«Ну все не так уж и плохо», ― подумал Борис после того, как девушка, помахав на прощание, покинула кабинет. Грайворонский опасался принимать подростков, так как по его опыту работа с ними была скучной и в то же время невероятно изматывающей. Скучной она была по причине того, что набор проблем у всех подростков в целом одинаков. Психика на этапе тринадцати-семнадцати лет формируется под воздействием одних и тех же факторов – непонимание, игнорирование, агрессия. Соответственно и пути разрешения конфликтов уже были давно отработаны на практике, так что Грайворонскому приходилось проходить с клиентом один и тот же путь. А изматывающей работа выходила из-за мощности защитных механизмов: убедить юного пациента, что человек в кресле напротив него – не еще один представитель мира взрослых, который пришел с одной целью, чтобы причесать его под общую гребенку и вписать в однообразный взрослый мир со своими ничтожными целями, было крайне непросто.
Лиза же отличалась от своих сверстников. В первую очередь своей уверенностью. Она спокойно рассказывала, даже рассуждала вслух, при необходимости обращалась к Грайворонскому, смотря непосредственно в глаза. На его памяти вообще редко кто задавал ему встречные вопросы. Обычно встречаются жалобы, молчание или старое-доброе злобное огрызание. Но здесь действительно был некий особый случай. Грайворонский поймал себя на мысли, что он с любопытством ждет следующей встречи, чего с ним давненько не случалось.
Следующей в этот день по расписанию должна была прийти Надежда, его давняя пациентка, эффектная ухоженная женщина с платиновыми волосами немногим за тридцать, с постоянными жалобами на непроходящую депрессию. Грайворонский прекрасно понимал, что ее состояние так же похоже на депрессию, как воздушный шарик похож на дирижабль, что, собственно, не раз ей сообщал. Конечно, не в таких грубых метафорах. Она же не предавала его словам о том, что его помощь ей не требуется, уверяя, что только благодаря сеансам с ним она и держится, другие психологи ее совершенно не понимают, и только он, доктор Грайворонский, а вернее, их беседы являются ее спасительным кругом в водовороте жизни.
Поначалу Борис предполагал, что ей движет желание доказать свою значимость и желанность. Однако к его удивлению, после незапланированного эксперимента на кушетке, который бы точно не одобрила коллегия психотерапевтов, ее желание приходить на сеанс не угасло. На следующей фазе, построенной на обратной теории ― полного восстановления дистанции между пациентом и доктором, она все так же с большой охотой приходила на сеансы. При этом ее жалобы и поведение не менялось. Секс с психотерапевтом – прекрасно, рассказы о детских переживаниях под строгим взором доктора – тоже здорово.
В конце концов Грайворонский прекратил все попытки докопаться до истины ее мотивов, а воспринимал их еженедельные сеансы, как встречи со старой знакомой из прошлой жизни, которая расскажет все, что с ней успело приключиться. Но благо, старые знакомые не платят за прослушивание своих историй, а Надежда это делала исправно. По сути, она оставалась единственным постоянным клиентом Грайворонского. В текущих не самых благоприятных финансовых условиях такими разбрасываться точно не стоило. Борис это понимал и без подсказок со стороны своего секретаря. Так что это были взаимовыгодные отношения, которые правда непосредственно с психотерапевтической помощью имели мало общего, но, с другой стороны, далеко не обязательно всегда вскрывать глубинные смыслы и искать правду. Если человеку после сеанса действительно становится лучше – разве этого мало?
– Здравствуйте, Надежда. Как Ваши дела?
– Ох, Борис, все очень плохо, я еле дождалась нашей встречи.
– Расскажите, пожалуйста, подробнее, что случилось.
– Да все из-за одного неудачной пятницы на прошлой неделе. Мы с мужем посетили закрытую премьеру нашего друга-режиссера Александра Павловского. Вы слышали о нем?
– Да, видел пару фильмов.
– Он представлял свою новую работу в Доме кино. Мы получили приглашение еще недели за две. Я с таким нетерпением ждала этот вечер – несколько дней выбирала, в чем пойду, воображала, кого там встречу, и о чем с ними надо будет говорить, специально освежила в памяти, что сейчас актуального в культурной жизни столицы. Я всегда стараюсь держать руку на пульсе событий, но поскольку я все-таки не являюсь непосредственно частью культурного авангарда, а всего лишь его скромный почитатель, некоторые тренды могут от меня ускользать. Поняв, что ничего нового и эпохального не упустила, я сосредоточилась на подборе платья. Ах, Борис, что это было за платье, Вы бы видели! Я просто влюбилась ― черное, струящееся, как будто скроенное специально для меня. Просто идеально! Я была настолько воодушевлена, что не могла дождаться вечера пятницы. Днем я посетила салон, привела в порядок последние нюансы своего образа. Стоит ли говорить, что моя прическа была выше всяких похвал? В общем, я давно не чувствовала себя лучше, чем в тот момент, когда мы поднимались по красной дорожке вдоль рядов фотографов и фанатов.
Я не буду рассказывать про сам фильм, если захотите посмотреть его. Если честно, я особенно и не запомнила, о чем он. Саша ведь любит навертеть всякого, чтобы потом долго сидеть и разматывать в голове, что я вообще только что увидела, и что это все может значить. Но по разговорам, по общей реакции публики можно было сделать вывод, что присутствующим работа пришлась по душе. На показе было много приглашенных гостей: журналисты, актеры, ну и просто известные светские люди. Думаю, их мнению можно доверять. Если исключить сам фильм, то тем вечером присутствовал стандартный московский набор бомонда: стильный антураж, красивые люди, дорогое шампанское, изысканные закуски. Обычно такая атмосфера действует на меня исключительно положительно, придает мне сил, потому что мне всегда казалось, что я была рождена для этого. Помните, я Вам рассказывала, что, когда я была маленькой девочкой и жила еще в своем родном Саранске, я собирала модные журналы, листала страницы, вырезала понравившиеся фотографии звезд в свой альбомчик и представляла себя среди них под вспышками фотоаппаратов. Обычные детские мечты, но у меня получилось воплотить их в жизнь. Далось мне это не просто, но я точно знала, чего я хочу и целенаправленно шла к этому. Но не об этом сейчас речь.
После показа, когда все выбрались в просторное фойе обсудить фильм, да и просто обменяться последними новостями, я умыкнула момент, зашла в уборную проверить макияж и укладку. Все было прекрасно, даже лучше, чем можно было ожидать после почти трех, не самых увлекательных часов в темном кинозале. Я освежила губы и вышла ко остальным с чувством железной уверенности в себе. Захватила бокал вина и отправилась искать виновника торжества, чтобы высказать ему свое восхищение. Он, разумеется, был нарасхват в тот вечер. Но я воспользовалась своим моментом, тепло обняла и поблагодарила за великолепный фильм.
И вот стою я в великолепном вечернем платье с идеальным макияжем и лучезарной улыбкой среди творческих и успешных людей, и краем глаза выискиваю фотографов светской хроники ― надо ведь, чтобы мой образ остался запечатленным. Проходит минута, другая – никаких фотографов вокруг меня нет. Я уже начинаю немного переживать, что их вообще забыли пригласить. Звучит странно, понимаю, но я была на вечерах, где случались и не такие организационные казусы. Не теряя самообладания, я незаметно покидаю круг благодарности с целью проверить, что происходит в другом конце зала. Не прошла я и пары шагов, как заметила, что все фотографы крутятся возле парочки старлеток, которых я раньше не видела на подобных вечерах. Одна из них вроде бы была в самом фильме, но не уверена. Сейчас все юные красивые девушки похожи друг на друга как две капли воды. Никакой индивидуальности.
Казалось бы, обычная ситуация ― фотокамеры любят красивых девушек. Красивые девушки любят фотокамеры. Ничего нового. Но дело в том, что раньше все фотографы постоянно крутились вокруг меня. С момента как я входила в помещение и до момента как покидала ― меня постоянно преследовали вспышки фотокамер и комплименты разной степени избитости. Да что фотографы? Все мужчины ― от простых официантов до крупнейших банкиров и политиков, сворачивали шею в мою сторону. И вот именно в тот момент, с бокалом шампанского в руке, идеальной укладкой, в платье, которого я ждала всю свою жизнь, ко мне приходит четкое осознание, что я уже не самая молодая и красивая девушка вечера. И уже никогда ей не буду.
Эти молоденькие девушки с ангельскими личиками и дьявольским огоньком в глазах, с трепетными грудками под атласной тканью и длинными струящимися волосами, я видела их бесчисленное множество на подобных мероприятиях: они появлялись и исчезали, становились королевами одного, максимум двух вечеров и бесследно пропадали. Их сменяли другие, ровно такие же, словно где-то была фабрика по производству однотипных миловидных старлеток. Меня они никогда не заботили, потому что я всегда понимала, что они тут ненадолго. Я никогда не ревновала, потому что прекрасно понимала, что они никогда не могут со мной сравниться. Знаете, высшее общество, как мужчины, в целом падко на новое мясо, но достаточно быстро его пережевывает. Поэтому я всегда воспринимала их как джанк-фуд. Чтобы не терять вкус к главному блюду, можно иногда перехватить какую-нибудь дрянь, чтобы освежить рецепторы.
Но почему-то именно в тот момент на меня обрушилась мысль, что я больше не главное блюдо. И даже не десерт. С этих пор я ровно то, что является неотъемлемым атрибутом стола, как какая-нибудь закуска из утиной печени, по факту достаточно изысканная, но на деле остающаяся на краю стола, забытая и заветренная, которую после окончания торжества в подсобке подъедают голодные официанты, да и то без большого удовольствия.
И это не обычное желание внимания и не требование доказательств собственной значимости. Я знаю, что это такое, и мне оно никогда не требовалось. Знаете, Борис, раньше у меня никогда не было даже мысли в себе усомниться, в своей красоте, в своем праве быть там, среди лучших представителей страны, в своей желанности, своем теле. Но именно в тот момент я поняла, что одной моей уверенности более недостаточно. Когда ты на волне успеха, когда купаешься в лучах славы и обожания, когда у тебя все получается, то очень легко почувствовать себя всемогущим и уверовать в то, что так будет всегда. Но обязательно наступит момент, когда все, что ты даже не могла подвергнуть сомнению, рухнет. И уже никогда не будет прежним. У Вас когда-нибудь было такое, Борис?
– Да, думаю, у всех людей случалось то, что Вы сейчас описали.
– Не знаю, сомневаюсь.
– Позвольте привести цитату. Толстой писал: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастна по-своему». Это относится не только к семье в целом, но и к отдельно взятому человеку – каждый чувствует свое несчастье по-своему. Более того, исходя из моего опыта, каждый уверен, что подобное горе ни с кем и никогда до него не случалось, и лишь его личная проблема глубока и даже катастрофична. Я ни в коем случае не умоляю значимость Вашего чувства, Надежда, я только хочу отметить, что подобная ситуация расхождения ожидаемого и реального встречается у каждого человека на жизненном пути в той или иной форме. Это и называется классическим неврозом.
– Весь мир рушится и это называется всего лишь классическим неврозом?! Боже, ладно, хорошо, пусть так. У меня классический невроз. И что мне с ним делать?
– Для начала я бы попросил Вас сформулировать в одном предложении, что именно Вас расстроило тем вечером.
– Я же сказала, что я больше не самая красивая девушка и никогда ей не буду.
– А что для Вас красота, Надежда?
– Это как-то слишком по-философски, не находите? Я сейчас не смогу так просто сказать, что для меня красота.
– Ничего страшного, я не прошу ответа прямо сейчас. Уверен, что Вы сможете его найти и сформулировать для себя. Но я также уверен, что Ваша формулировка будет расходиться с моей. Возможно не полностью, но нюансы точно будут разниться. И суть именно в этом. Я задал этот вопрос для того, чтобы донести, что при всей громогласности этого слова «красота» – само понятие крайне субъективно. Что для какого-то является самым красивым в жизни, другой может даже и не заметить.
– По-моему, в моей сфере понятие красоты довольно узко обозначено и измеряется одним – вниманием. Кто получает больше всего внимания, тот и является самым красивым.
– Вы отметили, что девушки появлялись и исчезали на мероприятиях. Как Вы думаете, почему?
– Я, пожалуй, немного приукрасила: отдельные представительницы оставались, становились сначала любовницами, а затем и полноценными женами. Признаться, мой путь, по сути, такой же ― я познакомилась с Алексеем, моим мужем, когда была такой же старлеткой из провинции. Я до сих пор помню, как он смотрел на меня в тот первый вечер, мне показалось это умилительным. Я заставила его бегать за мной целый вечер, как мальчишку. Он был такой забавный.
– А как давно произошла ваша первая встреча?
– Почти двенадцать лет назад.
– То есть у вас получилось не только остаться, но и закрепиться в высшем свете. В чем Ваш секрет?
– Все просто. Все эти девушки никогда не могли со мной сравниться. Как только я попала на подобное мероприятие, я сразу дала себе клятву, что останусь тут. Вы понимаете, внешность еще не все. Длинные ноги и упругая попка могут увлечь внимание, но, чтобы его сохранить, в этом круге нужно нечто большее. Нужны мозги, достоинство, манеры ― нужно всем своим существом показывать, что это место, эти люди, эта атмосфера – все это по праву твое и ничье больше.
– Получается, Вы сейчас сами сказали, что красота еще не все в обществе. Нужно что-то большее.
– Разумеется, иначе проснешься пару раз с утра в чужой постели в богатой квартире, да и больше особенно похвастаться будет нечем.
– Тогда, простите, Надежда, но почему Вы сами себя опускаете до уровня девушек-однодневок? Доказательства того, что Вы действительно представляете из себя куда большее, Вы и так знаете. Это выражается и в том, что спустя двенадцать лет, Вы все также являетесь желанной гостьей на этих вечерах. Здесь не требуется получать высшее образование в области психологии, чтобы это понять. К тому же разве это является самой главной целью? Блистать на фотоснимках? Как мне видится, это несомненно приятно, здесь я Вас прекрасно понимаю. Но все эти девушки, думаю, отдали бы многое, чтобы повторить Ваш путь и приблизиться к Вашему текущему статусу. Обрести семью с хорошим человеком, жить в успехе и достатке.
Поэтому я бы предложил следующее: в следующий раз при подобных ситуациях попытайтесь представить этих девушек не как Ваших соперниц, а как Ваших подражательниц. Отнеситесь к ним с долей снисходительности, поскольку очевидно, что они не могут быть составить сколько бы то ни было значительной конкуренции.
И если говорить только о визуальной составляющей, могу Вас уверить, что Вы точно одна из самых прекрасных женщин, что я встречал.
– И все-таки не самая?
– Я же был женат, Надежда. И в момент, когда я делал предложение, для меня была только одна прекрасная женщина. Пусть прошло уже много времени, но подобный факт я отрицать не могу.
– Борис, Боже мой, вот поэтому-то я жду каждой нашей встречи с огромным нетерпением. Прошло всего двадцать минут, а Вам удалось сгладить это ужасное настроение, что не покидало меня несколько дней.
Надежда приподнялась на кушетке и посмотрела в глаза Грайворонскому. Тот встретил ее взгляд нейтральной доброжелательной улыбкой. Она медленно встала и по-кошачьи подошла вплотную к психотерапевту, сняла его очки и надела на себя.
– Знаете, Борис, давно я не чувствовала себя так прекрасно в Вашем кабинете.
– Что ж, видимо, во время прошлых сеансов я был недостаточно хорош.
– Уверяю Вас, Вы всегда на высоте, ― женщина положила очки на пол, после чего забралась сверху на Грайворонского и впилась в его губы.
– Может быть сделаем это на столе? Я давно себе представляла этот сценарий.
– Я бы с радостью, но он уже довольно старый, и вряд ли выдержит подобные нагрузки.
– Ладно, давайте пойдем по стандартному сценарию.
Борис приподнял женщину и перенес ее на кушетку. Та уверенными движениями расстегивала ремень на штанах, не отрываясь от поцелуя. Он же одним движением стянул ее трусики.
Надежда начала постанывать, Борису пришлось поцелуем закрывать ей рот, чтобы заглушить сексуальные звуки, так как осознание, что за стенкой сидит его секретарша и может быть еще кто-то, не давало полностью расслабиться. Но Надежда не зря говорила о манерах поведения в обществе, ее голос не превышал требуемого в условиях быстрого тайного секса уровня децибелов. Даже во время оргазма, она выгнулась все телом, но извлекла лишь негромкий удовлетворенный вздох.
– Что же, думаю, мы удачно закрепили результат сегодняшнего сеанса, ― она довольна потянулась на кушетке.
– Рад видеть, что психотерапия приносит плоды, ― Борис поднял с пола трусики и протянул их владелице.
– Не сомневайтесь, ― Надежда надела их и отправилась к зеркалу, чтобы поправить макияж. После пары минут восстановления смазанных теней она с заговорщицкой улыбкой добавила. – Через неделю в то же время?
– Конечно.
Надежда на прощание подарила еще один страстный поцелуй и, уже приоткрыв дверь из кабинета, задала вопрос.
– А скажите, Борис, эта темноволосая юная девушка, что вышла из вашего кабинета, до меня – это Ваша новая пациентка?
– Да, сегодня пришла впервые.
– Хм, она мне понравилась, есть в ней что-то притягательное. Мне кажется именно то, о чем Вы говорили, достоинство.
– Возможно, пока рано об этом судить, у нас был только один сеанс.
– Надеюсь, Вы не собираетесь лечить ее душевные травмы, так же, как и мои?
– Что Вы, Надежда, у Вас самая что ни на есть эксклюзивная программа.
– Приятно слышать. До встречи через неделю.
Клиентка покинула кабинет, и уже настала очередь Грайворонского проверить свой внешний вид в зеркале. Он с досадой обнаружил, что его светло-голубая рубашка испачкалась в помаде. Не очень-то профессионально, но он был готов к подобным инцидентам – в шкафу в приемной на всякий случай всегда висела запасная. Он надел очки, пригладил волосы и вышел из кабинета. Секретарь невозмутимо сидела на своем посту. Сначала он собирался дойти до шкафа, взять рубашку и без лишних слов вернуться в кабинет. Однако уже с рубашкой в руке на обратном пути, он замялся.
– Эмм, Марфа Ивановна, я, пожалуй…
– Боря, я ничего не слышала, а даже если бы и слышала, лично мне абсолютно наплевать, чем ты там занимаешь в своем кабинете, главное – что людям, пришедшим на сеанс, становится лучше. А еще важнее – что они придут снова.
– Вы как всегда правы, Марфа Ивановна.
– Ну так, поживи с мое. Психологические постулаты хороши, но они не сравнятся с мудростью пятидесятилетней женщины, которая самостоятельно вырастила и поставила на ноги двух детей.
– Как жаль, что я не могу стать пятидесятилетней женщиной, чтобы овладеть всей Вашей мудростью.
– Осторожней в своих желаниях, Боря.
– Кто-нибудь еще сегодня должен быть?
– Да, звонил одни мужчина. Говорил как-то очень волнительно, я предложила ему время на завтра, но он был достаточно настойчив, хотел поговорить с доктором как можно раньше. Назвался Маратом, больше ничего о себе не рассказал. Показался мне подозрительным, но раз у нас такая ситуация, я разрешила ему прийти. Должен быть через час. Не знаю, может там ничего серьезного, но что-то мне не нравится, будь с ним поаккуратнее.
– Само собой. Пока у меня есть час, я могу попросить Вас о чашке кофе?
– Конечно, можешь. Ты делаешь свою работу, я делаю свою. Обедать будешь чем-нибудь?
– Нет, спасибо.
– Боря, я тебе уже сколько раз говорила, что обедать надо. Вот мой муж, упокой господь его душу, не обедал, вот и подхватил себе рак кишки.
– Да, я знаю эту историю, исправлюсь. Но сейчас, честное слово, совсем ничего не хочется.
– Ладно, съешь хоть йогурт, брала себе, но давай ты. Кофе сейчас принесу.
– Хорошо, Марфа Ивановна. Спасибо.