидела рядом со мной, и хотя на лице ее была безмятежная улыбка, я чувствовал, что все ее мысли направлены в мою сторону.
– Я слышал, что нашли тело господина Мории, – сказал я.
Она тоже встала:
– Это совершенно ужасно.
Может быть, она действительно так думала, но внешне это никак не проявлялось.
– А с господином Фудзиварой все в порядке?
Я украдкой бросил взгляд на лицо Икуко, однако не заметил на нем никаких изменений или растерянности.
– Да, надеюсь, с ним все в порядке, – сказала она с меланхоличным выражением лица безо всяких эмоций в голосе.
В этот момент я вспомнил о келоидных рубцах, которые тянутся у нее под кимоно от спины до ягодиц. Меня охватили смешанные чувства и даже немного закружилась голова.
– Я слышал, что вы продаете эту гостиницу.
– Да, после всех этих событий я, наверное, не смогу здесь больше оставаться.
– Куда вы поедете? – спросил я как бы между прочим.
Однако она, похоже, серьезно задумалась.
– Мы еще не решили, – сказала она через некоторое время.
– Я слышал, что вы вроде бы собираетесь в Идзумо?
– Мой муж, кажется, собирается.
– А вы нет?
– Я не хочу ехать, но, думаю, все-таки придется.
Наступило немного неловкое молчание. Я чувствовал себя репортером развлекательного журнала, пытающимся выведать, собирается ли она разводиться, и выдать читателям сенсацию.
– Но ведь, если честно, вам не хочется покидать эти места, не так ли?
– Здесь я родилась и выросла. Я знаю «Рюгатэй» с момента начала строительства. Поэтому я не хочу все бросать.
– А если дело сумеют раскрыть, все будет в порядке? Можно будет не уезжать?
Когда я спросил это, женщина слегка улыбнулась:
– Что тут сказать? Это зависит от того, что выяснится в результате расследования.
Если бы Митараи был здесь, он бы, наверное, сказал: «Ну так давайте решим проблему завтра». Я не мог этого сказать и промолчал. Мне очень хотелось помочь этой семье. Но то, что она сейчас сказала, прозвучало несколько загадочно. Если представить себе невероятное, представить, что преступник – она сама, то раскрытие дела ей никак не поможет.
– Я понимаю. Может быть, у меня не хватит для этого способностей, но я сделаю все, что в моих силах.
Я сказал это, не особенно задумываясь, и направился было в коридор.
– Господин Исиока, – услышал я в этот момент откуда-то доносившийся голос.
Мне показалось, что это Сатоми, поэтому я быстро вышел в коридор. Сатоми стояла перед моей комнатой и кричала в никуда.
– Да, я здесь! – громко ответил я.
Она повернулась ко мне и быстрым шагом побежала вверх по коридору.
– Что? – спросил я, когда она подошла поближе.
Сатоми немного запыхалась. Видимо, она бежала с самого низа.
– Только что позвонил господин Танака…
– Он ждет у телефона?
– Нет, повесил трубку.
Сатоми покачала головой.
– И что?
– Он сказал, что будет в полицейском участке, и попросил вас позвонить.
– Хорошо, большое спасибо.
С этими словами я оставил Сатоми и поспешил по коридору в сторону «Рюбикана».
Я вошел в гостиную «Рюбикана», снял трубку с телефона на комоде и набрал уже знакомый номер комнаты в полицейском участке Каисигэ, в которой сейчас находился штаб следствия. После всего лишь одного звонка раздался голос Танаки.
– Это Исиока. Мне сказали, что вы звонили, – поспешно сказал я.
– А, господин Исиока. Вы сейчас там один? – сказал Танака, покашливая.
– Я один. Как там дела?
– Я тоже один. Все уже разошлись по домам, так что дежурю в одиночестве.
– Так в чем дело?
– Мало не покажется. Вы уже слышали про Морию?
– Да, слышал.
– А сейчас нашли тело бабушки Кику Инубо.
– Где же?
– В горах у перевала Каихара. Это довольно близко к автобусной остановке, метрах в восьмистах или около того. Когда вы приехали в деревню Каисигэ, вы вышли на автобусной остановке у перевала Каихара и пошли через перевал, так?
– Да, верно.
– Это на обочине дороги, на том горном перевале. Чтобы избавиться от тела, его бросили там.
– Есть что-то подозрительное в состоянии трупа?
– Масса всего.
– Что именно?
– Господин Исиока, не пришел ли ответ от вашего друга из-за границы?
Я не сразу смог ответить. Ответ-то был, но он вряд ли мог порадовать Танаку.
– Пришел… – ответил я.
Я решил, что если сказать, что ответа пока нет, то создастся впечатление, что мой друг меня ни во что не ставит, но задумался, как мне продолжить.
– И что он написал? – спросил Танака, как и следовало ожидать.
– Написал, что хотел бы сразу же вылететь, потому что это очень интересный случай, но сейчас слишком занят и не может бросить дела, поэтому просит меня пока вести расследование самостоятельно…
– То есть когда-нибудь он приедет?
– Я не знаю, будет ли у него время приехать, но, может быть, сумеет что-то порекомендовать письмом или телеграммой.
Я совершенно растерялся.
– Я правильно понял, что он обещал давать инструкции таким способом, не так ли?
– Знаете ли, обстоятельства могут меняться…
Говоря это, я обильно потел, хотя в комнате было прохладно. Похоже, мои слова не обрадовали Танаку, но, к счастью, он не стал продолжать эту тему.
– Так или иначе, состояние дел сейчас очень тяжелое. Ситуация становится все более и более непонятной. Остается только думать, что это дело рук шизофреника.
– Шизофреника, говорите…
– Честно говоря, мы не в состоянии справиться с этим сами. Поэтому прямо сейчас наши люди поехали в Хиродай, спросить мнение психиатра. Если так пойдет, начальство тоже не будете возражать против того, чтобы пригласить господина Митараи.
– Неужели все так плохо?
– Если ад существует, то там, наверное, царит такой же хаос.
– Расскажите мне, что происходит.
– Могу ли я понимать ваши слова так, что господин Митараи принял наше предложение о сотрудничестве? Сейчас я готов рассказать все, но если он не пойдет нам навстречу, мы не сможем больше об этом говорить.
На этот раз Танака поставил четкие условия. Ситуация отчаянная. На мгновение я потерял дар речи и боролся с желанием заплакать. Я не мог сказать «да» или «нет». Если бы я сказал «да», это было бы похоже на ложь, а если – «нет», Танака, вероятно, ничего не стал бы мне рассказывать. Однако сейчас, когда ситуация дошла до такого положения, а сам я успел сделать Танаке многообещающие намеки, я не мог утерпеть, чтобы не расспросить о подробностях. Я осмелился солгать.
– Да, можно сказать, что он согласился. Он сообщил, что скоро пришлет мне свои соображения.
После этих слов я был весь в поту, а мое тело охватила дрожь. Я не могу припомнить, чтобы когда-либо лгал так смело. Будучи робким человеком, я съежился от чувства вины. Но Танака на том конце провода был так счастлив, что только не танцевал от радости.
– А, ну вот! Это хорошо. Вы ведь понимаете, все может кончиться для нас позором на весь мир. То, что вы сказали, увеличивает наши шансы на удачу.
– Я понимаю, – ответил я голосом, похожим на комариный писк.
– Некоторое время назад, в одиннадцать сорок, было обнаружено тело бабушки Кику Инубо. Но в крайне странном виде.
В странном?
Любопытство победило чувство вины.
– Да, бабушку Инубо украли за день до похорон, поэтому она был одета в белое кимоно, но под ним на ней были майка и трусы Кэйдзо Мории. В кармане лежал сверток из газетной бумаги, а внутри него пенис Мории.
– Что вы сказали?!
Я был потрясен.
– Это действительно какое-то невероятное преступление, иначе не скажешь.
– Значит, на теле Мории, которое нашли на автобусной остановке у перевала Каихара…
– Правильно. Гениталии были отрезаны. Так что, конечно, на его трупе не было нижнего белья. Были только брюки и рубашка.
Действительно, это сумасшедший мир. И действительно, если бы существовал ад, это был бы такой вот дикий бардак. Человеку со здоровыми нервами в таком мире жить невозможно.
– Далее, и у Кэйдзо Мории, и у Кику Инубо на лбу была написана цифра семь. Похоже, фломастером. Более того, по всей внутренней стороне газетного листа, в который завернули гениталии Мории, были нарисованы птицы.
– Нарисованы птицы?
– Да. Точно так же, как на газете, в которую было завернуто тело Онодэры, которое обнаружили седьмого марта. Нельзя понять, голуби это или вороны, но, так или иначе, птицы.
– Не в полете…
– Нет, не в полете, они нарисованы сбоку, стоящими на двух ногах на земле. Штрихи одинаковые, так что, вероятно, рисовал один и тот же человек.
– Что же это может значить?
– Совершенно непонятно. Если кто-то и может найти в этом какой-то смысл, то это только ваш друг.
Мне очень больно было это слышать.
– У вас есть еще вопросы? – спросил Танака.
– Причина смерти господина Мории – огнестрельное ранение?
– Да, это так.
– Но не пуля дум-дум.
– Явно пуля «Браунинга» тридцатых. Но не дум-дум.
– А следы пороха на одежде?
– Есть. Стреляли в сердце спереди. В упор.
– Стреляли спереди, говорите?
– Правильно.
– Понятно.
– Тело Инубо в настоящее время осматривают. Судя по всему, на трупе нет никаких новых повреждений. Поэтому мы осмотрим его еще раз, и если не обнаружим ничего примечательного, то, поскольку похороны уже состоялись, мы планируем кремировать его как можно скорее. Вас это устраивает?
– Что? – переспросил я.
Я не понял, что он сказал.
– Да, и если ваш друг захочет выяснить что-то еще по этому поводу, я готов сделать это.
В общем, он считал, что теперь работает под руководством Митараи, и ждал моих указаний. Меня снова прошиб холодный пот. Я подумал, что мне следует покаяться. Однако это могло расстроить Танаку.
– Нет… он на этот счет не сказал ничего конкретного, так что, если ничего особенного больше не обнаружите, можете ее кремировать. Что же касается Мории…
– Тут мы собираемся сделать еще кое-что.
– Да, предполагаемая дата смерти Мории?
– Два дня назад.
Значит, сразу после того, как он пропал из виду.
– Этого пока хватит? У вас есть еще вопросы? – спросил Танака.
– А как насчет жителей «Рюгатэя»? – спросил я.
– Что именно вас интересует?
– Вопрос в том, не находится ли преступник среди тех, кто сейчас живет в этом доме.
Танака вздохнул и промолчал. Тогда я продолжил:
– Труп подбросили ночью. Раз так, то не стоит ли во всех подробностях проследить, чем в это время занимался каждый из жильцов?
– Не думаю, что мы сможем выяснить это досконально. Ведь все тогда спали. И потом, мы уже установили, что действовал человек посторонний.
На самом деле я думал примерно так же.
Я подумал, не стоит ли рассказать Танаке о нашем с Митико ночном приключении в храме Хосэндзи и о встрече с призраком Муцуо, но решил от этого воздержаться. Не было сомнения, что если я начну говорить о призраках, то упаду в глазах собеседника.
– Тогда на этом закончим, я с нетерпением жду советов вашего друга.
От этих слов у меня снова заболело сердце. Танака повесил трубку. Я чувствовал себя мошенником.
Затем я вернулся к переходу и некоторое время стоял там в размышлениях. Надо было понять, по какому пути мне двигаться дальше. Я не мог представить себе, что у меня получится раскрыть такое сложное дело, как бы я ни старался. Но я уже фактически пообещал, что Митараи примет участие в расследовании. Так что не оставалось ничего, кроме как поплакаться ему. Продолжать слать ему письма, и если он не сможет приехать, то пусть хоть отвечает на них. Пусть даст хоть какой-то намек. Если оставить все как есть, то получится, что я обманул Танаку.
Я снова вернулся в гостиную в «Рюбикане», позвонил в KDD[2], спросил, как отправить международную телеграмму, и послал Митараи следующий текст: «Мне очень нужна твоя помощь. Хотя бы намекни. Продолжение записок пришлю позже. Прошу связаться со мной. Исиока».
После того как я первый раз отправил Митараи копию, количество записей в моей тетради продолжало увеличиваться. Я решил, что надо бы добавить к ним сведения об обнаружении тел Кэйдзо Мории и Кику Инубо и отправить все Митараи. Я не знал, даст ли он мне после этого какой-нибудь совет, но даже если и нет, это было все, что я мог сделать, учитывая мои способности.
Послышался шум и звонкий детский голос. Оглянувшись, я увидел Митико с дочкой, спускавшихся по каменной лестнице «Рютэйкана».
– А, господин Исиока, – сказала Митико.
– Знаешь, я сейчас кувыркалась и поранила губу, – сказала Юки восторженным голосом.
– Что ты говоришь!
– Я сейчас смотрела телевизор и попробовала сделать, как дядя гимнаст. И поранила губу.
– А, вот что! Митико, вы собираетесь сегодня вечером опять идти? В храм Хосэндзи? – спросил я шепотом, преграждая ей путь.
При этом на моем лице, должно быть, появилось серьезное выражение. Вчера ночью я чуть не лишился жизни. Тут уж не до шуток.
Митико, казалось, пребывала в веселом настроении после разговора с дочерью, но тут ее лицо внезапно помрачнело.
– Да, – сказала она.
– Митико!
Я схватил ее за левое плечо и потянул в сторону коридора, заставив остановиться. Учитывая ночные события, я считал себя вправе сделать это.
– Как вы собираетесь поступить со своим ребенком? Снова оставите ее одну в комнате? – спросил я тихим голосом.
– Если возможно… – ответила она.
– А что, если я откажусь за ней присматривать? И никто другой не согласится?
– Тогда я понесу ее на спине.
– Вчера вы были налегке, и поэтому удалось убежать. А что случилось бы, будь на спине ребенок? Стреляли бы в вашу дочку.
Митико ненадолго замолкла.
– Я готова рисковать своей жизнью, – сказала она потом.
– Не могли бы вы сделать это в одиночку? Я уже знаю, что там может произойти. И отпустить вас так не могу.
Сказав это, я сообразил, что нечто подобное сказал бы на моем месте Митараи.
– Если бы это касалось только вас одной! Но что вы будете делать, если пуля попадет в Юки? А вы останетесь живы?
Она закусила губу:
– Я тогда не смогу больше жить.
– Полагаю, что так… Значит…
– Но я не смогу жить и если девочка вырастет, и ей придется пройти через то, что пережили я, моя мама и моя бабушка.
– Я это понимаю, но вы думаете, что может быть польза от этого бессмысленного стодневного моления? Кто-нибудь может это гарантировать?
– Есть такой человек.
– Кто он?
– Это человек, у которого есть такой дар. Но самое главное, что я приняла такое решение. Продолжать сто дней, что бы ни случилось.
– Чтобы помолиться сто раз, надо обязательно ходить туда сто дней?
– Нет, но я сама так решила.
– Ведь покушаются на вашу жизнь! Нельзя так рисковать.
– Думаю, такое не только со мной…
– Может быть, и так, но все же не каждый из-за этого по ночам бродит по кладбищам.
Митико промолчала. Но было похоже, что ее не сдвинешь с места даже рычагом.
– Тогда не могли бы вы ходить хоть немного раньше? И попросить Сатоми приглядеть за Юки…
– Решено ходить после десяти часов.
Ее слова привели меня в растерянность.
– Кто принял такое решение?
– Я сама.
– О боже мой…
Какая же упорная, подумал я. Хотел бы я и сам быть таким. Нельзя было допустить, чтобы она одна пошла туда, где ее могут убить.
– Юки поправилась? Горло больше не болит?
– Горло почти прошло, но еще не до конца.
– Я всем расскажу и попрошу вас не пускать, – сказал я.
– Пожалуйста… пожалуйста, не делайте этого, – сказала она, хотя прозвучало это не слишком умоляюще.
Затем, кивнув, она пошла дальше, оставила меня в коридоре и вместе с ребенком скрылась в «Рюбикане».
Вздохнув, я поднял взгляд и заметил во дворе Сатоми рядом с фигурой дракона.
– Сатоми! – окрикнул я ее.
Она повернулась ко мне.
– Что случилось? – крикнула она в ответ.
– Я хочу тебя кое о чем попросить. Не помешаю, если подойду сейчас?
– Нет.
Я надел гэта и поднялся по каменным ступеням.
Она стояла там в джинсах.
– Что-нибудь случилось? – спросил я.
– Ничего особенного, – сказала она.
– Что-то ты грустновато выглядишь, нет? – сказал я.
– Я думаю, что вижу это в последний раз. Ведь я здесь родилась и выросла.
– Но вы пока еще не решили продавать, нет?
– Еще нет, но и оставаться здесь больше нельзя.
Каждый раз, когда она заговаривала на эту тему, я начинал невольно злиться на себя и решал приложить все силы для раскрытия дела, но уже через час мой энтузиазм пропадал. В конце концов, каждый человек играет в этой жизни свою роль.
– Сатоми, у меня к тебе просьба, – сказал я.
– Какая?
Сатоми посмотрела на меня с удивлением.
– Не могла бы ты сегодня в десять часов подойти в «Мукадэаси-но-ма» и посмотреть за Юки минут тридцать, максимум час.
– Зачем?
– Митико собирается в храм Хосэндзи. Это чрезвычайно опасно. В нее там могут стрелять…
– Кто?
– Призрак Муцуо. Он бродит по храму Хосэндзи и стреляет в людей, которые приходят туда ночью.
– Тогда зачем туда ходить? – сказала Сатоми с таким серьезным выражением, какого я у нее никогда раньше не видел. Вопрос, конечно, был совершенно разумный.
– Говорит, таково ее желание. А мы хотим ее как-то защитить.
– Но как ее защитить от вооруженного человека?
Это тоже была разумная мысль.
– Возможно, я не смогу ничего сделать, но не могу оставить это просто так.
– Это глупо, – сердито сказала Сатоми, что меня удивило.
Она повернулась в мою сторону и настойчиво посмотрела мне в лицо.
– Ужасно эгоистично – создавать для всех проблемы и подвергать опасности жизни стольких людей. Если она так хочет идти, пусть идет одна. Я не хочу об этом знать.
Глаза Сатоми наполнились слезами. Она повернулась ко мне спиной и поплелась вниз по каменным ступеням. Я остался один, пораженный до глубины души. Оправившись от ошеломления, я пришел к заключению, что, видимо, мне опять придется смотреть за Юки.
Ужин оказался крайне убогим, до такой степени, будто я сам его готовил.
После ужина я удалился в свою комнату, где дождался времени, когда Митико должна была отправиться в храм Хосэндзи. Поразмыслив, я решил посвятить в ситуацию Сакаидэ. Я вышел в коридор и зашел в его комнату. Я рассказал ему, что в десять часов Митико пойдет в храм Хосэндзи, чтобы помолиться у могил тридцати жертв Муцуо. Если оставить ее одну, велик риск, что ее убьют. С этим надо что-то делать, но если я сам пойду на кладбище, то некому будет сидеть с ребенком. Сатоми отказалась присмотреть. Независимо от того, останется ли ребенок на некоторое время в комнате или она возьмет его с собой, кто-то должен помочь. Если она возьмет дочку с собой, ей тем более понадобится сопровождающий. Потому что в этом случае быстро убежать не получится. Объяснив ситуацию, я попросил о помощи.
Сакаидэ тоже сразу сказал, что ее следует остановить. Я объяснил, что пробовал, но безрезультатно. Тогда Сакаидэ забеспокоился всерьез.
– Раз она решила молиться сто дней, значит, осталось дней десять. Думаю, она не послушается, если ей сказать остановиться на этом. С другой стороны, как ее защитить, если у нас нет оружия?
– Да уж.
– Но если в Митико будут стрелять, мы, наверное, должны ей чем-то помочь. Делать нечего, надо попросить господина Футагояму посмотреть за Юки, а нам вдвоем идти за Митико. Другого варианта нет. Раз мы не хотим, чтобы Митико знала о наших действиях, я просто выйду в коридор и буду где-то рядом с «Мукадэаси-но-ма». Я сейчас пойду к господину Футагояме и попрошу его посмотреть за Юки. Я буду в коридоре возле «Ункаку-но-ма». Когда придет время, пожалуйста, подайте мне сигнал рукой.
Было пять минут одиннадцатого. Мы тихо спустились по коридору к «Мукадэаси-но-ма», где увидели маленькую фигурку, стоящую под тусклой лампочкой.
– А, Сатоми, – сказал я.
– Да, я пришла, – сказала она.
– Большое спасибо, я рад, что ты здесь. Пожалуйста, подожди немного, я сейчас поговорю с Митико.
Когда я вошел в комнату, Митико уже была полностью одета и готова идти.
– А, господин Исиока. Юки уже спит. Температуры больше нет.
– Митико, Сатоми присмотрит за Юки. А я пойду за вами на небольшом расстоянии.
После этих моих слов цвет ее лица немного изменился.
– Да, но Сатоми… все-таки…
Я растерялся.
– О чем вы говорите? Другого варианта нет. Хватит капризничать, – огрызнулся я и вернулся в коридор позвать Сатоми.
В прихожей женщины молча поклонились друг другу. Митико вышла в коридор. Я сказал Сатоми, что девочка уже спит, у нее нет температуры, поэтому просто нужно за ней присмотреть и, если она проснется, сказать, мама в Хосэндзи и скоро вернется. Сатоми кивнула.
Чуть ниже по коридору Митико достала туфли с полки и молча надела их. Наблюдая за этим издалека, я подал рукой сигнал в сторону «Ункаку-но-ма», где должны были стоять Сакаидэ и Футагояма.
Митико ушла молча и уже начала подниматься по каменным ступеням. Я не двигался, пока мог видеть ее.
В тот момент, когда она исчезли из вида, я побежал по коридору, как заяц, но они оба уже подошли ближе.
– Она только что вышла. За Юки смотрит Сатоми. Так что с вами втроем будем действовать, – выпалил я.
Мы быстро обулись и поспешили по каменным ступеням. Пройдя через двор, пробежали по узкой тропинке через опасную каменную стену к задней части «Рюдзукана». Но даже добравшись до заднего двора, мы еще не смогли разглядеть Митико. Она шла быстро. Но я не стал суетиться. Я хорошо знал маршрут и место, куда шла Митико. На пустыре за «Рюдзуканом» все так же пахло водой и водорослями. К этому примешивался запах сырой земли. Тумана не было.
– Господин Исиока, вы куда? Собираетесь сюда залезть? – спросил Кадзусигэ Футагояма.
– Да. Так быстрее. Мы сразу попадем во двор храма Хосэндзи. Я знаю маршрут, поэтому, пожалуйста, следуйте за мной. И внимательно смотрите вокруг. Это очень опасно. Неизвестно, откуда в нас будут стрелять, так что в любом случае лучше идти, пригнувшись, – сказал я.
Я шел, сохраняя бдительность, оглядываясь по сторонам, благо видимость сегодня была довольно хорошей.
– Где вы видели призрак? – спросил Сакаидэ.
– Один раз у печки позади этой хижины. Другой раз – на каменной лестнице наверху, перед главным храмом Хосэндзи. Мы сейчас там пройдем.
– Эх, не нравятся мне эти призраки; и как с ними себя вести? Может, обойдемся как-нибудь без страшилок, – сказал Футагояма.
Я удивился.
– Вы же экзорцист, разве нет? Священник!
– Так-то оно так. Но, господин Исиока, я полагаюсь на вас, – ответил Кадзусигэ, чем снова меня удивил.
Даже если он просто пошутил, мне за последние десять лет никто не говорил ничего подобного. Я собрался было возразить, что не берусь оправдать его ожидания, но сообразил, что это прозвучит глупо, поэтому молча направился в заросли. В любом случае, даже если на меня и не стоило особенно полагаться, сейчас только я один знал, где мы находимся и куда идти дальше. Оставалось только держаться. Я молча поднимался по склону, пытаясь вспомнить, где удобнее пройти через заросли, по которым уже несколько раз пробирался вверх и вниз, поднимался и спускался. По сравнению с прошлым разом я чувствовал себя гораздо увереннее. К тому же со мной были двое друзей.
Прямо перед нами начиналась территория храма Хосэндзи. Мы добрались до прохода между звонницей и глинобитной стеной.
– Ничего себе, как близко! – сказал Кадзусигэ с удивлением.
Когда я впервые попал сюда, я чувствовал то же самое. Такое чувство неизбежно должно возникнуть у каждого, кто до этого знал только дорогу к храму, идущую от главных ворот.
– О, вы уже успели обследовать эти места! Что значит писатель-детектив! – сказал Кадзусигэ, и опять меня этим удивил.
Хотя, может быть, это и правда. Простому человеку могло показаться необычным, что я уже успел найти этот путь. И в этом факте он мог увидеть проявление силы эксперта.
Как всегда, я шел, прижавшись телом к каменной стене звонницы и пригнув голову, а поскольку ночь была ясной, мне наконец удалось заметить Митико, спешившую к кладбищу вдоль залитого лунным светом главного храма. Я снова осмотрелся. Вокруг не было никого подозрительного, никаких настораживающих признаков. Но такой поздней ночью вряд ли можно было заметить, если бы кто-то здесь и прятался.
– Хорошо, пойдем, – позвал я и пошел на территорию храма.
Идти пришлось быстро, чтобы поспеть за тенью Митико. Сакаидэ и Футагояма следовали сзади. Когда ее фигура исчезла за углом главного зала, мы пустились бегом. Мы бежали втроем, и если бы кто-то мог видеть нас в это время, сцена показалась бы ему довольно комичной.
Повернув за угол главного храма, мы оказались на вымощенной камнем дорожке, которая продолжается под карнизом, и увидели впереди несколько каменных ступеней. Митико уже поднялась по ним и шла по дорожке, ведущей прямо через кладбище к подножию горы. Перед склоном росло одинокое дерево камелии, которое я в первый раз принял за человеческую фигуру. Вокруг, насколько хватало взгляда, тянулись ряды надгробий, ярко залитые лунным светом. Сегодня, когда тумана не было, они и выглядели просто как надгробия.
Митико знала, что я следую за ней, но не подозревала, что здесь еще и Сакаидэ, и даже Футагояма. Раз она не хотела, чтобы Сатоми присматривала за ее ребенком, то вряд ли обрадовалась бы этому. Но ведь ничего другого нам не оставалось.
Как бы то ни было, я подумал, что лучше ей знать об этих двоих, поэтому свернул на другую дорожку и, наблюдая за ней сзади, подошел к месту, где лежали тридцать жертв Муцуо.
– Я и не знал, что она делает это каждую ночь, – прошептал Кадзусигэ Футагояма.
– Я видел ее однажды, – сказал Сакаидэ, – но не знал, что это происходит каждую ночь.
– Внимательно следите за округой. Кто его знает, когда начнут стрелять, – предупредил я еще раз.
Пусть меня считают трусом, но я действительно боялся этого больше всего.
– И обращайте внимание на тени от надгробий, – сказал я, и они оба кивнули в темноте.
Вид миниатюрной женщины, скользящей по кладбищу, создавал уникальную атмосферу. Она вызывала особое чувство, одновременно пугающее и влекущее, как красивые истории о привидениях.
Справа от нее виднелись могилы 30 человек, погибших от рук Муцуо Тои в 1938 году. Тень Митико остановилась перед ними, рядом с камелией высотой примерно в рост человека. Из-за этого казалось, что там стоят две фигуры. Она повернулась лицом к могилам, то есть спиной к нам, и сложила руки в молитве. Мы втроем, пригнувшись, медленно двинулись в ее сторону, при этом тщательно оглядывая все вокруг.
– Что это вон там? – сказал шепотом Кадзусигэ Футагояма.
Он что-то заметил и указал пальцем на кусты. Я посмотрел в ту сторону и увидел что-то белое, выглядывающее из зарослей бамбука на склоне горы, совсем близко к кладбищу. Футагояма продолжал указывать туда.
– Что бы это могло быть? – сказал я.
– Надеюсь, не что-нибудь ужасное.
– Осторожно, это может быть стрелок, – сказал Сакаидэ.
– Действительно, размером с человека, – сказал я.
– Наверное, стоит проверить, – сказал Сакаидэ.
Когда я снова посмотрел на Митико, она уже закончила молиться и собиралась уходить. Я решил на всякий случай ее остановить.
– Пожалуйста, подождите минутку, – сказал я шепотом и побежал к ней, лавируя между надгробиями. – Митико, Митико, – позвал я тихо.
Мой голос было очень хорошо слышно в абсолютной тишине.
– Да, – негромко ответила она и остановилась.
– Я заметил что-то непонятное. Там, в кустах. Надо проверить, что это. А вы подождите немного на месте, ладно? Так, чтобы вас никто не видел.
Она присела на корточки.
– Хорошо, но только будьте осторожны, не делайте ничего опасного.
– Все в порядке, я вернусь через минуту, поэтому, пожалуйста, отойдите куда-нибудь и убедитесь, что никто не сможет вас заметить.
– Понятно.
Затем, опустив голову, я пробежал между надгробиями и вернулся к Сакаидэ и Футагояме.
– Остановили? Тогда пойдем. Но лучше держаться порознь. Давайте рассредоточимся и подойдем к этой белой штуке с трех сторон. Хорошо? – сказал Сакаидэ.
Мы решили прислушаться к мнению ветерана войны.
Мы разошлись веером и медленно двинулись с трех сторон к подозрительному белому предмету. Я шел справа, Сакаидэ – по центру, а Футагояма – слева.
Ветра практически не было. Поэтому и не слышно было и шелеста бамбука. Наступила тишина, и время как будто остановилось. По мере продвижения предмет в зарослях, к которому мы приближались, стал виден лучше. Мои опасения сбывались. Предмет выглядел все больше похожим на фигуру человека. В зарослях, вытянувшись во весь рост, лежал человек. Ничего другого нельзя было подумать. Одетый во что-то белое, скорее всего, в кимоно. Оно доходило ему до лодыжек.
Но когда я подошел ближе, беспокойство мое усилилось еще больше. Прямо рядом с фигурой в белом кимоно лежала еще одна, в черном, примерно такого же размера. Хотя я пока не был до конца уверен, но подозревал, что это тоже человеческое тело. Два человека лежали в сырых бамбуковых зарослях?!
Расслабляться было нельзя. Не было никакой гарантии, что эти двое не снайперы. Если они снайперы, то странно, что по нам не стреляли, но, возможно, они просто нас еще не заметили. В этом случае потеря бдительности означала бы потерю жизни. Оказавшись в десяти метрах от зарослей, я двинулся дальше почти ползком, не забывая при этом наблюдать за окрестностями. Но ничего необычного пока заметно не было.
– Господин Исиока, – услышал я мужской шепот.
Похоже, Сакаидэ.
– Да, – ответил я.
Но Сакаидэ нигде не было видно. Я понятия не имел, где он находится.
– Все в порядке, пожалуйста, идите сюда, и вы, господин Футагояма, тоже.
Судя по всему, Сакаидэ успел подойти к телам, лежавшим в бамбуке. Услышав его, я поднялся и быстро пошел на голос.
Сакаидэ сидел на корточках боком ко мне. Он уже осматривал находку. С другой стороны я увидел лицо Кадзусигэ.
– Господин Исиока, это труп, – сказал мне Сакаидэ.
– Труп? – переспросил я.
– Да, труп. Причем это женщина, девушка.
– Труп девушки… И чей же? – сказал Футагояма нервным голосом.
Он, видимо, догадался, о ком может идти речь. Сакаидэ ползал на четвереньках в траве, стараясь поднять верхнюю часть тела. Он хотел увидеть лицо. Все это время я внимательно следил за окрестностями.
Ведь именно здесь в меня стреляли. Ни с чем не сравнить ужас от свиста рассекающей воздух пули и звука разбиваемого ей надгробия. Услышав этот звук, я легко представил себе, каково это, когда пуля с огромной силой врезается не в камень, а в мое тело. Это совсем не так круто, как показывают в кино.
– Так я и знал, это Эрико Курата. Темно, но в этом нет никаких сомнений, – сказал Сакаидэ с болью в голосе.
– Значит, на ней то самое кимоно, в котором ее положили в гроб, – сказал Футагояма.
– Да, определенно, – поддержал Сакаидэ.
– Почему она здесь оказалась?
– Я не знаю, но положили ее аккуратно. А кто рядом с ней?
– Это мужчина. Неужели… – сказал я.
На втором трупе были брюки.
– Кто он? Он тоже мертв? – спросил Футагояма.
Сакаидэ вытянул верхнюю часть тела из травы, стараясь рассмотреть лицо мужчины. Я не забывал внимательно следить за происходящим вокруг, но сейчас мое сердце забилось не от страха попасть на мушку снайпера. Этот человек был определенно мертв, и тут ничего не поделаешь, но я, по крайней мере, надеялся, что он не из тех, кого я знал. Пожалуйста, я молился, чтобы он оказался незнакомцем.
– Ох, что же это такое!
Обычно спокойный голос Сакаидэ звучал так, словно его горло перехватили рыдания. Инстинктивно мы встали на четвереньки рядом с Сакаидэ, разводя руками жесткие стебли травы вокруг тела. Ладонью я нащупал какой-то твердый предмет, лежавший рядом на земле. Подняв его, я понял, что это книга.
– Эй, вы живы? Нет, безнадежно. Что же это делается?!
– Кто это? – спросил я.
Однако ответа от Сакаидэ не последовало. Поэтому я бросил книгу и, пробравшись дальше по траве, всмотрелся в лицо трупа. Под бледным лунным светом виднелись мясистые щеки. Толстые губы были слегка приоткрыты, и между них выглядывали зубы. Веки были плотно закрыты, голова запрокинута назад.
У меня вырвался вскрик:
– Кадзуо, господин Кадзуо Инубо!
– Господин Инубо?!
От моих слов Футагояма тоже побледнел. Хозяин «Рюгатэя» лежал, холодный как лед, в густой высокой траве, его мясистые щеки освещала луна. Передо мной предстало лицо Сатоми, охваченное отчаянием.