Раннее утро дышало прохладой. Гарриет плотнее запахнула теплое тяжелое пальто, когда-то принадлежавшее ее матушке. Из-за него ей приходилось проявлять осторожность, пробираясь по тропе среди скал. Скоро взойдет солнце, но пока лишь мягкий серый свет отражался на поверхности моря.
Когда девушка спустилась вниз и пошла вдоль берега к расщелине в скалах, она вдруг заметила глубокие следы сапог на мокром песке. Если бы только у нее была уверенность, что незнакомец не собирается идти к ее любимой пещере, она бы почувствовала облегчение.
Это так просто: пойти по следам и убедиться, что никто больше не подходил к пещере, где лежит тот драгоценнейший для нее древний зуб.
Но через несколько минут Гарриет с ужасом обнаружила, что следы сапог исчезли у входа в пещеру. Это может быть просто совпадением. Ей стало дурно.
Или кто-то хочет грязными руками дотронуться до ее сокровища? Проклятие! Какую же глупость она совершила, что позволила Гидеону заставить себя держаться подальше от пещеры, пока воры не пойманы. Вот к чему это приводит, если иметь дело с человеком вроде Гидеона.
Еще плотнее завернувшись в пальто и жалея, что не прихватила с собой лампу, Гарриет ловко проскользнула через узкую расщелину в пещеру. Она остановилась: дальше идти без света было невозможно.
Гарриет постояла тихо, давая глазам привыкнуть к темноте. Она слышала, как стучат капли воды, падая в жутком мраке.
Гарриет напряженно вглядывалась в узкий каменный коридор, ведущий в глубь пещеры. Никаких признаков света. Незнакомец уже прошел по извилистому туннелю, и сейчас он где-то рядом с ее сокровищем и награбленным добром…
– Проклятие! – в сердцах воскликнула Гарриет. Но ничего не поделаешь. Она подождет его здесь и потом найдет сильные слова, чтобы объяснить ему раз и навсегда, что у нее одной личное разрешение Гидеона на работу в этой пещере.
Она нетерпеливо ждала, сложив руки на груди, когда вдруг чья-то тяжелая рука опустилась на ее плечи, крепко схватила и развернула.
– Бог мой! Какого черта! – вскрикнула Гарриет, испугавшись, а потом вдруг увидела Гидеона, протиснувшегося за ней в узкую расщелину в скале. – О, милорд, это всего лишь вы! Слава Богу! Вы меня немного напугали.
– Вы заслуживаете большего, чем небольшого испуга, – буркнул он. – Мне следовало бы уложить вас к себе на колени и… Какого черта вы тут делаете? Я сказал, что вам близко нельзя подходить к пещерам, пока не разберемся с ворами.
Гарриет нахмурилась:
– Да, конечно, милорд. Но вы поймете, почему я здесь, когда я расскажу вам, что случилось. Мне не спалось. Я случайно выглянула в окно и увидела, что еще один собиратель окаменелостей тайно пробирается к пещере.
– Итак, вы явились сюда. – Гидеон смотрел в глубь туннеля. В руках он держал лампу, но пока не зажигал ее.
– Да, именно так, – кивнула Гарриет, – я только не догадалась взять фонарь и жду, когда незнакомец будет возвращаться.
– И что же вы собираетесь, черт побери, делать, когда он появится?
Она вздернула подбородок:
– Я сообщу, что у меня исключительное право работать в ваших пещерах, и предупрежу, что, если он будет и впредь нарушать границу, вы его арестуете.
Гидеон недовольно тряхнул головой:
– Вы не думаете ни о чем, кроме ваших чертовых окаменелостей! – Он собирался продолжить в том же духе, но замер, услышав слабый свист из туннеля.
– Слышите, он сейчас там, – быстро сказала Гарриет. Она повернулась и заметила в конце каменного коридора тусклый свет лампы. – Прекрасно, что вы подоспели, милорд. Вы поддержите меня, когда я стану говорить, что он не имеет права появляться здесь.
Свист стал громче, а свет лампы ярче. Вскоре из темноты вынырнул худой человечек в тяжелом пальто, низко надвинутой шляпе, изношенных ботинках. Именно его Гарриет видела на берегу. Лампа осветила узкое худое лицо с маленькими глазками-бусинками. Он сразу остановился, заметив Гидеона и Гарриет.
– Доброе утро, милорд. Вижу, вы пришли без опоздания. Думаю, немногие люди вашего положения способны подняться с постели до полудня. Да еще привести друга… – Человечек с удивлением отвесил глубокий поклон Гарриет: – Доброе утро, мадам.
Гарриет нахмурилась:
– А кто вы, собственно, такой и что собираетесь делать в моей пещере, сэр?
– В вашей пещере? – удивленно переспросил человечек и скривился в насмешливой улыбке. – Что-то раньше я об этом не слышал.
– Во всех отношениях эти пещеры принадлежат мне, – твердо заявила Гарриет. – Его сиятельство вам все объяснит.
Гидеон искоса посмотрел на Гарриет:
– Полагаю, во избежание дальнейших недоразумений мне лучше представить вас. Итак, мисс Померой, перед вами мистер Добс с Боу-стрит.
Гарриет воззрилась на маленького человечка:
– С Боу-стрит? Значит, вы и есть тот самый сыщик?
– Да, имею честь быть им, мадам. – Добс отвесил ей еще один вежливый поклон.
– Прекрасно! – Гарриет перевела глаза на Гидеона. – Следовательно, ваши планы вскоре осуществятся?
– Если повезет, мы поймаем воров в следующий раз, когда они появятся в пещерах с награбленным добром. – Гидеон кивнул маленькому человечку. – Добс будет вести непрерывное ночное наблюдение в течение нескольких недель.
– Очень рада слышать это. – Гарриет выразительно посмотрела на Добса: – По моим наблюдениям, по крайней мере два человека активно участвуют в этом деле, иногда их сопровождает третий. А сможете ли вы управиться с тремя злодеями, мистер Добс?
– Если в том будет необходимость, – кивнул он. – Тем более не забывайте, у меня есть помощник – милорд. Мы условились насчет сигнала. Когда я замечу злодеев на берегу, я дам знак лампой с вершины скалы.
– Мы с дворецким установим наблюдение: каждую ночь с начала отлива и до тех пор, пока воры не будут пойманы, – объяснил Гидеон. – Когда мы увидим свет лампы мистера Добса, мы спустимся вниз на берег, и можете быть уверены, все пойдет по плану.
Гарриет одобрительно кивнула:
– Похоже, все замечательно подготовлено и продумано, будто я сама это спланировала.
– Спасибо, – холодно ответил Гидеон.
– Однако, – продолжала Гарриет, – у меня, если позволите, имеется одно маленькое предложение.
– Нет, – заявил Гидеон. – Сомневаюсь, что в нем есть необходимость. – Он бросил взгляд на Добса: – Вы нашли тайник с припрятанным добром?
– Именно это я и сделал, сэр. По вашему плану я легко отыскал пещеру. Коллекция награбленного впечатляет. – Его глаза сверкали. – Я многое опознал. О некоторых предметах давно заявлено как о пропавших, и мы их долго искали. Впрочем, нет ничего удивительного, что в городе не могли их найти. Они специально увезли драгоценности подальше, чтобы все о них забыли. Очень умно. Очень умно, замечу вам.
– Поскольку мистер Добс получит вознаграждение за возврат вещей законным владельцам, – тихо сказал Гидеон, – можете не сомневаться, Гарриет, в его энтузиазме – наблюдение будет вестись очень тщательно.
– Да, разумеется. – Гарриет улыбнулась Добсу: – Вы знаете, мне раньше не доводилось встречаться с сыщиками с Боу-стрит, и у меня накопилось много вопросов по вашей работе, мистер Добс.
Добс засиял, пытаясь сохранить при этом на лице скромность и важность одновременно.
– В чем же дело, мэм, я весь внимание?
Гидеон поднял руку в перчатке:
– Только не сейчас, Добс, вы должны поскорее уйти, чтобы никто не заметил вас здесь.
– Ваша правда, сэр. Я оставляю вас. Всего доброго, мэм. – Добс еще раз поклонился Гарриет и легкой походкой вышел из пещеры.
Гарриет смотрела ему вслед.
– Ну что ж, теперь я могу вздохнуть с облегчением. Рада, что дело продвигается вперед так быстро. Прекрасная работа, милорд, и все же прошу выслушать меня.
– Я редко кого слушаю, мисс Померой. Я предпочитаю все решать и делать сам.
– Понятно. – Гарриет нахмурилась, но есть ли смысл спорить с ним? Он действует вполне разумно, и она должна быть довольна. – Полагаю, мне тоже лучше уйти, пока меня не хватились.
Гидеон загородил ей выход нз пещеры:
– Минутку, мисс Померой. Я собираюсь кое-что прояснить между нами, прежде чем вы вернетесь домой.
– Да, милорд?
– Вы не должны появляться в пещерах до окончания дела. – Гидеон возвышался над ней как скала и цедил сквозь зубы: – Я больше не буду повторять… Вы все поняли?
Гарриет заморгала:
– Да, милорд. Конечно, я все поняла. Но, милорд, я не ребенок и в состоянии вести себя при необходимости осторожно.
– Осторожно? Вы это называете «осторожно»? Явиться ранним утром на берег, чтобы преследовать незнакомца в пещерах? Нет, это не осторожность, вы поступаете как безмозглая дура.
– Я не дура! – вспыхнула Гарриет в ярости. – Я думала, что мистер Добс еще один коллекционер, который крадется в мою пещеру.
– И вы ошиблись, так? Он не собиратель окаменелостей. По воле судьбы, он полицейский. Но с тем же успехом он мог оказаться членом шайки, которого сообщники послали проверить, на месте ли награбленное добро.
– Повторяю, воры никогда не появляются днем. Я была бы вам очень признательна, если бы вы не кричали на меня, милорд. Ведь это я предупредила вас, что творится здесь, смею заметить. Именно я выследила воров, и вы должны считаться со мной как с партнером. Я всего-навсего пытаюсь защитить свои находки.
– К черту все ваши окаменелости! Это единственное, о чем вы можете думать, мисс Померой?
– В первую очередь – да! – огрызнулась Гарриет.
– А как насчет вашей репутации? Вы представляете, что могло случиться с вами, если бы вы принялись охотиться за ворами, полицейскими и всеми мужчинами, которые появляются на берегу? Неужели вы не понимаете, черт вас побери, что будет, если люди узнают, как днем и ночью вы занимаетесь слежкой?
Гарриет рассердилась. Она не привыкла, чтобы кто-то, кроме тети Эффе, читал ей нотации. Она давным-давно научилась не обращать на них внимания. Гидеон – другое дело. И от него не отмахнешься, когда он вот так нависает над тобой и рычит.
– Меня мало волнует, что скажут люди, – заявила Гарриет. – Меня не слишком волнует собственная репутация. Мне не о чем беспокоиться, поскольку я не собираюсь выходить замуж.
Глаза Гидеона сверкнули во мраке.
– Вы маленькая дурочка. Вы думаете, что рискуете только тем, что вам предложат выйти замуж?
– Верно.
– Так вы ошибаетесь. – Гидеон поднял ее подбородок так, что она вынуждена была смотреть ему в глаза. – Вы даже вообразить не можете, какому риску вы подвергаете себя. Вы еще не знаете, что такое потерять репутацию и честь. Если бы вы понимали, то не делали бы таких вздорных заявлений.
Гарриет услышала в его голосе страшную боль, и гнев ее улетучился. Она вдруг поняла, что он говорит, исходя из собственного горького опыта.