Если бы нам нужно было перечислить ключевые факторы, позволяющие предугадать появление популистских движений, на самом верху списка оказались бы неравенство доходов, бедственное положение среднего класса и недоверие к элите. Все эти факторы присутствуют в сегодняшней Америке. «Движение чаепития» и Occupy — всего лишь начало. Появление определенных форм популизма неизбежно. Остается единственный вопрос: каковы будут эти формы?
Для большинства популистских движений так или иначе характерно стремление к перераспределению богатства. Однако в случае, если рынки перестают быть законным местом распределения вознаграждений, – иными словами, если все большее количество людей начинает считать систему несправедливой, – популизм становится настоящей угрозой существованию традиционной рыночной экономики. Когда 77 % американцев считают, что в руках горстки богатых людей и нескольких крупных корпораций сосредоточена слишком большая власть, когда избиратели перестают доверять экономической системе, считая ее коррумпированной, – тогда неприкосновенность частной собственности также оказывается под угрозой. Если права собственности не защищены, даже сам факт сохранения системы рыночной экономики вызывает сомнения.
В связи с неопределенностью, во многом связанной с сегодняшней популистской реакцией, деловые круги начали выдвигать требования о предоставлении им особых привилегий и инвестиционных гарантий. Вспомним Программу государственно-частных инвестиций, предложенную в марте 2009 года министром финансов Тимоти Гайтнером: в рамках этой программы крупные частные инвесторы, по сути, получили субсидии в два доллара на каждый инвестированный ими доллар. Подобные привилегии и гарантии подогревают гнев общественности и приводят к возникновению популистской реакции, подпитываемой, прежде всего, ощущением того, что правительство и крупные участники рынка оказывают друг другу содействие за счет налогоплательщиков и мелких вкладчиков. Политики, не желающие быть связанными в общественном представлении с компаниями, которым они пытаются помочь, сами поощряют популистские нападки и даже принимают в них участие. Легитимные инвесторы покидают рынок, не будучи уверенными в том, что они могут рассчитывать на новые контракты и верховенство закона. Что, в свою очередь, оставляет оказавшимся в тяжелом положении фирмам единственный выход – обращение за поддержкой к государству; а это лишь способствует укреплению кланового капитализма. Я наблюдал подобные процессы в Италии: это порочный круг, выбраться из которого непросто.
Однако даже при наличии сильного популистского давления всего этого можно избежать. Как будет показано в седьмой главе, снижение транспортных расходов в конце XIX века способствовало росту глобализации, аналогичному тому, который мы наблюдаем сегодня; многие представители американского среднего класса испытали на себе серьезное давление, а некоторые компании получили огромную власть. Тем не менее целью энергичного популистского движения, возникшего в ответ на эти события, стало вовсе не уничтожение капитализма, но сдерживание непомерной власти корпораций. Вновь созданная Популистская партия не сумела добиться каких-либо значительных результатов на выборах; однако предложенная ею платформа и ее требования оказали важнейшее влияние на многие реформы Теодора Рузвельта (от антитрестовских законов до прозрачности отчетных документов, от борьбы с мошенничеством до меньшей концентрации финансовой системы), позволившие установить новое властное равновесие и обеспечить эффективность капиталистической системы в США. Можем ли мы сегодня направить гнев популистов не на разрушение системы рыночной экономики, но на борьбу с клановым капитализмом и коррумпированными элитами?