Спустя час никто не появился. Грайворонский оставался в кабинете, пытаясь занять себя чем-нибудь: проверил почту, посмотрел на корешки книг, которые он и так уже все знал наизусть. Взял пару книг наугад, чтобы почитать произвольный отрывок, но сконцентрироваться не выходило. Мысли то и дело приходили к тому, что вместо того, чтобы сидеть тут в ожидании не понятно кого, мог бы сейчас есть пирожное или смотреть какой-нибудь мультфильм с дочерью. Погода за окном и правда была прекрасная, но выходить на улицу совершенно не хотелось из-за обиды на сложившиеся обстоятельства.
Уже в конце дня, когда Грайворонский сам себе отмерил последние пятнадцать минут для ожидания, в дверь неуверенно постучали. В кабинет вошел невысокий худощавый молодой человек в мятой зеленой рубашке, заправленной в старые потертые джинсы на пару размеров больше, чем нужно. Он тихо, держа ручку двумя руками, прикрыл за собой дверь до характерного щелчка, повернулся к психотерапевту, ожидая дальнейших указаний. Но Грайворонский не спешил их давать. Он внимательно смотрел на парня. Уже по тому, как человек входит в комнату – достаточно много сказать о личности. Даже по малым движениям рук и всей фигуры можно было построить первое впечатление. Борис всегда выделял такие моменты: осматривает ли новый человек кабинет, на что в первую очередь обращает внимание, как держит осанку, как смотрит на доктора. Однако в данном случае внимания к тонким деталям не потребовалась. Такая нерешительность сразу бросается в глаза, а вкупе с неряшливым внешним видом, растрепанной прической и затравленному взгляду молодого человека создавалось совсем уж жалкое впечатление. Грайворонский даже не смог припомнить, входил ли кто раньше так печально, так безропотно в его кабинет. Почему-то сразу вспомнилось предостережение Марфы Ивановны. Хотя Грайворонский старался не строить свои суждения только по ощущениям, в первую очередь полагаясь на наблюдение и логические умозаключения, но атмосфера в кабинете с появлением этого человека стала как-то заметно тяжелее. Обычно входящий более-менее подчинялся авторитету психотерапевтического кабинета, но в данном случае помещение будто-то бы съежилось от появления нового человека. Разумеется, не буквально, но кабинет, в который Борис приходил регулярно уже более десяти лет, вдруг стал для него самого менее родным и знакомым.