Тоска о минувшем, как черная мгла, На радости и на печали легла;
И в смене то горьких, то сладостных дней
Все та же она – ни светлей, ни темней
Автобус пришел через несколько минут. Доехав до центра города, я перешел через загруженную автомобилями улицу, на другой стороне которой возвышалось высокое четырехэтажное здание постройки начала прошлого века.
Подвал занимала типография, в которой печатались многие местные издания, в том числе и наш журнал, а на втором этаже располагались все отделы нашей редакции.
Я поднялся по просторной бетонной лестнице в здание. Шаги эхом отдались в высоких стенах пустого холла. Над столом охранника тихо похрустывали страницы раскрытой газеты. Я поздоровался, проходя мимо. Тот бросил на меня приветливый взгляд поверх газеты, на первой полосе которой жирным шрифтом виднелся заголовок: «Печальная статистика: количество без вести пропавших горожан увеличивается каждый декабрь».
– Марк!
– Да, – отозвался я, замедлив шаг.
– Как тебе эти следователи? Припарили, да?
– Какие следователи? – остановился я.
Охранник небрежно махнул рукой:
– Из полиции. Вчера терлись тут полдня, всех расспрашивали о Вольском. С тобой еще не говорили?
– Нет. Меня не было вчера.
– Значит, еще раз приедут. С Лунгиным из розницы тоже пока не беседовали.
– Хорошо, буду иметь ввиду. Ладно, Кирилл, побегу я.
Новость о следователях смутила и обескуражила.
Я поднялся на второй этаж мимо указателя с перечнем офисов и зашел в двухстворчатую дверь с табличкой:
РЕДАКЦИЯ ЖУРНАЛА «ИНТЕРЕСНАЯ ЖИЗНЬ»
Следующая двухстворчатая дверь слева вела в самое сердце редакции, где за столами, заставленными мониторами, принтерами, телефонами, папками и кипами бумаг работали корреспонденты. В конце комнаты за деревянной перегородкой с окошками располагался кабинет редактора.
Я без стука ворвался в кабинет.
Неохотно Мария Андреевна оторвала взгляд от листа бумаги и мельком посмотрела на меня сквозь челку темно-красных волос, поверх прямоугольных очков в черной оправе. Медленно отложила листок бумаги, откинулась на спинку стула и, сняв очки, вопросительно подняла брови.
– Ничего, что я без стука? – вспомнил я.
– Ну, уж в следующий раз постарайся постучать, Меерсон. В чем дело?
– У меня сейчас нет никаких заданий, я могу помочь, если нужно что-то сделать в связи со смертью Вольского. Это единственная возможность для меня занять себя чем-то.
– Хорошо, что ты об этом напомнил, верстальщикам нужно фото к некрологу. Найди и отправь в верстку. Понял, да?
– Хорошо, сделаю. Мария Андреевна, а кто пишет некролог?
– Я сама, а что?
– Нет, ничего.
– Что-нибудь еще?
– Да, Павел писал статью, я хотел предложить, может быть нам следует издать ее, несмотря на случившееся? Ведь это последняя статья Вольского.
– Марк, для начала, все-таки закрой дверь, – она вяло указала рукой, в которой держала очки, в сторону входа. – И где статья? Он мне ничего не присылал.
Я закрыл дверь, прошел и сел перед ее столом на удобный стул.
– Не знаю. Кажется, она не закончена. Нужно поискать.
– Кто, по-твоему, этим займется?
– Я могу.
– И с чего ты собираешься начать? Мы вчера с системным администратором проверяли рабочий компьютер Вольского, никаких новых материалов там нет. Всё только по уже сданным темам. Если статья и существует, то, скорее всего она у него дома.
– А квартира Павла, наверное, опечатана?
– Поезжай, на месте разберешься. Найди статью. Если она закончена, я пропущу ее в номер. У его соседей есть ключи. Кристина Боголюбова сейчас отправляется туда.
– Кристина? Зачем?
– Похоже, у полиции есть основания предполагать убийство. Если бы им нужно было просто исключить преступление в случае самоубийства, проверкой занимался бы участковый. Но так как вчера пришли следователи, значит, они открыли дело. Тут что-то не чисто. Если сотрудника нашего журнала убили, мы первые должны знать правду. Это первый случай в нашей редакции. Кристина вызвалась собрать информацию. Пусть проникнется жизнью Вольского, поговорит с соседями, поищет друзей, родственников. Может быть врагов. В общем, Боголюбова должна постараться. Короче, ты отправишься с ней. Если хочешь, чтобы мы напечатали эту статью, достань ее сегодня, потому что завтра мы сдаем все материалы в печать. Выпускать статью умершего Вольского в другом номере уже будет не этично.
– А Боголюбова не слишком молода для такого задания? Поручите это тому же Воронину, он хорошо знал Вольского.
– Марк, Боголюбова сама вызвалась. И я уже согласилась. А ты занимайся своим делом. Только не углубляйся во все эти драматические темы. У тебя самого случилось несчастье с невестой, так что… – опустив окончание фразы и замолчав, она поднесла к губам дужку очков.
– Я теперь не вижу других тем.
Во взгляде Марии Андреевны скользнула жалость.
– Значит нужно начинать их искать. От жизни нельзя убежать. Она этого не прощает.
Я не собирался говорить с ней об этом. Потер лицо рукой. Мутная пелена окутывала и спутывала мысли после вчерашнего посещения бара.
– Не верю, что смогу их где-нибудь найти, – сказал упрямо я, выразительно ставя точку и завершая разговор.
Она не стала со мной спорить и сделала вид, словно я ничего не говорил.
– И еще Марк, следователи брали адреса и телефоны наших сотрудников. Особенно заостряя внимание на людях, общавшихся с Вольским. Застали всех врасплох, со всеми говорили наедине. Честное слово, эти двое задавали странные вопросы. Они очень долго продержали Романа Воронина. Спрашивали и про тебя. В общем, своим появлением переполошили редакцию. Они очень въелись в несколько кандидатур, включая тебя. Интересовались, почему ты отсутствуешь. Так что не удивляйся, когда они с тобой свяжутся.
– Буду иметь ввиду.
– Я говорила это нашим людям вчера, и скажу тебе. Работа следователей формулировать вопросы так, чтобы тот, кого они расспрашивают, чувствовал себя не в своей тарелке. Не поддавайся на провокации в разговоре с ним. Понял да?
– Кажется вы хорошо в этом разбираетесь…
– Мой первый муж был майором полиции. Я четыре года прожила в условиях подозреваемой, и кое-что в этом понимаю, – скучающим голосом проговорила Мария Андреевна, словно то были самые неважные четыре года ее жизни. – Всё, бегом догоняй Боголюбову. И передай, чтобы она занесла, наконец, свою статью о клофелинщиках. Стой! У тебя нездоровый вид и глаза красные. Ты как? В порядке?
– Да все хорошо.
– Ну да, конечно. У меня тут есть аспирин. Выпей, пока голова не разболелась, – она достала из верхнего ящика стола пачку таблеток и протянула мне. – Бери всю упаковку, потом вернешь.
Она бросила мне пачку. Я поймал.
– От передозы аспирина еще никто не умер, – пошутила она и глянула на часы.
– Ухожу, – заверил ее я, подходя к деревянной двери со стеклом и жалюзи.
– Дверью не хлопать, – крикнула она мне вслед.
– Спасибо за аспирин.
Я поспешил к выходу, рассчитывая догнать Боголюбову. Спустился в холл и от лестницы спросил Кирилла, не выходила ли Кристина Боголюбова. Тот оторвался от газеты, прищурился, вспоминая, и сказал, что не видел, чтобы она выходила. Я поднялся обратно в редакцию, прошел по коридору мимо двери в дизайнерский отдел и завернул в буфет, где Боголюбова любила обдумывать свои статьи за чашкой крепкого черного кофе и разговорчиками с буфетчицей Аней. И тут же услышал обрывок их разговора.
– …я бы, например, не решилась на самоубийство, – тревожным голосом сказала блондинка в бежевом блейзере, стоявшая ко мне спиной. – Но вот, что толкнуло его на такой отчаянный шаг, мне предстоит выяснить.
– Да, Кристинка, – заворожено произнесла Аня, – ну и напросилась же ты на работку
– А что такого? Мне самой интересно, что произошло с Вольским – возразила Кристина.
– Ну не знаю, – вздохнула буфетчица. – Некоторые вещи знать не безопасно. Ты же не журналист федеральной газеты.
– Простите, что прерываю вашу беседу, девушки, – вклинился я, – но наш редактор считает, что ты, Кристина, уже в пути. Она будет очень расстроена, если обнаружит, что ты еще здесь.
– Ой, – сказала Кристина, – ладно, все, Аня! Я побежала. Спасибо, что предупредил, Марк, – повернулась она ко мне.
Аня помахала ей вслед, и мы с Кристиной вышли в коридор.
– Мы поедем вместе в квартиру Вольского. Мне нужно взять кое-что.
Кристина посмотрела на меня недоверчиво.
– Что кое-что?
– Статью, которую Вольский не закончил.
Я открыл дверь на лестницу и пропустил Кристину вперед.
– Разве вешаются люди, не закончив начатое дело? Тем более, я слышала, что Вольский жизни без журналистики не видел.
Я пожал плечами, спускаясь за ней по ступенькам.
– Может быть, и закончил. Просто не успел сдать.
Она остановилась. Я резко затормозил, чтобы не налететь на нее.
– Слушай, – воодушевленно начала Кристина, – ты ведь работал с Вольским! А я его совсем не знала. Расскажи о нем. Мария Андреевна ждет от меня результатов. А чтобы были результаты я должна разобраться в материале не хуже следователей.
– А зачем вообще занялась этим делом?
– Хочу быть полезной, – она застегнула блейзер и двинулась к выходу. – Пойдем, Марк. Надеюсь, ты не станешь отрицать, что наш журнал по содержанию иногда уступает крупным центральным изданиям. Нам нужны резонансные темы. Я не собираюсь менять профиль нашего журнала, но предоставленную мне возможность использую максимально. И потом, это просто доброе дело.
Мы вышли на улицу. По лицу стегнул ветер. Над домами синели набегающие тучи, и лишь над горизонтом пролегла яркая прорезь ясного осеннего неба.
– Я уверенна, люди, которые его знали, напишут качественно, но осторожно. А я готова копать, – мы остановились под навесом автобусной остановки. – Независимо от того, убили его или он повесился, меня беспокоит причина. Именно в ней вся трагедия. Именно мотив открывает нам глаза на жизнь. И каждый из наших читателей задумается всерьез о том, что произошло с незнакомым человеком… Что?
И хотя мне не было дела до чужих трагедий, теряющихся в тени моей собственной утраты, я смотрел на Кристину, улавливая в ее словах отзвук тепла и подлинной человечности, долетевший до меня сквозь целую вселенную.
– Может быть, ты справишься не хуже остальных, – сказал я. – Кажется, теперь я понимаю, почему ты взялась за это нелегкое дело. Наверное, главное как раз заключается в том, чтобы рассказать людям о причине. Ты совершенно права.
Она радостно засияла.
– А что ты написал о Вольском? Все ведь писали пару слов о нем для некролога.
Я засунул руки в карманы куртки и задумался, глядя на здание на противоположной стороне улицы. Мне не хотелось лгать ей.
– Что и все, несколько добрых ничего не значащих слов, – сказал я. – Раньше я всерьез не задумывался о таких вещах. О том, что человек чувствует, зная, что сейчас умрет, и при этом делает это. Убивает себя. Наверное, он ощущает полную пустоту. Просто вакуум в душе. И, наверное… он должен чуточку ненавидеть себя, чтобы убить.
Мои слова, должно быть, прозвучали для Кристины угнетающе, потому что она некоторое время молча смотрела куда-то в сторону.
– Ты говоришь так, словно не веришь, что его убили, – ответила она.
– Выяснить, что там произошло, это ведь твоя работа. А я просто близок к тому, чтобы почувствовать в душе вакуум.
Автобус был почти полон. Мы пробрались на пустое сиденье. Всю дорогу Кристина расспрашивала меня о Павле. Ее интересовали любые подробности. Мне особо нечего было ответить. Пришлось сказать, что когда приедем в его квартиру, она сама на все посмотрит и составит свое мнение.
Автобус остановился на нужной остановке на окраине города. Пройдя от остановки через рынок и миновав проспект, по которому тянулась длинная пробка, мы попали во дворы.
Я никогда не был у Вольского. Его дом мы искали долго. Вокруг стояли одни пятиэтажки. Из подъездов доносился запах сырых подвалов, фасады многих домов выглядели обшарпано и уныло. Под тротуарами стремились ручейки дождевой воды. Кристина шла, брезгливо поглядывая под ноги, аккуратно переступая лужи и с интересом разглядывая окружающие дома.
– Не могу жить в таких местах, – сказала она.
– Я сейчас в подобном доме живу, – вслух вспомнил я.
– Серьезно? И как?
– Нужен капитальный ремонт. Но я не жалуюсь, – мы остановились перед проезжающей Волгой. Кристина отступила на шаг назад, чтобы на ее сапожки и блейзер не попали брызги из лужи из-под колес. – Мне все равно, где жить.
– Почему?
Мы свернули в соседний двор.
– Это сейчас не самое важное.
– А что важно?
– Просто каким-то образом двигаться дальше.
– О, мы пришли, – сказала Кристина, глядя на табличку с номером на торце дома. – Квартира Павла в следующем подъезде, – добавила она понизив голос, потому что из опущенного окошка стоящего рядом BMW цвета антрацитовый металлик с растрескавшимся лобовым стеклом на нас смотрел водитель.
Мы зашли в подъезд и поднялись по узенькой окрашенной по боку лестнице на четвертый этаж. Кристина подошла к двери квартиры номер 34. Нажала пальчиком на кнопку звонка.
– Соседи в курсе, что мы должны прийти? – кивнул я на дверь.
– Да, Мария Андреевна звонила сегодня утром.
Через полминуты к двери подошли, и зазвякали замки. Дверь открылась на четверть, в проеме стоял немолодой мужчина в теплой серой рубашке:
– Да?
– Здравствуйте! Журнал «Интересная Жизнь», мы пришли взять у вас ключи от квартиры 33, – сказала Кристина. – Мы заберем материалы Павла Вольского для журнала, которые он не успел сдать, и тут же вернем вам ключи.
– Да, конечно, – сказал мужчина и ушел вглубь квартиры. – Вы заходите, – пригласил он нас из дальней комнаты.
– А у нас обувь грязная, – громко сказала Кристина с лестничной площадки в квартиру.
– Ничего, у меня уборка, так что заходите.
Кристина обернулась на меня, потом зашла в квартиру и осмотрелась. Я следом. Безвкусный интерьер. Через открытые двери виднелись плотно заставленные мебелью комнаты.
Хозяин квартиры вернулся, протягивая Кристине связку ключей. Она передала их мне и повернулась к мужчине:
– А вы хорошо знали Павла?
– Ну, в общем, знал, да. По выходным вместе пивка выпивали, там… на дачу ко мне когда-то ездили. Но, вообще, Павел был человеком не компанейским, поэтому случалось такое не часто. А что? – он сложил руки на груди и прислонился плечом к стене.
– Кристина… – я показал в сторону двери в подъезд, – я пойду, осмотрюсь там.
– Да, хорошо. А я пока переговорю с… – она посмотрела на хозяина квартиры.
– Дмитрий, – сказал тот, – Дмитрий Краснов, – он протянул и пожал руку Кристины, потом мою.
– Очень приятно, – проговорил я и вышел.
Позади меня еще слышались голоса, когда я шел к оббитой дермантином двери квартиры номер 33.
– Как вы думаете, какова причина такого отчаянного поступка Павла? – слышался голос Кристины.
Дмитрий Краснов что-то увлеченно начал ей отвечать.
Я нашел в связке ключ для верхнего замка. Замок туго поддался, и дверь тут же приоткрылась. Не увидел на двери ничего, что указывало бы на минувшее присутствие полиции. Дверь не была ни опечатана, ни загорожена лентой, на ней даже не было записки, где указывался бы номер телефона для тех, кто может поделиться полезной информацией. Это было странно. Если в полиции открыли дело об убийстве, на двери должно было быть хоть что-то, что указывало бы на проведение следственных работ. Я задержался в дверях, разглядывая на дверной раме следы клейкой ленты на случай, если ее кто-то сорвал, но не увидел и их.
Оставив дверь, я зашел в темную прихожую с салатового цвета обоями и старым шкафом для одежды, казавшимся совсем черным в таком мраке. Меня шквалом овеял спертый воздух, похожий на дыхание смерти. Тени лежали как-то иначе, и все более напоминало каменную пещеру, чем жилое помещение. Шторы на всех окнах задернуты. Если Вольский повесился, то сделал это вечером. Если же нет, то закрытые шторы наводили на куда более тревожные версии. Комната напротив входа оказалась гостиной. Здесь стояло мало мебели, но темные со сложным режущим взгляд узором обои создавали ощущение загроможденности. Дверь в стене с сервантом вела в соседнюю комнату. В спальне помимо кровати стоял большой книжный шкаф. Некоторые полки были почти пусты, и повсюду на полу лежали книги. Создавалось ужасное впечатление, будто Вольский хотел как можно больше прочитать перед смертью, поэтому оставлял прочитанные книги где попало и брался за новые. Как и в предыдущей комнате, никаких рабочих бумаг здесь не было.
Выйдя в коридор, я тут же уперся взглядом в чернеющий дверной проем ванной комнаты. Возникло неприятное ощущение холода, пробирающегося по спине при мысли о том, что то же самое видел Павел за несколько минут до своей смерти, как если бы вешаться шел теперь я. Он не стал включать свет, чтобы не видеть собственных конвульсий. Цвета вокруг померкли, звуки заглохли. Легкая дрожь коснулась коленей Павла, перед скорой встречей со смертью. Перед единственным и неотвратимым концом. Окружающая квартира и целый мир за ее пределами растворились для Павла как сон.
Выбросив из головы эту картину, я зашел в третью комнату.
Кабинет Вольского. Определенно. Через щель между шторами в помещение протискивался промозглый дневной свет. На письменном столе стоял компьютер, принтер и лежало несколько распечатанных листов. Маленький столик для писем использовался Павлом, как подставка для старой печатной машинки. На подоконнике столбцами разложены папки. Возле пустой стены стоял двухместный диванчик, заваленный листами с текстами.
Листы на столе оказались частью копии научного доклада некоего профессора Вайнера и явно имели отношение к последней статье Вольского. Недавно Павел упоминал фамилию Вайнера. Я взял из нижнего ящика стола пустую папку, сложил туда копии работы Вайнера, решив, что эти бумаги могут пригодиться, если статья Вольского незакончена и ее придется дописывать другому журналисту. Теперь нужно было найти саму статью.
К счастью домашний компьютер Павла не потребовал пароля. Среди документов на жестком диске никаких недавно измененных или созданных файлов не хранилось, а корзину не очищали уже пару месяцев. Без сомнений. У Вольского оказался на удивление свободный, упорядоченный и незахламленный жесткий диск. Так обычно бывает, если пользуешься еще и ноутбуком. Но поискав ноутбук, я его не нашел.
Кристина зашла в квартиру и теперь крутилась где-то в соседних комнатах, оглядывая квартиру.
Минут пятнадцать просидев на присядках возле дивана и просматривая материалы, заголовки которых мне уже были знакомы по предыдущим выпускам журнала я так и не нашел той самой статьи. Я стал заглядывать под мебель, чуть отодвинул диван от стены. На сером слое пыли, накрывающем паркет, среди завалявшегося мусора лежала новенькая визитка. Я поднял ее и отряхнул.
ЭРЛИХ ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ
Редактор газеты «ИЗВЕСТИЯ ДНЯ»
Прочитал я, затем задвинул диван на место.
– Не нашел?
Я обернулся. Кристина стояла у двери.
– Нет.
Нагнулся за папкой с докладом Вайнера и сунул туда визитку.
– Ты что-нибудь нашла? – спросил я.
– Я немного осмотрелась, поймала настроение. Складывается противоречивое впечатление. Яснее картина не стала. Кстати! А ты заметил, что дверь Вольского не опечатана? Я боялась, мы не сможем попасть сюда из-за расследования.
– Да, заметил. Странно, правда?
– Да, – задумчиво протянула она.
Мы вышли в коридор.
– Ладно, пойдем, – сказала Кристина чуть разочаровано. – А ты везде искал?
– Похоже, в этой квартире статьи Вольского уже нет. Павел говорил мне, что собирается начать писать для крупных газет. И, кажется, я знаю, о какой из них шла речь.
Мы вышли в подъезд.
– Но это не важно.
– Почему?
Я закрыл дверь на ключ, и повернулся к Кристине.
– Если его статью напечатают в газете, тогда незачем помещать ее в наш журнал. Странно вот что, обычно он распечатывал два экземпляра каждой статьи. Одну в редакцию, другую всегда оставлял у себя.
Кристина позвонила в квартиру соседа.
– Тогда, если Вольский делал по два экземпляра каждой своей статьи, где второй? Один в газете, а другой?
– Не знаю. Не важно.
– Важно. Это не только последняя статья Вольского, ее исчезновение может что-то означать, мы должны…
– Все, что я был должен, я попытался сделать. Я хотел найти его статью. Не получилось. А ты и так работаешь над своим криминальным материалом.
– Да, но пока еще ничего не нарыла, – заметила Кристина.
– Ты только начала.
Дверь открылась, и на пороге своей квартиры показался Дмитрий Краснов. Я протянул ему ключи.
– Скажите, вы видели, чтобы здесь ходили из полиции? – спросил я хозяина квартиры. – К вам, например, заходили?
– Да, как я уже рассказал вашей коллеге, – ответил тот, кивнув на Кристину, – ходили тут какие-то люди. Расспрашивали что да как, узнавали, не слышал ли я чего в то утро.
– Утро? – переспросил я. – Но у него в квартире все шторы задернуты.
– Они сказали, дело было утром. Возможно ранним, не знаю… Но, во всяком случае, я ничего не слышал. Я уже сказал вашей коллеге, что считаю, Павел повесился. Скрытный он был, одинокий, а такие часто так кончают… – многозначительно покачал головой он. – Непонятно, только, зачем утром-то вешаться. Это как же получается, проснулся и в петлю, так что ли? – он хмыкнул. – Но это не убийство, я вам точно говорю. Павел был мужик здоровый, если что, так шум бы поднял немалый! А я ничего подозрительного не слышал.
– Если эти люди еще придут, – Кристина протянула ему свою визитку, – позвоните мне вот по этим телефонам. Мне будет очень любопытно узнать, чем они интересовались.
– Хорошо, – сказал Краснов и получше рассмотрел визитку.
Я шагнул к лестнице.
– Спасибо, что уделили нам время.
Кристина попрощалась и последовала за мной. Дверь за нами тут же хлопнула.
– Зачем ты дала ему свою визитку? А если следователям будет очень любопытно узнать, чем интересовалась ты? Одно дело стараться для Марии Андреевны, другое подставляться из-за самоубийцы.
– Как ты можешь так говорить? – возмутилась Кристина. – Вы с Вольским проработали, я не знаю сколько…
– Три года. И что это меняет?
Кристина остановилась на первом этаже.
– Многое! Ты же ничего для него не сделал. Может быть, собирался, но этого недостаточно! – горячилась Кристина. – Марк, от тебя не ожидала, – назидательным тоном сказала она.
– Я девушку свою вчера похоронил. Понимаешь? – не выдержал я, – И мне наплевать, кто вокруг умирает. Это не мои заботы. Главное, нет ее. Мне будет все равно, даже если умру я! Так я ее любил. А ты говоришь мне, что я должен что-то Вольскому. Плевал я на него. Я приехал за его статьей только потому, что не хочу оставаться наедине со своими мыслями. Наедине с тем бессмысленным мусором, во что превратилась моя жизнь буквально за одно нелепое мгновение. Я сделал это для себя.
Договорив, я тут же осекся. Кристина выглядела испуганной и смотрела на меня извиняющимся взглядом. Мы оба почувствовали себя неловко.
– Ой, прости, – сказала она севшим голосом. – Прости, Марк, я не знала. Я не знала. Ну теперь всё понятно.
– Это ты прости. Мне не нужно было этого говорить. Ты ведь действительно не знала, – сказал я, прикрыв глаза рукой. – А я… мне просто, в самом деле, все равно, и…
Я не смог закончить фразу.
Сочувствие, с каким Кристина смотрела сейчас на меня, было невыносимым и одновременно таким нужным.
– Понимаю, – сказала она.
– Повесился Вольский или, как подозревают следователи, его убили, для Павла это уже не имеет никакого значения, – я сделал паузу, видя, как Кристина пытается сдержать свое несогласие. – Но, если ты хочешь сделать что-то хорошее, это твое право, – сказал я и, сделав над собой усилие, подбадривающе похлопал ее по плечу.
Всё равно вышло как-то натянуто.
– Тогда отдай мне эту папку. Возможно, удастся что-нибудь нарыть.
Я протянул ей папку. Она взяла ее, открыла и прочитала то, что было написано на визитке вслух.
– Я собираюсь зайти куда-нибудь перекусить, я сегодня не завтракал. Ты сейчас на работу?
– Ты всегда не завтракаешь?
– Нет, просто ночевал в старой квартире, в которой не жил уже больше трех лет. Там сейчас и крошки хлеба не найти.
– Тогда я составлю тебе компанию.
Мы вышли из подъезда. Напротив по-прежнему стоял антрацитовый BMW. Увидев нас водитель начал звонить по сотовому.
Кристина замедлила шаг и тихо заговорила:
– Мне кажется или он действительно пасет квартиру Вольского?
Возможно, Кристина права. Мы пробыли в доме около получаса, а BMW все еще стояло здесь, и приехало за какое-то время до нас. Если машина кого-то ждала, за это время пассажир уже должен был выйти.
– Нужно выяснить, – заговорщицким тоном проговорила Кристина.
Она решительно направилась через дорогу к машине. Мне ничего не оставалось делать, как последовать за ней.
– Кристина! – тихо позвал ее я, но она не остановилась.
Человек в BMW отвел глаза от приближающейся Кристины, спешно убрал телефон, поднял тонированное стекло и завел машину.
– Простите, – постучалась Кристина в стекло, нависая над его окном, – я работаю в журнале «Интересная жизнь». Мне нужно задать вам несколько вопросов…
Но BMW резко вывернул от тротуара так, что Кристине пришлось отскочить назад.
Я придержал ее за локоть.
– Ты в порядке?
– Да, – сказала она, глядя, как BMW заворачивает за дом. – Ты видел! Понимаешь, почему он уехал? Не нравится мне все это. Разбитое лобовое стекло. Водитель выглядел подозрительно. Я прямо почувствовала от него угрозу.
– И пошла, рассказать ему, где работаешь.
– Ну, я же не думала, что он прямо возьмет и уедет. Тут дело нечисто.
– Не чисто, не лезь, – предостерег я, твердо глядя на Кристину.
– Ты запомнил номер? – настойчиво спросила Кристина, по-прежнему глядя в сторону, куда уехала машина. – Я сегодня не надела линзы.
– Я не смотрел на номер. Пойдем, есть хочется, – я легонько дернул ее за локоть. – Не забывай, ты не Лоис Лейн, рядом с тобой нет Супермена, который бы вытащил тебя из неприятностей.
Кристина окинула меня беглым взглядом и кивнула.
– Это уж точно.
– Наверняка, это был полицейский. Понятно теперь, почему дверь не опечатана. Следователи, видимо, считают, что предполагаемый преступник может вернуться в квартиру Вольского. Поэтому пасут его подъезд. Ты уверена, что не узнала водителя? Может это был один из следователей, которые приходили вчера в редакцию.
– Меня опрашивал один из них, второго я не видела, он в это время оставался в кабинете Марии Андреевны. Водитель точно не тот, кто меня опрашивал.
– Пойдем! – снова позвал я и двинулся в сторону, откуда мы пришли.
Я услышал, как Кристина тяжело вздохнула позади меня и зашагала вслед, шурша сбитыми ночным дождем листьями. В серых обветшалых дворах по-прежнему не было людей. На ветках пустых деревьев громко каркали вороны, и карканье эхом разносилось по округе. Небо становилось все тяжелее, предвещая очередную грозу.
Мы перешли дорогу, нашли среди рыночных ларьков скромную забегаловку и устроились за столиком, накрытым клетчатой скатертью, под большим шатром, натянутым над четырьмя столиками. Заказали по чашке кофе, по хот-догу, стакан воды и картушку фри для меня. Стакан воды принесли сразу. Я выложил на стол пачку аспирина, выдавил две таблетки и выпил.
– Ты в порядке? – спросила Кристина.
Я подпер ноющий висок рукой, но мой ответ был не о физической боли:
– Нет.
Молодая толстенькая девушка-официантка с усталым от жизни взглядом поставила нам тарелки с хот-догами и картошку передо мной. Потом принесла кофе.
– Может пивка? – спросила она бесцветным голосом.
– В другой раз, – сказала Кристина, увидев, что я, почти отключившись, не заметил предложения официантки.
Кристина осторожно взяла дымящийся на ветру стаканчик и потянула кофе. Через минуту я тоже подтащил к себе тарелку с завтраком и с удовольствием откусил хот-дог.
Кристина потянулась к папке, достала научный доклад и начала просматривать его, не притронувшись к еде.
– Ход-дог быстро остывает, – предупредил я.
– Есть люди, которые завтракают по утрам, – улыбнулась Кристина. – Я одна из них.
Я засунул в рот последний кусочек хот-дога и принялся за хрустящую картошку.
– Могу поспорить, Вольскому потребовался не один час, чтобы разобраться во всем этом, – сказала Кристина, медленно листая страницы, потом достала из доклада вложенный тетрадный лист со смятыми краями. Ее глаза несколько раз внимательно вчитались в текст, потом она передала лист мне с застывшим лицом. – Понятия не имею, что это значит, но ничего более удивительного я не видела раньше.
Написанные от руки в хаотичном порядке по листу были разбросаны записи: «Двойственные показатели массы. Проекция на внешнюю плоскость. Двойственная масса, заключенная в веществе, сжатая в преломленном пространстве алгебры V3. Параллельная теория. Переобразование энергии в вещество. Механика начал. Начало – величина?»
– Это почерк Вольского? – спросила Кристина.
– Нет, наверное, это записи профессора.
– Думаешь, об этом статья Вольского?
– Может быть.
– Сложно представить, чтобы наш журнал опубликовал такой материал.
Кристина взяла у меня лист, еще раз просмотрела его, вложила в доклад и бережно вернула бумаги в папку.
– Так значит, ты собираешься копаться во всей неразберихе под носом у следователей? А в финале будет шокирующее разоблачение, как это бывает в детективных романах?
– Возможно, все окажется намного проще. Для начала выполню поручение Марии Андреевны, поищу родственников, друзей, врагов Вольского. Потом позвоню редактору газеты «Известия дня», узнаю, не продал ли Вольский свою статью им, выйду на профессора, который написал эту тарабарщину, – она постучала ноготком по папке. – Побеседую с ним. Свяжусь со следователями и уточню у них все, что останется неясным по поводу смерти Вольского, и тому подобное. И если ничего не нарою, тогда сяду дома с кружкой горячего чая и успокоюсь, поняв, что сделала всё что могла.
– А ты сама в какую версию веришь? Думаешь, Вольского убили, или он сам справился?
– Если подумать, даже за профессиональную деятельность Вольского незачем убивать. Наш журнал не профилирован на громкие злободневные статьи. Мы расширяем кругозор читателей, рассказываем об интересных событиях и людях, у наших журналистов меньше врагов, чем у свободных блогеров. Так что разумом понимаю, что Вольский, как ты говоришь, мог сам справиться. Но чутье мне подсказывает, что в этом деле нужно покопаться. За сегодняшний день я не раз в этом убеждалась. А там посмотрим.
– Часто чутье молчит, когда мы нуждаемся в нем больше всего и бьет тревогу на пустом месте, – сказал я и допил остывший кофе.
– Может быть, – задумчиво проговорила Кристина, глядя вдаль, на рынок и людей, заторопившихся после того, как в небе гулко разлился гром. – А может, не нужно заливать чутье выпивкой, тогда и молчать не будет, и аспирин пить не придется.
– Какой выпивкой?
– Да ладно тебе, я еще в редакции уловила твой перегар. Ну, теперь-то я хотя бы понимаю, почему ты пил.
– Пойдем, Шерлок, дождь сейчас начнется, намочит твое пальтишко, – сказал я, вставая из-за столика.
Кристина допила кофе, взяла папку со стола и хитро взглянула на меня.
– Ну, пойдем. Когда я узнаю какую-нибудь страшную тайну про Вольского, я тебе позвоню и все расскажу, чтобы ты знал, что был неправ.
– Да, только этого и не хватало для счастья. Ладно, договорились, – проговорил я в полной уверенности, что этого не случится.
Получше запахнувшись от ветра, мы двинулись к остановке.
Когда мы вернулись в редакцию, каждый отправился заниматься своей работой. Вот только я уже через несколько минут отправил фотографию Вольского для верстки и освободился, а Кристина все печатала и печатала, когда я возвращал Марии Андреевне аспирин. Кристина лишь устало улыбнулась мне и вернулась к работе.
Мария Андреевна не удивилась, что мне не удалось найти статью Вольского.
– Вряд ли он вообще ее начал писать, – сказала она, просматривая служебные сообщения в своем смартфоне и добавила, что я могу возвращаться к своим делам.
Дел у меня больше не было, я вернулся в дизайнерский отдел и остаток дня провел над душой у Тима, который проявлял старые фотографии. Рассказал ему о поездке в квартиру Вольского.
– Вот и хорошо! – решительно сказал Тим, согнувшись над лотком с жидкостью для проявки, где на дне плавала бумага с явно не удавшимися фотографиями. – Пусть Боголюбова не поет тебе про высший долг. У самой-то, наверное, есть какой-нибудь должок, – ехидно процедил Тим, – но она на него забила, а другим парит мозг. Знаешь, как люди, бывает, подают нищим милостыню не от великой заботы о ближнем, а лишь бы заткнуть свою совесть, которая все зудит совсем по иным причинам.
– Нет, Кристина прирожденный борец за правду. Когда-нибудь она построит хорошую журналистскую карьеру, если будет двигаться в том же направлении. Но сейчас она готова наивно рыть на ровном месте. Все в молодости наивны.
– Как скажешь, старичок, – проворчал Тим, вешая фотографию для просушки. – Сам вчера пялился на ту красотку брюнетку в баре, как ботаник на выпускном.
– Кстати, она мне снилась сегодня.
Тим даже отвлекся от работы, застыв, и посмотрел на меня с видом гения, который постиг непостижимое.
– Ты смотри! И жаркий был сон? – лукаво спросил он. Выражение его засвеченного красным светом лица было как у искусителя. Он сделал шаг вперед, вопросительно таращась исподлобья.
– Тим, как друг должен тебе признаться, что ты меня пугаешь. Тебе известно, что долгое пребывание в помещениях с красным освещением плохо действует на психику? Кстати, что ты делаешь?
– Сам не знаю. Воронин пишет очерк об истории города, поэтому Лидия припарила меня сделать для его статьи фото из архивных пленок. Нет, я серьезно. Она тебе так понравилась, что приснилась этой же ночью?
– Ну… это был кошмар, вообще-то. Она там ползала по стене моей спальни. Не знаю, почему она приснилась мне, но прошу тебя, не пытайся сказать, что я увлекся какой-то девушкой в день, когда похоронил Марину. Кем бы ни была эта девушка из бара, ни она, ни другая не заменит Марину.
– Причем здесь замена, Марк! Не подаваться же тебе в монахи. Никто и не должен заменять Марину, просто у нормального мужика должны быть отношения.
– Да, ты прав, – согласился я, – Но я только вчера видел, как крышка гроба навсегда закрыла лицо моей любимой, Тим. Мне нужно время.