Вечером, наконец, настал тот момент, которого Грайворонский действительно ждал с нетерпением, в отличие от большинства остальных моментов в его жизни ― он мог провести целый вечер со своей дочерью. Перед такими встречами он всегда немного волновался, стараясь придумать развлечение для Алисы: будь то поход в кино, аттракционы или еще на какое-нибудь мероприятие, что могло бы понравиться ребенку. По этому поводу приходилось консультироваться с бывшей женой, так как он хотел, чтобы ребенку было действительно интересно, а сам он был плохо осведомлен, чем сейчас интересуются пятилетние девочки. По другим вопросам с женой он практически не контактировал, разве что стандартные текстовые поздравления на День рождения.
Но в этот раз план с развлечениями придумывать не пришлось, поскольку девочка на днях переболела простудой. В этот вечер она уже чувствовала себя хорошо, но еще не настолько, чтобы таскать ее по людным местам. Это вызвало еще больше волнения у Бориса – теперь надо будет развлекать ребенка своими собственными силами, а в этом у него не было большого опыта. С женой они развелись, когда Алисе только-только исполнилось три года. У жены довольно быстро появился новый ухажер, с которым они стали жить вместе спустя пару месяцев. Борис отнесся к этому стоически ― разумеется, ему не нравилось присутствие постороннего мужчины в доме, который он когда-то считал своим, но Кирилл, новый мужчина его жены, по рассказам дочери очень хорошо к ней относился. А чем больше окружающих людей любят ребенка, тем лучше. Бабушки и дедушки по отцовской линии у Алисы уже не было. Она даже не успела их запомнить ― они скончались с разницей в неделю, всего спустя полгода после того, как девочка появилась на свет. Старики были очень рады ребенку, строили планы, как будут брать ее на выходные на природу в загородный дом. Но у рака поджелудочной и инфаркта были свои планы. Да и загородного дома больше не было – его пришлось продать, чтобы Грайворонский смог позволить себе квартиру в далеко не таком престижном районе, где располагалась его приемная. Двушка же на Садовой, где он провел свое детство и начало настоящей взрослой жизни, отошла в полное распоряжение жене и дочери.
И вот он вновь стоял перед дверьми подъезда с витражным остеклением, который был ему бесконечно знаком, набрал по памяти код от домофона, поднялся на третий этаж и нажал на звонок. За дверью послушались приближающиеся шаги и мужской голос.
– Привет, Борис! Алиса почти готова, надевает свитер. ― дверь открыл Кирилл. Он всегда был приветлив и вежлив с Грайворонским, прекрасно осознавая, какое место занимает. У Бориса даже при всем желании не получалось ненавидеть его ― Кирилл ни разу не был замешан в чем-то отрицательном или постыдном, что жена, что дочь отзывались о нем исключительно положительно. Беглый психоаналитический анализ при периодических встречах тоже не выявил каких-либо отклонений. Так что Грайворонский воспринимал его просто как данность жизни, отдавая себе отчет, что все могло быть гораздо хуже.
– Привет, Кирилл. Как здоровье Алисы? – Борис машинально пожал протянутую ему руку. У Грайворонского никогда не получалось отвечать Кириллу на той же дружелюбной ноте, как бы он не старался. А Кирилла, казалось, это нисколько не тревожило – он всегда отвечал ослепительной улыбкой на любую колючую фразу. Он являлся ходячим воплощением физического и ментального благополучия: высокий, красивый, белокурый, подтянутый, всегда дружелюбный и открытый, с хорошей родословной и высокооплачиваемой работой. Если бы все люди были такими, то Грайворонский давно остался бы без работы.
– У нее уже практически все прошло. Температуры нет. Чувствует себя хорошо, играет. Остались немного сопельки, но так, остаточные явления.
– А где Марианна?
– Марианна сегодня отдыхает.
– В смысле «отдыхает»? От чего она успела устать?
– Она целыми днями сидела с болеющим ребенком, так сегодня она пошла немного проветриться. Ушла менее часа назад.
– То есть не могла подождать, чтобы передать мне Алису лично? Я пришел вовремя.
– У нее же тоже планы есть. Да и в чем проблема? Девочка же не осталась одна.
– Ладно.
– Как твои дела, Борис? Как практика?
– Все в порядке, Кирилл, спасибо.
– Если честно, никогда не понимал, зачем люди ходят к психотерапевту.
– Что же, тогда можно сказать, что ты счастливый человек.
– Думаю, что так оно и есть. А то, что это говорит, дипломированный психолог делает это заявление еще более правомерным.
– Человеку не нужен психолог, чтобы правомерно подтвердить, что человек счастлив.
– Папа, привет! – в дверях показалась Алиса. Девочка с двумя заплетенными косичками и рюкзачком через плечо смотрела на отца своими большущими голубыми глазами снизу вверх.
– Привет, Лисюнь! – Борис присел и поцеловал дочь. Ее носик действительно был еще немного красным, но выглядела она вполне здоровой.
– Ты завтра отвезешь ее в садик? – спросил Кирилл на прощание.
– Да, как обычно – Грайворонский взял дочь за руку, и они вместе зашагали по ступенькам вниз.
– Пока, Алисонька!
– Пока, Кирилл! – попрощалась девочка уже с пролета ниже.
Отец и дочь дошли до машины. Грайворонский усадил ребенка в детское кресло после чего протянул ей подарок – новую куклу, которую ему впервые пришлось выбирать без чьих-либо подсказок, разве что консультанта в магазине, который упомянул, что это сейчас самая популярная игрушка среди девочек дошкольного возраста. Сам Грайворонский скептически относился к куклам, поскольку предпочитал игрушки, которые развивали мышление или фантазию ребенка, но в этот раз пришлось выбрать самый простой вариант.
– Спасибо, такая у меня уже есть, Кирилл подарил, ― девочка с улыбкой приняла подарок.
– Ну отлично, будут близняшки. Сможешь выбрать какая из них будет злобной, – Борис пытался скрыть досаду за шуткой, которая вряд ли подходила для пятилетних.
– Почему какая-то из них должна быть злобной? Почему они обе не могут быть хорошими?
– Вообще, конечно, могут, Лисюнь. Пусть обе будут хорошими.
– Вот у нас в садике есть близнецы, Саша и Маша.
– Их родители явно не страдают от недостатка фантазии.
– Почему?
– Извини, просто мысли вслух. Так что там с Сашей и Машей?
– Они близняшки. Правда Маша – девочка, а Саша – мальчик. Но они все равно очень сильно похожи. Разве что у них одежда разная. Не будет же Маша ходить в мальчиковой одежде.
– Само собой.
– Так они оба добрые. Маша мне разрешает играть с ее игрушками, а Саша, мне его игрушки не интересны, он отдает мне свои конфеты иногда, так как ему запрещают много есть сладкого.
– А тебе разрешают?
– Мама мне тоже не разрешает, но, когда Саша приносит мне конфету, я всегда ее беру. Потому что он хороший, и потому что мне нравятся конфеты.
– Лисюнь, маму тоже надо слушать, она же не будет тебе рекомендовать плохое. Поэтому, когда в следующий раз Саша будет предлагать тебе конфету вежливо откажись или, чтобы он не обижался, отдай кому-нибудь еще, кому родители не запрещают есть сладкое. Умение отказывать мальчикам тебе еще пригодится в жизни.
– Почему?
– Потому что мальчики не всегда будут давать тебе конфеты просто так.
– А что им от меня будет нужно? Сейчас вот мальчишки не играют с нами.
– Потом начнут.
Грайворонский терпеть не мог выражения «Вырастешь – поймешь», и всячески старался его избегать в беседах с дочерью. Потому что истины, если их вовремя не донести отчетливо и понятно, никогда не запомнятся, и не пригодятся в последующем. В принципе, это же работает и со взрослыми.
– Что-нибудь хочешь послушать, пока едем? Что тебе сейчас нравится?
– Мне нравятся песни из сказки про мальчика-волшебника.
– Гарри Поттера?
– Кого?
– Что за мальчик-волшебник?
– Это мультик про мальчика, который попадает в волшебную страну с зачарованным лесом, и помогает другим героям с их проблемами.
– Похоже на мою жизнь, ― задумчиво произнес вслух Грайворонский, выруливая на оживленное шоссе.
– Почему? Ты тоже был мальчиком-волшебником?
– Нет, Лисюнь, волшебником я никогда не был. К сожалению. Было бы намного проще. Так, песен про зачарованный лес у меня нет. Агата Кристи вряд ли тебе понравится, хотя…
– Кто?
– А так, музыкальная группа раньше была одна. Давай посмотрим, что играет по радио.
– Давай.
Грайворонский принялся переключать радиостанции, но ничего подходящего не находил. Поп-хиты, джаз, новостные дайджесты и скучнейшие диалоги. В конце концов он наткнулся на детское радио с песенками из старых советских мультфильмов.
– Ты знаешь эти песни, Алис? Мне родители ставили их в детстве.
– Да, слышала, ― ответила девочка без особого энтузиазма.
– Оставить или поискать еще что-нибудь?
– Можно оставить.
Из динамиков заиграли Бременские музыканты, Грайворонский сосредоточился на дороге, а его дочь, вполуха слушала песню, наблюдая в окне за вереницей уличных огней.
Через полчаса они добрались до места. Квартира Грайворонского располагалась в ближайшем замкадье – маленькая двухкомнатная квартира в старом пятиэтажном доме, площадью ровно в два раза меньше, чем та, из которой пришлось уехать. Убранство было спартанским, только все необходимое, что нужно для жизни. Из излишеств можно было выделить только акустическую гитару, висевшую на стене, артефакт из творческой юности, но Грайворонский к ней практически не прикасался, разве только для того, чтобы протереть пыль раз в месяц. На фоне остальной квартиры только маленькая спальня выделялась своим уютом – именно она и предназначалась для визитов дочери. В ней были и зеркальце, и красивые занавески, покрывальца и подушки, в углу аккуратно были расставлены игрушки, которые Алиса оставляла после своих визитов. После того, как Борис отвозил дочь в садик на следующий день, то не трогал ничего в комнате, сохраняя внутри маленький беспорядок, что оставляла Алиса, просто ради того, чтобы как-нибудь вечером открыть дверь в спальню, и посмотреть на нее без какой-либо цели или смысла. Только в вечер накануне следующего приезда дочери он готовил комнату для постоялицы: прибирался, менял белье на кроватке, аккуратно собирал игрушки.
Борис с дочерью зашли в квартиру. Она сразу отправилась в свою комнату для инспекции, а Борис в это время быстро оглядел остальную квартиру в поисках того, что следовало бы спрятать от маленькой девочки. Но в этой квартире прятать было нечего, ни от кого. Алиса, удовлетворенная состоянием своего уголка, вернулась в прихожую.
– Ты голодная? – спросил Грайворонский.
– Да, немного.
– Как насчет моей фирменной картошки с курицей?
– Хорошо.
– Тогда скорее же пойдем на кухню, а то лично я умираю с голоду.
Пока Борис резал ломтиками картошку и куриное филе, Алиса за обеденным столом разыгрывала сценку знакомства своих кукол-близняшек. Словно они были разлучены в детстве и сейчас, снова встретившись, выясняли, что нравится им обеим. Удивительно, но нравилось им одно и то же: котята, конфеты, мягкие игрушки и солнце. И делать они умели они одно и то же: лазить по деревьям, считать в уме и разгадывать загадки. Грайворонский вспомнил случай из еще университетской практики, когда разбирали случай двух близнецов, только одному досталось все: талант, умения, внимание, удача, а другому оставались лишь объедки, отсюда рождалась патологическая зависть, которая сохранялась на протяжении всей жизни. Случай был исключительный, поскольку обычно этот сценарий может иметь при братских связях с некоторой разницей в появлении на свет. Но у тех близнецов разница была в полчаса. Биологически эта разница объяснялась положением плодов в утробе и неравномерностью их питания, тем самым развития. Потом в голове сразу же возникла явная библейская отсылка. Пытаясь, вспомнить, что случилось согласно преданиям с Каином после всем известных событий, Борис чуть не отрезал себе палец.
Высыпав все на сковородку и щедро справив маслом, Грайворонский снова повернулся к дочери. Та знакомила остальных своих игрушек со вновь обретенной сестрой: представила ее фиолетовому бегемоту по имени Сергей, совенку и рыжему котенку без хвоста. «Довольно необычный набор игрушек», ― отметил про себя Грайворонский. Его очень порадовало, что бегемот, которого он принес ей на четвертый День рождения, был все еще с ней, и даже был удостоен чести быть представленным первым. И имя, которое Грайворонский ляпнул, не задумываясь в момент вручения, держа в уме одного крупного и трудно раскручиваемого пациента, все еще при нем. Бегемот Сергей крайне благосклонно воспринял пополнение в своем дружеском кругу, по крайней мере, Алиса изобразила, что он встал за задние ноги и начал приплясывать. А вот настоящего Сергея в свое время вырвало на кушетку, после чего он ревел целый час, когда наконец его терапия дала реальные плоды.
Картошка с курицей на сковородке дошли до готовности. Борис достал две тарелки и положил две порции. Девочка отложила игрушки в сторону и взяла вилку. Она управилась только с половиной тарелки.
– Тебе не понравилось?
– Мне понравилось, папа, правда. Просто я не очень голодна. Кирилл покормил меня после садика.
– Ничего страшного. Мне же больше достанется. Если хочешь, в морозилке есть твое любимое ванильное мороженое.
– Мама говорит, что пока я болею, мне нельзя мороженое.
– Как по мне, ты выглядишь уже вполне себе здоровой девочкой.
– Папа, ты же доктор, неужели ты не видишь, что у меня еще есть сопли, ― Алиса достала из кармашка платья носовой платок и назидательно продемонстрировала.
– Действительно. Что же, тогда, боюсь, мороженое останется до следующего раза.
– А ты его не съешь до следующего раза?
– Обещаю, я приложу титанические усилия, но не притронусь к нему.
– Какие усилия?
– А, титанические. Это значит, что я буду стараться очень-очень сильно.
– Хорошо, я тебе верю.
– Что же, чем бы ты тогда хотела заняться? Время еще не позднее. Может быть поиграть во что-нибудь или посмотреть?
– А что у тебя есть поиграть?
– У меня остались твои игрушки. Они в комнате.
– Нет, я из них выросла.
– Как так? Ты еще недавно с ними играла.
– Но, папа, ты разве не знаешь, что дети в моем возрасте очень быстро растут?
– Это правда, Алиса Борисовна.
– У тебя есть мультик про Егора?
– Прости, кого?
– Егор – это мальчик-волшебник. Я про него тебе рассказывала в машине. Мне он очень нравится.
– Можно попробовать его найти. Ты пока отправляйся в зал и располагайся, я сейчас приберусь, и будем искать.
Грайворонский спрятал продукты в холодильник и поставил тарелки в раковину, после чего отправился за дочерью в зал. Та уже успела усесться на диване напротив телевизора и разложить свои игрушки вокруг, приготовившись к просмотру словно к шахматной партии. Одинаковые куклы были по обеим сторонам от Алисы словно офицеры ― не успели они воссоединиться друг с другом, как вновь были разлучены. В роли королевы выступала сама Алиса, в роли короля – бегемот Сергей. Остальные фигуры были расставлены достаточно хаотично, нарушая общую симметричность расклада. Борис сел аккуратно рядом, чтобы никого не потревожить.
– Как этот мультик называется?
– Невероятные приключения Егора в Зачарованном лесу.
– Достаточно исчерпывающее название, ― пробормотал Борис, набирая по букве в окне поиска на своем телевизоре с помощью пульта. Невероятных приключений у разных героев было достаточно много, поэтому поиск нужного мультика занял некоторое время. Это еще оказался и сериал, в котором успели наклепать три сезона.
– Какую серию включать, Лисюнь?
– Все равно, я уже все видела.
Борис ткнул серию наугад и откинулся на спинку дивана. Невероятные приключения Егора заключались в довольно посредственной анимации и сюжетах, содранных из всех ранее выходивших сказках для детей вместе взятых. Пяти минут хватило Грайворонскому, чтобы понять суть, намерения и мотивы героев, а также вероятный финал истории. Конечно, это всего лишь детский мультик, и не следует его начинять совсем уж толстовскими сюжетами. Но ему всегда нравились детские произведения, которые могли быть в равной степени интересны и взрослым. Этот мультик сложно было отнести к таковым. Единственным занимательным отличием Вселенной Егора был главный злодей. Выглядел-то он довольно вторично, какая-то непонятная смесь Шрама из Короля-Льва, Саурона и Кощея Бессмертного, но зато носил крутое имя – Хаос, и вот он как раз и чинил всякие козни главным героям: Егору, его верному псу и маленькой фее – проводнице мальчика в волшебном мире.
Алиса выглядела весьма заинтересованной. Цветастый зачарованный лес полностью увлек ее в свои дебри, так что она открыла рот и машинально гладила бегемота под рукой.
– Как дела в детском саду? Узнала что-нибудь новое? – решил попробовать ее отвлечь Грайворонский.
– Нет, ничего нового, – не отворачиваясь от экрана, по слогам произнесла Алиса.
– Как мама? Занимались чем-нибудь интересным, пока ты болела дома?
– Мама хорошо. Ничем интересным не занимались, ― ровно таким же тоном ответила девочка.
– А друзья-то интересовались, как ты там, пока ты отсутствовала?
– Немного. Папа, ты мешаешь мне смотреть, ― все так же не отрываясь от экрана, но уже с явственной ноткой возмущения произнесла Алиса.
– Извини, я думал, ты уже все это смотрела.
– Да, но эту серию всего один раз.
Грайворонскому ничего не оставалось, как замолчать. Чтобы как-то развлечься, он взял в руки белого совенка из бригады игрушек дочери. Игрушка отличалась от остальных своих красивых товарищей несуразностью из-за криво пришитых глаз, поэтому создавалось впечатление некоторой умственной отсталости птенца. «Хорошо, что дочь проявляет заботу и таскает с собой даже такие странные игрушки», – пронеслось в голове. Грайворонский случайно нажал игрушке на живот, и совенок издал громкое характерное уханье. Алиса повернула голову к отцу с нахмуренными бровками. Борис показательно извинился, пристроил совенка на коленке, и тоже развернул его к экрану.
Оставалась надежда поговорить с дочерью после конца серии, но сразу же началась следующая, и по счастливой улыбке дочери Борис понял, что ситуация сегодня вечером не изменится.
К середине третьей серии глаза дочери были уже в полузакрытом состоянии, поэтому она согласилась с предложением отца отправиться в кроватку. Алиса нырнула под одеяло, устроила своих игрушек рядом на стуле. Грайворонский поцеловал ее, пожелал «Спокойной ночи» и уже собрался уходить, но девочка остановила его в дверях.
– Папа, а почитаешь мне что-нибудь?
– Ты не хочешь спать?
– Хочу, но, пока я болела, мама или Кирилл читали мне сказки, и мне понравилось под них засыпать.
– Хорошо, а что они тебе читали?
– Приключения Егора…
– И команды. Ну разумеется.
– Нет, не команды, а «в зачарованным лесу».
– Я думаю, уже достаточно Егора на сегодня. Я проверю, может у меня осталось что из детских книжек.
Грайворонский отправился посмотреть, что у него хранится на книжном стеллаже, хотя особых надежд на успех не питал. Большую часть составляла научная профессиональная литература, иногда случались редкие вкрапления художественной классики. Пробегаясь по корешкам, его взгляд неожиданно зацепился на тонком корешке. «Да ладно» ― успела промелькнуть мысль. Но да, удача была на его стороне – в его руках оказалась «Алиса в стране чудес и в Зазеркалье». Он уже успел забыть, что у него вообще есть эта книга. Когда пришлось переезжать, он просто пачками клал свои книги в коробки. Когда выставлял их обратно на стеллаж в новой квартире, то для инвентаризации литературы тоже времени особенно не было. Держа книгу в руках, в его голове сразу побежали ностальгические воспоминания, как он нашел эту книжку на бесконечных книжных полках своих родителей, когда Алиса еще не появилась на свет, но уже находилась в заметно округлившемся животе мамы, и как он думал, что сможет читать ей, когда девочка подрастет, про приключения ее тезки.
Грайворонский поспешил в комнату. Девочка еще не успела уснуть и была занята тем, рассматривала рисунок на постельном белье.
– Ты знаешь эту сказку, Алис? – Борис показал ей обложку книги. ― Тут девочку зовут так же, как и тебя.
– Да я ее знаю, она мне нравится, особенно Кот, но я ее не очень понимаю.
– Я тоже ее не очень понимал, когда был маленьким. Но сказка хорошая. Могу ее почитать.
– Хорошо, ― девочка повернулась на бок, лицом к отцу и приготовилась слушать.
Борис пропустил посвящение Кэрролла Алисе Линделл и перешел сразу к сказке. Прочитав всего пару страниц до момента, когда героиня только попала в Страну чудес, пролетев через Кроличью нору, Грайворонский замолк и посмотрел на дочь. Та вопросительно подняла глаза на отца.
– Лисюнь, а что скажешь, если мы завтра не пойдем в садик, а просто погуляем?
– А тебе разве не надо будет на работу?
– Конкретно завтра у меня нет работы. Я пока всех вылечил, и все здоровые, так что можно завтра нам немного погулять, пока дожди прекратились, и обещают пару теплых деньков.
– Хорошо, в садике завтра все равно ничего интересного. Тем более моя лучшая подруга Каролина еще не вернулась с моря.
– Я думал, твоя лучшая подруга – это Марина.
– Нет, она мне уже не лучшая подруга. Она говорит всякие гадости, а вот Каролина хорошая. Я с ней не так давно подружилась, она мне нравится.
– Хорошо, раз Каролина на море, тогда завтра погуляем. И можно будет встать попозже.
Довольный Грайворонский продолжил свое чтение с выражением. Он дошел до момента, когда мышь рассказывает свою историю мокрым птицам, как заметил, что его дочь уже спокойно себе посапывает. Грайворонский выключил свет и тихо вышел из комнаты. На балконе выкурил сигаретку с довольной улыбкой, предвкушая следующий день. Уже лежа на диване, пролистал книжку про Алису, вспоминая, как сам в детстве просил свою маму читать ее перед сном. Он и сам не понимал тогда, что происходит в этой сказке, но ему очень нравились герои, как и имя главной героини. Долистав до конца, Грайворонский отложил книгу на прикроватный столик, отключил будильник на телефоне и выключил свет.
Утро началось со звука стандартной мелодии на телефоне. Борис несколько секунд не мог понять, откуда исходит звук, так как мелодия отличалась от стандартного будильника. Он сначала нащупал свои очки на столике, и только после этого понял, что кто-то ему звонит. Предчувствие, что этот звонок не предвещает ничего хорошего проскользнуло в самое сердце. Вообще любые звонки, от которых тебе приходится просыпаться с утра, ничего хорошего не несут ― вряд ли кто-то спешит поздравить тебя с выигрышем в лотерею или новостями о чем-то потрясающем. Для такого обычно выжидают до тех пор, пока ты, по крайней мере, не позавтракаешь.
Звонила Марфа Ивановна, что только подтверждало его опасения. От этой женщины никогда не приходило приятных известий.
– Доброе утро, Марфа Ивановна.
– Доброе утро, Борис. Не разбудила?
– Разбудили.
– Хорошо. Помнишь, я вчера говорила, что надо разместить дополнительную рекламу?
– Маркетинговые штуки… Угу.
– Ну так вот я изучила материал и вчера договорилась о размещении в социальных сетях. И у нас уже есть первый клиент!
– Так быстро?
– Что значит «быстро»? Я уже несколько месяцев этим занимаюсь, как только заметила, что наши доходы стали постепенно падать.
– Они падали?
– Боже, Борис, ты не очень внимателен для психотерапевта. Ладно, спишем на то, что ты только что проснулся.
– Спасибо.
– Так вот сегодня в одиннадцать у тебя сеанс, так что давай, собирайся.
– В одиннадцать сегодня? Но я обещал Алисе провести с ней целый день.
– Боря, подумай сам, какой отец нужен девочке: у которого есть деньги, чтобы беззаботно гулять с ней целый день и дарить подарки, или у которого этих денег скоро не будет?
– Спасибо, Марфа Ивановна. Как всегда, крайне доходчиво. А кто придет на прием?
– Какая разница кто, Борис? Главное, что придет.
– Ладно, может тогда присмотрите часок за ней, пока я приму пациента, а потом тогда мы пойдем куда-нибудь?
– Не выйдет. Еще звонила твоя подружка Надежда, ей тоже требуется оперативная психологическая помощь.
– Она не мне подружка, Марфа Ивановна, а старый хороший клиент.
– Без разницы. Но я бы на твоем месте не стала бы заставлять ребенка сидеть целый день в приемной.
– Да уж, ничего хорошего из этого не выйдет. До встречи.
– Через два часа, Борис. Не опаздывай.
Борис повесил трубку и хотел было громко выругаться, но вовремя спохватился, что дочь уже могла проснуться, поэтому выругался про себя. Он встал с кровати и направился в комнату дочери. Та уже не спала, она расставила игрушки и тихо играла с ними. Эта черта наблюдалась в ней с самого детства, если так можно сказать про пятилетнюю девочку. Она никогда не забегала в комнату к родителям, никогда не требовала к себе дополнительного внимания, не плакала и не устраивала истерики по пустякам. Как отцу эта ее черта Борису нравилась, но как психотерапевту это вызывало некоторые опасения.
– Доброе утро, Лисюнь. Как спалось?
– Хорошо. Я только что проснулась.
– Славно, славно. Знаешь, я, к сожалению… Вернее, мне сейчас позвонили с работы и сказали, что одному человеку не здоровится. И мне надо сегодня срочно ему помочь. Я извиняюсь, мы не сможем сегодня погулять. Прости.
– Ничего страшного, папа, я все понимаю, ― ответила девочка спокойным тоном.
Грайворонский никогда не мог понять, откуда у женщин уже с такого малого возраста появляется эта черта ― сказать, казалось бы, приятную фразу, с улыбкой, но после которой сердце обливается кровью, и ты чувствуешь себя самым ничтожным человеком на свете.
Утро и сборы прошли несколько скомкано: Борис не мог подобрать слова, чтобы как-то сгладить свое нарушенное обещание, хотя Алиса никакого обиженного вида не показывала. Она быстренько съела свой завтрак, самостоятельно собралась, в машине подмурлыкивала песенкам по радио. И даже на входе в садик сказала на прощание: «Не переживай, папа, обязательно еще погуляем в следующий раз». На что Борис улыбнулся и поцеловал дочь.