Кеша. Не Иннокентий, а именно Кеша, как попугай из мультика. Его так звали на работе, в деревне, а он не возражал, хотя ему это и не нравилось. Не было в нём даже малейшего духа бунтарства. Взять хотя бы сегодняшний случай… Там, возле границы чёрной пустоши, все гомонили, ругались, а этот психованный Гена, не зная, на ком ещё сорвать злость, взял да обозвал его тупым хомяком. Обидно, конечно. За что, спрашивается? Стоял себе, никого не трогал и в отличие от всех остальных, даже слова не произнёс. И вот, пожалуйста, получи и распишись – тупой хомяк! Другой бы, по меньшей мере, огрызнулся бы на Гену, но только не он. Ну не получалось у него с кем-то скандалить. Даже не пытался ни разу. Так уж воспитан.
В комнате горела керосиновая лампа. Кеша сидел в кресле, ел овсяное печенье и запивал его апельсиновой газировкой из пластиковой бутылки. Ему было тридцать пять, и он действительно походил на большого хомяка. Круглое лицо, пухлые щёки, короткий ёжик волос. Когда Кеша улыбался, все отмечали, что передние зубы у него слишком уж выпирали и напоминали резцы какого-нибудь грызуна.
В отличие от остальных людей, угодивших в эту чёрную пустыню, он не паниковал, хотя волнение испытывал. Но то было приятное волнение, замешанное на предвкушении.
Кеша сделал глоток газировки и посмотрел на фотографию на столе. На снимке была его мама. Любимая мамочка. Она застенчиво улыбалась.
– Скоро мы увидимся, – пообещал он, ни секунды в этом не сомневаясь.
Кеша был единственным человеком в деревне, кто знал, что произошло. Ну, ещё бы, ведь это именно он истончил преграду между мирами. Точнее, внёс существенный вклад в истончение. Пришлось, разумеется, потрудиться. Пришлось делать то, что вызывало омерзение, горечь, но оно ведь того стоило!
Он всю жизнь прожил в Белой Дали. Ни на море ни разу не ездил, ни в санатории. Даже в столице не был. И его это устраивало. Работал в Шатуре упаковщиком на конфетной фабрике. После работы никогда нигде не задерживался, сразу спешил домой. Только здесь он чувствовал себя спокойно, уютно. Только в деревне не испытывал дискомфорта. Мама называла его неисправимым домоседом. Он улыбался на эти слова, ему нравилось всё, что бы мама ни сказала. Однако она не знала истинной причины, почему ему только в Белой Дали было хорошо.
А причиной являлся Хесс.
Именно Хесс привязал его к деревне, сделал причастным к большой тайне.
Кеше было семнадцать лет, когда однажды осенью он обнаружил в поле рядом с деревней идеально ровный чёрный круг диаметром примерно в полметра. На первый взгляд земля в круге была словно бы выжжена, однако Кеша присмотрелся и понял: это чёрный песок! Потрогал – тёплый на ощупь. Откуда взялось это чудо? Не верилось, что кто-то из местных высыпал в поле чёрный песок, причём так ровно, что образовался словно бы обозначенный большим циркулем круг. Нет, всё гораздо сложнее и интересней. Кеша был в этом уверен. Он допустил вероятность, что с чёрным песком связана какая-то тайна. И ему очень хотелось эту тайну раскрыть.
Недолго думая, Кеша побежал домой, вернулся с трёхлитровой банкой, которую доверху набил чёрным песком. Когда мама пришла с работы, показал ей свою находку, рассказал о круге в поле. Но маму всё это не впечатлило, она лишь пожала плечами и посоветовала ему познакомиться с какой-нибудь девушкой, чтобы он не шлялся один-одинёшенек по полям. Кеша не обиделся – ну как можно на маму обижаться?
Вечером он высыпал немного песка на стол в своей комнате. Песок по-прежнему был тёплым – это ли не подтверждение, что чёрные крупицы нечто чудесное? Кеша просеивал и просеивал их сквозь пальцы, глядя на них завороженно, предчувствуя, что скоро они раскроют ему свою тайну.
А потом случилось то, отчего он временно даже забыл, как дышать.
Песок взмыл в воздух и принялся кружиться в чёрном вихре над столом, издавая лёгкий шелест.
Кеша тряхнул головой, зажмурился, чувствуя, как кожа покрывается мурашками. Открыл глаза и понял: ему всё это не мерещится! Песок кружился в вихре. Чудо! Это было настоящее чудо! За окном деревня жила своей скучной жизнью, скучные деревья шуршали скучной листвой… А здесь, в маленькой комнате, в свете настолько лампы, творилось нечто совершенно необычное, волшебное. Песок просто кружился, однако Кеша чувствовал, что это только начало, всего лишь первая строка в книге великих тайн.
А вот и следующая строка!..
Песок вдруг застыл в воздухе, затем спрессовался и будто бы невидимый скульптор быстро слепил из него фигурку человека. Изящно получилось, тонко. Пальцы с ногтями, волосы, рубашка с пуговицами, лицо… Кеша опешил, узнав в этом чёрном человечке себя. Даже немного жутковато стало.
Человечек завибрировал, распался в воздухе на чёрные крупицы. Несколько секунд над столом опять с сухим шелестом кружил смерч. Потом песок снова спрессовался, образовав паука. Кеша охнул. Он обожал пауков, считал их самыми интересными существами на земле. Песок как будто знал о его пристрастиях и сотворил точную копию птицееда. Паук плавно опустился на поверхность стола, дёрнулся, зашевелил лапками.
Кеша услышал голос, похожий на шелест сухой листвы:
– Здравствуй, Иннокентий.
Он растерянно захлопал глазами и произнёс:
– Здравствуй. Ты… ты кто?
– Я – Хесс, – последовал ответ. – Я – друг.
Кеша осознал, что голос этот звучит в его голове. С ним таким образом разговаривал паук? Тот, кого зовут Хесс? Вот это да! И имя какое странное – похожее на звук, с каким сыпется песок. Хесс. Он подумал, что нужно будет потом обо всём этом маме рассказать. И показать! Как-нибудь осторожно, предварительно подготовив её, чтобы она сильный шок не испытала. Очень хотелось ей доказать, что он действительно обнаружил кое-что чудесное.
– Никому обо мне не рассказывай! – как будто прочитав его мысли, предупредил Хесс. – Это важно! Если расскажешь, я исчезну, и ты не увидишь настоящих чудес. Ты ведь не хочешь, чтобы я исчез?
Кеша сглотнул сгустившуюся во рту слюну, мотнул головой.
– Нет.
– Хорошо. Очень хорошо, Иннокентий. Значит, впереди нас ждёт много интересного.
От последних слов Хэсса у Кеши дух захватило. Много интересного! Он расценил это, как начало чего-то нового, яркого. Как же ему повезло! А ведь мог мимо того круга в поле пройти, не обратить на него внимания, и сейчас всё было бы как раньше – скучное однообразие без надежды, что в будущем что-то изменится в лучшую сторону. Однако же не прошёл мимо чёрного песка, и теперь даже казалось, что какая-то высшая сила привела его к тому кругу. Посчитала самым достойным и привела! Кеша подумал, что нынешний день лучший в его жизни. Или это сказал ему Хесс? Он уже не был уверен.
– Я могу делать удивительные вещи, Иннокентий. Волшебные вещи, – голос в голове звучал вкрадчиво, почти ласково.
– А ты сделаешь так, чтобы я не ослеп?
Кеша задал этот странный вопрос, потому что до смерти боялся лишиться зрения. И на то были серьёзные основания. Его отец ослеп в тридцать семь лет, дядя – в сорок три, дед – в сорок пять, и прадед потерял зрение в относительно молодом возрасте. Это походило на какое-то проклятие. Почти все мужчины в роду слепли. Причиной было злокачественное новообразование зрительного нерва. Кеша не сомневался, что и его ждёт такая участь – от страшной наследственности никуда не деться.
– Я обещаю тебе, Иннокентий, – твёрдо заверил Хесс, – ты не ослепнешь. Более того, я сделаю так, что ты сможешь видеть чудеса, которые не могут видеть обычные люди. Верь мне, верь.
Ну как не поверить, когда обещалось избавление от многолетних страхов? Поверил, причём без тени сомнений.
Кеша разговаривал с ним каждый вечер. Хесс поведал, что этот песок всего лишь частичка большой пустыни, а пустыня находится в пространственном пузыре. Там, как и здесь, есть дни и ночи. Днём Хесс вынужден спать, а ночью осматривает свои владения. Он объяснил, что его мир одновременно почти соприкасается со многими территориями земного мира. И одно из мест соприкосновения находится здесь, в восточной части Белой Дали. Недавно, всего на мгновение, между мирами образовалась щёлка, и таким образом в поле появился чёрный песок. Однако границу между мирами можно полностью убрать. Более того – нужно убрать! Хесс твердил это Кеше постоянно, пока тот не осознал, что нет ничего важнее истончения границы. Это осознание было сродни резкому взрослению: вот ты ещё наивный ребёнок, для которого существует только здесь и сейчас, и тут – бабах! – уже совсем другой человек, у которого есть чёткая цель в жизни.
Хесс внушал, что когда граница истончится, они с Кешей станут одним целым. Они буду жить вечно в чудесном мире, где нет ни тревог, ни забот. Но сначала нужно снять преграду. Дело это долгое, на истончение уйдут годы, а потому Кеша должен набраться терпения. Хесс поведал, что зыбкий предел между мирами отлично разрушают страдание и боль. А потому, как бы это ни было неприятно, некоторые люди должны умереть. Сей факт Кеше не понравился, но и сильно не покоробил. После многих дней общения с Хессом он уже на всё был готов. Должны пострадать люди? Это печально, да. Но ведь их жизни послужат великой цели!
Хесс сказал, что Кеша должен во всех дворах восточной части Белой Дали рассыпать чёрный песок – тот, что в банке оставался. Совсем чуть-чуть рассыпать, по щепотке на каждый двор. Ничего ведь сложного, пустяк. А потом останется лишь терпеливо ждать, когда песок начнёт увеличивать вероятность несчастных случаев и смертей.
Ночью Кеша раскидал песок во всех дворах восточной части деревни. Он просто брал горсть песка из банки и швырял через ограды. Когда вернулся домой, Хесс похвалил его:
– Ты молодец, Иннокентий. Ты всё сделал правильно. Я рад, что в тебе не ошибся.
А Кеша был рад, что оказался полезен. Ему хотелось и дальше действовать, суетиться, выполнять поручения Хесса. Однако тот больше ничего не просил, не требовал и постоянно напоминал о терпении.
К неудовольствию Кеши чёрный песок влиял на людей очень медленно, почти незаметно. Через полгода, до полусмерти избив жену, в сарае повесился пьяница, который своими постоянными скандалами достал всех людей в деревне. Ещё через год один из соседей Кеши упал с крыши своего дома и сильно повредил позвоночник. Потом был большой перерыв в два года. Случались, конечно, драки, кто-то мелкие травмы получал, но это мелочь. Хотя, как уверял Хесс, и такие мелочи вносили свой вклад в истончение границы между мирами.
Кеша ждал. Со временем он научился быть терпеливым. Ездил на работу на своей белой «Ниве», которую ему подарил зажиточный троюродный брат. Ухаживал за стареющей матерью. Много гулял. Когда пожилая женщина в деревне умерла от пневмонии, он понял, что действие чёрного порошка продолжается. Другой бы сказал, что все эти несчастные случаи и смерти – обычное дело, такое сплошь и рядом случается. Но Кеша знал правду. Хесс не позволял усомниться.
На окраине деревни сгорел дом, в пожаре погибла супружеская пара. В пруду утонул ещё один местный пропойца. Парень, проживающий через три дома от Кеши, по неосторожности отрезал себе пальцы циркулярной пилой. Старуха умерла, подавившись сливовой косточкой.
Всё это растянулось на годы. Никто как будто не замечал, что смертность и количество несчастных случаев в восточной части деревни выше, чем в других частях. Приезжали новые люди, обустраивались. К деревне «прирастали» дома – всё больше каменные, солидные. Белая Даль ведь хорошее место – железнодорожная станция рядом, город Шатура поблизости, да и до самой столицы относительно недалеко.
Кеша обрастал жирком. В деревне его считали эдаким безобидным увальнем. Он был со всеми вежлив, если кто-то нуждался в помощи – не отказывал и частенько слышал в свой адрес: «Дай Бог тебе здоровья!» или: «Самому нужна будет помощь, обращайся!». Были, правда, злыдни вроде Гены, которые не упускали случая оскорбить. Им почему-то не нравилось, что Кеша не бухает, не курит, во всеобщих посиделках не участвует и до сих пор не женился. Дураки, что тут ещё скажешь. Кеша никогда с ними не связывался и старался стороной обходить. Он считал себя выше всяческих склок, значимей этих черноротых задир с их никчёмными пустыми жизнями, ведь у него была цель, он был посвящён в великую тайну. И у него был Хесс.
Женщина ошпарилась кипятком. Мальчик сломал ногу. Померла баба Маша, одна из самых старых жителей деревни. Витёк Сорокин упал с велосипеда и распорол корягой живот. Мишка Бузыкин и его приятель отравились палёной водкой. Жена сильно покалечила пьяного мужа… Всё это произошло за последние пять лет.
Хесс заявил, что преграда почти истончилась. Осталось совсем немного. Кешу это не могло ни радовать. Он ощущал себя человеком, который пробежал огромную дистанцию и уже приближался к финишной черте.
Одна беда – мама дряхлела, часто болела. Это сильно омрачало движение к цели. Кеша с горечью сознавал, что ей недолго осталось. Совсем старенькая стала. От одной мысли, что она скоро умрёт, ему рыдать хотелось. Любимая мама. Единственный дорогой человек на свете. Та, кто всегда успокаивала, подбадривала, когда было плохо. Та, кто пекла лучшие в мире пироги и готовила вкуснейшие компоты. Как он будет без неё? Хесс уверял, что в его «пузыре» не будет ни тревог, ни забот, однако Кеша теперь в этом сомневался – без мамы всё не в радость.
Но полгода назад, в середине весны, когда маме совсем плохо стало, и она уже с трудом поднималась с постели, Хесс предложил выход из положения. Он заявил, что может забрать её в свой мир, и там она будет жить вечно, став частичкой его самого. На это потребуется много сил, сделать прокол между мирами в определённом месте в определённое время не так-то просто, но Хесс сказал, что очень постарается. Ради друга – всё что угодно.
Кеша не мог в это поверить. Неужели? Неужели ему не придётся хоронить маму, а потом с ужасом представлять, как она гниёт в могиле? Неужели?..
– Твоя мама будет ждать тебя там, с другой стороны, – пообещал Хесс.
И он объяснил, что нужно сделать.
Тем же вечером Кеша подсыпал снотворного в чай и напоил им мать. Ночью вынес её во двор, положил на заранее расстеленное покрывало, а потом уселся на скамейку и начал с волнением ждать.
Все соседи давно спали. Неподалёку завыла собака. Полная луна заливала двор серебристым светом.
Раздался тихий гул. Воздух над лежащей на покрывале пожилой женщиной будто бы сгустился и задрожал, как над пламенем костра. Она застонала во сне. Кеша вскочил со скамейки, от переизбытка эмоций его бросило в жар. С гулко бьющимся сердцем он глядел, как появился и замерцал круг диаметром примерно в два метра. Кеше невыносимо захотелось подбежать к маме, обнять, но он сдержался, ведь Хесс сказал держаться на расстоянии, когда давал наставления.
– До свидания, мама, – произнёс Кеша дрожащим голосом.
В тот же миг она исчезла, растворилась в воздухе, как мираж. Во дворе остался круг с чёрным песком. Наступила тишина. Кеша поглядел на луну и заплакал, но то были слёзы облегчения. Он благодарил судьбу за то, что семнадцать лет назад он обнаружил в поле чёрный песок. За то, что познакомился с Хессом и посвятил свою жизнь великому делу.
– Твоя мама теперь со мной, – изрёк Хесс, когда Кеша зашёл в дом. – Ей хорошо, она счастлива. Она тебе очень благодарна. Скоро вы с ней увидитесь.
– Как скоро?
– А это, Иннокентий, уже от тебя зависит.
– От меня? – обрадовался Кеша. – Я всё что угодно сделаю, только скажи! Всё, что угодно! Ещё песок во дворах рассыпать? Да хоть сейчас!
– Нет, Иннокентий, нет, – возразил Хесс. – Песок сделал своё дело. Граница почти истончилась, но нужен последний удар тарана. Мне непросто тебя об этом просить…
– Что я должен сделать? – в голосе Кеши звенела решительность.
После долгой паузы Хесс ответил:
– Ты должен убить несколько человек. Здесь убить. И перед смертью они должны страдать.
– Я сделаю это, – пообещал Кеша. – Сделаю.
Да, он готов был пойти на это. Ради мамы, ради Хесса, ради своего будущего без слепоты. Если финишная прямая должна обагриться кровью, то так тому и быть. Ему это, разумеется, не нравилось – своими руками убить человека, причём так, чтобы тот страдал перед смертью? Ужас! Совесть изнывала. Но главное ведь конечная цель, финишная черта! Хесс сказал, что нужен последний удар тарана, значит он, Иннокентий, этот удар обеспечит!
Два дня он обдумывал план действий, затем принялся оборудовать погреб под домом. Выкинул из него всякий хлам, убрал банки с соленьями и компотами, разобрал стеллажи.
Настал черёд сделать следующий шаг.
Кеша отправился на своей «Ниве» на городскую свалку. Заманить в машину одного из бомжей не составило труда – поманил бутылкой водки и все дела. Бомжа звали Федя. Пока Кеша вёз его к себе домой, тот жаловался на свою нелёгкую долю, на других бомжей, которые постоянно его обижали и часто отнимали найденные на свалке «ценности». Кеша сочувственно кивал: да, мол, жизнь штука жестокая.
Дома он напоил Федю водкой, затем затащил в погреб, связал. Жалко было бедолагу, но что поделаешь, жизнь и правда штука жестокая.
– Прости, Федя, – искренне сказал Кеша несчастному бомжу. – Прости, но так надо.
Он успокаивал свою совесть тем, что этот несчастный человек и без того был обречён. Жилья нет, питался, чем придётся, а ещё пристрастие к алкоголю. Ну, сколько Федя ещё прожил бы? Год, два? Рано или поздно его обнаружили бы замёрзшим в сугробе или утопшего в какой-нибудь луже.
Кеша закрыл люк в погреб, сверху постелил толстый половик. Хесс не поскупился на похвалы:
– Ты всё делаешь правильно, Иннокентий! Твоя мама тобой гордится. Я тобой горжусь!
Федя скончался через три дня от обезвоживания. Кеша отвёз труп к болоту и утопил в мутной жиже. Затем поехал в церковь и поставил свечку за упокой души горемыки. Кеша в Бога не верил, но посчитал своим долгом это сделать. Несчастный бомж Федя заслуживал хоть каких-то посмертных почестей.
Через неделю Кеша привёз домой следующего бомжа. Тот продержался без воды четыре дня. Болотная трясина поглотила очередной труп.
О матери в деревне никто Кешу не спрашивал. Это было хорошо, но с другой стороны его злило, что всем плевать, здорова ли соседка, жива ли. Да она не отличалась общительностью и дружбы ни с кем не водила, но всё равно было обидно за неё. Впрочем, Кеша на всякий случай придумал, что скажет, если кто-то спросит о маме. Легенда такова: он отвёз её к тётке в Тулу. У тётки муж почётный врач, а дочка директор оздоровительного центра. Мама в хороших руках.
Хесс посоветовал сделать перерыв.
– Тебе, Иннокентий, нужно быть очень, очень осторожным! Нельзя допустить, чтобы всё сорвалось. Особенно теперь, когда мы так близко к цели, когда граница почти растворилась. Пережди какое-то время, отдохни. Я знаю, как тебе нелегко.
Кеша согласился, ему действительно нужен был перерыв. В последние дни он находился в постоянном нервном напряжении, ему казалось, что в дверь в любой момент могут постучать: «Откройте, полиция!» Он ведь преступник, убийца – это хоть и ужасно горестный, но факт.
Перерыв длился до середины июня, а потом Кеша снова приступил к делу, внушив себе, что полностью готов продолжить начатое.
На этот раз он привёз домой сразу двух бомжей – слепого на один глаз низенького мужичка по имени Петя и женщину с опухшим лицом, которую звали Рая. Петя умер от обезвоживания через четыре дня, а вот Рая Кешу удивила – продержалась шесть суток.
– Ты нанёс хороший удар по границе! – восхитился Хесс. – Мощный удар. Совсем немного осталось.
Спустя три недели ещё один бедолага умер в погребе Кешиного дома. В середине августа двое бродяг распрощались с жизнью. И в сентябре двое.
Кеше всех их было жалко. Однажды он даже всплакнул, когда топил очередной труп в болоте. Хотелось бы ему, чтобы существовал иной способ истончить границу, но – увы. А ещё Кеше было немного обидно, что, как и в случае с мамой, этими несчастными никто не интересовался. Их ведь никто не разыскивал. Глупо, конечно, на это обижаться, учитывая, что он сам лишил этих людей жизни, но в нём такое противоречие вполне себе уживалось. Кеша считал это свидетельством того, что он хороший человек. Всё ещё хороший. Да и Хесс твердил о том же:
– Ты хороший человек, Иннокентий. У тебя есть совесть. Но ты находишь в себе силы, чтобы бороться с самим собой. Я счастлив, что у меня есть такой друг. А твоя мама счастлива, что у неё такой сын.
Просто волшебные слова! Они воодушевляли, отметали всяческие сомнения. Друг Хесс был непревзойдённым мастером повышать самооценку. После разговоров с ним Кеша всегда чувствовал себя окрылённым, полным свежих сил.
Октябрь. Золотая осень.
Пять дней назад Кеша запер в погребе очередного горемыку. Тот страдал не только от жажды, но и от сильных болей в животе. Умер он сегодня, нанеся своей смертью сокрушительный удар по границе между мирами. И как же удачно всё вышло! Субботнее утро, все люди дома. А ведь Хессу именно люди и нужны.
Ожидание длиною в восемнадцать лет закончилось. Свершилось! Правда разрушение границы вышло тяжёлым, Кеша даже едва сознание не потерял. Кровь из носа, жуткое давление в голове, темнота перед глазами…
Но всё теперь в прошлом.
Он справился! Они с Хессом справились! Восточная часть деревни – круглая территория примерно полтора километра в диаметре – теперь в другом мире. Мире Хесса. Вокруг – чёрная пустыня. Ура! Финишная черта пересечена!
Кеша поднялся с кресла, подошёл к окну.
Сумерки. Тёмная даль. Где-то там мама. Скоро он с ней встретится. Хесс исчез, его голоса больше не слышно, но Кеша знал, что тот с ним скоро опять заговорит и сообщит, что дальше делать. А пока можно и прогуляться, подышать воздухом чужого мира.
Кеша взял пачку овсяного печенья, потушил фитиль в керосиновой лампе и вышел из дома, со двора, проследовал до границы, за которой начиналась пустыня. Присел, погрузил руку в песок. Тёплый. Разумеется, тёплый, ведь это волшебный песок. Всё здесь волшебное.
Улыбнувшись, Кеша поднялся и направился к домам. На ходу достал из пачки печенье, откусил кусочек. Он выглядел таким расслабленным, словно вокруг был обычный осенний вечер, и ничего особенного сегодня не случилось, а завтра наступит вполне себе рядовое воскресное утро.
Кеша увидел возле одного из дворов старика. Тот курил, напряжённо глядя на притушенное бледное светило в тёмном небе.
– Как вы, Иван Матвеевич? – поинтересовался Кеша, приблизившись.
– Нормально, – последовал неприветливый ответ.
– Может, помощь какая нужна?
– Не нужна мне никакая помощь, Кеша. Иди куда шёл, – старик сделал глубокую затяжку и выпустил струйки дыма через ноздри.
Кеша дёрнул плечами.
– Ладно. Но если помощь нужна будет, обращайтесь. Рад буду помочь. Печенье не хотите?
– Обойдусь.
Стряхнув крошки со свитера, Кеша пошёл дальше. Давно у него не было такого хорошего настроения.
Иван Матвеевич плюнул на огонёк почти докуренной сигареты, бросил её под ноги, наступил и растёр подошвой. Всегда так делал – привычка. Такая же привычка, как бриться каждое утро опасной бритвой, даже если руки с похмелья дрожали. Или выпивать две чашки чая с мятой после обеда. Или ходить в парикмахерскую в первый понедельник каждого месяца.
Иваном Матвеевичем его теперь не часто называли, всё больше – Прапор. Он не возражал, тем более в этом прозвище отражалась вся его жизнь. Он был прапорщиком, когда получил ранение в Афганистане, когда женился, когда у него родился сын, когда нёс службу в разных уголках страны и за рубежом, когда жена умерла и сын погиб. Ему порой казалось, что он всегда был прапорщиком, даже в детстве. И оставался прапорщиком до сих пор, хотя его служба закончилась много лет назад. По ощущениям оставался.
Прапор глядел на это странное, похожее на подёрнутый катарактой глаз, светило в небе. Сегодня он уже выпил целую флягу самогона, но сохранял ясность ума. Это тоже была своего рода привычка – особо не пьянеть.
– Погань, – сказал он пустыни. – Чёрная погань… И что дальше, а?
Прапор услышал какой-то звук. Шорох. Совсем рядом, в кустах смородины рядом с оградой. Крыса? Кошка? Он подошёл, раздвинул кусты…
Это была галка. Прапор рассудил, что птица упала, когда началась вся эта катавасия. Рухнула и, видимо, что-то себе повредила.
– Вот бляха-муха! – он вытащил птицу из кустов, легонько прижал её к груди. Она не трепыхалась, не пыталась клюнуть, сидела на руках на удивление спокойно. – Бедняжка… Ну, ничего, ничего, я о тебе позабочусь. Буду звать тебя Звёздочкой. У меня, видишь ли, уже была птица, такая же галка как ты, и внучка назвала её Звёздочкой. Дурацкое имя, верно? Но мне та птица, можно сказать, жизнь спасла. А я спас её. Вот такая история… Не бойся, мне самому страшно. Всем здесь сейчас страшно до усрачки. Видишь, какие дела творятся, Звёздочка? Непонятные делишки, очень непонятные… Пяткой чую, эта чёртова пустыня не такая спокойная, как кажется. Она себя ещё покажет. Но ты не переживай, птица, я не дам тебя в обиду…