36-й день в Городе. Дома сейчас день, можно выпить чай в сухом саду после обеда. Мы следуем по длинному коридору с высокими стенами, выкрашенными в холодный белый цвет. Нам навстречу идут подростки небольшими группками, такие же обгоняют нас. Похоже на любой городской инкубатор, но лишь на первый взгляд. Маргиналки выходят на первую стажировку в пятнадцать, а не в тринадцать, и мне необычно видеть таких переростков в качестве материала для обучения. И всё-таки, что не говори, лица у них другие. Дочери вЫселов больше похожи на тех девочек, с которыми росла в «Источнике личности» я, чем на дочерей цэрпер: не каждая по отдельности, а разнообразие в их совокупности. А ещё они иначе смотрят на мальчиков: не с априорным равнодушием, что ли. Они как будто сами пытаются прийти к выводу, что особи второго пола ничтожны, и почему.
Спускаемся в столовую.
– Я не знаю, как долго продлится заминка, – робко говорит женщина. – Может, стоит…
– Тебе нужно взять другой настрой. Ты, наконец, достигла пика в карьерной лестнице. Есть женщины, которым этого не удаётся, даже при том, что мать финансировала их до периода эмансипации. У тебя этого не было. Ты сделала себя сама. Гордись этим.
– Хорошо.
Эта её юбка в пол никуда не годится. Надо сказать, чтобы переоделась в брюки. Длинные распущенные волосы, да ещё не прокрашенные, и юбка в пол – как ей пришло в голову так вырядиться для завершающей презентации?
Я беру порцию белой полупрозрачной каши, через которую просвечивает узор в чёрную клетку на тарелке, и сок с имитацией вкуса вишни. В столовой немноголюдно. Я ем и смотрю на широкие видеотрансляторы, растянутые над квадратными столиками. На них показывают женщину пятидесяти лет; под её говорящей головой написано: «Стойкость к межполовому индуцированию как основа целомудрия».
– Это Илга. Сделайте кто-нибудь погромче, – просит одна из женщин за соседним столиком.
– На этой неделе полгода как она пропала. Вот и запустили этот… мемориал.
Камера движется за пустотой, на которую Илга смотрит с гневом. Выкромс. Оппонентка когда-то нарушила ОП, и её убрали из видео. Повисает пауза: Илга слушает невидимку, склоняет голову набок, бросает краткое «нет», снова слушает, грубо отмечает «ты мелешь чепуху». Как глупо выглядит человек, эмоционирующий на выкромсанного персонажа. Сейчас Илга кажется сумасшедшей, у которой перед глазами галлюцинация. По картинке невозможно вычислить, что на кресле, расположенном напротив Илги, когда-то был собеседник. Уничтожено всё, и пустота идеально сливается с декорациями.
– Назови мне источник, в котором ты нашла такую информацию обо мне. Ну? – Илга задаёт вопрос пустому креслу. После пятисекундной паузы: – Повторяю, я никогда не призывала наше общество к тому, чтобы целибат был отменён. Я говорила об испытаниях… – Оппонентка, по-видимому, пытается перебить Илгу, но та не отступает: – Ещё раз повторяю… об испытаниях… индивидуальности… женщины…. в межличностном взаимодействии с…с особями второго пола! Второго пола! С чего ты… Я пропагандирую секс?! Ты рехнулась? – Илга наклоняется вперёд настолько, что её пятая точка отрывается от сидения кресла. Выслушав замечание собеседницы, она корчит гримасу отвращения, и, судя по всему, передразнивает оппонентку: – «Не секс, а сексуальную агрессию». Я. Учу. Женщин. Быть. Главными. В диаде Ж и М, даже при условии, что статус М выше… – Илга удивлённо хлопает глазами, смотря на невидимую собеседницу. Переводит взгляд в камеру. – Что значит: «статус М не может быть выше статуса Ж»? – снова смотрит на собеседницу. – Что значит «мифы»? Это происходит в реальности! Потому что женщины расслабились, решили, что их позиция больше никогда не будет занята мужчинами. А они опять подступают, как пустота к пятидесятилетней цэрпере. Ты сама бываешь унижена мужчиной. И я сейчас тебе скажу, как тебя унижают, а ты даже не замечаешь этого, жирная ты скотина. Любое твоё фото, которое делает мужчина-фотограф. Он говорит тебе: в таком ракурсе Вы смотритесь невыигрышно. А ты разеваешь пасть и проглатываешь. И просишь его: скажи мне, как встать? И он ставит тебя, как хочет. – Илга резко наклоняет голову и бросает руки вперёд, будто пытается закрыться от удара. Её щека вминается, вздрагивает, и снова раздувается – на секунду невидимка обрела телесность, хотя и осталась прозрачной. – Охрана! – кричит Илга, что-то подбирает с пола за своим креслом. – Получи обратно свой вонючий туфель! – и швыряет невидимый предмет в сторону пустого кресла. В студии появляется три женщины из ЗОПа. Одна хватает и старается обездвижить Илгу, которая смешно подпрыгивает, пытаясь оторвать от стеклянного столика встроенную в столешницу вазу с искусственными цветами. Две другие женщины из ЗОПа сминают в своих руках пустоту и заставляют её, и, по-видимому, её туфель, исчезнуть из студии. За ними летят сломанные розы из пластмассы.
Илга 6дробь65. Её основным нововведением были провокации между полами. Она пишет, что в период гормональных колебаний необходимо подвергать мальчиков и девочек испытаниям: провоцировать их на соперничество, и создавать такие условия, чтобы девочкам было трудно доминировать. Здесь приведена ссылка на видео, в котором представлены эксперименты, поставленные Илгой на группах подростков, учащихся в коллекторе. Главное условие: испытуемая не знает, что участвует в эксперименте, сценарий эксперимента оглашён для всех остальных участников группы заранее. Цель: показать, что современные девочки на пороге своего выхода из дорабочего учреждения не готовы постоять за своё Целомудрие.
Загружаю видео по приведённой ссылке. Камера снимает всю комнату. В ней три ряда парт. На самом дальнем, ближе к двери, четыре девочки, им по двенадцать-тринадцать лет, и трое подростков мужского пола в возрасте от четырнадцати до шестнадцати. Мальчики не похожи ни на одну из категорий лиц второго пола. Они выглядят уверенными, воодушевлёнными… но есть в их глазах нечто такое… нездоровое, противоестественное: как во взгляде того сероглазого зоповца, который поймал меня в парке Целомудрия. Во втором ряду, в самом центре, сидит девушка, у неё копна кудрявых коньячного цвета волос ниже плеч, таких пышных, что когда она их расправляет, они загораживают лица двух девочек, сидящих за её спиной; девушке лет пятнадцать на вид. Она озлоблена, хмурит брови и кривит рот. Она что-то печатает в эргосуме.
– Дая, – зовёт её с заднего ряда одна из девочек. – Скажи ему. Вам ещё лабораторную завтра сдавать. Тоже будешь одна впахивать как осуждённая за тунеядство цэрпера на экофермах?
Дая оборачивается и отвечает:
– Это бессмысленно. Вчера мы всё это проходили, – наклоняется к своему соседу по ряду, смотрит на него зло, и прибавляет громкости своему голосу: – Он не мог решить ни одного примера. Потом у него начал бурчать живот. Вскочил, из комнаты выбежал. И в туалет. Полквартала суток там просидел. Вы ведь знаете, что туалет за одну дверь от моей комнаты. Там такая вонь стояла. Спать потом было невозможно. Я серьёзно. Ходила к директору, просила асенсорин.
Молодой человек, о котором, судя по всему, идёт речь, безучастен. Он так низко склонился над своим эргосумом, который лежит на парте, что видно, как топорщатся на затылке не расчёсанные волосы. Левой рукой он что-то перелистывает в эргосуме, а правой подпирает голову, и его голый локоть так долго был в этом положении, что стал красным.
Другая девушка со второго ряда, единственная сидящая там кроме Даи и молодого человека, выходит из аудитории.
– Попроси кого-нибудь другого. Скажи, что он вообще ничего не делает.
– Я не успеваю, – раздражённо цедит сквозь зубы Дая. – Арчи, ты можешь первой выступить? У вас долгий проект. Я тогда всё успею. Арчи! – Дая привстаёт и тянет за рукав впереди сидящую девушку.
Та степенно поворачивается, спрашивает:
– Ты видишь моего мокля?
– Нет.
– И я – нет. А проект у него. И: мы же договорились вчера, кто когда отвечает.
– Я почти не спала. И невозможно делать одной то, что должны делать двое.
– Ну а я здесь причём? Я же смогла приручить своего мокля – он выполнил основную часть работы. Учись. Да и не хочу я первой отвечать. Она первых всегда основательнее спрашивает.
– Пожалуйста!
– Нет, – Арчи отворачивается.
– Ну Арчи-и-и!
– Вы больше времени на уговоры потратите, – устало тянет сосед Даи. – Лучше занялись бы заданием. Если так хотите его окончить.
– Чего? Вообще молчи, – шипит она. – Уткнулся в свой эргосум, там и сиди.
Молодой человек откашливается и монотонно начинает бормотать:
– Статья 1 ОП «Стандард»: Сексуальное влечение и любые формы его реализации являются запрещёнными законом практиками и включают следующие категории…
– Давай я первой отвечу? – девочка 12 лет с первого ряда поворачивается к Дае.
– Спасибо!
– Такая «взаимовыручка» расхолаживает, – бормочет Арчи.
В аудиторию заглядывает женщина:
– Лит, ты нужна мне сейчас.
Девочка, вызвавшаяся помочь Дае, привстаёт со своего места.
– Я не могу. Я сейчас буду отвечать задание.
– Я уже договорилась с преподавателем. Пошли.
– Извини, – девочка обращается к Дае, поправляет дужку очков. – Не получилось взаимовыручки.
– Это катастрофа… – протягивает Дая.
– Что Вы так эмоционируете? – её сосед морщит лоб. – Это всего лишь задание по математике. – И снова бормочет: – Статья 2 ОП «Стандард»: Тунеядство и нерациональное использование эмоциональных и материальных ресурсов запрещается законом и включает следующие…
– Ты что, совсем тупой? Ты не понимаешь, как это важно?
– Я считаю, что это вредно – тратить время на то, что тебе никогда не понадобится. – И уже тихо: – Статья 3 ОП «Стандард»: Агрессия вербальная и физическая запрещается законом…
– Это тебе ничего не понадобится. А у меня есть перспективы и мечты.
– И у меня, только я исхожу из реальных фактов. И Вам советую.
Дая округляет глаза, смотрит на девушек позади неё, снова переводит взгляд на своего соседа. Тот всё зубрит:
– Статья 4 ОП «Стандард»: Наркотические и другие вещества, приводящие к аддиктивности личности и препятствующие самоконтролю, запрещаются законом…
Дая откашливается и говорит:
– Я очень надеюсь, что скоро благополучие нашего общества дойдёт до такого уровня, что любая женщина сможет запланировать пол будущего ребёнка, и тогда суррогатные матери будут воспроизводить исключительно девочек. Я хочу, чтобы особей второго пола осталось не больше одного процента – только красивые и здоровые. А таких, как ты, больше никогда не будет в природе.
Сосед Даи продолжает бормотать:
– Статья 5 ОП «Стандард»: Дружеские связи, характеризующиеся привязанностью и доверим между индивидами, запрещаются…
– Я мечтаю, – продолжает Дая, – чтобы моей дочери не пришлось учиться с особями второго пола, и тем более выполнять с ними совместные проекты.
– Я задержусь на двадцать минут, – в аудитории появляется преподавательница. – Постарайтесь сократить время своих ответов, чтобы мы уместились в положенный срок.
– Да! – радостно восклицает Дая, когда преподавательница уходит. – Теперь я точно успею.
Девушки с заднего ряда спокойно покидают помещение, оставляя аудиторию открытой. Сразу же вместо них заходят четыре молодых человека четырнадцати-пятнадцати лет, и садятся на задние парты. Рокировка произошла так тихо, что ни Арчи, ни Дая не заметили, что кроме них двоих теперь в аудитории не осталось ни одной девушки.
Сосед Даи тяжело вздыхает и нашёптывает:
– Статья 6 ОП «Стандард»: Артефактирование жизненного пути индивида без контроля со стороны ЗОП запрещается законом и включает следующие практики…
– А ещё я мечтаю, – радостно говорит Дая, не отрываясь от эргосума, – что ты не сможешь ответить ни на один вопрос преподавательницы, и она поймёт, что ты никак не участвовал в проекте, и вообще не способен решать элементарные задачи.
– Если они такие элементарные, – протягивает молодой человек, – почему Вы вторые сутки не можете их закончить?
Арчи оборачивается, и они переглядываются с возмущённой Даей.
– И ещё: Вы слишком много мечтаете, – добавляет молодой человек, поворачивает к Дае голову и победно улыбается.
Арчи снова лицом к камере. Я вижу тревогу в её глазах. Она смотрит направо и налево. Кажется, её смутило, что теперь в аудитории численное превосходство лиц второго пола. Она прикрывает уши ладонями, опускает голову и замирает взглядом на своём эргосуме.
Сосед Даи как ни в чём не бывало продолжает заучивать:
– Статья 7 ОП «Стандард»: Родительское вмешательство в воспитание ребёнка запрещается законом…
– Я? Слишком много мечтаю? – переспрашивает Дая. – Нет, вы только его послушайте! Ты – леворукий мокль, с костлявыми конечностями и убогой координацией. Штудируешь историю и ОП «Стандард» – хочешь попасть в ЗОП. Тебя даже не смущает, что тренер по рукопашному бою называет твои попытки драться «танцами богомола». И это я много мечтаю?
– У Вас ко мне что-то личное?
– Нет, – спокойно отвечает Дая. – Просто когда таким как ты разрешают размножаться – выходят ошибки природы.
– Будете со своим аполло так разговаривать. В своих мечтах.
Дая поджимает губы, выдёргивает из его рук эргосум (ловко, не коснувшись молодого человека).
– Куда? – её сосед тянется за своим эргосумом.
Дая демонстративно держит его высоко над головой двумя ладонями, и молодой человек опускает руки. Она убирает эргосум в свою сумку, перекинутую через плечо, садится и спрашивает:
– Ну, чем теперь будешь заниматься? Пойдёшь, пожалуешься маме? Ах да, я всё время забываю, что у лиц второго пола нет родителя.
Молодой человек зажмуривается и бормочет:
– Статья 8 ОП «Стандард»: Демотивация и апатия, ведущие к эмоциональному выгоранию и пессимизму, запрещаются…
– Знаешь, как называют рождение мальчика? «Неудачная попытка». Потому что особи второго пола – трусливые, безответственные, инфантильные существа, которые ни одно дело не могут довести до конца. И ты – отличный тому пример. У тебя нет ни одной способности, которую ты за свои шестнадцать лет жизни развил хотя бы на удовлетворительный балл. Больше таких неудачников как ты здесь не было, нет, и не будет.
Молодой человек встаёт, выпрямляется, его длинные руки упираются в парты, он склоняется над Даей, и спокойно говорит ей:
– Если бы мы были здесь вдвоём, я знаю, как заткнул бы тебе рот.
Арчи в панике. Пересаживается на один стул ближе к проходу.
Дая громко расхохоталась:
– А что тебе мешает? Их вот боишься? – она поворачивает голову в сторону заднего ряда, и замирает. – А где…
Арчи медленно пробирается к краю ряда.
– Ладно, извините, – молодой человек вдруг разводит руками и садится на место.
Арчи с облегчением выдыхает. Дая молчит, и спокойно смотрит в глаза молодым людям с первого ряда, повернувшимся к ней.
– Я просто, – тянет сосед Даи, – не понимаю, как ты можешь не осознавать элементарного. Тебе никогда не стать успешной цэрперой. Твоя мать бросила тебя в виноградниках, когда тебе было шесть. Как ты достала её за эти шесть лет, а? Ты уже не маленькая была. Ты видела и осознавала, чем занимаются твои родители, когда твой отец лез к твоей матери под юбку. Ты знала, что такое алкоголь, когда твоя мать дышала в твоё лицо перегаром. Это значит, что ты – отродье вЫселов – впитала в себя их похоть. И слабость. И ты никогда не сможешь контролировать свои эмоции. В шесть лет тебя отправили в коллектор, а это значит, что больше половины твоего обучения здесь оплачивает государство. Как ты думаешь, за сколько лет ты сможешь эти Средства отработать? Десять? Двадцать? Возможно, тридцать – ведь тебя отправят работать туда, где не хватает кадров. Скорее всего, все эти тридцать лет ты просидишь на одной профессии, занимаясь, например, уборкой моей квартиры. И уж будь уверена – тебе придётся перемывать её снова и снова, об этом я позабочусь. Ты будешь делать это так часто, что в твоей любимой математике не найдётся цифры, выражающей это число.
– Я не обязана выходить отсюда с низкими баллами из-за прогнозов какой-то особи второго пола, и потому, что в совместных проектах мои оценки напрямую зависят от моклей вроде тебя, – отвечает Дая тихо.
– Да-я, – тихо зовёт её молодой человек с заднего ряда, как будто он гораздо дальше, чем есть на самом деле, – ты неудачница.
– Ты – неудачница, Дая, – зовёт её другой. – Смирись.
– Смирись, ты неудачница.
– Ты – неудачница… Смирись…
Арчи вздрагивает, зажимает уши руками, зажмуривается.
– Ладно, отдай эргосум, – говорит ей сосед.
– А то что? – с вызовом бросает Дая.
– Сам заберу.
– Тебе нельзя ко мне прикасаться.
Молодой человек встаёт, подходит к Дае (она даже не смотрит на него). Он резко наклоняет её стул вперёд. Она едва успевает выставить ладони, чтобы не удариться об парту корпусом.
– Мне больно! – кричит она.
Молодой человек проскальзывает между ней и задней партой. Идёт к двери. Громко захлопывает.
Арчи вскочила, схватив свой эргосум.
– Э! – крикнул один из молодых людей.
И раздался смех. Арчи дёрнулась вперёд, и, стремясь в угол в полуприсяди, швырнула свой эргосум назад.
– Это не мой! – воскликнул сосед Даи, когда к его ногам шлёпнулся эргосум. Все снова засмеялись. – Отдай мне мой.
Дая встала, вышла в проход. Сумка с его эргосумом внутри продолжала висеть у неё через плечо. Не видно лица девушки. Зато все молодые люди без исключения повернулись к камере, и смотрят в угол, где прячется Арчи. На их лицах странное выражение: смесь радости, усталости, и злорадства. Но похоти больше нет.
– Ну давай, забирай свой эргосум. Попробуй, – говорит Дая.
Он тянет её за сумку на себя, девушка изящно разворачивается на месте, и выскальзывает из обвивающего её ремня. Но кричит:
– Хватит! Отпусти! – И сдавливая смех: – Ты выдрал мне клок волос!
– Где мой эргосум?
– Его там нет. Он у меня. Что? Обыщешь? Тебе нельзя ко мне прикасаться.
– К тебе – не буду. Ребят, помогите мне, – он тянет её за рукав, ткань на плече трещит. Молодые люди с первого ряда с грохотом несутся к проходу, загораживая своими спинами Даю и молодого человека. Все кричат. Слышен треск рвущейся одежды, хохот, и крики Даи. Она зовёт Арчи. Но та не идёт ей на помощь.
– Всё. Всё! – кричит молодой человек. И добавляет: – Хватит с неё.
Молодые люди выходят в открывшуюся дверь. Дая стоит в проходе, одетая, с сумкой, переброшенной через плечо. В её кулаке зажат оторванный рукав, и она болтает им из стороны в сторону, с хитрым видом уставившись в камеру. Видео останавливается, картинка с кадром уменьшается, уплывает к центру экрана, и на её фоне появляется Илга.
– Провокация, – говорит она. – Как мы видим, девушка Арчи за два месяца до выхода на свою первую стажировку была не готова к этапу «Эмансипация». Прежде объект эксперимента демонстрировала отличные успехи в рациональности, – на экране за спиной Илги появляется диаграмма. – Но повела себя неадекватно в экстремальной ситуации: она не пресекла агрессию со стороны особей второго пола, и, более того, отождествила себя с жертвой, лишаясь, таким образом, целомудрия. – Демонстрируются фотографии, где Арчи закрывает уши руками. – Помимо качественного эмоционального выброса её браслет зафиксировал множественные аффективные колебания, то есть реализацию некачественных, непригодных для работы купола эмоций. – На экране снова диаграмма, на которой 5% отражают психар, а остальные 95% – не подвергшиеся контролю эмоции. – Последствия такой аффективности для её капитала очевидны, как очевидно и то, что такой индивид неэффективен для работы в Городе. Но каковы такие последствия для развития стратегий мужского поведения? – На экране одна за другой сменяются фотографии лиц молодых людей крупным планом, на которых выражение злорадства. – Убедившись, что женщина в условиях численного превосходства мужского пола проявляет смирение, мужчина будет пытаться создавать такие условиях и использовать их в своих целях. Как далеко это может зайти… даже страшно представить. Вы знаете, что сейчас академики активно занимаются исследованиями в области создания устройств, способных фиксировать не только реакцию человека на происходящее, но и степень влияния одного человека на другого. То есть в случае успеха таких разработок наши браслеты будут выявлять не только испытанные нами эмоции, но и эмоции другого человека, у которого мы вызвали какую-то реакцию. Мы сможем зарабатывать Средства провокацией. Уже сейчас лица второго пола своей агрессией способны спровоцировать на эмоциональный выброс тех женщин, которые на данный момент считаются в высокой степени рациональными. Представьте, каких успехов смогут достичь лица второго пола, практикуясь в таких провокациях – они будут накапливать свои капиталы быстрее и проще, чем мы, за счёт наших психаров. А когда у них появятся Средства – у них будет власть. И мир снова перевёрнут.
Илга иначе понимает смысл целибата. Целомудрие есть сохранение индивидуальности, а не её формирование через сопротивление искушению – разве не так? Разве женщина не от природы индивидуальна?
«Конечно от природы! И от природы у неё есть инстинкты, которые угрожают этому целомудрию, и, как следствие, индивидуальности».
Неправда. Это цэрперы должны так думать – что они борются с инстинктами. Мы-то знаем, что никаких инстинктов никогда не было. Нам это навязали мужчины. Этакое правило, в которое нас тыкали носом, когда мы делали не так, как хотят они: мы были ненормальными женщинами, если не хотели вступать в половой акт, рожать детей и заботиться о них. Нашу силу порицали как противоестественную, а слабость мужчин (их страхи, их безответственность, их физическую агрессию против нас) инстинктами оправдывали.
Библиотека – одно из тех мест, которое обеспечивает вЫселов заработком. В Городе нет принтеров, это запрещено законом. Но цэрперам дозволен очень важный, стимулирующий их к достижению, ритуал: перед отправкой на пенсию они заказывают автобиографу написание своих мемуаров. Мемуары хранятся в сети в общем доступе, и в одном напечатанном экземпляре в библиотеке. Печатают книги в поселении Ы, откуда зоповцы доставляют их в Город. Мемуары сейчас занимают почти всё здание библиотеки, что удивительно: ведь право оставить о себе биографию получают только те горожанки, которые никогда не нарушали общепринятые принципы.
Я поднимаюсь по широкой лестнице, толкаю тяжёлую дверь, и тут же оказываюсь в коридоре между стеллажами из отполированных книг. Подхожу к консультанту: молодая кривоногая цэрперка склонилась над стеклянным столиком, и спрашивает, чем может мне помочь.
– Здесь есть отдел мемуаров основательниц Города?
– Ты имеешь в виду первых работников «Витрума»?
– Нет. Те шестеро, – цэрперка недоумевает, и я добавляю: – которые появились ещё до проекта Города, 2039—2040… – и уже тихо совсем произношу: – Основательницы партии ЦЭРПЕРА.
– А. Подожди несколько минут.
Я прохаживаюсь вдоль ближайшего ко мне стеллажа, разглядывая имена на переплётах толстых книг. Я уверена, что многие их персонажи живы до сих пор. В современных условиях жизнь пенсионера хороша: они управляют работой нарушителей ОП на экофермах, участвуют в конкурсах на самый красивый сад, иногда приезжают в Город на мероприятия. У каждой цэрперы есть мечта дожить до пенсии в качестве порядочной горожанки, увидеть напечатанные мемуары о себе, и уехать за черту Города. Я замираю и обвожу глазами бесконечные книги, где каждая – отдельная жизнь… Как же их много! Как много людей работали всю свою жизнь, с самого этапа «Эмансипация» и до семидесяти лет, соблюдая ОП, а значит, делая всё на благо своего общества. Мне кажется, что я даже проникаюсь чувством гордости за наш анклав, видя все эти блестящие переплёты.
– Я всех нашла! – радостно кричит девушка-консультант.
– Неужели – всех?
– А разве что-то не так? – она растерянно смотрит на меня.
– Некоторые из них нарушали ОП до того, как возникло общество цэрпер. И когда вышло ужесточение закона «О выкромсах», информацию о них автоматически убрали из сети. Я думала, мемуары тоже уничтожили.
Девушка хмыкает:
– Закон не действует на печатные книги, потому что их не должно быть в принципе. У нас очень противоречивая система законов.
Действительно, как мы об этом не подумали?
– Давай свой эргосум – я забью туда адреса книг.
Давненько я не брала в руки книгу, но «городская» никак не потворствует моей ностальгии. Дома у меня большая библиотека, и там книги в совершенно другом оформлении: мягкие, шуршащие, с запахом; предложения на страницах напечатаны крупным шрифтом. Здесь же обложка напоминает металл, все страницы внутри заламинированы; они скользкие, пахнут клеем, переливаются разными цветами под ярким электрическим светом.
Одна из основательниц партии ЦЭРПЕРА задумалась о необходимости перемен, когда в 2026 году узнала, что больна. Открываю главу: «Симптомы новой жизни»:
«Я просто шла по городу и думала. Сначала вспоминала, что знаю об этой болезни. Впервые она появилась в 2025 году. Суть заключается в том, что без каких-либо симптомов в один прекрасный момент из матки женщины исчезают яйцеклетки, все, бесследно и безболезненно. Они растворяются, рассасываются, скороспело разлагаются – я не знаю, чего только не говорили. Женщина замечает, что что-то не так, когда не начинаются месячные. Приходят к врачу со страхом, что это беременность, и слышат, что менструальный цикл больше никогда не возобновится. Вот и всё. Пустота. Психосоматика – говорят многие. Эта пустота – ни что иное как отражение чувственной сферы жизни современной женщины. Она не смотрит на личные качества мужчины, её не волнует возраст и финансовое положение любовника; есть только два параметра: он должен быть красивым, и он должен быть не таким, как вчерашний. Аутолиз яйцеклеток – это болезнь поколения женщин, живущих сегодняшним днём, больных карьеризмом, гедонистичных, промискуитетных. Я раньше никогда не задумывалась об этой пустоте, которая сейчас уже не кажется мне новой и незнакомой. Она постоянно появлялась в моей жизни, и исчезала только утром, когда впереди меня ждал новый рабочий день и новый мужчина в постели. А когда наступал вечер, и после свидания я вела его, нового, не такого, как прежние, к себе в дом, чтобы целовать его и позволять ему целовать меня, предвкушение иссякало по мере приближения к кровати. Эта пустота уже своим холодком начинала окутывать меня ещё прежде, чем всё произойдёт, прежде первого взгляда на голое тело. И я меняла не только мужчин, но и декорации: не кровать, а стол, не комната, а ванная, не дом, а отель, не город, а другая страна; одетые-раздетые, доминант-пассив, громко-без единого стона, камасутра-тантра. Бесконечные вариации, неизбежно ведущие к пустоте, как только он исчезает. Пусто не без данного конкретного мужчины, пусто без чувства к мужчине, которое я никакими силами не могла разжечь, ни к одному из них. Сколько их было? Ты начинаешь половую жизнь и не можешь понять, как можно забыть, сколько раз ты занималась сексом; потом ты начинаешь отношения с новым мужчиной и не можешь понять, как можно забыть, сколько их у тебя было; потом ты пробуешь что-то кардинально новое и не можешь понять, как можно забыть, пробовал ты это уже или ещё нет. Пока я гуляла, я думала обо всём этом, и я поняла, что надо менять этот образ жизни. Что секс сам по себе бессмыслен, потому что он, какой бы он не был, с кем бы он не был, и сколько бы раз не был, никогда не заполнит ту пустоту, которую выедает наш основной инстинкт. Нужно пресечь основной инстинкт на корню, заменить секс чем-то другим. И так родилась моя идея о целомудрии… Целомудрие – это преимущество, а не ограничение. Целомудрие – это сохранение собственной индивидуальности, восприятие себя как целого без вмешательства мужчины в твою жизнь. Женщина, хранящая Целомудрие, великое и всемогущее создание. И разрушать свою силу, опускаясь до физического влияния на тебя мужчины, преодолевать брезгливость и решаться на обмен веществом с мужчиной ради удовольствия, которое ты получаешь не на самом деле, а только благодаря самовнушению, неприемлемо».
«Я, конечно, извиняюсь, но если целомудренная женщина – такое великое и всемогущее существо, то как особь второго пола со своим маленьким пенисом может всю эту силу разрушить?» – вмешивается мой внутренний голос. – «Значит, настолько незначительная эта женщина, разве нет?»
Мне кажется, суть совсем в другом. Чтобы этот, как ты выражаешься, маленький пенис, проник в твою жизнь, необходимо его как-то привлечь. Для этого нужно работать, работать ради мужчины, и переступать через себя в угоду ему.
«Ой, ну да ладно! Выйди на улицу и ласково посмотри на любого индивида второго пола. Он будет ползать за тобой и сделает для тебя всё, что угодно, какой бы мразью ты ни была», – фыркает мой внутренний голос.
Во-первых, чтобы довести мужчин до такого состояния готовности, скажем так, потребовалось долго и упорно их ограничивать. А во-вторых, ты говоришь про обычных цэрпер. Про тех, кого называют моклями. Есть разные особи второго пола, с разным статусом. И так во все времена было – есть неудачники, которых выбирали только в экстренных случаях, и есть достойные внимания – вот ради таких приходилось постараться. Мы и сейчас работаем ради мужчин, если по-честному. Просто раньше нужно было привлекать внешними качествами и покладистым характером, а теперь нужно заработать большой капитал, чтобы продолжить род от достойного мужчины. Раньше мы их соблазняли, теперь покупаем: вот и вся разница.