После ресторана я приехал домой, лег на кровать и молча уставился в потолок. В голове звучал голос Антона, а перед глазами стоял взгляд Риты и идиотский выпускной. Пришло противное осознание – я все испортил. Да, у меня до сих пор таилась обида на Романову за ее поступок, за молчание, которым она от меня отгородилась, разрушив наши отношения. Но что если… что если именно я был тем самым механизмом, который дал сбой?..
После выпускного моя жизнь превратилась в серую кляксу, и я не пытался добавить в нее красок. Наоборот, хотел замазать прошлое черным цветом или же стереть навсегда. Однако теперь отчего-то казалось, что я делал все неправильно.
Заявление в полицию, родители Акима, больной брат… Чего еще я не знаю и что должен узнать, чтобы научиться жить дальше? Может, Антон и прав, может, мне действительно нужно просто поговорить с Ритой с глазу на глаз, расставить все по местам, закрыть незавершенный гештальт.
Всю ночь я промаялся: раз десять вставал, ходил на кухню, пил кофе и смотрел в окно на блестящие снежинки, сыпавшиеся с неба подобно маленьким звездам. Три года назад, вот также смотря вдаль, я представлял, как мы с Ритой будем жить вместе, снимать квартиру, готовить, ужинать, а потом целоваться до рассвета, пока губы не устанут.
«Все заканчивается встречей влюбленных» – так однажды сказал Шекспир. Как бы ванильно ни звучала эта мысль, она была правдивой. По крайней мере, в выпускном классе мне именно так и казалось. Непросто же так мы встретились с Ритой, сели за одну парту, смотрели друг на друга, скрывая чувства, и в итоге по-настоящему полюбили. Или полюбил я…
Но реальность такова, что живу я один, в светлой однушке, не ставлю елку на Новый год, не делаю салаты и совсем не мечтаю о семье. Да, у нас с Мариной вроде как отношения, вполне себе нормальные, не напрягающие, но именно сегодня, стоя напротив окна с горячей кружкой кофе, я вдруг осознал: как хорошо, что живу один. Не приходится изображать из себя того, кто скрывает за вечными улыбками внутренние терзания.
Утром на пару по английскому я опоздал, точнее, пришел ко второй, бесцеремонно ворвавшись в кабинет с коробкой кокосовых конфет. Англичанка так красноречиво на меня посмотрела, явно хотела выдать: «что ты себя позволяешь, мальчик», но тут включилось мое фирменное обаяние:
– Нона Андреевна, а вы уже завтракали? Я все утро провел с мыслями, как было бы неплохо нам группой позавтракать в кафетерии, вместе куда-то выбраться, вот и коробочку конфет захватил с собой.
– Шестаков, я, конечно, польщена, что ты помнишь о моих вкусовых предпочтениях, но в следующий раз будь любезен, приходи вовремя, – язвительно ответила англичанка, но коробку конфет забрала. И даже на занятии особо не пытала, обращая внимание больше на девчонок, и их не сделанное домашнее задание.
– Ну, Шест, ты мастер, – покачал головой Леваков, когда мы после пары спускались на первый этаж. На лестничной площадке было довольно шумно – первый курс в количестве ста человек одновременно вышел из аудитории, на эмоциях обсуждая лекцию по истории и предстоящий зачет. Кажется, ребята не ожидали, что им попадется такой требовательный дядька. Наши называли его педагогом времен СССР. Уж больно много внимания он запрашивал к своему предмету.
– Англичанка тебе скоро зачеты ставить будет просто так, за комплименты. – Присвистнул Антон.
– Учись, пока я жив, – с усмешкой заявил я. Проблем с преподавателями женского пола у меня никогда не было. И дело не только в фирменной улыбке, я просто умел находить подход, нужные слова. Да и в целом у меня была отличная память: один раз услышу информацию на паре, запоминаю. Этот навык помогал закрывать хвосты. Хотя все вокруг считали, что вывозил я исключительно благодаря своей харизме.
– Мастером по женским вредным сердцам я точно никогда не стану, – сказал Леваков.
– Вопрос практики и желания, ой… кто там, – вздохнув, я потянулся за мобильником, который настойчиво вибрировал в кармане джинсов.
– Алиночка? – скривился Антон, хотя прекрасно помнил имя. Другу мои подружки не нравились, но Марина не нравилась особенно, все ему казалось, что под красивой оберткой скрывается ведьма.
– Иди, братишка, я догоню.
Леонова, к моему удивлению, даже не упомянула, что вчера я технично ее продинамил, притом по всем фронтам. Не приехал в гости, скинул несколько раз вызов, потом и вовсе вырубил трубу. Пусть это было и неправильно, но мои мысли вились совершенно в другом направлении, хотелось побыть одному, а как объяснить свое желание девушке, с которой у нас типа отношения, – не знал.
Но Марина мне этим и нравилась: не напрягала, не истерила, да, порой была крайне навязчивой, но я легко закрывал на это глаза. В конце концов, где еще найдешь девушку, которая не устраивает скандалов по мелочам?
Пообещав, что перезвоню, я сходил в столовую, выпил пару кружек чая и стал свидетелем задушевного разговора Левакова с его ненаглядной Снегиревой. Они едва не съели друг друга по телефону, а меня чуть не стошнило от обилия милоты. Потом, правда, Антон переключился и насел на меня:
– Что там с твоей Ритой, Шест?
– Она не моя, – буркнул я, подперев ладонью подбородок. На календаре середина декабря, скоро Новый год, а праздничного настроения ни грамма. Даже гирлянды, которыми украсили столовку, раздражали навязчивыми огоньками. Не хватало только задушевных песенок из колонок местного радио в стиле «новогодние игрушки». Тогда бы я точно не вывез.
– Когда планируешь с ней поговорить? У нас еще, кстати, вещи той девахи-официантки остались, помнишь?
– Домой забери, пусть Юлька тебе устроит аттракцион невиданной щедрости.
– А может, предсказание оказалось правдивым? – выгнул бровь Антон, задумчиво покосившись на меня.
Тот поход к мнимой гадалке я уже давно выбросил из головы. Вообще не верил во все эти экстрасенсорные штучки. Глупые шарлатаны, зарабатывавшие на людском горе. До сих пор не понимаю, почему тогда наш студсовет организовал эту палатку с гаданиями. И мы, как назло, вместо танцев заглянули к важной даме в одежде цыганки.
Внутри палатки витал запах благовоний и медовых свеч. Впереди сидела женщина за небольшим квадратным столом. Ее морщинистые пальцы покрывали многочисленные кольца, и татуировки с разными непонятными буквами. Лица видно не было, все тело гадалки скрывала черная мантия. Она стала что-то бурчать себе под нос, я особо не вслушивался, пока не прозвучала фраза в мою сторону:
«Ты можешь обманывать всех, но сердце обмануть нельзя. Ты ведь сам пообещал, а обещание – вещь неразрывная».
Я тогда разозлился, выскочил как ужаленный из проклятой палатки. Весь вечер пошел наперекосяк. Однако со временем забыл про тот случай, и надо же было Антону напомнить.
Я ткнул его в бок. Порой друг бесил больше любой истеричной девушки. Но в чем-то Антон был прав, поговорить с Марго надо. Скорее для себя, личного успокоения, иначе я с ума сойду от неведения.
– Глупость все эти ваши предсказания, – сказал я, поднимаясь из-за стола.
До конца пар досидел с трудом, то и дело поглядывал на часы, нервно дергая ногой под партой, а когда нас отпустили, буквально сразу улизнул в холл за верхней одеждой. Думал, поеду в ресторан, выловлю там Романову, и пусть признается во всех смертных грехах. Потом вспомнил, что сотрудникам вряд ли разрешают подолгу отсутствовать, неизвестно ведь насколько затянется наш диалог.
Пришлось еще пару часиков подождать, а время как назло будто замерло, превращаясь в полярный день. Ближе к десяти я не выдержал, сел в машину и дал по газам, решив подкараулить Риту у ресторана.
Ко входу «ДаВинчи» подъезжать не стал, чтобы не палиться. Остановился внизу, у шлагбаума, и уставился на дорогу подобно надзирателю, взглядом провожая и встречая машины. Даже зевнул разок, засмотревшись на снег. В свете уличных фонарей он выглядел каким-то волшебным: походил на белые искры, падающие с неба, так и хотелось подставить ладонь и загадать желание.
Удивительно, но зима напоминала мне о детстве. Когда просыпаешься с единственной мыслью: взять санки из подсобки и бежать на горку, чтобы успеть прокатиться вперед всех, пока не появился лед. А после обязательно заскочить домой, но не к себе, к Романовым. Мама Рита в холодные дни часто пекла пирожки с капустой. Она усаживала нас с Марго у окна, мы пили горячий чай с лимоном и уминали пирожки. А в это время на улице кружил снег. Я засматривался на покрытую белым покрывалом улицу. Однажды Рита сказала, что когда идет снег – это небо встречается с землей. Странно, почему я все еще помнил о тех белых искрах, нашем разговоре и посиделках в старой хрущевке. Наверное, есть такие воспоминания, которые навсегда остаются в сердце.
В первом часу ночи подъехало такси, припарковавшись позади меня. Вразвалочку к нему подошли две молодые девушки и три взрослые тетки. Я напрягся, вышел на улицу, всматриваясь в незнакомые лица. Одна дамочка лет тридцати с бордовой помадой на губах, увидев меня, улыбнулась, затем повернулась, судя по всему к подруге, и что-то ей сказала. Обе женщины посмотрели в мою сторону и вдруг засмеялись.
После они быстро сели в машину и отчалили. В воздухе снова повисла тишина. По-зимнему холодная и какая-то тоскливая. Только верхушки деревьев шумели, напоминая, что вокруг горная местность. Я вытащил телефон, лениво взглянул на время. Видимо, зря приехал, скорее всего, сегодня не ее смена, и ведь мог бы позвонить в ресторан, спросить, но нет же, просидел несколько часов в машине.
Решив ехать домой, я поднял голову и замер, заметив впереди Риту. Маленькую, худенькую, в очках с запотевшими линзами. Она осторожно переступала по скользкой дорожке, пряча нос за широким вязаным шарфом. Неужели планировала возвращаться без такси? В такое-то время?
Я сделал шаг вперед, и тут Марго замедлилась, а потом и вовсе остановилась. Заметила меня. Взгляд ее словно мигающая звезда, то становился невероятно ярким, то моментально угасал. Он напоминал снежинки, которые в воздухе сверкали, но приземлившись на землю, таяли или превращались в серую массу.
И вроде ничего такого не было в этом взгляде, но у меня создалось острое, до ужаса болезненное ощущение, что мы с Ритой стали заложниками времени. Вернулись в прошлое, в день выпускного, когда наша жизнь разделилась на «до» и «после». И если до этого я худо-бедно представлял себе наш предстоящий диалог, то сейчас растерялся.
У Риты ничего не было с моими друзьями. Она просто оттолкнула, соврала, осквернила себя в глазах одноклассников. Но зачем… Смогу ли я узнать правду, и нужна ли она мне спустя столько времени?..
Рита шагнула навстречу первой, я сначала даже подумал, что она подойдет ко мне, но когда девчонка начала сворачивать, понял – найти точки соприкосновения будет непросто.
– Романова, – довольно громко произнес я ее фамилию. Марго остановилась посреди дороги, оглянулась, заставляя меня тоже сдвинуться с места. Засунув руки в карманы парки, я достаточно быстро сократил между нами расстояние и посмотрел на девчонку сверху вниз. В ее взгляде промелькнуло нечто похожее на обиду, смятение и горечь, которые Рита явно пыталась скрыть.
– Заблудился? – сухо спросила она.
– Я все знаю.
– Что? – девушка повернулась лицом ко мне, склонив равнодушно голову набок. Выжидающе посмотрела, словно не могла понять, что произойдет дальше.
– Я знаю о том, что произошло на выпускном, – может, я и блефовал, ведь не знал многого, но казалось, если не начну разговор с козырей, Рита не согласится поговорить.
Я был готов ко всему: к упрекам, к ссоре, к правде, которая могла бы послужить хорошей битой для моей головы. Но к тому, что она в итоге сказала, оказался не готов…