Вернувшись в кабинет, я посмотрел на время – восемь вечера! Я пробыл у Вьюгина почти два часа. Все мои планы на субботу полетели псу под хвост. Но это еще полдела. Завтра будет хуже во всех отношениях. Еще в начале недели я договорился с Ларисой о встрече в воскресенье. Кто бы знал, что Вьюгин отправит меня в морг именно в воскресенье! Черт возьми, что за жизнь! Вместо прогулки с хорошенькой девушкой придется посетить патологоанатомическое отделение судебно-медицинской экспертизы, не самое веселое место в городе.
Лариса Калмыкова была той самой худенькой блондинкой, которая с восхищением смотрела на меня во время инцидента с Крюковым. Ей было двадцать лет, проживала она с матерью в другом конце города. Об отце я ничего не слышал. Подозреваю, что мамаша Ларисы нагуляла дочь в студенческие времена.
Окончив кондитерское училище, Лариса второй год работала на хлебокомбинате, в цехе по производству пряников. Руководство завода ее не ценило, перебрасывало с места на место: с сувенирных пряников – на ванильные, с начинки пряников – на разделку коржей. По специальности ей работать не довелось, так как в кондитерском цехе, где изготавливались торты, коллектив был устоявшийся и в пополнении не нуждался.
Лариса была вызывающе крашеной блондинкой с волосами светло-желтого цвета до плеч. Моя мать искренне считала, что только развратницы красят волосы в такой цвет. Увидев Ларису в первый раз, она чуть в обморок не упала. Для нее это был шок: «В городе тысячи хорошеньких девушек, а сын связался с самой настоящей проституткой, падшей женщиной». Реакция родителей меня позабавила, но не более. Мне было безразлично, что мать и отец думают о девушке, с которой у меня развивались интересные отношения, но кое-какие выводы я все же сделал и с Ларисой к родителям в гости больше не заходил.
В тот день, когда Крюков сунул палец в работающий механизм, я с понравившейся девушкой встретиться не мог. На другой неделе тоже ничего не получилось. Я уже стал забывать о ней, но, видно, высшие силы, следящие за нами с неба, решили, что знакомство должно состояться.
Как-то после дежурства я зашел пообедать в заводскую столовую. В очереди встал за Калмыковой, потом мы, не сговариваясь, сели за один столик. Под монотонный шум толпы и выкрики поварихи на раздаче мы договорились о встрече.
После работы я проводил Ларису до остановки и был вынужден попрощаться – в автобус она села одна, хотя я был готов сопровождать ее до дома. Как оказалось, Лариса не хотела раньше времени показываться со мной во дворе, полном скучающих старух на лавочках. Им, старухам, только дай повод – они целый месяц тебе косточки перемывать будут: «Вот ведь вертихвостка! Полгода назад с другим парнем гуляла, а теперь этого где-то подцепила. Чем ее прошлый не устроил? Куда, спрашивается, мать смотрит?»
Первая неудача не смутила меня. В наступившие выходные я выкроил время и встретился с Ларисой в оговоренном месте. Погода стояла чудесная. Мы немного прогулялись по набережной, сходили в кинотеатр, где показывали какую-то откровенную ерунду про любовь медсестры и молодого инженера, заглянули в кафе-мороженое.
С наступлением темноты Калмыкова захотела улизнуть, оставив меня на остановке, но не тут-то было! Я поехал провожать ее. В подъезде она не сопротивлялась, не стала строить из себя недотрогу. Как только я обнял ее и наши губы соприкоснулись, Лариса прижалась ко мне и забыла, что минуту назад рвалась домой. Что сказать? Целовалась она классно. Зря, что ли, в ПТУ училась?
С того вечера наши отношения стали стремительно развиваться, но как-то странно, словно мы играли в загадочную игру «Нет общежитию!». Я, владелец собственной комнаты, никак не мог заманить Ларису в гости. Она наотрез отказывалась идти в общежитие, хотя наши отношения ни для кого на заводе не были секретом. Если бы она уступила и перешагнула порог моего скромного жилища, я бы в момент все устроил, и мы бы перешли на новый уровень отношений: от поцелуев в подъездах и на лавочках в парке до регулярных встреч в будущем семейном гнездышке.
В начале октября игра в «запретное общежитие» мне надоела. В пятнадцать лет целоваться по подъездам романтично, в двадцать два года – глупо. Лариса поняла, что наши отношения близятся к закату, и предложила встретиться у нее дома, в воскресенье, пока мать будет навещать родственников.
Наша первая близость была скоротечной, но устроила обоих. Лариса, кстати, оказалась не такой уж худой, как выглядела в просторном костюме пекаря на голое тело.
Следующая наша интимная встреча прошла там же, но времени у нас был – почти весь день, и мы могли предаться любви, не прислушиваясь к шагам на лестничной клетке. В это воскресенье мы договорились сходить в кинотеатр на фильм с участием Андрея Миронова, но не судьба! Инженер Горбаш испортил нам выходные…
Я хлопнул себя по карманам, поискал сигареты, но не нашел. В ожидании вызова к начальнику я незаметно для себя выкурил всю пачку. Не теряя времени, я оделся и помчался в ближайший гастроном. За сигаретами успел, со спиртным, конечно же, пролетел.
После разговора с Шаргуновым и Вьюгиным меня переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, мне было оказано большое доверие. Я не помню, чтобы кому-то из сотрудников милиции поручали расследовать преступление в частном порядке, негласно, словно разведчику, внедренному в стан врагов. Мне предоставлялась полная самостоятельность. Если я справлюсь с заданием, мой рейтинг в глазах руководства взлетит.
С расследованием убийства Горбаша все было в моих руках. Сможешь раскрыть преступление – молодец, провалишь задание – бездарь. Дополнительная нагрузка, без сомнения, поглотит почти все мое свободное время. Ну и черт с ним! Зато какой азарт – выйти на тропу войны с неведомым противником и победить его! Игра стоит свеч. В то же время новое задание заморозит всю мою личную жизнь. Если бы Лариса не упрямилась и согласилась встречаться в моем общежитии, то проблем бы не было, а мотаться на другой конец города времени у меня не будет.
Для разрешения этого противоречия мне захотелось выпить, поболтать с кем-нибудь, а потом остаться одному и поразмышлять, что делать дальше. Если бы в гастрономе продавали спиртное, то я, не задумываясь, взял бы бутылку и поехал бы в общагу. Но время торговли горячительными напитками истекло! Кто-то в правительстве, а вернее, в окружении Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева Л. И. решил, что страна спивается и торговлю алкоголем надо ограничить.
Удавку на шею трудовому народу решили набросить, изменив режим работы винно-водочных отделов. Теперь они были открыты только с 11 до 19 часов. Для кого такой график работы был сделан, совершенно не понятно.
К примеру, рабочий на заводе трудится у станка с девяти часов утра и до шести вечера. По дороге на работу он купить бутылку не сможет, а после работы может не успеть до закрытия магазина. По воскресеньям и праздничным дням винно-водочные отделы не работали. Чтобы выпить-закусить в «красный» день календаря, спиртное надо было покупать заранее. А где его купишь, если магазины закрываются, когда весь народ еще толпится на остановках?
Зато бездельникам всех мастей было раздолье! Перед открытием магазина они уже кучковались на входе, сбрасывались, переругивались. К обеду бичи и фальшивые инвалиды напивались, отсыпались в притонах и вечером снова собирались у входа в магазин. Я не раз слышал, как мужики, не успевшие за бутылкой, материли родную партию и советское правительство: «Для нас, для работяг, ничего не хотят сделать, а для этих сволочей – все!»