– Аврора пару раз проговорилась, что пропадают дети. Ну, и я как-то ударилась ногой, вот тут, – Рише провела тонким указательным пальцем по своей бледной голени. – Так болело, что я едва дыхание перевела… И он заметил эти штуки на моей шее, – она, широко открыв глаза, показала на свою шею. – Этот охранник, он начал следить за мной. Однажды попытался схватить меня за руку в коридоре, но я от испуга взвизгнула, и Ляля меня спасла. Ну, много ума не надо, чтобы сложить два плюс два и понять, что я буду следующей. Тогда я и обратилась к тебе. Видела, как ночью ты переставал дышать, и тогда у тебя… на шее… Не видела, что у тебя глаза фиолетовые. Как ты это сделал? Когда ты вбежал, они были фиолетовые.
– Я это контролирую. Меня папа научил. – Я задумался. – Твой тебя не учил?
– Не учил, – задумчиво протянула подруга, и мы замолчали. Я попытался представить, как бы все прошло, если бы не Ляля, и понял, что, если бы мы сбежали, нам бы никто потом не поверил.
– Интересно, как она нас нашла? – незаметно для себя я сказал это вслух, и моей собеседнице не составило труда догадаться, о ком именно я говорю.
– Ляля говорит, её кто-то разбудил. Предполагает, что это был ты. Слишком громко хлопнул дверью.
– Да, неловко вышло.
Рише улыбнулась, и у меня потеплело на душе. Я беззаботно улыбнулся ей в ответ.
***
С того момента мы стали проводить намного больше времени вместе. Даже ночью. Проснувшись от очередного кошмара и переведя дыхание, я искал глазами новую подругу, садился у её кровати и – по её же просьбе – будил. Мы сидели так вплоть до шороха за дверями. Аврора будила Лялю и уходила за завтраком, хлопая дверью. Это был сигнал для нас: пора расходиться.
– Пора, – прошептала Рише.
– Я опять не услышу тебя ни разу за весь день? – глупо спросил я, прекрасно понимая, что так надо. Вспомнил, как она рассказывала: «Сижу у медсестры, а она говорит, что вряд ли эти дети живы. Поворачивается, смотрит на меня, как на врага, а я, как дура, улыбаюсь». Я понимал, что ей действительно стоит играть эту роль, пока она может. Окружающие считали, что она не понимает меня, и объясняли наше сближение тем, что произошло в подвале. И это тоже было правдой – но только частью ее. Рише – лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.
– Не задавай мне вопросов, – умоляюще произнесла она. – Я очень хочу тебе ответить. Боюсь, что могу не удержаться. Тогда стану бесполезной.
– Прекрати, – последняя фраза мне не понравилась. – Будешь так говорить – я сам всем расскажу.
Рише широко раскрыла свои черные глаза и обиженно прошептала:
– Это… довольно грубо.
– Прости. – Я сел обратно на холодный грязный линолеум с давно стершимся узором. – Но с твоей стороны это тоже грубо. Звучит так, словно я тебя использую.
– А это не так? – большие чёрные глаза собеседницы перестали выражать наигранную тревогу. Её сменило равнодушие, показывающее серьёзность провокации.
– Скорее, это ты меня использовала, – я был действительно обижен её колющими словами и в этот момент надеялся задеть её не меньше. Наивный я – был уверен, что нашёл друга, а друг был убеждён, что я его использую.
Сжав руки в кулаки, я молча встал с пола. От обиды я даже не стал вытирать ноги от впившихся мелких камней, которые ребята натрясли на пол с грязной одежды. Улёгся на кровать, укрылся с головой одеялом, а Рише так и осталась сидеть, прислонившись спиной к стене. Это стало понятно после тревожного вопроса Ляли:
– Уже не спишь?
– Кто там? – донесся недовольный голос Авроры.
– Рише. Может, кошмары замучили? Стоит ещё раз вызвать психолога?
Аврора вздохнула. Она была не очень-то ласкова и внимательна к детям, но сердце у неё все же было.
– А толку? Не понимает ведь. Страшно представить, как ей придется выживать без знания языка. Её давно надо было бы отдать на занятия. Эти твои попытки обучать самой проку не дадут. С ней надо специалисту работать.
Ляля промолчала, отвернулась и принялась будить детей.
– Дюк, храбрый ты рыцарь, вставай, – она, не торопясь, стянула с меня одеяло и коснулась холодными подушечками тонких пальцев моей щеки.
– Я не хочу. – Я все ещё был задет словами Рише, и вставать совершенно не хотелось. Я все анализировал: что же я сделал не так?
– Вставай, а то Аврора ругаться будет. Что у тебя случилось? – Она села рядом на кровать, запустив свои холодные пальцы в мои лохматые рыжие волосы. Я понимал, что нужно либо все рассказать, либо перестать так себя вести.
– Ты же рыцарь, а не капризная принцесса, – сказала Ляля, словно прочитав мои мысли. Я молча встал, признавая ее правоту.
Я пытался вести себя так, будто ничего не случилось, но без Рише: не сел с ней рядом, не пододвинул стул, не помог убрать тарелку. Но сегодня, как назло, подошла наша очередь дежурства на кухне. Мы уже давно распределили свои обязанности: я собирал посуду и протирал столы, а она досуха вытирала тарелки после того, как их мыла Аврора. Всё бы ничего, она же всегда молчит, но сегодня это молчание было особенно гнетущим. Облако из обид и недосказанных извинений висело над нами, грозя большим ливнем, а мы лишь то и дело переглядывались, ничего не предпринимая. Так, в тишине, и провели все время, пока помогали Авроре.
Когда мы закончили и собрались на улицу, мокрая бледная ладонь подруги скользнула в мою. Но я был все ещё обижен. Освободив руку, я отстранился от неё, просто отвернувшись. Однако что-то заставило меня взглянуть на девочку – возможно, беспокойство. И совершенно неожиданно я увидел, что её черные глаза вот-вот наполнятся слезами. Тяжело вздохнув, я протянул ей руку.
Ближе к обеду и без того невеселую ситуацию усугубило плохое настроение Авроры. Она то и дело начинала что-то искать, недовольно бурча под нос нечто неразборчивое, сильно напоминающее проклятия вперемешку с угрозами.
– Сдается мне, я его не потеряла…
– Всё ещё не можешь найти телефон? – вздохнув, спросила Ляля, опуская глаза на грязную после полдника посуду на столах.
– Да. Наверное, поищу в спальне после сна. Так дети, игрушки собираем и спать. Быстро! – недовольно повысила голос женщина. – Раньше уснёте, раньше проснётесь…
Как я ненавидел этот момент! Будучи переполнен энергией, я должен был ложиться в кровать и валяться там целый час! Думаю, если ад все-таки существует, то это – одна из коварнейших его пыток. Небрежно закинув одежду на изголовье кровати, я неохотно повалился на матрас и, укутавшись с головой, начал пальцем ковырять облупившуюся краску со стен. Дверь захлопнулась, и я услышал чьи-то быстрые шаги. Я даже не успел поднять голову, как привычно монотонный недовольный голос Авроры раздался в тишине:
– Рише, на кровать!
Я почувствовал, как она вздрогнула – или это вздрогнул я, встретившись взглядом с её испуганными глазами? Девочка стояла на полпути ко мне.
Аврора, оказывается, осталась нас караулить, а когда она остается в это время в комнате, усаживаясь на краешек моей, ближайшей к двери, кровати, то, получив по рукам за испорченную стену, засыпаю даже я.
Пока мы нехотя ужинали, потирая глаза, Аврора под видом уборки искала телефон. Через некоторое время раздался ее властный голос из комнаты:
– Все идут гулять. Дюк, ты остаёшься!
Моё сердце вздрогнуло и остановилось. Её тон не предвещал ничего хорошего.
– Хорошо! – твердо ответил я. В конце концов, может, ей просто нужна помощь?
Нет. Авроре не нужна была помощь. Она, размахивая маленьким корабликом с порванной ниткой, то и дело переходя на крик, спрашивала:
– Где телефон? Это было у тебя под кроватью! Это брелок с моего телефона!
– Я… Я не знаю, я не трогал его…
– Аврора, тебя даже на улице слышно! Дети перепугались! – вмешалась Ляля. За руку она держала Рише. – Остановись! Он говорит правду…
– А кто тогда? – с иронией спросила Аврора, приняв свою любимую позу – уперев руки в широкие бока, прикрытые синим фартуком.
– Расскажи, Рише.
И хоть глаза мои были широко раскрыты, они казались узкими щелочками в сравнении с глазами Авроры спустя пару мгновений.
– М… Марк взял ваш телефон, оторвал кораблик и положил под подушку Дюка… Я сама видела это.
Стоило женщине услышать этот детский тонкий голосок, свободно говорящий по-нашему, как она тут же рухнула на стул, утирая фартуком пот со лба.
– Он прячет его в шкафу… Под бумагами. Ночью берет и играет. М… можете поймать его на этом…
Аврора недоверчиво нахмурила брови, тем не менее не сумев спрятать улыбку.
– Вот это событие, кто заговорил…
Она направилась в комнату и зашелестела бумагами. Когда женщина вернулась с пустыми руками, мне показалось, что сердце вновь остановилось. Теперь наказание ждало и Рише! Услышав тяжёлый вздох Авроры, я успокоился.
– Она права. Заберу ночью. – Вдруг она рассмеялась. – Она все это время нас понимала, да?
Ляля по-доброму усмехнулась:
– Похоже на то…
– Топайте на диван. Ляля, гуляй дальше. Как ни в чем не бывало.
– Зачем заговорила? Сами не разобрались бы, что ли? – недовольно шепнул я, вместо того, чтобы сказать «спасибо». Рише только молча опустила голову, перебирая в пальцах подол юбки её любимой куклы. Я ведь знал, зачем. Упертая. И она молчала. Молчать у неё выходило лучше всего.
– Спасибо, – все-таки буркнул я.
Тут раздался звонкий голос Авроры, он был весел до неузнаваемости.
– Эй, шпионы, помогите-ка на стол накрыть! – засмеялась она. Аврору определенно позабавила ситуация с Рише и то, что телефон нашёлся.
***
Ночью я не мог уснуть. Ведь Марк мог и не пойти за телефоном, мог уснуть и проспать, а мог подкинуть его мне… Опять эта пытка. Лежать на кровати, не шевелиться, делать вид, что спишь. Я был слишком взволнован, даже впасть в очередной кошмарный приступ не мог.
Полил дождь, наигрывая на металлическом подоконнике заунывную мелодию, раздражающую каждым своим звуком. Запускать дождь стали чаще и раньше. Солнце нагревало купол сильней, возможно, снаружи было лето. Хотя под куполом время года не менялось.
Шорох. Марк побрёл к шкафу. «Дурак!» – подумал я, и мне стало невероятно жаль его. Ведь теперь ему влетит. Он не был мне другом, но я весь вечер молился, чтобы он не брал телефон. Чтобы Аврора просто отпустила всю эту ситуацию. Может, она уснула, и я смогу его предупредить…
– Ага! – широкий силуэт зашевелился. Аврора прекратила делать вид, что спит, села, поскрипывая старым диваном, и рукой дотянулась до переключателя. После звонкого щелчка комнату озарил свет. – Я так и знала.
Марк побледнел, руки его затряслись, и телефон выпал. На него уставились во все глаза те, кто еще не спал.
– Я… я…
– Дюк, пойдём с нами! – Аврора с трудом встала с кровати, выключила свет и повелительно проговорила: – Остальные – спать!
– Я… Я хотел поиграть… – всхлипывая, проговорил Марк, сжимая и разжимая руки под столом. Кожа у нас покрылась мурашками, ведь сидеть в одних трусах на холодных деревянных стульях было не очень-то приятно.
– А Дюка зачем подставил? – неловкое молчание прервал прекрасный голос Ляли.
– П… просто… Я не хотел…
– Ну, как не хотел? – всерьез удивилась Аврора. – Марк, ты парень, так что умей отвечать за свои поступки! Имей мужество.
– Извините…
– Марк, эта чужая вещь. Аврора не один месяц усердно откладывала деньги на этот телефон. К тому же… ты подставил Дюка. – Ангельский взгляд Ляли всего на секунду пал на меня, но я ощутил невероятное тепло. Меня переполняло чувство значимости. Она с особой нежностью отстаивала мою невиновность. – Марк, пойми же, вы… мы все в одной лодке плывём. Мы – те дети, которым всего придётся добиваться самим. Если у тебя не будет денег на еду, на тот же хлеб, то, кроме нас, тебе некому будет позвонить и попросить помощи. Мы никому не нужны. Мы здесь – одна большая семья. Только мы сможем друг другу помочь. А ты уже подставляешь других, так подло… Следующее воровство не обойдётся обычным разговором. Неужели ты не понимаешь этого?
По щекам Марка покатились жгучие слезы, он заревел навзрыд и протянул руки к Ляле. Девушка быстро обогнула парту и, присев, обняла рыдающего парня.
– Мы – твоя семья. Хорошо?
Я видел, как он кивнул. Судорожно сглатывая, я сам едва сдерживался, чтобы не заплакать от осознания того, что мы действительно остались одни.
– Извинись перед Дюком, ладно?
– Прости, – прошептал он.
– Ничего, – я выдавил улыбку. Злости на него не было, скорее, я сопереживал ему.
– Пойду принесу полотенце, – Ляля, словно вспорхнув в своем белом летнем платье, поднялась и пошла в ванную. Аврора же направилась к двери, оставив свой телефон на зарядке.
– Я не буду тебя больше обижать, – тихонько сказал Марк, когда мы остались вдвоем.
– Хорошо. И Рише тоже не трогай, ладно?
– Почему это? – возмутился Марк. – Может, я хочу!
– Зачем? – меня слегка напугала эта перемена в его поведении.
– Может, она мне… нравится!
– Так скажи ей об этом.
– Она же не понимает, – он забавно развел руками.
– Тогда веди себя так, чтобы понимала.
– Но она обиделась на меня… Игнорирует – и все.
– Ну, конечно, ты же её обижал!
Спор прервала идущая к нам Ляля. Она старательно протерла мокрым кончиком полотенца зареванное лицо Марка и сказала, одарив нас своей доброй улыбкой:
– Так, малыши, спать!
***
Под утро, когда все еще спали, я хотел разбудить Рише, но она уже уселась на своей кровати в позе лотоса и поглядывала на меня. Вздохнув, я сел рядом и стал рассказывать ей о вчерашнем вечере, чтобы нарушить неловкое молчание. На фразе о том, что мы остались одни, она тоже заметно поникла. Возможно, где-то в глубине души мы всё ещё ждали своих родителей. Ждали, когда они откроют дверь, позовут с порога по имени или воскликнут, как делала моя мама, забирая меня из сада: «Где моё солнышко?»
Я видел смерть матери. Видел её публичную казнь: как от тела отлетает голова, оставляя кровавый след, а затем вокруг нее расползается густая красная лужа. Но я все ещё ждал её. До сегодняшнего дня, когда осознание утраты наконец пришло ко мне во всей своей полноте. В сегодняшнем сне она не тянула ко мне руки, не звала по имени. Во всех последующих снах она просто прощалась. Просто махала рукой и уходила.
– Рише, ты ждёшь своих родителей?
Она подняла на меня глаза, отрываясь от своих мыслей.
– Нет, – последовал короткий ответ. – У меня была только мама. Посол Франции, приехала на мирные переговоры. И её убили, – голос Рише был полон холода, в нем я не слышал ни сожаления, ни горечи.
– Ты скучаешь по ней?
– Конечно, скучаю, Дюк! – она вдруг зарыдала. Какой же я дурак!
Я тут же подскочил к ней и стал обнимать, гладить по голове, а когда она немного затихла, решил попробовать разрядить обстановку.
– А ты Марку нравишься, – прошептал я, вновь запустив ладонь в её волосы.
Она усмехнулась, вытирая слезы. Так, коротко и быстро, но усмехнулась.
Зато утром, когда Марк отодвинул ей стул, она выразила ему благодарность, с милой улыбкой оголив белые клыки и присев в изящном реверансе – насколько вообще возможно сделать реверанс изящно в тонком летнем платье.