Утром следующего дня Сергей с первыми лучами солнца был уже за селом. Он радостно щурил глаза, посматривая на жёлто-оранжевые лучи, секущие высоко плывущие тучки, окрасив их при этом в золотистый цвет. Шагалось легко, хотя сумка была полна. Всё тяжёлое он оставил в доме у Томки, она обещала наведаться на следующей неделе и привезти. В сумке самое необходимое, без чего не обойтись сейчас. Это еда и бутылка водки для деда Матвея. Шагалось легко, и ощущения лёгкости и радости придавали уверенности в себе, в своих силах, а особенно в исполнении главного замысла – окончательно и бесповоротно осесть на родине предков, на земле, где зарыта и его пуповина. Вот и дом скоро будет, будут жена и дети, добрые соседи! Всё будет, как прежде!
Когда до дома оставалось километров пять-шесть, Сергея нагнала машина, гружёная металлочерепицей и деревянным брусом. В кабине рядом с молодым водителем сидел незнакомый мужик пенсионного возраста.
– Садись! – почти приказал мужик Сергею, подвинувшись вплотную к водителю. – Куда путь держим?
– Вестимо, в Духовщину, – ответил Сергей, пристраивая на коленях сумку, ставшую незаметно тяжёлой.
– К кому там? – пытал мужик. А узнав фамилию отца, пожал плечами и хмыкнул: – Десять лет там бываю каждое лето, а такого не знаю.
– Десять лет отца нет в живых, в избе сначала жила сестра, а потом и она уехала. Теперь вот я думаю бросить там кости, авось приживутся.
– Чего им не прижиться – вижу: не старик и не хилый здоровьем. Приживёшься. Мы с женой тоже решили переехать, а квартиру отдать дочери с детями. В двушке пять человек, вернее, три взрослых и два чертёнка, такой жизни, скажу тебе, и врагу не пожелаешь.
– Участок купили? – спросил Сергей.
– Купил на аукционе.
– На каком аукционе?
– В феврале был в райисполкоме. Все брошенные усадьбы в деревнях района учтены и выставлены на продажу через аукцион.
– А если родительский дом занял? – до Сергея стало доходить, что начал он не с того конца. «Может, хозяйство отца купил уже кто-то другой, и я на него не имею никаких прав? Вот будет хохма, когда я поставлю дом, а кто-то приедет туда со своей крышей!»
– Ты не поможешь нам разгрузиться? – спросил мужик у Сергея, когда они въехали в село.
– Помогу, – согласился Сергей и поинтересовался, когда они ещё приедут в Духовщину, чтобы с ними доехать до района и там узнать судьбу своего «семейного гнезда».
– Во вторник приедем, привезём двери и окна, – ответил мужик. – С утречка приходи. Часам к девяти.
В воскресенье, не дождавшись попутки, Сергей прибежал в Магочан, и сразу к Томке. Та была удивлена.
– Что стряслось? – спросила она, едва поздоровавшись. А узнав, покачала головой, дескать, да, влип ты, парень, со своей торопливостью. – Завтра побежим в исполком вместе! – как всегда, безальтернативно заявила она. – Паспорт есть? А свидетельство о рождении? Плохо. Надо бы и его прихватить. А в паспорте прописка Духовщинская есть? Нет? Плохо. Завтра придётся попотеть, но деваться некуда! Интересно, где у них хранится архив сельсовета? Там должны быть записи о рождении и прописке. Где ещё может остаться след о твоём праве наследовать всё, что принадлежало родителям?
Сергей пожал плечами, развёл руки.
– Наверное, нигде. Может, у сестры.
– Может, продала усадьбу, и кто-то другой уже хозяин? Вот так вводная номер пять! Ладно, завтра будем разбираться, думаю, вводных с нашей администрацией и её желанием всё усложнять прибавится ещё десяток. Возможно, придётся выкупать его! – Томка посмотрела на Сергея, и взгляд этот читался просто: «Может, оставишь эту красивую сказочку жить на лоне природы и в согласии с ней? Может, пока снять в районе угол у старушки, да жить, как все? Пожить годик, проверить себя, вдруг ностальгия сама по себе улетучится?»
В землеустроительном отделе райисполкома долго ворошили бумаги, доставали пыльные пухлые папки, листали их, наморщив лбы, не находили нужное, приносили новые папки.
– Этот участок у нас никак не заявлен, – сказала пожилая сотрудница. – Не понятно, почему он не значится пустующим? И не могу найти, кто его хозяин. Хуже того, не нахожу, кто был его хозяином.
– Может, проще мне его выкупить, чем искать хозяев? – высказал свою точку зрения Сергей.
– Это неприемлемо! – отвергла сотрудница. – Мы вам продадим, а потом объявится настоящий хозяин. Пойдут суды, тяжба многолетняя, нет, не годится это.
– Как быть мне? Я заказал сруб, его привезут через неделю. Я родился в этом доме!
– Кто ещё имеет право наследовать оставленное родителями имущество? – спросила сотрудница, в упор глядя на Сергея.
– Сестра.
– Где она живёт?
– Не знаю. Жила в Красноярске.
– Надо её найти и узнать, записана ли на неё недвижимость родителей, какие есть у неё документы.
– А если сделать так, – подключилась к решению, как оказалось, непростого вопроса Томка. – Вот этот человек, – кивнула в сторону Сергея, – родившийся по тому адресу, напишет заявление, что оплатит возможному претенденту на этот же участок стоимость его? А до этого оформить его на имя известного уже нам наследника, который не смог воспользоваться своими правами? Это будет более-менее законно. Что он проживал по тому адресу, подтверждаю я и дед Матвей, тоже из этой деревни.
– Так нельзя! – бешено замотала головой администратор. – Нужны документы! Во всяком случае, я не могу самостоятельно принять такое решение и переписать земельный участок с постройками на ваше имя.
– Кто может? – наступал Сергей.
– Не знаю. Если и мой начальник не согласится, тогда в область надо обратиться.
– А председатель райисполкома не может?
– Уверена – откажет!
Начальник землеустроительного отдела, молодой парень со слегка раскосыми глазами, долго изучал нового претендента на заброшенный земельный участок в сорок пять соток, а потом попросил прийти завтра к десяти – он постарается решить этот вопрос.
– Мне стоило большого труда уговорить председателя подписать документы на владение вами заявленным участком. Думаю, вы согласитесь, что за это следует уплатить хотя бы тридцать тысяч, – взгляд тёмно-карих раскосых глаз скорее насмешлив, чем боязлив.
– Спасибо, – поблагодарил Сергей начальника. – Я согласен.
– Документы у юриста. Получите через час.
– Через час я привезу вам деньги.
Недостающие семь тысяч одолжила Томка, тоже перехватив три у соседки.
– Сволочи! – высказалась она по этому поводу. – И ведь ничего не боятся! Вот же время! Вот государство!
На грузовик с окнами и дверями Сергей не успел. Пришлось заночевать.
– Послезавтра отвезу, – пообещала Томка. – Поедем на пленэр. А пока подумай, что тебе понадобится ещё по хозяйству. Купи деду Матвею перловки два кило, чтобы время зря не терять мне на это.
У деда Матвея, когда Сергей принёс ему перловку, сидел мужик лет под пятьдесят. Он был весь в наколках, во рту не хватало несколько зубов.
– С забоя, – ткнул в его сторону дед Матвей рукой с поварёшкой. – Тута недалеча. Сухота мучит. Тута кое-каки травы у меня, можа, поможут. Больно худой, – покачал он головой.
– К врачам надо, – пристально всматриваясь в наколки и в лицо их обладателя, посоветовал Сергей.
Мужик, скривив в ехидной усмешке тонкогубый рот, продолжил:
– Санаторий бы лучше помог, да я отказался – народный план надо гнать.
– Хорошо сказано, – согласился Сергей. – Только и санчасть кое-что может сделать. Элементарные анализы, процедуры, лечение… У нас это было. Многие обращались, им не отказывали.
– Когда это было? При царе Горохе? – цепко смотрели глаза страдальца на Сергея. – Старик сказал, что ты был на зоне, так это?
– Был.
– На какой?
– Под Курском.
– Понятия о помощи братству имеешь?
– Имею. Только надо доказать, что ты брат, и что тебе нужна моя помощь.
– Не много хочешь?
– Сколько надо. Какие ещё вопросы?
– Братва с голодухи дохнет, вот какие. Надо делиться.
– Адресом ошибся, друг. Я не министр экономики и не прокурор, кому можно подать жалобу на неудовлетворительное питание. Кстати, подавали такую жалобу?
– Вижу, шибко умный.
– Не дурак.
Дед Матвей крутил головой из стороны в сторону, стараясь уловить суть разговора мужиков, и скоро понял, что сболтнул лишнее первому прохожему, желая отвести беду от своего дома, от других, кто ещё связан с Духовщиной. А тут, получается, накликал беду человеку.
– Кончаем этот базар. Короче, нужна жратва, нужны бабки!
– Чаем угощу, кашей накормлю, а вот с бабками нестыковочка. Нет их у меня.
– На что же ты собираешься хоромы возводить, дело открывать?
– Хоромы мои – обычная крестьянская изба, и та в долг. До дела далеко, но я подумываю о нём. Деньги буду брать в кредит.
– На хрен тебе всё это? Вся эта головомойка? Кого кормить собираешься? Этих сволочей, что у руля?
– Жену, детей. Другим, кто захочет выйти в люди, буду помогать. А вот тот, кто берёт меня на испуг, гроша ломаного не получит. Пулю может схлопотать, но не более. Тайга, болото рядом – искать даже если будут, не найдут. Поэтому предлагаю жить дружно. Чем смогу – помогу нуждающемуся.
– Пахана обидят твои слова.
– Пускай и это переживёт.
– Он переживёт, а тебе может не повезти. Тайга, болото. Искать будут – не найдут. Кому заявлять – прокурор и тот медведь?
– Постараюсь не ударить лицом в грязь! А пахану передай при случае: освободившихся, которые готовы завязать, пускай обращаются ко мне. Земли брошенной много, рук мало, надо удержаться Матушке-России, не загинуть, вот и будет чем заняться некогда вольным людишкам. Передай, не забудь.
– О России есть кому и без нас позаботиться; нам бы своё не упустить.
– Жалко, что понятия о своём у нас не совпадают. У министра – одно, у работяги – другое, у вора – третье. Но часто совпадают они у министров и у воров. Когда они грабят народ.
– Вижу, зона тебя ничему хорошему не научила! – сверля серенькими глазками Сергея, процедил сквозь зубы зэк.
– В том-то и дело, что научила. Научила думать своими мозгами, а это не каждому удаётся. Проще жить по подсказке, конечно, не без пользы для себя. Но я этого не хочу. Вот так! По-моему, я ясно выразил свою точку зрения? Повторю: нуждающемуся всегда помогу и не потому, что я верен братству воров в законе, а потому, что я следую христианской морали, морали Человека. Здесь у нас дороги расходятся. Замечу, не целиком христианской морали я придерживаюсь. «Не убий» понимаю по-своему: ни за что – не убью человека, а если есть за что – пришью и глазом не моргну. Это тоже я вынес из зоны.
Зэк, по-волчьи, не поворачивая шеи, посмотрел по сторонам, отодвинул кружку с отваром трав, встал.
– Спасибо, дед, за хлеб-соль, только мне бы деньжат, – сказал он перепуганному деду Матвею.
Дед Матвей не знал, куда себя деть, что говорить зэку. За него ответил Сергей:
– Если бы у деда были деньги, это ещё не значит, что он обязан их отдавать первому встречному, – сказал он и показал зэку на дверь.
– Не повезёт тебе, парень, в жизни. Ох, не повезёт! – кинул зэк от порога.
– Серёга, можа, дать ему каку десятку, пропади он пропадом, чтоб не было беды? – дед Матвей заглядывал в глаза парню, и мыслей много, и все нараскорячку. И поджог тут, и колуном по голове, и утюг горячий на вялом животе, – и всё это из-за какой-то десятки! Да и десятка самому не с неба свалилась! Чтобы она была, пришлось всю жизнь мантулить, и жить, считая копейки на ладони. – И откуда он тут взялся, сдох бы по дороге – было бы самым милым делом. Я тоже хорош! Старый хрыч, всё разболтал своим дурным языком!
– Одной десяткой тут не обойтись, да и с какой стати мы должны давать ему эту десятку? – щёки Сергея пылали ярким огнём, немигающие глаза под насупленными бровями, как жало.
– Заявятся всей бандой, попробуй тут устои, – почесал лысину дед Матвей. – Мне-то помирать уже не страшно, а тебе совсем это ни к чему. Вот незадача!
– Бог не выдаст – свинья не съест! – отчётливо произнёс Сергей и, присаживаясь за стол, спросил чаю.
Пил он чай, а мысли витали где-то далеко и высоко.
«Как жить в такой стране порядочному человеку? – спрашивал он кого-то. – Поборы государственных чиновников, вымогательства преступников, незащищённость со всех сторон. Тебя могут обмануть, и ты бессилен доказать свою правоту. Всё сводится к тому, что каждый должен уметь противостоять этим тёмным силам, уметь защищаться. Одному – не под силу. Значит, надо объединяться в группы, общества, отряды. Вооружать их и учить пользоваться оружием. И главное, быть всегда начеку! Пока всё это должен делать я один. Как, каким образом? Пока налицо провалы: дал взятку и не поморщился. Этот зэк – шестёрка, если судить по наколкам, но он может навести кого и покруче? Как быть?»
– Чо с домом? – напомнил о себе дед Матвей. Этим вопросом он и попытался узнать, не серчает ли на него парень, которого подвёл он своим бестолковым языком, и не терпелось узнать, как решился вопрос с усадьбой.
– Нормально, – ответил Сергей. – Тридцать тысяч отвалил рвачу и глазом не моргнул. Пятьсот баксов!
– Просто так? – удивился дед. – За своё же?
– Просто так, – подтвердил Сергей. – А своё ли оно, попробуй тут угадай. Своего у нас теперь, как оказалось, ничего нет. Сегодня – оно твоё, а завтра придут и вытряхнут тебя, как кошку из лукошка.
– Слышь-ка, Серёга, – перебил дед Матвей, – тута у меня есть двуствольно ружьё, возьми себе, авось пригодится.
– Пожалуй, соглашусь с этим, – допивая чай, ответил Сергей. – Как говорят умные люди, двенадцать рассерженных присяжных лучше четырёх служащих погребальной команды, даже если они будут молчаливы, в цилиндрах и белых перчатках.
Дед, конечно, из этой тирады ничего не понял, кроме того, что Сергей согласен взять двустволку.
– Патроны с картечью. Сам кода-то заряжал, кода на солонцы да зеленя бегал, – говорил он, вытаскивая из-под кровати деревянный сундучок. – Во, тута и пули есть, – обрадовался он, увидев патроны с пулями.
– Это ж сколько им лет? – полюбопытствовал Сергей, глядя на позеленевшую латунь гильз.
– В семидесятых, катца, заряжал. С дедом Фёдором ходили на солонцы. Не, ране, в шестидесятых. В семидесятых деда уже не было.
– До рождества Христова или после? – разглядывая картечь, залитую воском, самым серьёзным образом спросил Сергей, и добавил: – Самого-то в клочья не разнесёт?
– Пошто, разнесёт, не разнесёт. Порох хороший был.
– Риск – благородное дело. Погибну – знать, на роду так написано; выживу – всех напугаю громом взрыва.
У ворот Сергея ждал кот. Его издали заметил Сергей и улыбнулся как старому и хорошему приятелю, даже другу. И кот, похоже, был рад встрече, показалось, что и он улыбается.
– Прости за ради Бога, соседушка, что заставил тебя ждать у ворот! – попросил он прощения у сановитого гостя. – Я тут малость подзадержался ещё у одного соседа. Да ты его, поди, знаешь? Матвей Захарович, статский советник? С того краю? Советы даёт до сей поры. Вот ружьецо мне присоветовал держать при себе. Проходи в дом. Рыбкой угощу. А может, сальца пожелаешь? По причине отсутствия присутствия холодильника и ледника, ничего, что может испортиться, не держу. Так что тебе, дорогой соседушка, Василий Васильич, – рыбки? Может, сальца или консервы? Ладно, угощу рыбкой. Сам жарил.
Василий Васильич смело переступил порог временного жилища, постоял, не спуская взгляда с хлопотавшего хозяина, а затем важно уселся в удобном местечке.
– Что нового у тебя, соседушка? – спросил Сергей кота, обнюхивающего угощение. – Что в мире? Может, где война бушует у наших жилищ, а мы – ни в зуб ногой в этой Тмутаракани?
Василий Васильич пищу признал годной, принялся хрустеть косточками жареных карасиков.
– Меня интересует твой, соседушка, взгляд на войну, а ещё больше, на революцию? Начнём с революции. Будет она или не будет? Всё за то, чтобы ей быть. Доказывать, или сошлёмся на ежа, которому и это не в новость? А если ей быть, то почему её нет до сих пор? Ходят слухи, что боятся люди войны, боятся крови, разрухи, голода. Но это же не то, что было когда-то. Тогда помещикам, владельцам фабрик и заводов, власть имущим было что терять, но было и кому за это и воевать – армия, руководство армией было в их руках. Обстановка была такова: класс эксплуататоров, что хмуришься? Так его нарекли тогда, всё своё держал при себе, в своей стране, и он, естественно, не хотел просто так с нажитым за сотни, а то и тысячи лет, расставаться, вот он и устроил Гражданскую войну. Не согласен? Но это так. Класс рабочих и крестьян уже не хотел быть на услужении у прежних своих господ, не хотел голодать, не хотел в окопах заживо гнить, вшей кормить, чтобы господа при этом ещё больше богатели. Вот тут и возникли существенные между ними разногласия, переросшие в эту самую Гражданскую войну. Теперь правильно? Слава Богу, я рад, что наши мысли не расходятся! Сейчас иное время, иные обстоятельства, но всё к этому же ведёт. Теперь олигархи с учётом недостатков, допущенных, уже нами названными эксплуататорами, все свои богатства спровадили за бугор, там их ценности, валюта, там их дворцы, семьи. Одно у нас – их бизнес, их грабёж. Вот тут самое интересное начинается. Вопрос такой, слушай внимательно, соседушка: будет ли олигарх теперешний встревать в войну, в которой его могут и подстрелить, как куропатку? Нет, не будет, это я точно тебе говорю. На свои деньги может нанять иностранных легионеров? Согласен с тобой. Только это будет не больше комариного укуса. Ещё вопрос, Василий Васильич: как заставить олигархов убежать из страны, которую они грабили тридцать лет и три года? Вот тут у нас непорядок. Тут нужен лидер, за которым бы пошли в огонь и воду массы. А такого лидера пока нет. Но он объявится – свято место пусто не бывает. Он заставит изменить Основной закон государства – Конституцию, в которой запишут один единственный пунктик: «Фабрики, заводы, земля, ископаемые отныне возвращаются к своему исинному хозяину – народу!» Вот так, или примерно так будет. Короче, соседушка, всех олигархов по боку! Согласен со мной? Правильно, сложно не согласиться. Вчера ёжик сразу же согласился. Ёжику понятно, а людям приходится вдалбливать, а они своё талдычат: «Раньше колбас столько не было. Раньше машину было не купить. Раньше невозможно было выехать за пределы своей страны!» Ну, было это. Плохо это. Можно было сделать так, чтобы и машины были, и колбаса была, и можно было кататься по всему земному шарику? Однозначно – можно! А теперь, соседушка, моё предложение: не затягивать возврат к новому будущему, по-настоящему светлому! Вот тогда я приму тебя не в бане, а в светлице, накормлю не костистыми карасями, а красной рыбой, напою отборным молочком, а напоследок спать уложу на тёплый и мягкий диван. Будешь спать и видеть сны счастливые: на улице март, ночь, звёзды, и ты со своей подружкой Муркой на моей новой крыше. Нравится? То-то же! Но за это надо побороться!
Кот, облизываясь, смотрел на хозяина, ожидая ещё чего-то.
– Как карасики? Понравились? Годятся с голодухи? Не осуждай – чем богаты. Давай поговорим-порассуждаем о нашем главном. Да, о самом главном. Кто он, что он, куда он, с кем он, за кого он?
Раньше я думал: «Свой он, наш в доску!» Теперь так не думаю. Почему? Сам не знаю, но нутро подсказывает: за «белых» он, а говорит, что за «красных». Был уверен, не может он сразу взять и придавить наших «акул империализма», они сотрут его и проглотят первыми. Знай это, народ бы его в этом поддержал, помог. Теперь вижу, он и не стремится что-то изменить, более того, оправдывает и защищает этих «акул». Прихлопнет одного-другого зарвавшегося мелкого воришку на радость нам, а главные расхитители вне закона. Согласен со мной? Как не согласиться, ёжик и тот сразу согласился. Не с нами, не с народом он, в этом я стопроцентно убеждён! К чему всё это приведёт? А кто его знает! Знаю, что приведёт, а к чему – не знаю. Наверное, к тому, что уже было. Что с ним будет? Не пропадёт. Приголубит кто-нибудь, по подсказке кого он действует. Одному такому там и памятник соорудили, и платят круто, совсем не тридцать сребреников, как заплатили когда-то Иуде за предательство. Конечно, это предательство! Только предательство всей страны, всего народа не сравнить с предательством одного, пускай, сына божьего. Вот и платят хорошо. Но это сейчас не предательством называется, а «новым путём развития международных отношений!» Предал – и мало того, что ты неподсуден, ты же ещё и герой! И таких «героев» теперь по стране не счесть. Неужто я не прав? Я так и думал, что поймёшь меня правильно. Ты тоже так считаешь? Ну, вот нас уже трое таких – я, ты и ёжик. Надеюсь, найдутся и другие, кто с нами заодно. А если все так думают? Если даже и не все, а большинство, то жизнь страны круто изменится от банальной искры, которую в истории принято называть поводом. Погибнут, например, в обрушившейся шахте шахтёры, которые были до того в положении бесправных рабов; уволит владелец завода неугодных рабочих; не спасут родители ребёнка, не собрав на операцию большие для них деньги и копейки для олигарха… И пойдёт гулять вольница!
А уж куда она выльется – одному Богу известно. Но что не повезёт власть и богатства имущим – сомнений нет. Давно нет. Ты согласен со мной, соседушка? Примерно так же думаешь? Так оно и будет. Во всяком случае, так должно быть! Вижу, тебе это наскучило. Оно и понятно – на сытый желудок политика не укладывается, в дрёму тянет. Но я и этому рад – сделал тебе приятное. Приходи завтра, побеседуем на пустой желудок. На пустой желудок и мысли… нет, совсем даже не пустые. Они тогда близки к истине, потому что близки к мыслям большинства. Голодных у нас пока большинство. Что будет, когда все будут сыты? Честно говоря, не задумывался над этим. Наверное, хорошо будет. Не зря же говорят «сыт, пьян и нос в табаке» о тех, кто преуспел. Во всяком случае, сытому лучше, чем голодному. Он тогда голодного не разумеет, то есть туп, слеп, равнодушен, долго живёт… Для чего такая ему жизнь? Наверное, просто для того, чтобы есть и жить. Живёт такой человек, чтобы есть. Много таких, ты спрашиваешь? Отвечаю – большинство! А другие – кто? Другие едят, чтобы жить. Жить по-людски. С пользой для всех – для страны, для народа, для прекрасного… Конечно, есть такие! Правда, их почему-то лохами называют. Наверное, потому что меньше всего о мелочном думают. Что называть мелочным? Вопрос, конечно, интересный, но я попытаюсь ответить. Мелочное – это дорогая машина, дорогая колбаса, рыба… Что мотаешь головой? Не то говорю? Колбаса и рыба – не мелочь? Для кого как, вот в этом и суть проблемы. Согласен с тобой: колбаса и рыба – не мелочь, но и не главное! Что главное? Хорошие мысли, хорошие дела, умение отличать хорошее от плохого, желание помогать всем нуждающимся в помощи, знать, для чего ты на этом свете… Да, мало ли чего в мире главного, всё хорошее – главное! Я вот построю дом, приглашу в этот дом хозяйку, буду воспитывать детишек… Помогу такому же соседу построить дом, потом объявится ещё сосед, другой, третий, четвёртый, пятый, седьмой, улица, деревня. Сообща возведём храм. Школа и больница? Нет, не упустил это. Это в первую очередь. Само собой разумеющееся, как без этого! Глядя на нас, другие займутся этим же. И скоро везде, где бушует чертополох, зацветут сады! Красиво? Не согласиться может только тот, кто в мелочах прозябает. У него много денег, но они – мёртвый капитал. У него шикарный автомобиль, но он не самый лучший! Да и самый лучший – не самое нужное в жизни. Засеем поля хлебами, на луга выгоним стада. Из отборного молока заведём сметану, собьём масло, наварим сыры… Детишки, милые и послушные, живут на природе, любят природу, понимают природу. Разве это плохо? Это прекрасно! Да… Опять же, когда всё хорошо, как человеку узнать плохое? Не познав плохое, не познаешь и хорошее. Круговерть какая-то. Сплошная неразбериха. Хорошо, когда плохо и плохо, когда хорошо? Ладно, Василий Васильич, наверное, и я устал. Надо баиньки. Жду завтра с восходом светила, на завтрак перловая каша с тушенкой, чай, конечно же, с сахаром. Глюкоза, если верить учёным, крайне необходима нормальным людям; ненормальным тоже. Даже в большей степени. Ну, давай вставай с кресла. Шубу подавать? Галоши можно не надевать – дождя не предвидится – прогноз таков на сегодня. Привет семье! Пламенный – Мурке!
Кот, к удивлению Сергея, встал и спокойно побрёл к двери. Сергей тоже вышел из бани, и его охватила непроницаемая темень. «Как в бочке с дёгтем!» – подумалось. Зевнув несколько раз кряду на Луну, Сергей поспешил к ложу.