У Фермана-Фермы был сын, Сардарь Ляшгяр. Русско-английская дипломатия давно добивалась назначения Хамаданским губернатором своего сторонника, и когда Ферман-Ферма вошел в кабинет министром внутренних дел, то Сардарь Ляшгяр получил место губернатора. Шведский майор Демаре, прибыв с отрядом жандармов в Хамадан, был недоволен этим назначением. Губернатор ему мешал. Демаре арестовал Сардаря Ляшгяра, а в Тегеран послал телеграмму с ультимативным требованием уволить министра Фермана-Ферму. Министр уволен не был, но наглость состоящего на службе Министерства внутренних дед офицера поразила многих. Дамаре сам назначил губернатора по своему выбору. При содействии нового администратора происходила обработка общественного мнения, агитация против русских и англичан, устройство укреплений вокруг города.
Бой у Аве и на Султан-Булахском перевале, закончившийся разгромом жандармов и моджегедов, вызвал в Хамадане панику. Остатки разбитых отрядов своим видом, а еще больше рассказами о больших силах и злодействах русских, взбудоражили город. Началось бегство. Первыми стали уходить войска гарнизона. Около шести тысяч жандармов, всадников и добровольцев германо-турецкой службы молниеносно оставили город. Демаре, нагрузив караван вьючных животных оружием и деньгами, двинулся на юг. Казна его пополнилась. В Хамадане было отделение английского «имперского банка Персии». Демаре захватил все деньги банка с собой, около 60 000 туманов серебром, а в качестве заложника увел с собой и Сардаря Ляшгяра…
Еще накануне Демаре уверял германского консула в непобедимости своих войск. Консул верил. Да и как не верить, когда тысячи всадников вооружены до зубов и снабжены пулеметами и артиллерией!
– От Аве до Хамадана больше ста верст… Да Аве за перевалом. Далеко еще…
– У Аве дрогнули жандармы?! Пустяки… Это нарочно русских заманивают в горы…
Консул обедал, когда в передней услыхал шум. От Демаре прибежали сказать, что русские – под Хамаданом и надо бежать.
Обед остался на столе, а сервировка попала в число трофеев отряда полковника Фисенко.
Консул был возмущен.
– А сопротивление?
– Да уже все уходят, господин консул. Скорее, скорее.
Демаре посылал проклятия по адресу Наиба Туссейна и Заффара Нэзама.
– Разбойники, – кричал он – сколько они денег взяли! Да ведь русские еще в трех переходах отсюда, а они уже удрали. Ну, погодите же…
Город был занят без выстрела.
За несколько дней до разгрома на Султан-Булахе среди жителей Хамадана собирались подписи. За войну против русских и англичан. Агенты германо-турок, как будто почтенные граждане города, ходили по магазинам на базаре, по домам видных купцов и предлагали расписаться. Мялись, жались и подписывали. Губернатор подписался, такой-то тоже и такой. Было неловко, боялись, а все же подписывали. Говорили, что пошлют телеграмму в Тегеран с требованием, чтобы объявили войну.
Когда русские подходили к Хамадану, началось бегство из города.
Демаре не хотел брать с собою беженцев.
– Куда вы? Мы – воевать, а вы только мешать будете! Да и как бежать? Семья, дела на ходу, имущество… Ехать? Куда? Да и собраться времени нет! А что будет дальше?
Подписавшиеся решили положиться на милость победителей. Пошли на телеграф. Просили уничтожить их подписи под телеграммой.
– Да как же я уничтожу, – говорил начальник конторы, – телеграмма-то ведь послана!
Губернатор тоже мог уехать с Демаре, но не уехал. Вызвал к себе переводчика и стал сочинять телеграмму Баратову с просьбой о прощении. Телеграмму послал, а сам скрылся до поры до времени.
На Востоке люди очень доверчивы и охотно верят тем, кто умеет говорить настойчиво и убедительно. И в Персии верили силе и могуществу Германии и Турции, которые обещали ей свою помощь и говорили о разгроме России. Но на Востоке умеют считаться и с фактами. Падение Хамадана показало, что не все справедливо в словах германо-турок. Престижу германо-турецкого могущества был нанесен жестокий удар, но ни немцы, ни турки не пали духом. Сильные отряды их повели в свою очередь наступление по дороге между Хамаданом и Тегераном, пытаясь отрезать Хамадан от столицы. Силы противника настолько превосходили русский отряд, что сначала мы только оборонялись. Отбив удар, русские войска не дали времени германо-туркам собраться с новыми силами и возобновить наступление. Русский отряд стремительным и неожиданным нападением разбил германо-турецкие части и подошел к Куму. Взять Кум – это значило нанести поражение врагу в самое сердце. Ведь Кум был центром всего движения и главным штабом военных действий против России. С этим городом связалось представление о силе и организованности германо-турок. Как и под Хамаданом, однако, русским войскам здесь не было оказано никакого сопротивления. Казаки были еще далеко от города, как через южные Кумские ворота трусливо бежали и временное правительство, и деятели Национального комитета защиты ислама, и шведские руководители, и германо-турецкие вдохновители персидского движения.
Кум был пуст от пришлого элемента. Нашему отряду Баратов приказал соблюдать осторожность при занятии священного города, чтобы не оскорблять религиозных чувств мусульман. Начальник отряда в город сразу с казаками не вошел. Вызвал к себе губернатора и заявил, что город займет, но просил отвести для войск помещения. Губернатор, по соглашению с духовенством, указал соответственные кварталы и здания, которые и были заняты казаками.
Занятие Кума имело огромное значение не столько с точки зрения стратегической, как с политической. После Хамадана это был второй удар и более сильный. Отряды жандармов и всадников были разбиты и отброшены в глубь страны. Руководители движения «священной войны» были оторваны от своей временной столицы, от своих войск и от центров активных действий. Приходилось думать уже не о продолжении войны, а о собственном спасении, и при бегстве выбирать лишь надежную дорогу.
Баратов осматривал войска Кумского района. Награждал казаков крестами, говорил речи, осматривал госпиталя. Поехал в Кум. Еще при въезде в город его остановила депутация от горожан и духовенства. Седой как лунь мулла сказал:
– Мы говорим то, что думаем. Раньше мы боялись русских войск, мы боялись за наши святыни, жизнь и имущество. Но мы напрасно беспокоились. Русские уважают нашу веру и нравы. Мы горячо благодарим Вас и ваши войска за гуманное отношение к мирным жителям и за внимание, проявленное к кумским святыням и обычаям страны.
Первые известия об успешных боях русских войск на Султан-Булахском перевале были получены в Тегеране двадцать пятого ноября, в день исторического заседания кабинета министров. Последующие известия, в особенности взятие Хамадана, произвели в столице большое смятение. Еще двадцать пятого ноября Мустафиоль-Мамалека посетила депутация от тегеранского купечества и потребовала от него объявления войны России и Англии. Падение Хамадана произвело переворот в умах. Купечество выбрало новую депутацию к шаху и уполномочило ее просить повелителя Ирана соблюдать в отношении воюющих держав полный нейтралитет. Уполномоченные заявили шаху, что народ не хочет войны с кем бы то ни было. Переговоры с Россией и Англией о заключении союза также должны быть прерваны, ибо никто в Персии не желает войны с единоверной Турцией. Шах обещал.
Мустафиоль-Мамалек был потрясен. Он ошибся только в одном дне. Он поторопился. Карьера его испорчена. Он заявил, что уходит в отставку и подождет лишь некоторого успокоения внутреннего положения Персии. Декларация открыла карты. О переговорах с Россией и Англией уже не может быть и речи. Но надо действовать…
В турецком посольстве и австро-венгерской миссии обнаружилась полная растерянность. Отданы распоряжения об отъезде и упаковке вещей для дальнего путешествия.
– В Исфагань? Тревожные слухи: говорят, дорога занята русскими. Хамаданская дорога тоже перерезана, Нуверен занят.
– В Керманшах?…
Однако не все еще потеряно. Тегеран переполнен жандармскими частями, отрядами воинственных всадников, преданных Германии и Турции. Жандармы в казармах Юссуф-Абада, Баге-Ша и Гассан-Абада ждут только приказа о выступлении… Нет, положительно не все еще потеряно! Если Тегеран восстанет, события могут еще повернуться. Нужно только выиграть время. Ведь турки могут от Багдада через Керманшах начать наступление по Тегеранской дороге! Важно, чтобы Тегеран держался…
Так думал Мустафиоль-Мамалек, принц Рейс, Эдваль и многие другие поджигатели пожара на Востоке.
В воскресенье шестого декабря разведка отряда полковника Колесникова сообщила, что у селения Саве накопляются вооруженные всадники. Поймали языка. Пленный утверждал, что отряд небольшой, подчиняется Амир-Хепшату, но что ими командует не сам вождь, а один из его помощников. Саве находится примерно на полпути между Тегераном и Кумом в 75 верстах к северо-западу от Кума. В понедельник части отряда Колесникова подтянулись к Саве и стремительной атакой смяли неприятеля. Всадники состояли из добровольцев, навербованных агентами принца Рейса, в количестве шестисот. В это время другие отряды Амир-Хешмата сосредотачивались у Тегерана, верстах в сорока между Рубад-Керимом и Кереджем. По имевшимся у русских сведениям, отряды намеревались вступить в Тегеран. Русские войска сжали Амир-Хешмата с двух сторон. Казаки Колесникова, только что действовавшие у Саве, форсированным маршем направились к Рубад-Кериму с юга, а с севера из Энги-Имама выступил другой свежий отряд. Десятого разразился бой. Германо-турецкий наемный отряд состоял из полутора тысяч человек: восьмисот добровольцев под командой самого Амир-Хешмата и семисот жандармов, руководимых шведами. Казаки обстреляли неприятельские позиции артиллерийским огнем из горных орудий, а потом бросились в атаку. Среди всадников туземной кавалерии произошла паника, и они бросились врассыпную по направлению к горам. На поле сражения остались человек тридцать убитых, сто восемнадцать раненых и около семидесяти пленных.
Тегеран пережил тревожные часы. Заседания кабинета министров шли непрерывно. Пальба орудий с поля сражения доносилась до города. Тегеран метался. Враги и друзья с одинаковым трепетом ждали исхода боя. По городу ползли невероятные слухи. Через многочисленные ворота Тегерана в разных направлениях уходили жители, уезжали экипажи, тянулись груженые караваны вьючных животных. Бежали скомпрометировавшие себя из обоих лагерей, ибо не знали они, кто победит. Бежали напуганные мирные граждане, чтобы спрятаться на несколько ближайших дней в окрестных деревнях, поместьях, у знакомых или родных. Боялись восстания в городе, переворота, резни. А основания были.
Если бы седьмого декабря казаки у Саве не разбили добровольцев, то в Тегеране разразились бы грозные события. Германо-турками и их друзьями был разработан следующий план. Часть добровольцев должна была привлечь на себя русских в окрестностях Саве, а остальные в это время с Амир-Хепшатом во главе предполагали войти в Тегеран. В городе к добровольцам должны были присоединиться жандармы во главе с Эдвалем и бахтиары. В результате образовались бы значительные силы, которые смогли бы обезоружить персидских казаков, напасть на здания миссий держав согласия и совершить государственный переворот. Шаха предполагали заставить остаться в Тегеране и фактом своего присутствия одобрить весь план. Если русские будут наступать на Тегеран и городу будет угрожать опасность, выехать во главе с шахом и правительством на юго-запад. Этот план объяснял все. И нервное возбуждение, царившее в городе последние дни. И слухи об отъезде шаха, правительства и турецко-немецких агентов, и поспешные приготовления Эдваля и его жандармов к отъезду. Амир-Хешмат колебался. Его отряд у Саве был разбит. Казаки могут подойти к Тегерану. Входить ему в город или нет?
– Как в городе? Как настроение? – спрашивал по телефону Амир-Хешмат вождей бахтиаров.
– Мы Вас ждем, – отвечали ему.
Но Амир-Хешмат не решился. Его поджидала судьба у Рубад-Керима. На валу, окружающем Тегеран, правительство расставило вооруженных полицейских, приказав им отразить добровольцев, если они сделают попытку войти в столицу. Напрасно! Судьба Тегерана и этого правительства решилась у Рубад-Керима. Впрочем, она решилась еще накануне, у Кума. Известие о падении Кума произвело впечатление бомбы, брошенной в пороховой склад.
– Бежать. Но куда? Кажется, все дороги перерезаны!..
Германо-турки, шведы во главе с Эдвалем и жандармы покинули город. Захватили арсенал, взрывчатые вещества и бросились в горы. Следом за ними, по горным дорогам и только им одним ведомым горным тропинкам, рассеялись шайки бахтиаров, сарбазов и всадников. На улицах Тегерана, вместо мундиров и кепи австрийцев, вместо курток цвета хаки моджегедов принца Рейса, появились русские военные мундиры и фуражки, казачьи черкески и послышалась русская речь…
Кабинет Мустафиоль-Мамалека пал. У власти стал престарелый принц Ферман-Ферма. В Тегеран наведываются русские гости – начальники отрядов, должностные лица. Через город, в южном направлении на Кум, Кашан и Исфагань бегут «форды», грохочут грузовики… Население подавлено мощностью русского вооружения и успехами побед нашей армии.
Персидская экспедиция генерала Баратова обязана своими успехами прежде всего той скрытности, с которой войска успели сосредоточиться в Казвине, а затем быстроте и энергии натиска, похожими на туркестанские походы Черняева и Скобелева. Баратов знал Восток и понимал, что лучший способ борьбы с плохо дисциплинированными скопищами неприятеля заключается в непрерывном преследовании однажды поставленной задачи. Задача была – разгромить еще не законченную организацию и концентрацию сил противника. На Востоке волевой элемент в психике развит слабо, а потому ряд коротких и сильных ударов по врагам, расстроив их ряды, должен был парализовать энергию к объединению многочисленных вождей воинствующих племен. Баратов рассчитал правильно. Но, разгромив главные силы германо-турок у Хамадана, Тегерана и Кума, он не остановился. Операции развивались на всех трех главных направлениях. Заняв за Хамаданом Ассад-Абадский перевал, русские войска открыли себе путь в долину верхних притоков реки Каруна и перешагнули через горные хребты, отделяющие внутреннюю Персию от бассейна Персидского залива. С занятием Кума в нашу власть перешла почти вся плодоносная долина Карачая, по которой пролегает кратчайший путь из Тегерана в Багдад. Северная дорога из Исфагани в Багдад также была перерезана, поэтому германо-турецкие руководители в Персии были отрезаны от своей Месопотамской базы.
В горных ущельях и лесах Гиляна, в глубоком тылу русских войск стали проявлять активность отряды Кучик-хана и Хассан-хана. Они нападали на обозы, транспорты, мелкие отряды русских и мешали правильной коммуникации фронта с тылом. В конце декабря Баратов приказал покончить с воинственными вождями племени дженгелийцев. С запада на Решт была двинута одна колонна казаков, а с юга к северо-востоку, в леса, – другая. В этом походе принимало участие несколько сот казаков; на их долю выпали большие невзгоды. По заваленным снегом тропам, по обледенелым скалам, в непроходимых дебрях лесных гор, скудно питаясь, они в течение двух недель дрались с превосходившими во много раз их силами. Проваливались в снег лошади, падали казаки, отмораживали руки и ноги, и шли вперед, и согревались только в бою. Кучик-хан был настигнут, окружен и разбит. Ему удалось с небольшим отрядом спастись; победители захватили пленных, сотни капсюлей и ручных гранат…
Отряды курдов Турецкого Курдистана еще только поджидали нас, но уже несли германо-турецкую службу. Из Сенне, горными тропами, они перевозили из Турции в Персию оружие, несли службу связи – передавали важные известия, инструкции.
Чтобы прервать сообщения наших противников с западной турецкой границей, по распоряжению Баратова из Зенджана в Сенне был послан отряд персидских казаков во главе с есаулом Мамоновым. Этот отряд образцово нес свою службу, несмотря на недостаток в теплой одежде и обуви. Это один из редких случаев, когда персидские казаки под властью хорошего начальника оправдали произведенные русским правительством на них затраты.
Бежавшие из Тегерана, Кума и Хамадана организаторы персидского движения не прекратили своей работы. Наступление колонны русских войск на Кум было столь неожиданно, что победителям удалось захватить все военные припасы германо-турок и кумского комитета. В предположении, что русские войска при наступлении минуют Исфагань, немцы решили возобновить заготовку военных припасов в этом городе. Был организован патронный завод, работающий непрерывно днем и ночью под непосредственным наблюдением германского поверенного в делах Карднера. Энергичный дипломат оставался в Исфагани до конца, то есть до самого наступления русских войск.
Бидессурский перевал брали под Новый год.
Кянгавер заняли без боя. К западу от города находился укрепленный перевал – основной опорный пункт германо-турок по дороге нашего движения к Месопотамии. Здесь, в первый раз с начала операции, русским пришлось иметь дело с большими турецкими силами, занимавшими укрепленные позиции в горах и располагавшими значительной артиллерией. Занятие Бидессурского перевала должно было открыть дорогу русским войскам в Керманшах. Подготовка к операции заняла около месяца. Исправляли дороги на Ассад-Абадском перевале, подвозили оружие и продовольствие в Хамадан, а главное, перед решительным наступлением на Керманшах Баратов стремился обеспечить левый фланг, ввиду ожидавшихся выступлений германо-турок со стороны Исфагани. Успешные бои у Буруджира, закончившиеся разгромом враждебных племен, и занятие Кашана по дороге на Исфагань решили эту задачу. Основательная подготовка Кянгаверского боя дала блестящие результаты. Турецкие войска были атакованы с фронта и флангов одновременно. Бой был жестокий и закончился полной нашей победой. Неприятель бросил четыре орудия, пулеметы и весь лагерь с богатой военной добычей. Конница генерала Исарлова преследовала противника, а затем последовательно после серьезных боев нами были заняты Сахне, Биссутун и наконец Керманшах. Русские ворвались в Керманшах на плечах отступающих германо-турецких войск, после сильного боя.
Укреплениями у Керманшаха руководил военный германский агент генерального штаба, генерал граф Каниц, бывший душой всей сложной германо-турецкой затеи в Персии. После падения Хамадана, Кума и Тегерана в Керманшах пробрались беглецы из этих мест – немцы, турки, шведы, отряды жандармов и непримиримые политические деятели-персы. Здесь же были сорганизованы значительные курдские отряды и собрано много германо-турецкого военного имущества. Естественно, в течение января тысяча девятьсот шестнадцатого года Керманшах был главным центром германо-турок в начавшейся войне. С падением Керманшаха они лишались главной базы на персидской территории. Поражение немецко-турецких войск под Керманшахом и занятие города русскими должно было произвести большое впечатление на тех персов и курдов, которые еще верили в силы «защитника и покровителя Ислама». Моральное значение этих событий должно было отозваться на англо-месопотамском и на кавказско-турецком фронтах. С взятием Керманшаха русские войска были у ворот Месопотамии.
Граф Каниц переживал трагедию.
Молодой, энергичный и блестящий, он увлекал своими проектами зажечь пожар в Персии и принца Рейса и самого фон-дер-Гольц-пашу. Он яркими красками рисовал перспективы создания огромной персидской армии из добровольцев, зажигал энергией и верой в успех начатого дела своих сотрудников и не жалел средств на организацию. Главнокомандующий турецкими армиями на кавказском и месопотамском фронтах, которого уже называли командующим и несуществующими армиями Персии и Афганистана, придавал работе Капица большое значение. Гольц-паша приезжал через Багдад в Керманшах, чтобы ознакомиться с новым фронтом. Он был недоволен.
– Денег истрачено много, а результаты ничтожны.
– Огромная территория занята русскими, а успехов вооруженной борьбы не видно.
Приезд Главнокомандующего совпал с неудачами у Кума и Тегерана. Каниц показывал высокому гостю укрепления у Керманшаха и Кянгавера, но и это не было одобрено. Укрепления, по мнению генерала, были слабы, а войска ненадежны. Гольц-паша уехал, а Каниц в Керманшахе поставил на карту свою жизнь. Карта была бита, и в день падения Керманшаха граф Каниц застрелился….
В течение указанных двух с половиной месяцев операции наши были блестящи. Гений победы русской армии прибыл сюда вместе с нею. Из нескольких десятков стычек, битв и сложных операций не было ни одной неудачной для нас. Сражения происходили на всех трех операционных направлениях: Казвин – Хамадан – Керман-шах, Казвин – Саве – Кум – Исфагань, Казвин – Султан – Абад – Буруджир. Эти операционные линии охватили громадный район – центр жизни всей страны. На этом пространстве были сосредоточены мозг, душа и все нервы государственного организма. Общественное мнение было заранее настроено против русских, а потому в первый период военных действий мы были окружены тайными врагами и недоброжелателями. Эти враждебно настроенные, иногда очень влиятельные люди, из местных властей и населения, со злорадством следили за высадкой русских войск в Энзели; они пытались пугать нас преувеличенными сведениями о силах неприятеля, были при армии вражеской разведкой и распространяли о поведении русских войск разные небылицы. Были и такие, которые искренне думали, что персидский поход – авантюра, обреченная на неудачу; они знали, что войск мало, а условия войны в Персии крайне тяжелые. Поэтому впечатление о русских победах было очень сильным. Вся Персия пришла в изумление. Мы сразу приобрели много друзей, а враждебные голоса замолкли. Результаты этих побед были очень значительны. Не только район бывшей «сферы влияния» был очищен от германо-турецких войск, но русские заняли значительно большее пространство – шириной восемьсот верст по фронту и столько же верст в глубину, т. е. сделались полновластными хозяевами на территории, во много раз превышавшей районы, примыкавшие к России. Уже через два месяца после высадки мы держали в своих руках все рычаги для дальнейших успешных военных и административных действий. Политику отныне мог указывать лишь командир корпуса. Ключ от нее находился в руках генерала Баратова. Тегеран теперь должен был соблюдать нейтралитет и помогать нам в снабжении армии и поддержке лояльности среди населения и враждебных племен. Впрочем, эти племена и их вожди переменили свою тактику активной вражды или выжидания и стали усиленно искать русской дружбы и покровительства. Они всячески стремились проявлять признаки своего расположения, а некоторые приняли меры к заключению с русскими союза, чтобы воевать против германо-турок. Одни вожди приехали сами на поклон к генералу Баратову; другие, по восточному обычаю, привезли подарки; третьи просто предложили себя и свои отряды в распоряжение штаба корпуса. Такой результат наших успехов был крайне важен, так как по местным географическим и бытовым условиям враждебные отряды в дальнейшем могли бы стеснить наши операции, главным образом в отношении добывания фуража и продовольствия.
Конному корпусу нужно было много припасов, и хотя за них войска немедленно расплачивались персидским серебром, продукты не всегда можно было приобрести. Сторонники германо-турок при приближении русских войск прятали зерно, зарывая его в землю. Иногда войска производили обыски, и спрятанный корм находили в погребах или потайных закромах. Приказами командира корпуса под страхом военно-полевого суда войскам было вменено в обязанность воздерживаться от всяких насилий и принудительных действий по отношению к мирному населению. Отобрание имущества и реквизиции воспрещались и строго наказывались. Эти приказы имели большое значение. Лояльное поведение войск быстро сказалось. Безразличие и враждебность со стороны населения исчезли. Мы стали замечать радушие и предупредительность. «Кардаш», т. е. брат, – слово, которое чаще всего можно было слышать при обращении персов к казакам и солдатам.
Велика была радость и ликование русских и английских колоний в разных городах, а в особенности беженцев, собравшихся в Казвине. Опять открылись банки, управления дороги, учреждения и торговые конторы. Изгнанные из мест жители вернулись на свои места. На консульских домах России и ее союзников опять были подняты флаги. Войскам устраивали овацию, а Баратова осыпали цветами. Упоенный победами и успехом, он писал в приказе по войскам: – «Мирная жизнь персидского населения, нарушенная боевыми действиями, вошла в свою колею… Великодержавное имя России и нашей союзницы Англии были силой нашего оружия и успехов снова восстановлены и подняты на подобающую высоту. Движение же наших войск до Керманшаха с выдвижением передовых отрядов до самого Керинда не могло не отозваться благоприятным образом на положении дел у наших союзников под Кут-Эль-Амаром».
Ликвидация немецко-турецкой авантюры в Персии близилась к концу. Прекратилась агитация в народе, которую вело духовенство; прекратилась пропаганда священной войны, пропаганда против русских и англичан; прекратилась мобилизация кочевников, восхищение немцами и германофильство. Наступило отрезвление, и остатки немецко-турецких наемников бежали по дороге Каср-и-Ширин и Багдад. Уже пал Исфагань, а после него Иезд; Керман и Шираз выражают свою покорность, уверяют в благожелательности новое правительство и просят прислать губернаторов «для восстановления порядка и спасения их от тирании тех, кто перешел на сторону немцев». Даже восставшие против русских жандармы просят пощады. Шираз, цитадель немецких интриг, обратился к изгнанному губернатору с просьбой возвратиться к месту службы и послал навстречу ему почетный эскорт-охрану – жандармов и всадников. Немцы не ожидали столь печальных для себя дней. Их авантюра в Персии закончилась кровавой трагедией для них самих. Провокаторские приемы поняты персами, и прежние друзья стали врагами. В Ширазе уже идут стычки между персами, «восставшими» было против англичан и русских, и немецкими агентами. В Кермане на улицах – кровавые столкновения между бахтиарами и австрийскими солдатами.
Немцы – Васмус, Цейгмайер, Кардорф, Шуман и другие – бегут в Мессопотамию через дебри Поштекуха, единственный оставшийся для них не отрезанным путь.
Надежды организаторов священной войны на восстания в Афганистане и Индии рухнули.
В сочельник пятнадцатого года Тегеран посетили русские гости – генерал Баратов и офицеры штаба. Пребывание именитых гостей в Тегеране было непрерывным праздником и для приезжих, и для всей русской колонии.
Баратов делал визиты…
Англо-русский кабинет Фермана-Фермы иллюминировал город, устраивал парады и банкеты. Послы союзных держав кормили обедами, говорили речи, посылали телеграммы… Персидская казачья бригада блистала смотрами, гимнастическими упражнениями и джигитовкой. Шах был милостив и доволен. Кажется, кончились распри. Нет больше двусмысленной игры. Можно отдохнуть и повеселиться. В торжественных аудиенциях, обставленных с восточной пышностью, при большом стечении двора и нотаблей, шах благодарил Баратова за образцовое поведение русских войск и за их дружелюбное отношение к населению. В знак особого благоволения к гостю шах пожаловал ему высшую награду – «темсал», т. е. свой портрет, осыпанный бриллиантами, для ношения на шее…
Забавляли молодого повелителя Ирана. Казачий конвой Баратова состоит из лучших танцоров и певцов кавказской армии. В Фараг-Абаде, в залах охотничьего замка, в присутствии двора и многочисленных гостей, плясали казаки лихую лезгинку и пели свои буйные песни…
В залах дворца Сагаба Ихтиари – русский бал в пользу больных и раненых. Здесь избранное общество столицы. Русско-французская речь. Персидские костюмы. Киоски, цветы из лучших оранжерей, ковры и миллионы огней. Горят плошки, светильники, лампы, хрустальные люстры… В просторных залах дворца не жарко. Европейские дамы блещут туалетами. Аромат французских духов смешался с тонким запахом розового масла и благовонных мазей… Гремит оркестр…
– Гимн, гимн, персидский, русский, английский, французский!..
Победители веселятся. Тегеран спокойно встречает новый европейский год…