В журнале «Печать и революция» (1923, № 3) Н. Бухарин по-большевистски определенно выразил ее задачу: «Да, мы будем штамповать интеллигентов, будем вырабатывать их как на фабрике… Если мы хотим поставить себе задачу идти к коммунизму, мы должны этой задачей пропитать все решительно».
В ленинградском литературном мире публика различала паладинов Утопии-1 – Выходцева, Кондрашова, Ходзу и идеологов Утопии-2 – Д. Дара, Г. Семенова.
«Часы». № 20, 21.
См.: Долинин В., Иванов Б., Останин Б., Северюхин Д. Самиздат Ленинграда. М., 2003. С. 504; «Часы». № 22–24.
В докладе я обратил внимание на то, что все «лишние люди» русской литературы не «служат» – знаменитая реплика Чацкого: «Служить бы рад, прислуживаться тошно», самостоятельно мыслят – Онегин и Рудин, пишущий «статьи». Даже Обломов занимался одно время переводами работ, полезных для ведения сельского хозяйства. Нонконформистов и «лишних людей», пытающихся на свой страх и риск решать духовные, культурные и социальные проблемы, ждала социальная отверженность, политические преследования, ссылки, эмиграция. (Из петербургских художников за границу выехало около тридцати процентов.)
Из публикации в «Посеве» мы с Останиным узнали, что ее организовали… В. Кривулин и Т. Горичева. На Западе, не зная организаторов акций, нередко привязывали их к известным именам. Так, из книги Л. Алексеевой «История инакомыслия в СССР» (Вильнюс–Москва, 1992) я узнал, что редакторами «Часов» являются В. Долинин и Ю. Вознесенская (!). Подобных неточностей трудно было избежать.
Цитирую главу «Узкая дорога к демократии» из своей книги «Часы культуры (По ту сторону официальности)» (Борис Иванов. Сочинения. Т. 2. С. 473. М., 2009).
После прекращения выпуска журнала «37» В. Кривулин вместе с С. Дедюлиным выпускали журнал поэзии «Северная почта».
Под феминистками имелась в виду группа, выпустившая альманах «Женщина и Россия». В нее входили Т. Мамонова, Н. Малаховская, Т. Горичева, Ю. Вознесенская, – все они были поставлены перед альтернативой либо предстать перед судом «за клеветнические измышления, порочащие общественный и государственный строй», либо в кратчайший срок выехать за пределы страны. См. «Самиздат Ленинграда», статьи об альманахе «Женщина и Россия» и журнале «Мария».
За составление письма в защиту арестованных А. Гинзбурга, Ю. Галанскова и других меня в 1968 г. исключили из партии, уволили с работы и, разумеется, лишили возможности заниматься журналистикой и публиковаться как писателю. (Письмо, кроме меня, было подписано Я. Гординым, И. Муравьевой, М. Данини.)
О своем участии в независимом культурном движении я рассказал в книге «Часы культуры (По ту сторону официальности)», см. примеч. 7.
Позднее в переписке с официальными учреждениями я стал называть советскую литературу «традиционной», этим объясняя ее невосприимчивость к новому, иному.
Это должно было состояться при объединении двух самиздатских «толстых журналов» «37» и «Часы». Последний видел свою задачу, при опасности и трудности организации машинописного издания, представлять интересы самых различных идейных и художественных направлений и групп. «З7», как кружковой журнал, был готов к объединению лишь на своих условиях.
В. Кривулин. «37», «Северная почта» // САМИЗДАТ (по материалам конференции «30 лет независимой печати. 1950–1980 годы». Санкт-Петербург, 25–27 апреля 1992 г.) СПб., 1993. С. 79, 80.
«Часы». № 32, 33, 35, 36, 38.
Вступать в контакты с властями только группой стало в будущем нашим правилом. Индивидуальные контакты были специальным решением правления Клуба-81 запрещены.
Подробнее об этом проекте позже. Сейчас замечу лишь, что разрабатывался он на самом верху и на ленинградском областном уровне. Непосредственное отношения к нему имел первый секретарь обкома Г. Романов, входивший в состав Политбюро.
Пройдет несколько лет, и у меня не останется сомнений, кто информировал КГБ о наших действиях.
В 1980 г. из Иерусалима пришло известие о смерти Давида Яковлевича Дара.
В начале 1979 г. группа, в которую входили В. Абрамкин, В. Сорокин и другие, выпустила первый номер журнала «Поиски». Глубокие аналитические статьи были посвящены поискам выхода из тупика, в котором оказалась страна. В конце 1979 г. Абрамкин и Сорокин были арестованы и осуждены.
В 1940-х гг. советская литература получила в кругах критически мыслящих писателей определение – «бюрократический реализм». Это определение дал Давид Дар в письме Союзу писателей, выразив протест против исключения Александра Солженицына из Союза. И имел на это полное основание: вся официальная советская литература от «Поднятой целины» М. Шолохова до «Жатвы» Николаевой, от «Районных будней» В. Овечкина до романов и повестей Д. Гранина была проникнута квазирелигиозным упованием на партийно-бюрократические верхи.
В ноябре в городе появился московский поэт Александр Сопровский, который приехал с идеей «Союза независимых литераторов» и распространял анкету этого предполагаемого союза. Анкету многие заполнили и дали Сопровскому тексты своих произведений. Между тем за его визитом внимательно следило КГБ: когда Сопровский садился в московский поезд, его «повязали», отобрав и анкеты, и тексты. (Самого, впрочем, отпустили.) Случай этот не имеет прямого отношения к клубу, но красноречиво свидетельствует об атмосфере того времени.
Точнее было бы сказать: «имеет право принимать участие во всех мероприятиях Клуба», присутствие Ю. Андреева вовсе не требовалось, чтобы правление клуба могло собраться и принять свое решение. Мероприятия планировались и проводились, как правило, без его участия. Когда на заседании правления он присутствовал, его голос приравнивался к голосу члена правления.
Некоторые упрекали клуб за то, что в устав было включено выделенное курсивом положение, которое якобы обрезало путь рукописям на Запад. Клуб, как организация, за рубеж действительно ничего, кроме писем, не отправлял, но и не запрещал ничего членам клуба – рукописи попадали за кордон по личному волеизъявлению их держателей. При этом критики не удосужились поинтересоваться, есть ли в советских законах статьи, которые налагали бы наказание за своевольную публикацию за пределами страны. А.Синявского и Ю. Даниэля, В. Максимова, А. Солженицына и других осуждали за содержание публикаций. Пришить статью за «клевету», «пропаганду» и пр. – да, за сам факт публикации – нет. При этом КГБ стремился наказать каждого автора, получившего гонорар из-за рубежа, минуя систему специального советского посредничества.
В марте 1984 г. на расширенном заседании правления ЛО ССП, где обсуждался вопрос об издании сборника «Круг», Ю. Андреев, чтобы укрепить свою позицию, сказал, что еще в 1980 г. первый секретарь обкома КПСС Г. Романов спрашивал секретаря партбюро писательской организации А. Белинского, почему так много в городе писателей, которые публикуются где-то за рубежом. «Надо организовать дело так, чтобы талантливые люди, которые почему-либо не печатаются здесь, смогли публиковаться на родине».
Романов входил в состав Политбюро партии и наверняка вопрос о публикациях на Западе обсуждался в Политбюро, разумеется, не без участия М. Суслова. В городе ходил слух, что Клуб-81 был учрежден с его санкции. Таким образом, Утопия-2 была имплантирована в мозговые клетки областного аппарата.
Помещение находилось в двухэтажном флигеле двора этого дома, в котором поселяли горожан на временное проживание.
Наше с Б. Останиным участие в создании антологии – лишь в идее. Эдуард Шнейдерман, Светлана Вовина, Юрий Колкер и Вячеслав Долинин объединив свои усилия, собрали (1981–1982 гг.) и опубликовали антологию под названием «Острова», в которую вошли стихи 80 поэтов.
Выставка на Бронницкой улице состоялась в ноябре 1981 г., ее посетило около 2000 человек.
С Юрием Новиковым мы познакомились в начале 1978 г., когда предпринималась попытка объединения журналов «37» и «Часов». Установки журналов, увы, не совпадали: издатели «37» В. Кривулин и Т. Горичева хотели сделать свое издание партийно-кружковым, выражающим взгляды издателей, редакторы «Часов» мыслили их печатным органом всего культурного движения.
Издатели «37» недооценили талант Новикова видеть развитие изобразительного искусства и культурного движения Ленинграда в главном и целом – в контексте истории русского искусства, которую он прекрасно знал. На основе его очерков, заметок, обзоров неофициальной художественной жизни, которые «Часы» публиковали на протяжении десяти лет, написано множество статей, восстанавливалась история событий.
Как свидетель он привлекался по делу Револьта Пименова.
Дмитрий Федорович Марков (1913–1990) – советский литературовед, один из теоретиков соцреализма.
Ограничение было – мы согласились в тех случаях, когда члены клуба выступали с чтением своих произведений перед аудиторией за стенами клуба, представлять их на просмотр Ю. Андрееву. В уставе об этой договоренности не указывалось. Выступавшие часто включали в свое чтение вещи, куратору не представленные, КГБ, после эпизода с Н. Подольским, цензурные функции не присваивал.
Манию преследования со знанием дела описывали неподцензурные прозаики – Борис Дышленко и Борис Кудряков. «Страх парализует и волю, и разум; если преодоление телесного страха требует отважного порыва, социальный страх – интроспективного исследования своего состояния и границ реальной опасности» (Б. Цукерман, член Комитета прав человека в СССР).