Встреча с Витей оказалась совершенной неожиданностью. Холодной, яркой, но крайне внезапной вспышкой в моем сердце. Еще тогда, когда мы пересеклись в больнице, мне стало не по себе. Не знаю, как бы ушла, если бы не Матвей. Довела братишку на автомате к матери на работу, попрощалась и помчалась домой в надежде выплеснуть эмоции.
И вот сейчас он стоял у своей дорогой машины, одетый с иголочки, словно сошел с самого Олимпа на нашу грешную землю. Он всегда был таким: красивым, уверенным, дерзким и очень улыбчивым. Правда сегодня на его лице не блестела улыбка, но я до сих пор ее помнила слишком живо, отчего порой перехватывало дыхание.
Я не хотела подходить к нему, бередить и без того не зажившие раны. Но у Вити на мой счет явно были другие планы. И вот мы сошлись лицом к лицу, два таких разных, абсолютно непохожих человека. Я честно пыталась сохранить напускное спокойствие, но клянусь, могла бы запросто посчитать удары своего сердца, неугомонно стучавшего в эту минуту.
– Я знаю о том, что произошло на выпускном, – сказал он запросто, будто произнес будничное «привет» или «как дела».
– Здорово. Если это все, то я пойду, за мной такси скоро приедет, – постаралась увильнуть я от ненужного разговора. Почти получилось, я даже успела развернуться, но Витя резко дернул меня за локоть, вернув обратно. И снова этот взгляд, пронзающий насквозь. Я едва не задохнулась от волнующей близости, но воспоминания умели отрезвлять, возвращать силы.
Вырвавшись из тяжелой хватки, я достаточно грубо произнесла:
– Что ты себе позволяешь?
– А ты? – изумрудные глаза сверкнули злостью, ненавистью ко мне.
– Шестаков, что тебе нужно? – устало спросила я, пытаясь совладать с обидой и ревностью, которые некогда чувствовала. Сил спорить с ним было ничтожно мало. За весь день я почти ни разу не присела, обслуживая уважаемых вип-клиентов. Откровенно говоря, мне ни капли не нравилась моя работа, особенно мужчины, чьи взгляды наполнялись вожделением после пары рюмок горячительных напитков. Но уйти из ресторана попросту не могла. Мне нужны были деньги: заочное обучение само себя не оплатит, как и счета за коммуналку, и чеки в продуктовых магазинах.
– Правда. Мне необходима правда! – процедил Витя, чеканя каждую букву. – Садись в машину и расскажи мне правду!
– Какую правду? – не поняла я, поджимая дрожащие от холода губы. А может меня так нехило трясло и не от холода. Ноги налились тяжестью, словно в обувь положили кирпичи. – Вить, ты ничего не перепутал? Мы с тобой не общались два с половиной года, на минуточку.
– Зачем ты мне соврала? – наседал Шестаков, прожигая взглядом каждую клетку в моем теле. Я вдруг вспомнила сторис, ту девушку во дворе, которую увидела спустя две недели, и захотела зарядить ему пощечину, а потом спросить, куда подевалась любовь? Куда она постоянно у нас девается? Под Новый год, когда отец посадил меня под замок, Витя быстро переключился, предпочтя отдалиться от проблемной Риты. После выпускного… ситуация повторилась. Никакой любви не было. Пусть я и обидела его, пусть сделала больно своим поступком, но у меня было безвыходное положение.
Доверие – вещь, которой невозможно научиться. Либо мы верим в других людей, либо навсегда надеваем на себя скорлупу.
– Скажи мне, Вить, – я улыбнулась через силу, оставаться безразличной к человеку, который продолжал вызывать острые спазмы в сердце, всегда сложно. – К чему этот вопрос сейчас? Почему ты его задаешь мне, а не своим дружкам? Господи, Шестаков, прошло почти три года! Ты мог задать этот вопрос тогда, но теперь… теперь-то в нем нет никакого смысла!
С минуту Витя молчал, будто и сам не понимал, зачем приехал сюда и завел со мной никому не нужную беседу. Мне показалось, он растерялся. Что ж, наверное, мы оба виноваты, но прошлое не повернуть вспять.
Я сделала шаг назад, вдалеке показался свет фар – вполне вероятно, это было мое запоздавшее такси. Развернувшись, я медленно поплелась вдоль высокого бордюра, едва волоча ноги. На меня навалились вдруг такая усталость и апатия, что хотелось просто лечь и отключиться. Столько времени упорной работы над собой, а одна случайная встреча перечеркнула все.
– Рита! – воскликнул он неожиданно за спиной. Я не стала оборачиваться, предпочитая оставить между нами эту недосказанность, дистанцию, которая помогала окончательно не сломаться. Однако Шестаков оказался более настойчивым, как и всегда собственно, он быстро догнал меня, схватил за руку и силой потащил за собой.
– Отпусти! – воспротивилась я.
– Я тебе сказал, что мы поговорим, хочешь ты того или нет! – прорычал Витя. Он открыл дверь своей машины и затолкал меня в салон, словно мешок картошки. А потом громко хлопнул дверцей, кликнув по кнопке сигнализации. Замки закрылись. Я запаниковала, безуспешно дергая ручку. Хотя умом понимала, Шестаков не обидит, лишь заставит пережить тот день, нет, те две недели ада заново.
– Выпусти меня! – крикнула я, когда он уселся на водительское сиденье и завел двигатель.
– Выпущу, как только расскажешь правду.
– Правду? С чего вдруг, Витя? Какая муха тебя укусила? – язвительно прошипела я, поражаясь тому, что судьба нас вообще столкнула спустя столько времени. И судьба ли это была…
– Ты права, – сказал он и повернулся, строго окинув меня хмурым взглядом. Лицо обдало жаром, волосы, заплетенные в косу, наэлектризовались так, что покалывало затылок. Мне внезапно показалось, что не было этих бесконечных месяцев разлуки. Я мысленно вернулась в прошлое: вот закончен проклятый выпускной, отец потащил меня в полицию спасать репутацию семьи… А через несколько дней под давлением Акима я с позором забрала ненавистное заявление.
– Надо было тогда схватить тебя и пытать, пока не заговоришь, – продолжил Шестаков спустя минуту молчания. – Но лучше поздно, чем никогда, Романова. И мне все равно, что ты чувствуешь. Ты скажешь мне правду, даже если это вновь вызовет у тебя негативные эмоции.