Шаг. Шаг. Шаг.
Ветер гонит красно-бурый песок к горизонту. Солнечный диск медленно, словно нехотя ползет по белесому небосклону.
Шаг. Шаг. Шаг.
Не надо считать шаги. Так тяжелее. Вообще не надо думать. Просто иди. Забудь о мозолях на ногах, о давящем на плечо шесте, о качающейся впереди спине Крапивника. О языке и губах, превратившихся в высушенную подметку. О пробирающемся под куртку холоде.
Мой взгляд падает на многоцветную шевелюру Филис. Странно. Прошло уже четыре века с тех пор, как начались активные эксперименты с человеческим геномом, а все, чего наша цивилизация добилась – это чисто косметические модификации. Адаптировать под задачу психологический профиль или физические характеристики? Пожалуйста, но не вздумайте выходить за пределы естественного разброса параметров, иначе взаимосвязанные и усиливающие друг друга побочные эффекты трансформаций к моменту полового созревания превратят будущего генетического раба или супервоина в существо, неспособное выжить вне инкубатора. Научить клетки синтезировать необходимые организму белки? Без проблем, пожалуйста, укажите, в каком возрасте вы планируете заболеть пневмонией, а в каком – заразиться взрывным анкилозом. Вырастить оторванную руку? Любые ваши пожелания, приходите еще, когда задумаетесь об ее ампутации. Профилактика генетических заболеваний? Ограниченная коррекция внешности и психопрофиля? Продление срока жизни до ста двадцати лет? Что же, здесь у нас есть реальные результаты, если вам не жаль потратить немалые деньги и время ради здоровья и долгой жизни. Остальные задачи, связанные с методами коррекции человеческого генотипа, куда проще решать наноагентикой и продвинутой биохимией. Слишком сложную систему представляет собой человеческий – да и любого млекопитающего – геном и эпигеном, слишком много завязанных друг на друга факторов приходится удерживать в строжайшем равновесии.
Нет. Отвлеченные размышления о закономерностях развития технологии помогают слабо. Воздух сушит слизистую, хорошо еще, привыкший к эквадорскому высокогорью организм не протестует против скачка давления. На горизонте высится громада шестикилометровой горы с непроизносимым названием.
Самар что-то хрипло напевает без слов. Или постанывает. Сколько до точки эвакуации? Два дня, три? Карта хранится у Лазарева, а айдимы и очки остались в кольцевике. Первый день мы чувствовали себя слегка дезориентированными, на второй стало не до такой ерунды – марш-бросок в условиях жесткой экономии воды на тридцать километров, несмотря на все тренировки, не оставлял в голове места для посторонних мыслей.
Я периодически переводил взгляд на восходящее на белесый небосклон солнце. Оно неторопливо поднималось из-за синеющих вдалеке вершин гор. Холод отступал, но слишком, на мой вкус, медленно. Знание, что ближе к полудню он сменится изнуряющей жарой, не слишком согревало.
Через какое-то – довольно долгое – время на горизонте показались слишком правильно расположенные, чтобы быть естественной игрой рельефа, неровности. По мере того, как мы приближались к ним, наша догадка подтверждалась – останцы все как один имели форму ровных четырехугольников, а когда мы поравнялись с ними, стали видны и остатки приближающегося к селению с севера растрескавшегося и истершегося дорожного полотна. Посередине руин громоздились остатки какого-то чуть лучше сохранившегося здания – или двух, стоящих рядом, белела сохранившаяся мраморная колоннада.
Оперколон вскинул руку, останавливая колонну. Я опустился на придорожный камень, радуясь минутке отдыха. Краем глаза я видел, как Лазарев о чем-то совещается с Элгарием, соотечественником Геккона и в прежней жизни фанатом походов по пустыне, и Нидлером, старшим в нашей группе пятидесятилетним чернокожим уроженцем Фриско. Стерни и калитекс задумчиво рассматривали карту.
– Я рад, что мы числимся в Сельскохозяйственной секции, – на меня упала тень Крапивника.
– Да? – хрипло откликнулся я.
– Да. Разведчикам такие приключения, говорят, выпадают по нескольку раз в месяц.
Я пожал плечами. Солнце забиралось все выше, холод отступил, и я раскинулся на камнях, радуясь теплу, будто ящерица. Горло требовало хотя бы глотка воды, но я помнил, что теплой и солоноватой жидкости в моей фляжке должно хватить на три следующих дня.
– Подъем, – прервал отдых голос владиросца. – Хорошие новости. Эта дорога выведет не совсем к точке эвакуации, но достаточно близко от нее. И мы сэкономим время, идя по асфальту.
– Может, остановимся на привал в развалинах? – Дофия, бывший микоагентщик РосариАгро, указала на обветренные остатки древнего поселения. – Здесь может оказаться даже колодец.
– Помнишь, из-за чего сбежало местное население? – возразил ее супруг, Мигель. – Я бы не рискнул пить эту воду.
– С тех пор прошли сотни лет, – возразил Нидлер. – И здесь есть укрытие от солнца. Что скажете, оперколон? – старому калитексу было тяжело выдержать заданный группой темп, несмотря на завидное телосложение, но недовольства он не выказывал.
– Отметается, – Владимир покачал головой. – Мы теряем темп, колоны. Вы же знаете, что наша задача – уложиться в трехдневный срок. Не сделаем – будут неприятности. Мы не можем ждать обеда в тенечке. Построиться!
Мы с Крапивником подхватили баул с четвертью нашего запаса продуктов, взвалили шест на плечи. Ветер бросил пыль в глаза, я закашлялся. Заскрипел песок под ногами.
– Если тут и был колодец, его давно засыпало песком, – услышал я негромкое замечание Элгария. Вот кто держался молодцом, невзирая на тяжелый рюкзак и жажду. Даже начал насвистывать в такт шуму ветра среди полурассыпавшейся кирпичной кладки.
Медленно, но верно руины поселка скрылись за придорожными возвышенностями. И вновь потянулась серо-желтая равнина, кое-где вздыбленная холмами и увалами. В низинах из песка пробивались черные жесткие ветви. Я знал, что местным растениям хватает скудной росы, слегка увлажняющей за ночь камни и кору, да дождя, проходящего здесь несколько раз за год. И все равно удивлялся этой потрясающей демонстрации живучести.
Песок скрипел под ногами, поклажа давила на плечи. Похоже, я все-таки задремал стоя, потому что вернулся к реальности, лишь услышав ожесточенную перебранку в хвосте колонны. Вскинул глаза, ища источник шума.
– Да провались оно все в глубокий блок! – яростно выкрикнул Самар. В руке католика была зажата явная улика – фляжка с отвинченной пробкой. – Мне виднее, когда выпить эти капли! Иисус и Мария, если я сейчас не глотну воды – не смогу пройти и шага! Какого дьявола вы мной распоряжаетесь?
Парагваец был на голову выше Лазарева и пошире его в плечах. Если дойдет до мордобоя на маршруте… Не то, чтобы я сочувствовал владиросцу, но понимал, как такой эксцесс скажется на всей группе. Рядом находилось не меньше десяти человек – и все выпученными глазами смотрели на неслыханное зрелище, схолколона, посмевшего повысить голос на старшего по рангу админа.
Я и Крапивник переглянулись, без слов поняв друг друга. Мы стояли достаточно близко, чтобы повиснуть у Самара на плечах.
Но не успели.
Лазарев шагнул вперед. Он не замахивался на здоровенного Самара, не делал ни единого угрожающего движения. Но Самар резко попятился от владиросца, запутался в собственных ногах и, потеряв равновесие, рухнул на песок. Нелепо взмахнув рукой, сжимавшей флягу.
Точнее, только что сжимавшей. Мгновенное движение Владимира, и Самар, сидя на растрескавшемся асфальте, ошалело уставился на свою пустую руку. Фляга покоилась в ладони Лазарева. На песок между кусками дорожного покрытия упало лишь несколько капель, тут же им проглоченных – и мокрых пятен не осталось.
– Если ты выпьешь свою норму сейчас, – спокойно проговорил Лазарев, – а ты ее выпьешь, потому что тебе захочется еще и еще – тебе не хватит воды, чтобы продержаться до конца маршрута. Ты начнешь слабеть, последует тепловой удар. Кому-то придется нести тебя, потому что мы не станем бросать тебя в пустыне только из-за того, что ты дурак. Это задержит всю группу. Мы не уложимся в установленный срок. Либо другим придется отдавать тебе воду, а мы и так держимся на грани обезвоживания. И ты снова подведешь всех товарищей. Все из-за того, что тебе не по силам вытерпеть какие-то три часа ходьбы. Вставай, – он резко рванул католика за плечо, небрежно поставив того на ноги. – Мэо, забери его воду. Выдашь дневную порцию во время обеда.
– Оперколон, – наигранно бодро отозвался скрипти. – Что-то я не уверен, что сам удержусь от искушения. Что, если собрать все запасы и передать кому-то одному из надежных людей?
– Инициатива наказуема исполнением, – глаза Владимира блеснули. – Вот ты этим и займешься. Колоны, прошу всех сдать фляги колону Самаши и разобрать его груз.
Крапивник шумно выдохнул. Я успокаивающе похлопал его по руке. Протянул Самаши свою фляжку.
– Вперед, – Лазарев отвернулся от скрипевшего зубами Самара и направился в голову колонны.
На ночевке нам с Крапивником выпало возиться с одним из пяти влаголовов. Хрупкое сооружение из шелка и палок постоянно норовило завалиться набок даже от легкого ветерка.
– Гены моих предков-ссыльных вопиют от негодования, глядя на вашу криворукость, – Геккон опустился на колени рядом с нами. В руках он держал пару булыжников. – Вот так и так.
Он придавил камнями тонкие рейки. Снова налетел ветер, сооружение колыхнулось, но устояло.
– За консультацию будете должны, – насмешливо проговорил он.
– Интересно, мои руки достаточно кривые, чтобы воткнуть тебя головой в песок? – Крапивник подставил под влаголов биопластиковую миску.
– О, людская неблагодарность, – Геккон изобразил на лице мировую скорбь.
– Спасибо за помощь, – пробормотал я. – Мы здорово устали за этот переход.
– Хорошо иметь друга-«конфуция», – криво улыбнулся Крапивник. – Ладно, сочтемся, Геккон. Спокойной ночи, схолколоны.
Фляги показали дно утром третьего дня, когда мы свернули со старой дороги – кончилась даже та скудная влага, которую удалось собрать за ночь на влаголовы. Жажда подкралась незаметно, последние капли смочили слизистую, позволив ненадолго ослабить ее. В небесах кружила черная точка – местный падальщик, конвоирующий нас последние сутки. Чем питалась птица до нашего появления, никто понятия не имел.
Сухопарая фигура Лазарева замаячила на вершине очередного увала. Я встряхнул головой – показалось, что оперколон призывно машет руками. Нет, не показалось – он что-то выкрикнул, и назад покатился радостный гомон. Все невольно ускорили шаги.
Черно-желтый флаг показался над барханом, даже прежде чем мы добрались до вершины. Крапивник вскинулся – и мы радостно завопили, выронив свою поклажу. Вокруг нас так же подпрыгивали с ликующими воплями друзья.
– Колоны, спокойней! – гаркнул Владимир. Его покрытые недельной щетиной щеки ввалились, но голос оставался твердым. – Будет неловко перед масейчаром, если мы ввалимся в кольцевик оравой сумасшедших!
Сам аппарат оставался скрыт увалами, пока мы не обогнули последний – здесь, ближе к предгорьям, они заслуживали названия полноценных скал. Рядом с кольцевиком дремали на песке два стюарда. Один был в традиционной для Орбитали униформе, второй, судя по всему, принимал солнечные ванны. На песке рядом стоял кейс-холодильник с бутылками холодного оранжада. Мы невольно скрипнули зубами от зависти.
Увидев наше прибытие, отдыхающий стюард резво подскочил и скрылся в кольцевике. Его напарник двинулся навстречу, неловко спускаясь по каменистому склону.
– Опертех, – Владимир коротко поклонился. – Учебная Шестая Сельскохозяйственная группа завершила прохождение испытания на выживание. Потерь нет, больных и тяжело травмированных нет. Доложил начальник группы оперколон Лазарев.
– Поздравляю с рекордом, – проговорил стюард дружелюбно. – Ваша группа прошла маршрут третьей по затраченному времени и первой – без травм. Конечно, мы не устраиваем тут гонки, но ваш результат заслуживает уважения.
– Рады слышать, – отмахнулся Лазарев. – У вас найдется питьевая вода для моих людей?
– Естественно, – стюард указал на кольцевик. Второй орбитальщик уже открывал на его борту лючок с рядом кранов. Мой язык напоминал подметку, но я заставил себя вытерпеть, пока двигалась выстроившаяся к кранам короткая очередь.
Уже в кольцевике, глядя, как расстилаются за иллюминатором просторы Атакамы, я нацепил свежевозвращенные очки и освежил АС. Глянул на результаты прочих групп, проходивших испытание до нас, списки немногочисленных отчисленных, просмотрел данные талнахских друзей. Библус, Рыжая и Анастасия значились в списках прошедшими проверку, не нашел я их имен и в перечне пострадавших на маршрутах. Корчмарь тоже успешно справился с испытаниями – за «лисовина» мне и в голову не приходило беспокоиться.
А затем я неожиданно для себя запустил поисковый фильтр по нику «Ланцея».
Инфотехническая группа высаживалась не в Чили, а среди радиоактивных пустынь Туркменистана. Хотя на самом деле радиационная опасность этих мест была не особо выше, чем от военных штаммов – на южноамериканском побережье, у меня вдоль позвоночника прошел холодок. Задворки Шелковицы были опасны не столько давным-давно отгоревшими следами грязных бомб, сколько скитающимися по этим местам мобильными бандами всех мастей и национальностей.
Конечно, наивно было думать, что Орбиталь позволит себе терять обученных колонов от рук отщепенцев. Наверняка испытательный маршрут прикрывали целые стаи вардронов и корпуса наемников… Я торопливо перевел взгляд на результат Ланцеи и облегченно выдохнул – напротив ее ника горело зеленым «маршрут пройден, состояние здоровья в норме, рекомендации положительные». Я смущенно улыбнулся и сбросил фильтр, пока Крапивник не повернул голову и не увидел мою неосторожно пущенную в общем режиме АС-ку.
Наученный горьким опытом, я, несмотря на жару, натянул майку с длинными рукавами и купленную на одном из базарчиков Кито залихватского вида шляпу. Опертрейн Зума, увидев мой наряд, досадливо цокнула языком, но замечаний делать не стала. В конце концов, форма одежды в наземных службах Орбитали никогда не соблюдалась настолько же неукоснительно, насколько среди настоящих спейсеров.
Солнце, впрочем, уже садилось. Через пять минут можно было ждать взлета очередной девятичасовой ракеты. Хотя за последние пару лет это зрелище слишком приелось, чтобы обращать на него внимание. Разве что как повод оторваться от утомительного процесса сбора клубней.
Я вогнал лопату в землю, слегка копнул. Покрепче ухватил шершавый жесткий стебель и потянул на себя. Стряхнул землю с клубней и принялся обрывать их, складывая в весовое ведро. Коснулся иконки, занося данные в журнал уборки.
– Сколько? – подала голос работающая по соседству Филис.
– Восемь килограммов, – ответил я.
– Везет, – Филис оперлась на тонкую прозрачную перегородку, насеченную шестиугольниками. Та натянулась под ее весом, но выдержала. – Не одолжишь мне пару ведер?
– Схолколон, у вас слишком много учебных баллов? – осведомилась невидимая опертрейн Зума. – Следите за своим участком и не коситесь так часто на территорию схолколона Димера.
Арктанка досадливо поморщилась. Пальцы ее левой руки сложились в условный знак. Я невольно фыркнул. Оставалось надеяться, что Зума наблюдает за нашей работой через камеры, угол зрения которых не подходит для того, чтобы разглядеть жест, который на жаргоне спейсеров означает прорыв канализационного газа в систему воздухоснабжения.
Я вернулся к своей работе, изредка обмениваясь короткими вспышками-беседами с Гекконом и Крапивником. Чан с выкопанными клубнями и второй, с силосом, постепенно наполнялся. Наконец я обработал достаточную площадь, прикинул результат. Внес его в журнал. Запустил автоматический подсчет – получив второй, почти не отличающийся. И тронул третью иконку, запрашивая данные с почвенных мониторов.
– Четыре килограмма двести граммов на квадрат в среднем, – тут же произнесла опертрейн. – Неплохая урожайность топинамбура для целинных латеритов. Вы пересчитали норму внесения удобрений с учетом продленного сезона вегетации?
– Ну да, опертрейн. Мастрейн Каскос всегда старался направить наши мысли в сторону практического применения на Кементари усвоенных знаний, вот я и подумал…
– Хорошо. Почти отлично. Показатели вашей пятерки… – голос Зумы заглушило грохотом девятичасовой ракеты. За прозрачными шестиугольниками оболочки погодного купола в небо потянулся столб огня и дыма. Затем опертрейн, по-видимому, включила шумодавы, – могли бы быть почти отличными, если бы вы более тщательно окучивали ряды, и превосходными, если бы вспомнили про то, что адаптированные к условиям Кементари сорта рассчитаны на двойной урожай с разрывом на сезон заморозков, Димер, – и теперь опертрейн осеклась, несмотря на работу шумодавов. За перегородкой Филис, взвешивавшая свою партию, застыла с ведром-весами в руке, ее глаза были подняты к куполу, а от лица отлила вся кровь.
Я вскинул голову. Как раз вовремя, чтобы увидеть закрутившуюся в петлю дымную колонну. Полоса бело-голубого пламени на ее вершине металась из стороны в сторону, шаталась, ложилась набок. Рухнула вниз, срываясь в крутое пике.
Вниз, к земле. Прямо на наши головы.
Оглушительно взвыла сирена.
– ЛОЖИСЬ!!! – вскричала опертрейн. Краем глаза я увидел, как растянулась на полу Филис, прикрыв голову руками. А я все смотрел на огненную струю с блестящей точкой посередине. Смотрел, как растет в небе голубое солнце, не догадываясь отбежать к ближайшему укрытию, хотя бы броситься самому на пол.
Высоко вверху распустился пламенный клубок. Гулкий тяжелый удар колыхнул купол.
Наконец-то я запоздало догадался плюхнуться в горячую землю. Раскаты грома перекатывались над Взлетным.
На их фоне высокий свист был почти не слышен. Свист нарастал – и завершился новым ударом, совсем слабым после предыдущего.
– Проклятье, – пробормотал чей-то голос в наступившей пронзительной тишине. Лишь вдали продолжала завывать сирена. – Что за …?!
Ругательство словно разрушило сковавшие группу чары безмолвия – и воздух под куполом наполнился проклятьями, криками ужаса, возгласами недоумения. Кто-то уже бежал к выходу из оранжереи, на выходе мигом образовалась пробка.
– Спокойно! – выкрикнул Лазарев. Встал у выхода, преграждая дорогу. – Мы ничем не поможем, если начнем метаться у аварийщиков на дороге, как стая баранов! Запросить АС!
Совет был здравым. Я торопливо развернул активную среду, увидев, как ослепительно полыхает сигна общей тревоги. Коснулся ее. На подвсплывшем общем плане горели красные пятна в районе складов. Когда я обернулся в реальную сторону зоны падения, то увидел, как поднимается над куполами столб черного дыма.
– Ешкина мышь, – произнес совсем тихо стоящий рядом Крапивник. – Повезло, что подрывной заряд сработал вовремя. Если бы эта штука врезалась в резервуары…
Меня передернуло. Слишкое живое воображение тут же нарисовало картину – ревущая стена пламени, рвущийся к небесам огненный гриб, грохот взрывов и свист разлетающегося металла. И крики горящих заживо людей.
Зуммер оповещения отвлек меня от мрачных картин.
На сей раз нас оповещали не синты – пожарная тревога не предусматривала подобные красивости. Самые обычные целеуказующие точки направили нас «по местам постоянного проживания» с запретом покидать их без особого указания. Зума торопливо извинилась за сорванное занятие, будто это была ее вина.
– Трое человек, – пробормотал я, глянув в АС. Мы стояли у дверей комнат – не настолько далеко, чтобы мониторы подняли тревогу, но достаточно близко друг к другу, чтобы переговариваться.
Взлетный строился с расчетом на подобные аварии, но никто не мог знать, что везущий упаковочную пленку и робы грузовик окажется на пути раскаленного обломка сопла. Груз запылал мгновенно, огнетушитель не смог сбить пламя, жар огня ослепил сенсоры грузовика, и неуправляемая машина врезалась в операторский пульт, убив опертеха дежурной смены. Удар сорвал с петель дверь кузова, и охваченные огнем свертки рухнули на его злополучных напарников. Еще двое погибли сразу, двоим посчастливилось – они сейчас находились в медцентре, один со множественными ожогами, второй с отравлением угарным газом.
– Мне их тоже жалко, – ответил Крапивник и поежился. – Но, Димер, глубокий блок… Корабль падал аккурат на криогенный резервуар! Еще несколько секунд…
– И счет трупам шел бы на десятки, – подхватила Рыжая.
– Как минимум, – я кивнул. – А запуски накрылись бы дарвином на месяц, не меньше. Известно уже, что случилось с ракетой?
– Если и да, то мне забыли доложить, – хмыкнул Геккон. – Отказ двигателей, сбой контрольной системы, дефект оборудования… Это не первый случай в работе Орбитали.
– За последние десять лет – первый с человеческими жертвами на грунте, – возразил Крапивник. – И именно в тот момент, когда работа по постройке корабля выходит, наконец, на финишную прямую…
– Незадача, – Геккон развел руками. – Ну а чего ты ждал от проекта таких масштабов? Что он пройдет без аварий и несчастных случаев? Стоило бы удивиться, что работы до сих пор шли как по маслу. Наверное, потому что до них пока что не допускали никого из вас, растяп.
– Да? – Крапивник нервно стянул с лица «целестиал». Оглядел нас и понизил голос. – А вам не кажется странным, что безы до сих пор держат нас на приколе?
– А ты думал, тебе позволят отправиться на место падения и поглазеть на обгорелые обломки, затоптав параллельно ценные улики? – фыркнул Геккон и вдруг пристально поглядел на Крапивника. – Погоди-ка… Тебе что, шальным осколком по голове засветило? На что ты намекаешь?
– А ты угадай, – посоветовал Крапивник. – Или ты веришь, что проверенная раз по пять ракета чисто случайно отказала прямо над космодромом, и свалилась в неуправляемый штопор, который опять же случайно нацелил ее именно в заправленный не далее как вчера резервуар? Можешь верить и дальше, если тебе так спокойнее.
– Ребята, – поспешил я вмешаться. – Если даже и так… Олег, я бы на твоем месте не стал орать об этом посреди коридора. Или тебе и впрямь хочется наведаться в АстроБез?
– Вы оба параноики, – Геккон покрутил пальцем у виска. – Внимание, господин опербез, говорю под запись. Когда будете расстреливать этих двоих за болтовню и паникерство – прошу билет в первых рядах. На сем заканчиваю и удаляюсь на ужин. Желающим разрешаю присоединиться.
– Вот уж про пожрать этот тип не забудет даже на другой планете, – прокомментировал Крапивник, глядя в спину хлопочущего в кухонном отделении комнаты Геккона. – Как вы друг друга выносите?
– Приспособились за два года.
– Что ж, лично я хочу выспаться перед завтрашним медосмотром, – заметила Рыжая. – Олег, если ты не собираешься ужинать – хотя бы не засиживайся допоздна, – она потянулась, сладко зевнув, и скрылась за собственной дверью.
Свежий ветер дул в лицо, наваливаясь на грудь и заставляя пригибаться. В прошлый наш визит сюда шум моря на палубе был едва слышен, теперь же волны грохотали, разбиваясь о стальную обшивку. Всю юго-восточную сторону горизонта затянуло темной стеной ливня.
Конечно, «Стартовой» был не страшен и полноценный двенадцатибалльный ураган, но вот о тандеме этого было сказать нельзя – техника безопасности полетов запрещала их подъем уже при силе ветра тридцать пять километров в час. Судя по показаниям анемометров «Стартовой», сейчас порывы ветра достигали скорости в двадцать восемь километров. Если ветер усилится еще немного – корабль, ждущий нас на ВВП, придется возвращать в кормовой ангар, а нам – торчать в каютах, пока непогода не уляжется, или пока КирибатиМетео не поднимет свои кольцевики для разгона шторма.
Лазарев, о чем-то совещавшийся с моряками Орбитали в полусотне метров от нас, теперь направился широким шагом в нашу сторону. Стоящий рядом человек со знаками различия оперспейсера последовал за ним.
– Поздравляю, схолколоны, – проговорил Владимир довольно. – Диспетчерская дает добро на взлет. Шторм проходит стороной, и у нас есть неплохой взлетный коридор.
– Прошу организованно и согласно айдимам пройти в пассажирский отсек, – добавил космонавт. – Не забудьте пристегнуть ремни. На разгонном участке будет небольшая перегрузка.
«В крайнем случае, нас уже натаскивали прыгать с глайдершутом» – догнала меня язвительная беседа-рассылка Корнера у аппарели тандема.
Учебно-тренировочная «виверна» сильно отличалась от своих грузопассажирских собратьев. Крылья отделяемого модуля, рассчитанного на аэродинамическую посадку, в размере почти сравнились с плоскостями носителя, топливные баки, напротив, были сравнительно небольшими – «виверна» проектировалась не для стыковок с высокими трекерами и разгонниками.
Пассажирский салон «виверны» внутри представлял собой лишенное всяких иллюминаторов и обзорных дисплеев пространство, заполненное четырьми рядами по двенадцать кресел в каждом. В носовую часть тандема вели два коридора, первый прямой, как стрела, второй имел несколько поворотов. Отсюда мне было не разглядеть расположенные ближе к носу аппараты, но из изученных накануне схем я знал, что там размещены испытательные тренажеры и медоборудование, за которыми находится пилотская кабина.
Крепления захлопнулись с сухим щелчком. На схеме салона одно кресло за другим вспыхивало зеленым.
– Проверить готовность и доложить, – тем не менее, скомандовал спейсер. – Убедитесь, что ни у кого из вас нет при себе мелких незакрепленных предметов. В полете они могут создать проблемы. Закрепите айдимы. Рассчитайтесь по порядку номеров!
Короткая перекличка завершилась, когда на настенном табло и параллельно – в очках уже сменялись цифры обратного отсчета. Снаружи давно завершилась возня со шлангами, проводами и отстыковкой крепежа. Очки спроецировали на переборки изображение палубы «Стартовой» и океана вокруг. Не слишком хорошее – пластиковые стены отсека плохо подходили в качестве замены фоновым панелям, но нам было не до таких тонкостей.
«Виверна» завибрировала, под нами родилось тихое гудение. На дисплее сменялось «тридцать… двадцать… десять…». Меня пробрала легкая дрожь. Наша группа прошла тренировки на центрифугах и качелях, в термо- и барокамерах, но нам впервые в жизни предстоял настоящий полет в космос.
– Пять, – принялся я считать про себя в такт бегу цифр. – Четыре. Три, два, один!
Пол качнулся, мы ощутили движение тандема. На визорах заскользила назад палуба. Тандем набирал ход, двигатели грохотали все сильнее. Детали обстановки слились в смазанные полосы. Носовая часть надвигалась, сперва медленно, а затем вдруг – с головокружительной скоростью. На секунду мне показалось, что, перемахнув ее, мы рухнем в океан – и подумав так, я вдруг понял, что палуба давно закончилась, а «виверна» поднимается над морскими волнами. Тандем набирал высоту, устремляясь к нависшим серым облакам. Ненадолго мелькнул внизу крохотный, будто игрушечный, силуэт грузового парусника, уходящего на аварийной тяге от шторма – а затем все окутала серая пелена тумана.
Я покрутил болл, выбирая настройки обзора. Облака сделались полупрозрачными, справа по борту засверкали молнии и стала видна густая вращающаяся масса – центр тропической депрессии. Мы уже поднялись над бурей. Грохот двигателей, все усиливающийся, внезапно стих – так внезапно, что я попытался потрясти головой, чтобы прочистить уши. Естественно, мне помешали крепления. Я сглотнул и понял, что рев не прекратился, всего лишь стал тише, но на фоне прежнего воя казалось, что в уши вставили по мягкой затычке.
Тандем вырвался из туч. Мы мчались над залитой солнцем ослепительно белой равниной. Я скосил глаза, провожая взглядом коловращение шторма. «Виверна» мчалась среди сияющих облачных башен, с каждой секундой поднимаясь над ними. Еще несколько минут – и небо из голубого сделалось сперва густо-синим, затем фиолетовым, а потом сетчатку ужалили первые огоньки звезд. Восторженно заорав, я ткнул Крапивника локтем и удостоился насмешливого взгляда от спейсера. Покраснев, я продолжал наблюдать за стремительно темнеющим небосводом и проваливающимся вниз горизонтом.
– Эй, зелень! – не по-уставному обратился к нам спейсер. – Полминуты до расстыковки. Приготовиться к перегрузке!
Я глубоко вдохнул и постарался расслабиться в кресле. На дисплее вновь замелькал обратный отсчет.
Рывок! Вот теперь в тандеме воцарилась настоящая тишина. Желудок подкатил к горлу, когда я ощутил, как внезапно мы устремились в бездну. И тут же, не давая опомниться – удар, выбивающий воздух из легких! Тишина взорвалась гулом ракетного двигателя. Перегрузка нарастала, сковывая тело не хуже креплений, вдавливая руки в подлокотники. Салон будто запрокинулся, растущая тяжесть давила на грудь.
– Не забывайте дышать, – посоветовал нам орбитальщик. В его голосе звучало легкое напряжение.
Мне казалось, что ребра вот-вот затрещат. Я сделал натужный вдох, еще один. В Центре поговаривали, что на тренировочных полетах спейсеры специально ведут корабли с ускорением выше экономичного, чтобы дать новичкам прочувствовать всю прелесть перегрузки. Кажется, нас не запугивали.
Невесомость и тишина вернулись так же внезапно, как и пропали. Я судорожно вдохнул, чувствуя, как уходит из-под ног поверхность. Вцепился в подлокотники, и только когда я ощутил под руками твердую поверхность, головокружение немного отпустило.
Я медленно поднял руку, расслабил мышцы. Посмотрел на плавающую перед лицом пятерню.
За бортом расстилалась испещренная звездами пустота. Звезды были совсем не такими, как на Земле. Вокруг горели немигающие, колючие, яркие и крохотные иголочки света, проткнувшие мрак. И их было больше – куда больше, чем видно в самую звездную ночь. Солнечный свет падал с абсолютно черного неба, под нами расстилалась Земля, укрытая облачным покровом.
– Внимание, – спейсер отстегнулся и завис в воздухе. – Снять очки. По моей команде отстегиваем крепления, и двигаемся к тренировочному ходу. Проходим сквозь него, Чарльз подключает вам медсканеры, и вы ползете обратно через главный коридор. Задача – уложиться в четыре минуты. Всем понятно? Тогда начали. Номер первый!
Лазарева сперва завертело в воздухе, но он сумел дотянуться до скобы и погасить вращение. После чего скользнул в туннель так проворно, что можно было подумать, будто владиросец не впервые на орбите.
– Номер второй, пошел!
Я числился под шестым номером, и у меня было время пронаблюдать, как скрывается в тренировочном коридоре вереница товарищей. Конечно, наша подготовка и в подметки не годилась тренировкам спейсеров, но Орбиталь считала, что люди, готовящиеся совершить межзвездный перелет, как минимум не должны беспомощно барахтаться, оказавшись в состоянии свободного падения. А потому – занятия в гидробассейне, в почти таком же комплексе. Оставалось надеяться, что они помогут и в реальной обстановке.
– Номер шесть, пошел!
Расщелкнуть замки, оттолкнуться. Разница между гидроневесомостью и настоящим свободным падением ощущалась сразу. В воде ты не врезаешься головой в потолок, если толчок оказался чуть сильнее нужного. Хорошо еще, переборка покрыта мягкой обивкой… и плохо, что тонкой.
Я ухватил скобу, перебирая руками, принялся подтягивать себя к люку. Спейсер доразогнал меня толчком в загривок.
Коридор был достаточно узок, чтобы вызвать у иных приступ клаустрофобии. Я на нее никогда не жаловался и лишь порадовался, что стенки достаточно близко ко мне, чтобы отталкиваться от них руками. Ход освещали только три узенькие полоски красной светоленты, так что я, сдерживая тошноту, едва не пропустил развилку – прямой ход вел в тупик, выбраться из которого и при нормальной-то гравитации было сложновато, в носовую часть уводил еще более тонкий боковой лаз. Через метр от поворота я напоролся (в прямом смысле) на задраенный люк. Торопливо раздраил его, понесся по коридору. Новое препятствие – поворотный шлюз – сожрало еще полторы минуты, и из испытательного тоннеля я вывалился, дыша, будто прохудившийся компрессор.
– Пять двадцать, – флегматично заметил второй дежурный. – Приемлемо. Расстегните накидку.
Блестящие диски и ленты медсканера захолодили грудь, запястья и виски. Я неуклюже застегнулся. Когда я вплывал в прямой, как луч, основной туннель, из испытательного уже показалась голова следующего начинающего космонавта.
Вернувшись под присмотром спейсера в кресло, я наконец расслабился и принялся рассматривать космическое пространство через «целестиал». Над кораблем скользили звезды, летела навстречу поверхность Земли. Солнечный диск коснулся горизонта – и Землю и космос разделила пылающая всеми цветами радуги великолепная космическая заря. Затем «виверна» окунулась в ночь.
Под нами распростерлась черная гладь Атлантики. Будь наша орбита больше наклонена к полюсу, и мы бы могли увидеть в ночи огни британских морских полисов и акваферм. Но мы оставались в плоскости экватора, и лишь однажды прямо под нами очки высветили огонек – дежурила посреди океана «Стартовая-2», год назад сошедшая с верфей Медитеррана. Даже парусники КФ и Шеньян-Ксин не было заметно в темноте.
Последним через туннель шел Мигель. С нашлепками сканера он пристегнул себя к креслу, и наступила долгая тишина. Оборудование спейсеров переваривало наши данные, а экипаж выжидал, пока «виверна» не завершит очередной виток вокруг земного шара. К этому моменту солнце успело четырежды закатиться и подняться у нас по курсу, и зрелище космических восходов и закатов перестало вызывать благоговейный трепет.
О морской болезни я успел позабыть, видимо, вестибулярный аппарат смирился с тем, что его обладатель чересчур долго летит вниз для простого падения. Над Тихим океаном спейсеры развернули корабль хвостом вперед, готовясь к тормозящему импульсу.
Перегрузка уже привычно вдавила нас в кресла. Заработали двигатели, гася скорость. «Виверна» вновь развернулась носом по курсу. Через некоторое время началась вибрация, сперва еле заметная, затем корабль начало трясти ощутимо. Внешние сенсоры оттранслировали на очки, как носовой обтекатель украсился огненным цветком, как срываются с него и мчатся вдоль обшивки потоки плазмы – и картинка вырубилась.
– Ха! В случае чего, нам обеспечен по-настоящему теплый прием! – пошутил я через силу, обернувшись к Олегу.
Тот ухмыльнулся, хотя на его лбу проступили мелкие капли пота. Мы сидели, вцепившись в кресла. Я старательно напоминал себе, что «виверна» не первый раз входит в атмосферу и абляционное покрытие рассчитано на тепловой поток.
Тряска достигла максимума, заставив наши зубы дробно стучать в такт вибрации, затем понемногу сошла на нет. Сенсоры включились. Мы неслись над каменистыми вершинами Анд, вдалеке блестела на солнце озерная гладь, а между ней и кораблем – раскинулись стальные цветы стартовых столов «Взлетного».
Общий вздох облегчения пронесся по салону. «Виверна» снижалась, озеро скрылось за горизонтом, фермы и резервуары космодрома росли на глазах. Затем и они качнулись в сторону, когда корабль ушел левее, и под нами раскинулась протянувшаяся через все плато, сглаженная бульдозерами бетонная поверхность, исчерченная разметкой.
Касание вышло таким гладким, что я и не понял – корабль уже не снижается, а мчится по ВПП. Только когда нас слегка тряхнуло и за кормой стали распускаться купола тормозных парашютов, до меня дошло, что первый в моей биографии подъем на земную орбиту завершился успешно.
Когда «виверна» выкатилась на рулежную дорожку, заглушила двигатели и крепления кресел автоматически отстегнулись, мы дружно разразились аплодисментами. Спейсер окинул нас безразличным взором.
– Сдадите медсканеры в тренировочном комплексе, – обронил он. – Можете покинуть корабль.