Они вошли в полутёмную прихожую. Льюис рассмотрел большой шкаф, зеркальную полочку, где множились отражения и, кажется, миры; высокие потолки, но узковатый коридор, который вёл куда-то дальше, словно очередной запутанный путь в лабиринте…
На него пахнуло сыростью, запахом пыли, который обычно господствует в библиотеках, возле старых книжек, лёгкий аромат апельсинов и ещё чего-то свежего, словно освежителем воздуха.
– Вперёд, – Ника стояла за его спиной и слегка подтолкнула слабенькими ладошками. – Иди по коридору.
Они прошли, почти захлёбываясь серой мутью, явно видимой полутьмой, словно они очутились в центре грозового облака. – Третья дверь с правой стороны. Это теперь будет твой кабинет. И твоё жильё.
Они вошли. Неожиданно большая комната напомнила шуточки с четвёртым измерением.
Примерно посредине комнаты находился длинный, массивный письменный стол тёмного, лакированного дерева, к которому было уютно придвинуто обширное кожаное чёрное кресло. На столе вольготно расположился громадный китайский фонарь, где на четыре тростниковые основы была намотана тонкая рисовая бумага с изображением аиста, безнадёжно застрявшего на болоте в весеннем саду. Рисунки были скупо нанесены тушью, едва уловимые росчерки, почти иллюзия узора. Лампа внутри была самой настоящей, электрической, достаточно мощной, чтобы нуждаться в приглушающем китайском абажуре.
Также рядом стояла чёрная, будто выжженная аромолампа в виде мёртвой высушенной головы, которые так сильно любили покупать у туземцев-каннибалов путешественники прошлого. На туземной «голове» имелся чёрный цветок, в лепестки которого следовало наливать жидкость и добавлять несколько капель аромомасла. Дырка для плоской свечи находилась как раз в разинутом рту.
Пресс-папье в виде небольшой, но тяжёлой фигурки чернокожей грудастой женщины и довольно увесистый горшок с кактусом, на котором умильно росли голубенькие цветочки, его уже не сильно удивили.
Ника напряжённо ожидала его реакции, а увидев улыбку, заулыбалась в ответ и суетливо забегала по комнате.
– Вот это камин, для осени и зимы я так полагаю. Времена года тут никто не отменял. Шторы – синие, бархатные, тяжёлые, и лёгкие белые, газовые. Окна, которые даже открываются, ты представляешь? Книжный шкаф.
Выдохнувшись, она уселась на широкий подоконник, отодвинув пресловутые шторы. Окна демонстрировали крутой склон, настолько крутой, что подняться по нему рискнул бы разве что опытный скалолаз. Но даже на этом почти перпендикулярном участке ухитрялись расти, как-то прицепившись, какие-то искривлённые кустики, трава и даже цветы.
– Всё хорошо? – Ника, склонив голову, с любопытством наблюдала за ним. Эта хрупкая девушка в нелепом одеянии напоминала ему любопытного серенького воробышка. – Ты там с ума ещё не сошёл?
– Меня поражает твоя заботливость, – ухмыльнулся юноша. – Ты со всеми такая, или мне удалось увидеть в тебе лучшую сторону?
– Я обычно жуткой мизантроп, раньше только с Аллой дружила – это тоже резервная копия, – пояснила девушка. – А сейчас, я так чувствую, буду дружить с тобой, ибо других кандидатов в этом мире нет. Я ни с кем пока, кроме тебя, не знакома. К тому же, мы теперь будем проводить на работе очень много времени. Так что, возможно, даже переспим. Если дел никаких не будет, и нам станет скучно. Начальство всё-таки далеко и слишком сильно ущемлять нас не будет.
– Сомневаюсь, – хмыкнул Льюис. – Я вообще-то однолюб, так что извини, – он развёл руками, дожидаясь её реакции. – А та, которую я люблю, меня предала. – Так что я хочу пока сделать перерыв в отношениях с женщинами.
Что-то ему подсказывало, что уж плакать она точно не будет после изящно сформулированного отказа.
– Ну и ладно, значит, не переспим, зато будем дружить, – улыбнулась она ему без всякой неприязни. – Я ведь вообще-то девушка фригидная, так что не придётся изображать распутницу.
Ещё раз глянув на него, блондинка сочувственно покачала головой:
– Тебе же всего восемнадцать! Подумать только, такой юный, а уже пережил личную драму!
– У всех свои недостатки, – хмыкнул он, вспоминая фильм «В джазе только девушки».
– Но теперь ты вряд ли когда-нибудь увидишь свою любимую, – девушка глянула на него ещё более сочувственно. На дне её больших зелёных глаз засеребрились слёзы. – Понимаешь… Обычно после перемещения мы редко попадаем в Реальный мир. Иногда по делу. Редко погулять. Ника сейчас вообще никогда туда не ходит, подозреваю, что она снова вздумала забеременеть! Мало ей Михаила Эдгаровича, который пошёл сразу в двух своих отцов… Эксперементаторша, блин! А муж у неё мало того, что вампир, так ещё и книжный персонаж.
Льюис ощутил, как у него медленно начала кружиться голова, как откручиваемая лампочка.
– У нас вообще сейчас с офисом беда, – откровенничала она дальше, явно соскучившись без собеседников. – Я имею в виду главный офис. Раньше он находился в этом мире. То есть, это был другой мир, я рассказывала, он умер. Конец Света – и привет Вася! Да и то, Дом, где находилась наша фирма, постоянно скакал по Реальному миру, то есть, одной ногой стоял в этом мире, а другой – в Реальном… Если только представить, что у Дома могут быть ноги. А теперь он снова тянется к реальному миру, а в новом мире, куда его переместили, не прижился. И вообще, большая часть Дома погибла в Конце Света. Леопольд еле восстановил то, что осталось. Потом Дом опять разросся, но в нём чёрте что происходит. Например, идёшь по коридору – и попадаешь в другой мир. Либо в прошлое. Или ещё что похуже. Так что теперь у всех отпуск, пока у Дома крыша на место встанет… Тихо шифером шурша. Одна я тружусь. Но мне полезно для того, чтобы поскорее стать живой. Как говорится, труд сделал из обезьяны человека, и из копии, коей я являюсь, тоже сделает. Хотя, я подозреваю, что просто меня элементарно подставили, чтобы остальные могли отдыхать, аргументируя свой длительный отпуск нервным срывом, полученным во время Конца Света… И свадьбы Ники с её вампиром.
– У меня голова кружится от всего этого, – откровенно заявил Льюис Андерс. Опаска, которую он чувствовал по отношению к своей работодательнице раньше, испарилась, и стало гораздо легче общаться. Особенно, когда он уяснил, что работодателем является не она конкретно, а начальство, которое, к его радости, находилось отсюда далеко, вообще в другом мире.
В свои восемнадцать он успел год поработать на фирме своего крёстного, друга отца. Там ему было достаточно неплохо, даже более чем, но идиллия закончилась, когда папочка застукал его в постели с красавицей-секретаршей, который было ни много ни мало – тридцать семь лет. Точнее, не в постели, а на мягком диванчике в кабинете.
И тогда случился грандиозный скандал, апофеозом которого было отлучение бывшего друга от семьи, категорический запрет с ним видеться, подкреплённый заявлением отца, что тот подаст на мужчину в суд за то, что он «подложил» под «маленького мальчика» развратную секретаршу с целью манипулирования.
– Я ужасная болтушка, – девушка улыбнулась, поправила выбившийся из причёски локон светлых волос. Тяжёлый медный браслет звякнул, словно монеты при расчёте. – Ладно, давай я покажу тебе твою комнату – и ты сможешь отдохнуть. Ведь с завтрашнего утра мы начинаем плодотворно работать, – в глазах девушки зажёгся энтузиазм. – Знаешь, Ника мне всегда говорила, что я какая-то меланхоличная, оттого, что не совсем живая. Поэтому, работа мне очень даже полезна.
– Хорошая работа всегда заставляет чувствовать себя живым, – с некоторой грустью отозвался Льюис. Он вспомнил свои отношения со взрослой женщиной и осознал, что быть извращенцем – позорно и плохо, не важно, насколько громко кричат все о толерантности. И ещё неприятнее ощущать отвращение отца и видеть немой вопрос: «Как я могла родить такого выродка?» в глазах матери.
Конечно, они уже заранее, в духе добрых старых времён, подобрали ему невесту, дочь их давнего друга семейства, который был немного, но всё же богаче их… И его бизнес всё шёл и шёл в гору. А дочке было восемнадцать – и она действительно была готова подарить ему свою невинность даже до свадьбы.
Не то, чтобы он не верил в её девственность… В мире, как он узнал, действительно случаются настоящие чудеса… Но он её не хотел.
Даже несмотря на то, что девушка уже с девяти лет снималась в роли модели в разнообразных рекламных роликах, и действительно была очень хорошенькой, как дорогая фарфоровая кукла без малейшего изъяна. Она не смогла вызвать в нём никаких чувств, кроме холодного равнодушия.
А немолодая Сьюзи подарила ему много тепла, заботы, нежности. И она тоже была очень красивой, иначе её не держали бы секретаршей в фирме с таким крупным денежным оборотом.
Только её красота не была столь неживой, поддельной, ледяной.
Пожалуй, даже хорошо, что он очутился в другом мире. Ведь он на самом деле был близок к тому, чтобы уйти из дома и даже из жизни. К тому же, как он потом узнал – детектив по заказу отца собрал необходимую информацию – его действительно хотели использовать, а Сьюзи… Хорошенький мальчик, который сам хочет, почему бы нет? И таких мальчиков у неё было миллион. Красотку подкладывали под всех «нужных людей». И особенно ей «удавались» девственники.
И действительно, она даже не пытался вернуть его, хотя Александр, бывший друг отца, сделал попытку наладить отношения с его отцом, исключительно из-за совместного бизнеса. А тот отказался только потому, что, по его словам, ему противно прикасаться к сутенёрам, а деловые партнёры часто вынуждены совершать рукопожатия.
Итак, мало того, что он – извращенец, так ещё и с неудавшейся личной жизнью.