«Коль вы способны, сев времен провидя,
Сказать, чьи семена взойдут, чьи – нет,
Судьбу и мне откройте…» [1]
Приоткройте скрипучую дверь в доме с привидениями – и по спине поползут мурашки. Ведь из темноты может появиться что угодно. А в будущее мы распахиваем двери в каждое мгновение нашей жизни. Что скрывается за этими дверями? Способны ли мы подготовиться к неизвестному, если, как говорит апостол Павел, «мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно [2]»? Эта книга рассказывает о скрытом лике времени, о том, что будто бы скрывается во тьме, где мы еще не были. В ней повествуется о том, как мы пытаемся вообразить будущее, подготовиться к нему и вообще справиться с этим диковинным и чуждым понятием, обыкновенно именуемым «будущим».
Попытка разобраться в будущем может показаться желанием схватиться за воздух. Но все же, при всей его воздушности, будущее во многом определяет наши мысли, чувства и действия. Вспомните, сколько тревог и сколько усилий, сколько надежд и сколько свершений обращено в будущее. Смею предположить, что именно большая часть наших помышлений и побуждений так или иначе связана с возможным будущим. Как правило, мы реагируем на потенциальные варианты будущего словно на автопилоте. Таково повседневное мышление о будущем, всем знакомое и даже банальное; оно регулируется биологическими и неврологическими процессами – этакими алгоритмами, что кажутся интуитивно понятными, поскольку в основном они действуют за порогом осознавания. К такому мышлению о будущем мы прибегаем, когда переходим дорогу и прикидываем, не собьет ли нас встречная машина. С тайной будущего мы вплотную сталкиваемся тогда, когда беремся за новые дела, когда рождаются дети, когда нас постигает внезапный кризис, когда мы переезжаем в новую страну или пытаемся вообразить будущее планеты Земля. Это уже сознательное мышление о будущем. Едва мы начинаем размышлять осознанно и тщательно, к нам быстро приходит понимание того, насколько странным может быть будущее.
В этой книге описывается, как философы, ученые и богословы представляли и представляют себе будущее. Еще в ней обсуждается, как другие существа, от бактерий до летучих мышей и баобабов, разгадывают эту грандиозную загадку, используя чрезвычайно сложные биохимические и неврологические механизмы. А также описывается и исследуется тот уникальный способ, которым наш собственный вид коллективно (и зачастую осознанно) мыслит о будущем и пытается его сотворить. Наконец в этой книге рассказывается о некоторых вариантах будущего, вообразимых уже сегодня, – о том, что может случиться в ближайшие несколько десятилетий и через миллиарды лет. А заканчивается текст рассуждениями о конце времен.
С диковинной экзистенциальной тайной будущего мы сталкиваемся в каждый миг нашей жизни. Поневоле думаешь, будто имеется множество возможных вариантов будущего. Но затем в мгновение ока все они, кроме одного, исчезают, и у нас остается всего один выбор. С настоящим приходится действовать быстро, потому что очень скоро оно застынет в памяти, уйдет в историю, где станет изменяться разве что чуть живее древнего мамонта в толще льдов вечной мерзлоты. Мы знаем, что по другую сторону всякой скрипучей двери таится нетерпеливая толпа других возможных – до бесконечности – вариантов будущего, что они, так сказать, выстраиваются в очередь в ожидании, что среди них хватает и банальных, и очевидных, и загадочных, и преображающих. Но нам не дано знать, какой именно вариант выпадет в итоге.
Пелена загадок, окутывающая будущее, одновременно притягательна и внушает страх; она придает жизни изюминку, наделяет ее богатством смыслов, красотой, восторгом и значимостью. Неужели нам и вправду хочется знать, что скрывается за каждой дверью? Две тысячи лет назад Цицерон восклицал: «Или Цезарь, если бы предвидел, что в том самом сенате, большую часть состава которого он сам же и назначил… он будет заколот знатнейшими гражданами, часть которых получила от него же всякие награды, и что к упавшему телу его не подойдет не только никто из его друзей, но даже из рабов; если бы Цезарь все это знал заранее, подумать только, какие душевные муки он испытал бы при жизни!» [3] Цицерон был близко знаком с Цезарем и даже видел, быть может, как того закололи в Сенате на мартовские иды (пятнадцатое марта) 44 г. до Р. Х. Когда Цезарь умирал, Цицерон как раз писал свой великий труд о предвидении будущего. Кончина правителя была для него наглядным и глубоко прочувствованным примером. Неведение будущего придает человеческой жизни немалую толику драматизма и волнения. Оно обеспечивает свободу выбора и налагает на нас моральную обязанность выбирать обдуманно.
Чаще всего нам действительно хочется заглянуть в будущее. Какие подсказки тут есть или могут быть? Когда собираемся в другую страну, мы можем поговорить с людьми, которые там уже побывали, или взять с собой путеводитель Lonely Planet, как европейцы девятнадцатого столетия брали в дорогу свои бедекеры [4]. Будучи по профессии историком, я путешествую в прошлое в своем воображении, а бедекером мне служит совокупность записей и воспоминаний тех, кто жил в те времена. Я двигаюсь вовсе не вслепую. Однако для будущего у нас нет проводников, ведь там никто еще не был – никто вообще. Как напоминает историк и философ Р. Дж. Коллингвуд, будущее не оставляет документов1.
Неведение пугает, поскольку будущее воистину важно, очень важно для нас. В конце концов, как выразился футуролог Николас Решер, «именно в нем нам предстоит провести остаток жизни»2. Потому-то мы все ищем советов и наставлений. Наш разум непрерывно сканирует мир вокруг, выявляет закономерности, тенденции и знаки, воображает возможные варианты будущего, хорошие и скверные; мы пытаемся истолковывать сновидения, гадаем по звездам, внемлем предупреждениям и обещаниям прорицателей и финансовых консультантов. Мы советуемся с родителями, врачами и учителями. Современные правительства нанимают экономистов, статистиков и других ученых (причем платят им порой немалые деньги). Всей этой деятельностью мы занимаемся потому, что, пусть будущее не оставляет никаких документов, у нас имеются отдельные подсказки о грядущих событиях. Иногда появляется возможность давать прогнозы с некоторой уверенностью – как говорил Лейбниц, с «моральной [то есть близкой к реальности] обоснованностью». Завтра взойдет солнце; я однажды умру; правительство будет требовать, чтобы я платил налоги. Обо всем этом нельзя рассуждать с «непогрешимой» убежденностью, но такие предположения во многом обоснованны и достаточно близки к истине. Зато нам не дано предсказывать будущее в подробностях, не считая редких случаев вроде солнечных затмений. В отличие от прошлого, изобилующего подробностями, будущее предстает туманным простором смутных фигур, что движутся словно в сумерках.
Как ни удивительно, наши единственные подсказки насчет будущего опираются на прошлое. Вот почему жизнь нередко сравнивают с ездой на гоночном автомобиле, когда постоянно смотришь в зеркало заднего вида. Понятно, почему время от времени происходят аварии. Подобно прорицателям из дантовского «Ада», которым в наказание вывернули головы назад, мы входим в будущее, непрерывно оглядываясь на прошлое. Ирония в том, что историки, которые тратят свое время на изучение прошлого, уделяют столь мало внимания размышлениям о будущем. Одна из целей моей книги – обосновать связь мышления о прошлом (оно же «история») и мышления о будущем, дабы впредь использовать прошлое более умело для освещения возможного будущего.
Сегодня вдумчивое размышление о будущем кажется особенно важным, ведь нам выпало жить в эпоху, которая, похоже, станет определяющей для истории нашей планеты. В прошлом столетии люди вдруг сделались настолько могущественными, что фактически покусились на будущее Земли и жизни на ней. Наши свершения в ближайшие пятьдесят лет предопределят будущее биосферы на тысячи, если не на миллионы лет вперед. Причем наши действия будут зависеть как от размышлений о возможном будущем, так и от того будущего, которое мы пытаемся создавать. Более глубокое понимание того, что такое, собственно, будущее, как мы можем к нему подготовиться и какое будущее наиболее вероятно, – вот крайне важные формы представлений, не только для специалистов, но и для всякого сознательного жителя современного мира.
При этом, несмотря на всю необычность будущего, все то количество мыслей, которые обращены к возможному будущему, и всю фундаментальную значимость осознанных размышлений о будущем, мы редко обучаем общим навыкам мышления о будущем в наших школах и университетах. Мы учим специализированным навыкам мышления о будущем, таким как компьютерное моделирование, но большинство из нас действует в итоге почти наугад. Мы полагаемся на свои инстинкты и интуицию, вступая в пределы загадочного мира, который распахивается перед нами, занимает наши мысли и во многом направляет наши действия. Я писал эту книгу отчасти потому, что понимал, сколь мало известно людям о так называемом будущем и о тех умениях, что необходимы для тщательного осмысления возможного будущего. Тем не менее у меня не получилось составить некое доступное общее введение в тему будущего и мышления о будущем3. Подозреваю, что я не одинок в желании узнать больше о странном мире за скрипучей дверью. Поэтому я попытался написать книгу, которую сам жаждал прочитать: это что-то вроде руководства пользователя о будущем. Не являясь специалистом в области мышления о будущем, я попытался разобраться в том, что мы подразумеваем под «будущим», лучше понять, как правильно думать о будущем, и представить, как можно использовать это лучшее понимание для воплощения будущего – для себя самого, для нашей планеты и для вселенной в целом.
Эта книга исследует наши представления о возможном будущем через призму «большой истории» – складывающейся сегодня междисциплинарной области, которая в моем собственном преподавании и в моих собственных статьях господствует вот уже третье десятилетие4. Большая история рассматривает прошлое во всех возможных видах и с различных научных точек зрения; она считает, что своего рода триангуляция способна привести к более богатому и глубокому пониманию истории. Дэвид Юм говорил, что ему доставляет удовольствие изучать задачу «довольно скрупулезно»5. Надеюсь, что этот подход поможет нам лучше узнать будущее через перспективу большой истории. Вообразите, что вы берете в руки кристалл, в котором заключено будущее. В следующих главах мы будем многократно переворачивать этот кристалл, разглядывать будущее сквозь разные грани, при разном освещении и глазами специалистов самого разного толка. Всякий раз при повороте кристалла его форма, цвет и содержание немного меняются, так что мы можем узнать что-то новое.
Изучение задачи с разных точек зрения может принести немалую пользу. Увлекательная теорема теории сетей, известная как теорема о малом мире [5], служит здесь объяснением. Она показывает, что в сети, где большинство точек соседствует одна с другой, всего несколько дальних связок способно преобразовать сеть целиком, увеличивая скорость обмена идеями, информацией и товарами. Большая часть человеческой истории складывалась под воздействием сетей размером с деревню, где проживали соседи со схожими взглядами. Но если хотя бы один житель такой деревни регулярно ездит в ближайший город, он в состоянии революционизировать локальную сеть, связать ее с большими потоками информации и совершенно разными точками зрения. Вот почему малочисленные «связующие» – бродяги, торговые караваны, коробейники, странствующие пророки и солдаты – играли столь важную роль в истории человечества. Древние Шелковые пути изменили историю Евразии, создав сети обмена – не только товарами, но также информацией и культурой – от Кореи до Средиземноморья6. Перемещение в среде научных дисциплин может быть не менее обогащающим. Те, кто пересекает разграничительные линии между дисциплинами, создают основные парадигмы современной науки, будь то космология Большого взрыва, сочетание физики огромного и малого, или современная генетика, сочетание химии, биологии и физики. Подобно Шелковому пути, перспектива большой истории может сплести воедино нити из многих областей знаний, привести к новым прозрениям и новым способам мышление. Установление новых связей в такой сложной и раздробленной области знаний, как мышление о будущем, может быть особенно важным. Как пишет Уэнделл Белл, один из пионеров современных «исследований будущего», «в мире специалистов и специализированных знаний важную – но пока незаметную для общества – роль играет человек, который видит картину в целом, который понимает взаимосвязи разного, который прозревает целое, а не только отдельные части»7.
Конечно, пересекать границы дисциплины не менее рискованно, чем было в старину путешествовать по Шелковому пути. Приходится идти на компромисс между локальным знанием и общей картиной. Надеюсь, что понимание благодаря различным точкам зрения уравновесит случайные потери – в четкости, в нюансах или в строгости описаний. Квантовый физик Эрвин Шредингер хорошо охарактеризовал эту дилемму в предисловии к книге «Что такое жизнь?», междисциплинарной работе, вдохновившей Фрэнсиса Крика и Джеймса Уотсона на прорыв в области исследований ДНК. Признавая, что он не биолог, но пребывая в убеждении, что физика способна многое предложить биологии, Шредингер писал: «Я вижу лишь один способ справиться с этой дилеммой (иначе наша истинная цель будет утрачена навеки): кто-либо должен взять на себя синтез фактов и теорий, даже полученных из вторых рук и неполных, рискуя выставить себя глупцом» [6].
Моя книга изучает будущее в том же духе. Она нацелена на то, чтобы сделать наше понимание будущего «довольно скрупулезным», однако, сколь это ни парадоксально, предлагает широкий охват и рассматривает будущее с разных сторон. Она показывает, как мы пытаемся понять будущее, как люди и другие живые организмы норовят управлять своим будущим, как мы, люди, стремимся подготовиться к наиболее вероятному будущему и наконец как мы, люди, воображаем будущее нашего собственного вида, нашей планеты и даже вселенной.
Почему историк пишет о будущем? Разумеется, большинство историков придерживается прошлого – совершенно справедливо, по мнению Р. Дж. Коллингвуда. «Задача историка, – заявлял он, – состоит в том, чтобы познать прошлое, а не в том, чтобы вызнавать будущее; всякий раз, когда историки говорят, что могут предсказывать будущее до того, как оно наступит, мы вправе с уверенностью утверждать, что что-то на самом деле не так с основополагающим пониманием истории». Большинство историков согласится с этим мнением, но довод Коллингвуда все-таки странен: ведь изучение прошлого – это ключ к большинству форм мышления о будущем. Именно поэтому с маститым историком соглашаются отнюдь не все. Так, историк Э. Г. Карр признает, что его коллеги не в силах предсказывать конкретные события, но настаивает на том, что они могут выявлять крупные исторические закономерности и тенденции, сулящие «некие общие ориентиры будущих действий, одновременно… насущные и полезные»8. Конфуций одобрил бы эти слова, ибо сам он наставлял: «Когда я говорю вам о чем-нибудь, что совершилось в прошлом, вы [уже] знаете, что последует в будущем» [7]. Что ж, я рассчитываю убедить хотя бы отдельных читателей в том, что историки действительно могут предложить многое для размышлений о будущем.
Именно большая история когда-то побудила меня более серьезно задуматься о будущем. В начале 1990-х годов мы с коллегами из Университета Маккуори затеяли радикальный эксперимент по преподаванию курса истории, охватывающего все прошлое мироздания, с того ослепительного мгновения 13,8 миллиарда лет назад, когда наша вселенная родилась в результате Большого взрыва. Преподавание такого курса было смехотворно амбициозным, поскольку вырывалось за границы множества традиционных дисциплин. Так что нам и в голову не приходило обсуждать будущее! Наша последняя лекция была о сегодняшнем мире. После одной из лекций ко мне подошла студентка из числа лучших на курсе и сказала, что ценит широкий размах большой истории, но – я ждал этого слова – «на настоящем нельзя останавливаться. Если вы заглянули в прошлое на четырнадцать миллиардов лет, как можно обойти вниманием следующие сто лет или около того? Как можно оставлять слушателей на краю обрыва? Вы должны говорить и о будущем тоже». Мне почудилось, будто меня огрели по голове чем-то тяжелым. Конечно, она была права! Будущее – это остаток времени, поэтому историку надлежит потратить некоторое время на размышления о нем!
В следующем году вместе с коллегой Дэвидом Бриско, который читал замечательные лекции по биологии, мы включили в наш курс заключительную лекцию о будущем. Мы, конечно, совершенно не понимали, что делаем. О каком будущем говорить? О ближайших десяти годах? Или о следующем миллионе лет? Все пребывали в растерянности, но Дэвид внес блестящее предложение, которое, по крайней мере, сделало лекцию забавной. Он сказал – а давайте не будем слишком уж тщательно готовиться. В конце концов, мы действительно не знаем, что произойдет завтра! В общем, подбросим монетку перед студентами, чтобы решить, кто оптимист, а кто пессимист. Будем по очереди описывать хорошее будущее и плохое будущее. Так мы и поступили. Еще мы договорились, что у нас будет один микрофон на двоих, чтобы пришлось драться за него, если один лектор сочтет, что другой несет чепуху.
Мы читали эти лекции на протяжении нескольких лет. При всех несомненных недостатках они и вправду были забавными – и подтвердили слова той студентки: пытаясь осмыслять цельное прошлое, ты просто не вправе отказываться от размышлений о будущем. Да, прошлое и будущее мы переживаем по-разному, но все же они, как сиамские близнецы, неразлучны. Размышления о будущем открыли для меня богатый, разнообразный, порой причудливый корпус работ теологов, философов, иных ученых, статистиков, писателей-фантастов и исследователей будущего.
В конце концов, когда собрался писать единую историю прошлого, я последовал совету своей студентки. Последняя глава моего текста была посвящена будущему9. Настоящая книга расширяет и дополняет эту главу. Впрочем, она идет намного дальше, ибо я узнал немало о будущем и понял, насколько наши мысли на самом деле связаны с возможным будущим.
Далее я буду употреблять фразу «мышление о будущем», подразумевая все типы такого мышления, даже подсознательные. Имеется, конечно, множество других обозначений – от «предвидения» Герберта Уэллса до таких терминов, как «исследования будущего», «прогностика» (о ней любили рассуждать в Советском Союзе), «планирование», «предсказание» (зачастую в критическом значении для оценки прогнозов, чрезмерно самоуверенных или слишком точных) и «прогнозирование»; также вспомним французское по происхождению слово «перспективы». Я намерен использовать фразу «управление будущим» для характеристики попыток, равно сознательных и бессознательных, контролировать или направлять будущее в предпочтительном направлении.
Эта книга делится на четыре основные части – по числу важнейших вопросов о будущем.
Первая часть спрашивает: «Каково будущее?» В ней описываются воззрения на будущее философов, других ученых и богословов, а также перечисляются практические проблемы, с которыми сталкиваются все живые организмы в своих попытках справиться с возможным будущим. Часть вторая задается вопросом: «Как живые организмы справляются с будущим?» В ней описываются сложные биохимические и неврологические механизмы, применяемые живыми организмами для управления неопределенностью будущего. Это основа всякого размышления о будущем. За исключением самых «мозговитых» крупных организмов, эти механизмы обыкновенно действуют вне осознания. Большинство мыслей о будущем протекает, так сказать, подспудно. Часть третья посвящена сознательному мышлению о будущем нашего собственного вида и спрашивает: «Как люди пытаются заглянуть вперед, понять будущее и подготовиться к нему?» В отличие от мышления других видов, человеческое мышление радикально изменилось с зари появления нашего вида, а потому в этой части описывается человеческое мышление о будущем в трех разных исторических эпохах – в «исходный» период, приблизительно десять тысяч лет назад, в аграрную эпоху, приблизительно до двухсот лет назад, и в современную эпоху. Часть четвертая спрашивает: «Какое будущее мы можем (правдоподобно) вообразить для человечества, планеты Земля и вселенной в целом?» Как воображать, что может произойти через сто лет или через миллион лет? Способны ли мы достоверно вообразить конец времен?