Иногда у того, кто видел, а тем более стал участником подлинно драматического события, возникает желание перестать притворяться. Вдруг ощущаешь себя идиотом, шарлатаном. И хочется покончить с подделками, будь то безобидные мелочи или кое-что поважнее, например замужество. Так случилось со мной.
Если человек начинает завидовать друзьям, которые решили развестись, ему пора осознать, что его собственный брак дал трещину. Последние месяцы у меня было странное чувство, точно я догадывалась о чем-то, но в то же время и нет. Когда наш брак развалился, я поняла, что с самого начала знала: он был ошибкой. Конечно, выпадали и счастливые дни и порой посещала радостная надежда, что все вообще неплохо обернется. Кто ж спорит, позитивный настрой – великая вещь, но одни лишь благие намерения – шаткое основание для семейной жизни. И вот этот случай или, как я мысленно его называла, «урок» Саймона Конвея помог мне наконец взглянуть фактам в лицо. На моих глазах произошло нечто до ужаса реальное, и пришла простая мысль – хватит притворяться, будь собой, живи честно.
Моя сестра Бренда убеждена, что я ушла от мужа, потому что не смогла справиться с посттравматическим стрессом. Она умоляла меня поговорить с кем-нибудь, кто в этом разбирается, и я сообщила ей, что уже поговорила, и не раз, поскольку действительно уже давно веду с собой задушевные беседы. Это чистая правда, и Саймон лишь приблизил окончательное прозрение. Разумеется, Бренда ждала от меня другого ответа, она имела в виду, что я обращусь к специалисту по задушевным разговорам, а вовсе не пьяные излияния у нее на кухне посреди ночи посреди недели.
Поначалу мой муж Барри старался понять и поддержать меня, что называется, «в трудную минуту». Он тоже думал, что мое неожиданное решение расстаться с ним – своеобразная отдача от пистолетного выстрела. Но потом до него дошло – я ведь собрала вещи и ушла из дома, – что я не шучу, и он тут же принялся говорить обо мне всякие гадости. Я его не осуждаю, хотя очень удивилась, узнав, что я «толстуха», а больше того, что он думает, будто я куда лучше отношусь к его матери, чем к нему самому. Всем казалось странным то, что я сделала, и никто мне не верил. Неудивительно, ведь всю дорогу я тщательно скрывала, как мне плохо с Барри, а тут вдруг поняла, что время вышло.
В ту ночь, когда я сперва сообразила, что это из моего горла вырвался истошный вопль, а потом второй раз позвонила в полицию, а потом дала показания, а потом выпила чаю с молоком в ближайшем супермаркете, я приехала домой и сделала четыре вещи. Во-первых, пошла в душ, чтобы хоть попытаться смыть с себя весь этот ужас. Во-вторых, перелистала уже порядком потрепанную книжку «Как уйти от мужа без скандала». В-третьих, разбудила его, предложила ему кофе, тост с маслом и поскорее развестись. В-четвертых, в ответ на его недоумение рассказала, что у меня на глазах застрелился человек. Вспоминая об этом позже, я поняла, что Барри куда сильнее заинтересовало ночное происшествие, чем то, что я от него ухожу.
Меня очень удивило то, как он повел себя после нашего разрыва, и собственное в этой связи изумление поразило ничуть не меньше. Мне казалось, что куча полезных книг, которые я успела проштудировать, должны были подготовить меня к такой ситуации. Я ведь столько раз прикидывала, какие у каждого из нас возникнут переживания, если я все же решусь на развод, столько всего на эту тему прочитала – на всякий случай, чтобы подготовиться и принять верное решение. Многие мои друзья успели развестись, и я провела не одну ночь, выслушивая обе стороны. И все-таки мне никогда не приходило в голову, что мой муж способен вдруг в одночасье превратиться в ядовитого, злобного, агрессивного психа. Наша общая квартира стала его квартирой, и он меня туда на порог не пускал. Наша общая машина стала его машиной, и он не давал мне ею пользоваться. И все остальное, что было нашим общим, он усиленно пытался отвоевать себе. Даже то, что ему вовсе не было нужно. Это был обмен по его курсу. Имей мы детей, он бы забрал их и навеки запретил мне с ними видеться. Он был нежно привязан к кофеварке, горячо любил столовый сервиз, обожал тостер и питал искреннюю симпатию к электрическому чайнику.
Собирая вещи, я терпеливо сносила его вопли – на кухне, в гостиной, спальне и даже в туалете, куда он последовал за мной, чтобы орать там, пока я писала. Изо всех сил старалась быть спокойной, понимающей и даже сочувствующей. Я всегда умела слушать и готова была выслушивать его сколько потребуется, но вот объяснять, оказывается, я умела гораздо хуже, да мне и странно было, что ему нужны какие-то объяснения. Я не сомневалась, что в глубине души он относится к нашему браку точно так же, как я, но его настолько оскорбило мое желание уйти, что он напрочь позабыл обо всем, что было раньше. Например, как нам обоим порой казалось, будто мы накрепко заперты в ловушке никому не нужных отношений. Им владела ярость, а ярость делает человека глухим к чужим доводам. Его, во всяком случае, она сделала глухим как пень, а потому я покорно ждала, пока он отбушует, и надеялась, что когда-нибудь мы сможем поговорить обо всем начистоту.
Да, я знала, что права, а все же меня страшно мучала совесть из-за того, что я так с ним поступила. И эти мои угрызения, и горечь вины, оттого что я не сумела удержать человека от самоубийства, тяжким бременем лежали у меня на душе. Я и до того несколько месяцев спала очень плохо, а теперь, кажется, перестала спать вовсе.
– Оскар, – сказала я клиенту, сидящему в кресле напротив моего стола, – водитель автобуса не хочет вас убить.
– Хочет. Он ненавидит меня. Вы этого не понимаете, потому что не видели его и не знаете, как он на меня смотрит.
– А с чего бы это водителю так к вам относиться?
Он пожал плечами:
– Как только автобус подъезжает, он открывает дверь и потом сразу на меня смотрит.
– Он вам что-нибудь говорит?
– Когда я захожу, ничего. А когда нет, он вроде как ворчит на меня.
– А что, вы не всегда заходите в автобус?
Он отвел глаза и уставился в пол.
– Иногда мое место бывает занято.
– Ваше место? Это что-то новенькое. Какое место, Оскар?
Он вздохнул, понимая, что влип. И признался:
– Слушайте, в автобусе все на всех пялятся, так? На этой остановке захожу только я один, и все пялятся на меня. И поэтому я сажусь позади водителя. Ну, знаете, боковое сиденье, лицом к окну? Там удобно, оно как бы полностью скрыто от всего автобуса.
– Там вы в безопасности.
– Отличное место. Сидя там, я мог бы, наверное, доехать даже до города. Но иногда там уже сидит эта девушка, ну, такая, с отклонениями, и она слушает свой айпод и поет синглы «Степс», громко, на весь автобус. И если она там сидит, я не захожу, потому что меня напрягают люди с отклонениями и еще потому что это мое место, понимаете? А увидеть, сидит она там или нет, я могу только, когда автобус остановился. Ну, я проверяю, и если место занято, то не еду. Водитель меня ненавидит.
– Сколько это продолжается?
– Не знаю, пару недель.
– Оскар, вы понимаете, что это означает. Нам придется все начать сначала.
– О нет! – Он закрыл лицо руками и уткнулся в колени. – Но я же проезжал полдороги до города!
– Не будем спорить. Итак, завтра вы непременно войдете в автобус. Сядете на любое свободное место и проедете одну остановку. Потом можете выйти и вернуться домой пешком. На следующий день, в среду, вы войдете в автобус, займете любое свободное место и проедете две остановки, а затем прогуляетесь до дому. В четверг – три остановки, в пятницу – четыре, слышите меня? Вам нужно справляться с этим мало-помалу, шаг за шагом, и в конце концов вы решите эту задачу.
Я не была уверена, кого именно пытаюсь убедить. Его или себя.
Оскар медленно разогнулся, провел ладонями по щекам и посмотрел на меня.
– У вас все получится, – мягко сказала я.
– Вам легко говорить.
– А вам нелегко это сделать, я понимаю. Отрабатывайте технику дыхания. Вскоре вы увидите, что дело не такое уж и трудное. Вы сможете оставаться в автобусе всю дорогу до города, и на место страха придет радость. Вам сейчас кажется, что впереди тяжелые дни, а потом вы поймете, что они были счастливыми, потому что вы сумели преодолеть огромные проблемы.
Он, похоже, сомневался.
– Поверьте мне.
– Я верю, только мне смелости не хватает.
– Смелый не тот, кто не боится, а тот, кто побеждает свой страх.
– Ммм… это из ваших книг?
Он кивнул на полки, заставленные всевозможными сборниками и пособиями на тему «помоги себе сам». На все случаи жизни. Да, их у меня в кабинете накопилось немало.
– Это из Нельсона Манделы, – улыбнулась я.
– Жалко, что вы трудоустройством занимаетесь, из вас бы вышел хороший психолог, – заметил он, рывком выдернув себя из кресла.
– Ну, я в общем-то ради нас обоих стараюсь. Когда вы начнете отъезжать от дома дальше чем на четыре автобусные остановки, это расширит круг моих поисков и возрастут шансы найти вам работу.
Надеюсь, мне удалось скрыть раздражение. Оскар – научный сотрудник, очень талантливый, высококвалифицированный. Найти для него работу было бы совсем несложно – я уже трижды его устраивала в разные места, – но из-за его проблем с транспортом задача резко усложнялась. Я старалась помочь ему преодолеть эти страхи, чтобы в итоге подыскать такую работу, куда он мог бы спокойно ездить каждый день. Учиться водить машину он тоже боялся, а я не готова была зайти так далеко, чтобы стать еще и его инструктором по вождению. Ну спасибо, он хоть согласился побороть свой страх перед автобусами. Я глянула на часы.
– Что же, ладно. Пусть Джемма скажет вам, когда прийти на следующей неделе. Надеюсь, вам будет что рассказать мне о своих достижениях.
Как только он вышел, я убрала с лица вежливую улыбку и обратила взгляд на полку в поисках подходящего издания из серии «Как…». Клиенты изумлялись, сколько у меня книг, а я порой думала, что моя подруга Амалия, владелица небольшого книжного магазинчика, еще не прогорела исключительно благодаря мне. Книги – мое спасение, моя палочка-выручалочка, они помогают мне решать свои и чужие проблемы. Последние десять лет я мечтаю сама что-нибудь написать, но все попытки заканчиваются тем, что, исполнившись вдохновения, я сажусь за стол, включаю компьютер и долго смотрю в монитор. Пустая белая поверхность наглядно отражает мои творческие возможности.
Моя сестра Бренда говорит, что идея написать книгу увлекает меня куда больше, чем ее реальное воплощение, потому что если б я правда хотела писать, то я бы так и делала каждый божий день. Она говорит, что настоящего писателя ничто не остановит – есть у него идея или нету, есть на чем писать или нет – он все равно пишет. И ему все едино, что зеленые чернила, что синие, с молоком у него кофе или вообще без сахара, это все мелочи, они на творческий процесс не влияют. А меня, увы, именно такие мелочи всякий раз сбивают с нужного настроя, стоит мне только сесть за стол. Бренда частенько изрекает прискорбные истины, но, боюсь, это как раз тот случай, когда она права. Мне хочется писать, я просто не знаю, получится ли у меня, и мне страшно убедиться, что ничего не выйдет. Книжка с манящим заголовком «Как написать успешный роман» полгода пролежала у меня рядом с кроватью, но я так ни разу и не открыла ее, боялась, что если тамошние полезные советы мне не помогут, то придется навеки проститься с мечтой о книге. Поэтому я припрятала литературное руководство в комод – до лучших времен.
Наконец я нашла то, что, собственно, и искала. «Как уволить сотрудника. 6 советов с иллюстрациями».
Толку от этих иллюстраций, по-моему, никакого, но все же я подошла к зеркалу и попыталась состроить такую же озабоченную физиономию, как у работодателя на странице сорок шесть. Затем почитала собственные заметки на обороте задней стороны обложки. Сомневаюсь, что мне удастся это исполнить. Моя компания по подбору персонала «Роуз рекрутмент» существует вот уже четыре года, и сотрудников в ней тоже четверо. Секретарша Джемма очень полезный член нашего маленького сообщества, и мне жаль было бы с ней расстаться, но, учитывая мои нынешние финансовые обстоятельства, надо рассматривать и такой вариант. Я читала свои заметки, когда в дверь постучали и тут же вошла Джемма.
– Джемма, – взвизгнула я и виновато засуетилась, старательно пряча от нее книжку. Я попыталась приткнуть ее на полку, но там и так все было забито. Второпях я сделала неловкое движение, глянцевое издание выскользнуло у меня из рук и плавно приземлилось у ног Джеммы.
Она хихикнула и нагнулась, чтобы поднять книгу. Прочла название и густо покраснела. Выпрямилась, посмотрела на меня, и в ее глазах были удивление, страх, растерянность и обида. Я открыла рот, не нашлась что сказать, закрыла его, потом снова попыталась выдавить что-нибудь, лихорадочно вспоминая, как эта полезная книжка советует сообщить сотруднику нерадостную для него весть. Что там… а, доходчиво, сочувственно, не слишком эмоционально, откровенно… или не надо откровенно? Впрочем, пока я мялась, она и так уже все поняла.
– Ну наконец хоть какая-то польза от одной из ваших дурацких книг, – пробормотала Джемма, с трудом сдерживая слезы, сунула ее мне в руки, сгребла свою сумку и стремительно бросилась вон из офиса.
Вконец расстроенная, я все же чувствовала себя задетой этим «наконец». Я без моих книг как без рук. От них есть польза.
– Магуайр, – неприветливо рявкнул в трубку хриплый голос.
– Здравствуйте, это Кристина Роуз.
Я заткнула свободное ухо пальцем, чтобы не слышать, как за стеной в приемной надрывается телефон. Джемма с тех пор так и не появилась, и мне не удавалось собрать всех вместе, чтобы решить, как нам поделить ее обязанности между собой. Питер и Пол не выказывали ни малейшего желания брать на себя работу так несправедливо уволенной сотрудницы. Все ополчились против меня, хотя я им сто раз объясняла, что вышло недоразумение. Аргумент «я не собиралась ее увольнять… сегодня», судя по всему, никуда не годился.
Утро выдалось просто кошмарное. Было очевидно, что без Джеммы работать невозможно, – я уверена, именно это она и стремилась доказать, – однако мой счет в банке отвергал очевидное. Я по-прежнему должна была выплачивать половину кредита за наш с Барри дом, а с этого месяца мне придется выкладывать еще и шестьсот евро за съемную двухкомнатную квартиру. Надо же мне где-то жить, пока мы с ним не уладим финансовые вопросы. Исходя из того, что мы будем вынуждены продать жилье, потому что ни ему, ни мне в одиночку оно не по карману, а дело это долгое, я думаю, мне придется регулярно посягать на свои сбережения. Барри, например, уже вовсю на них посягает, вероятно, руководствуясь поговоркой «отчаянные времена требуют отчаянных мер». Он забрал все до единой драгоценности, которые когда-то мне дарил, и твердо намерен оставить их себе. О чем известил меня через автоответчик. С этого сообщения и началось мое утро.
– Я понял. – Большого восторга в голосе Магуайра я не услышала. Впрочем, странно, что он вообще меня помнит.
– Я уже две недели вам звоню. И сообщения оставляла.
– Да, я заметил. У меня весь автоответчик ими забит. Вы зря дергаетесь. Проблем у вас не будет.
Я была сбита с толку. Мне и в голову не приходило, что у меня могут быть проблемы.
– Я вам не поэтому звонила.
– Вот как? – нарочито удивился он. – А то ведь вы мне так и не объяснили, что делали в заброшенном здании на частной территории в одиннадцать часов вечера.
Я молчала, потому что не знала, что сказать. Почти все задавали мне этот вопрос, а те, кто не задавал его вслух, явно с трудом от этого удерживались, и ответа я пока не сумела дать никому. Надо было срочно менять тему, пока он не вцепился в меня мертвой хваткой.
– Я звонила насчет Саймона Конвея. Хотела узнать, где и когда будут похороны. В газетах ничего об этом не сообщалось. Но с тех пор две недели прошло, ясно, что похороны я пропустила. – Я старалась говорить сдержанно, без раздражения.
Звонила я потому, что надеялась узнать побольше о Саймоне Конвее. С его уходом у меня в душе образовалась огромная брешь, а в голове – множество вопросов. Мне не будет покоя, пока я не узнаю, что произошло после того злосчастного дня. Я хотела выяснить что-нибудь о его семье, хотела рассказать им, как нежно и с какой любовью он о них говорил, без единого слова упрека. Я должна сказать им глаза в глаза: все, что тогда было в моих силах, я сделала. Чтобы они не так терзались или я? А что плохого, если и то и другое? Я не собиралась, конечно, впрямую спрашивать Магуайра обо всем этом, да он бы и не ответил, но провести черту и не вспоминать больше о той ночи я тоже не могла. Мне нужно, мне жизненно важно знать больше.
– Значит, две вещи. Первое – нельзя так сильно переживать из-за каждого потерпевшего. Я в эти игры давно играю и…
– Игры? Человек на моих глазах пустил себе пулю в голову! Для меня это не игра. – Голос у меня сорвался.
Мы оба замолчали. Я передернулась и закрыла глаза ладонью. Потом выдохнула. Взяла себя в руки, прочистила горло и спросила:
– Алло, вы там?
Я ожидала, что он по обыкновению съязвит, но ничего подобного. Наоборот, он ответил очень мягко, и если раньше из трубки доносились чьи-то голоса, сейчас те, кто был рядом с Магуайром, притихли, и я с тревогой подумала, что все они меня слушают.
– Знаете, у нас тут есть сотрудники, которые помогают прийти в себя после таких событий. С ними можно поговорить. Помните, я вам еще тогда ночью об этом сказал. И телефон дал. Вы его сохранили?
– Да не нужно мне ни с кем говорить, – рассердилась я.
– И то верно. – Он мгновенно отбросил манеру добродушного дяди. – Короче, возвращаюсь к тому, на чем вы меня перебили. Сведений о похоронах у меня нет. Потому что не было никаких похорон. Не знаю, откуда у вас информация, но вам навешали лапши на уши.
– В каком смысле?
– Навешать лапши – облапошить.
– Нет, в каком смысле – не было похорон?
Магуайр явно злился, что приходится объяснять очевидное.
– Он не умер. Во всяком случае, пока что. Лежит в больнице. Я узнаю в какой. Позвоню туда и скажу, что вам можно его навестить. Хотя он в коме и не особо готов общаться.
Я была так потрясена, что лишилась речи.
Последовало долгое молчание.
– У вас все или есть еще вопросы? – Он говорил уже на ходу, я слышала, как хлопнула дверь и кто-то громко ругал «проклятых электриков».
Я все пыталась осознать то, что он сказал. Ноги подкашивались, и я медленно опустилась в кресло.
Если тебе дано было узреть чудо, то начинаешь верить, что нет ничего невозможного.