Томленье любящей души,
Как жар костра, как кровь из вены.
Любовью пой, живи, дыши…
Но… Постоянно жди измены.
К чему мы стремимся всю жизнь? Куда мы бежим? Чего мы хотим? Заработать? Самоутвердиться? Прославиться? Кем-то стать? Найти себя?
Попробуйте задать себе вопрос: а для чего? Для чего мы прикладываем столько усилий? В чем смысл всех наших действий?
И, убирая шелуху, снимая слой за слоем наносное и ненужное, в попытке найти ответ на этот вопрос мы выйдем к главному.
К вершине нашей жизни.
К тому, что мы так отчаянно ищем.
К отношениям в паре.
Потому что мы всю жизнь движемся именно к этой точке.
И, если нам удается создать настоящую пару, мы переживаем счастливейшие моменты, обретаем смысл, близость, любовь, поддержку, опору. Именно поэтому так велики наши ожидания относительно партнерства, так много усилий мы прикладываем, чтобы найти того самого единственного «своего» человека.
Но, чтобы найти пару, нам нужно вырасти.
Отказаться от детских ожиданий, подросткового максимализма и юношеского идеализма.
Научиться выдерживать одиночество и не бежать за утешением в чужие объятия.
Пройти кризисы и стать взрослыми.
Скомпенсировать травмы и дефициты в развитии, залечить зияющие душевные раны и превратить их в шрамы.
Принять ответственность за свои решения в долгосрочной перспективе и быть способным переживать разные проявления отношений.
Потому что настоящую пару способны образовать только зрелые люди. Они не идеальны и понимают, что иногда каждому из нас очень хочется вернуться назад. И в беззаботное детство, где мама и папа решали все проблемы. И в подростковое бунтарство, когда было только мое «Я» и мои «хочу». И в те периоды неустойчивости и колебаний, когда судьбоносные решения доверялись другим людям из-за неуверенности в своих силах.
Но, оглянувшись и осознав, что прошлое закрыто, зрелые люди делают выбор в пользу настоящего. В пользу отношений. В пользу «мы». В пользу пары.
Я понимаю, как звучат мои рассуждения в эпоху «его величества Я». В эпоху, когда все хотят личностного роста, масштабирования, денег, признания, жизни «на полную катушку». Конечно, я не предлагаю отказаться от профессиональной самореализации, интересов, друзей и бросить все усилия на поиск «принца» или «принцессы».
Но если этого не происходит, если отношения не складываются или регулярно разрушаются, если приходит то мания, то депрессия, обусловленные не биологическими, а психологическими факторами, то, вероятнее всего, в вашей жизни не хватает кого-то очень важного, уникального, единственного.
Вашего партнера.
Партнерство – это особые отношения.
В паре оба равны.
В паре никто не главный.
Пара – это место для двоих.
Пара – это территория роста и развития.
Пара – это не про иерархию, а про любовь.
Можно выбрать прекрасного «породистого» партнера из хорошей семьи, организовать пышную свадьбу, родить троих детей, быть уважаемыми членами сообщества – но так и не стать настоящей парой.
Потому что настоящая пара позволяет переработать и принять старый травматический опыт, развить любовные отношения, поддерживать баланс между любовью и агрессией, преодолеть инфантильные сексуальные запреты, испытывать сексуальное наслаждение, поддразнивать друг друга, шутить и сохранять определенные тайные области для большего возбуждения.
Известное исследование Джудит Валлерстайн, позволившее изучить 50 счастливых семей, показало, что в нескольких браках имела место неверность. И, хотя это событие вызвало боль, горечь и гнев, оно не поставило под угрозу их семейный союз. Почему? Потому что, если отношения создаются с любовью и являются предметом постоянной заботы, пара может преодолеть любой кризис.
В настоящей паре тоже бывают проблемы, случаются разногласия и периоды непонимания, утраты и разочарования: потеря работы, болезнь, конфликты, отчуждение.
Когда пара сталкивается с изменой, происходит крушение иллюзий. Ведь была клятва «в горе и в радости», ведь была договоренность «только ты и я». Стереотипы и мифы о том, что в любящей паре не может быть измен, что все должно быть идеально, что всегда и обо всем можно договориться – это ловушка.
Почему у вас не должно быть сложностей?
Откуда взялась идея, что измена – это уникальное, редко встречающееся явление?
Вы правда все еще верите, что всегда и обо всем можно договориться?
Жизнь в паре – это вызов всему, что вы знали, читали и видели, потому что в реальности:
• нет одинаковых пар;
• нет готовых инструкций;
• нет универсальных рецептов счастья.
Вам самим придется продираться сквозь чащу проблем в страхе окончательно заблудиться и потерять все, что у вас было, разрушить отношения, утратить близость и остаться в одиночестве.
Но знаете, что дает надежду?
Знаете, что заставляет нас даже после кризисов и потерь снова и снова пробовать, объяснять, договариваться?
Понимание, что настоящая пара – это люди, готовые принимать несовершенство мира и работать над своими отношениями.
Чтобы понять, как пара строит отношения и какие из них являются потенциально здоровыми, мы можем опереться на прекрасные идеи Джона Боулби о привязанности и ее травмах.
Я тезисно изложу главные идеи.
1. В жизни каждого человека нет ни абсолютной свободы, ни полной зависимости. Всю жизнь мы решаем экзистенциальные проблемы: как стать собой и как быть с Другими, и бесконечно колеблемся между этими крайностями. Это – как два полюса магнита: их невозможно отделить друг от друга, и для нашего развития нам иногда нужно быть чуть ближе к людям, а иногда – чуть дальше. Мы рождаемся благодаря отношениям, мы развиваемся в отношениях, мы познаем себя в отношениях через ряд идентификаций-отвержений.
2. Мы – это продукт отношений. Эти отношения можно называть привязанностью или другим синонимом – зависимостью. Зависимость может быть всего двух типов – хорошая и плохая, здоровая и нездоровая. В отношениях здоровой зависимости-привязанности человек:
• чувствует свою силу;
• выходит из них с уверенностью и возвращается с интересом;
• осознает свои границы и границы Другого;
• уважает и себя, и партнера;
• обретает свою идентичность через отношения с Другим;
• может проявлять любовь и агрессию и осознанно предъявлять / не предъявлять разные реакции партнеру;
• сохраняет гибкость;
• способен к здоровым формам коммуникации, использует прямые и ясные послания, может соглашаться и уступать, может спорить;
• может сохранять свою автономность (свои тайны, свою самостоятельность, независимость), не чувствуя ни вины, ни тревоги, ни обиды.
В нездоровой зависимости человек:
• утрачивает свою идентичность, самоощущения, желания;
• чувствует свою слабость и все решает с оглядкой на партнера либо находится в полюсе всемогущества, действует назло ему и не замечает Другого;
• не осознает границ своего тела, своих желаний и потребностей и нечувствителен к границам Другого;
• теряет свою идентичность, сливаясь с Другим или с какой-то идеей (я делаю это ради нашей дружбы, ради семьи, ради детей), либо не позволяет Другому приближаться к себе;
• поддерживает нездоровые формы коммуникации: взаимодействует через формирование поведенческого или телесного симптома; создает коалиции; вовлекает в коммуникацию третьих лиц (триангуляция): детей, родителей, любовников; использует недомолвки, намеки, метафоры («милый мой хороший, догадайся сам»);
• отношения лишены спонтанности, свободы проявлений каждого партнера и описываются через разные деструктивные циклы, где каждый играет определенную роль: «жертва – преследователь», «нападающий – отстраняющийся», «больной – заботящийся», «незаинтересованный – спасающий отношения», «умный – глупый», «доминирующий – подчиняющийся» и т. п.
• проявляет чувства, не подходящие к ситуации, действует реактивно и стереотипно.
3. Ранние отношения с родителями – это «стартовая площадка» для полета в космос, это надежный порт, из которого каждый из нас в будущем плывет в океан жизни. Сепарационная тревога – это естественное состояние, и в зависимости от того, как именно человек пережил сепарацию с родителями, строится вся его дальнейшая жизнь и все его отношения – любовные, дружеские, супружеские, профессиональные. Психоаналитик Жан-Мишель Кинодо (из рук которого, кстати, я получила индивидуальную супервизию) вводит понятие «портанс», которое описывается как сила, необходимая и для поддержания структуры материала, и для обеспечения подъема вверх. Согласно взглядам Кинодо, если ситуация сепарации решена успешно, человек приобретает комбинацию вышеописанных свойств, которые становятся надежным основанием для его внутреннего мира и определяют способность к духовному подъему и личностному развитию. Люди, у которых были достаточно хорошие отношения с родителями, обретают портанс, который позволяет переживать не только сепарацию и одиночество, но и быть жизнерадостным, активным человеком, чувствующим вкус жизни и способным поддерживать разные отношения.
4. Нездоровая зависимость / привязанность характеризуется различными стилями:
• тревожно-амбивалентным – залипающим, сливающимся. Это дети, которые давным-давно «решили»: чтобы близкий не ушел, надо держать его крепко-крепко, приклеивать суперклеем, обвивать паутиной, контролировать и не отпускать;
• дистанцирующимся, или избегающим – держащим партнера на расстоянии. В детстве было «принято» следующее бессознательное решение: чтобы не было так больно, когда меня оставляют, я лучше буду держаться на расстоянии и не позволю никому подойти слишком близко, чтобы не пораниться, не почувствовать мучительную боль и одиночество;
• дезорганизованным, или хаотичным, представляющим комбинацию первого и второго стилей. Это люди, которые будто бы не понимают, чего им хочется: приблизившись, они отталкивают партнера, а отдалившись, тоскуют по близости, к которой они в принципе не способны. Это своеобразные «душевные импотенты», отношения с которыми болезненны и разрушительны для другого из-за их полной непредсказуемости.
5. В здоровых, надежных отношениях зависимости-привязанности люди знают, что если им будет сложно, тяжело, больно, грустно, они могут обратиться к партнеру и опереться на него. При этом они ощущают себя автономными и свободными. В нездоровых это зависит от ряда условий или непредсказуемо. Например, партнер часто недоступен, выключает телефон, не хочет разговаривать, вместо поддержки нападает и обвиняет.
6. Теория привязанности – это теория, рассказывающая каждому из нас историю его травм.
Гиперконтроль
Я вспоминаю участницу группы, которая была замужем за мужчиной, выросшим в детском доме. Вначале все было хорошо. Потом он начал спрашивать каждую минуту: о чем ты думаешь, ты куда, зачем… Потом в доме исчезли все двери, в том числе в туалет и ванную комнату – «мы с тобой муж и жена, и нам нечего скрывать друг от друга». Потом возник запрет на звонки маме. А потом, узнав, что она в его отсутствие выходила из дома – нужно было купить ребенку лекарство – он избил ее, сломав руку… Он не верил, что жена будет с ним, не уйдет, что его могут любить и ценить… Не верил – и приходил от этого в ярость. Ранние травмы привели к тому, что он стал травмировать своего партнера. Неизбежный развод мог бы не состояться, если бы они вдвоем обратились за помощью и он чуть больше понял о том, откуда «растут ноги» у всех его реакций, откуда взялась такая степень тревоги и бешеный уровень контроля.
У некоторых из нас нервная система реагирует гиперактивацией на потенциальную ситуацию утраты партнера. Тогда возникает тревожное цепляние, контроль, вплоть до физической агрессии. Как пела «Дискотека Авария», «если в сердце дверь закрыта, если в сердце дверь закрыта, нужно в печень постучаться». Иногда для получения подтверждения своей значимости люди с тревожно-амбивалентным стилем привязанности используют физическую агрессию как крайний метод получения ответа на вопрос: «Ты меня любишь? Я все еще важен/важна для тебя?»
У других нервная система реагирует гипоактивацией, замиранием, переключением с отношений на какие-то другие дела. И такие партнеры в ответ на претензии, упреки, нападения, агрессию отвечают отстранением, уходом, оцепенением, выключением.
Сформировавшись довольно рано, эти поведенческие стереотипы сохраняются на протяжении всей жизни. И именно их мы называем нездоровой зависимостью.
А теперь – хорошая новость. В здоровых, устойчивых отношениях исцеляются травмы привязанности, возникают доверие и любовь. Эмоционально насыщенные, теплые, безопасные отношения способствуют исцелению наших ран. Мы можем быть счастливы, несмотря на то что всех нас когда-то оставляли, бросали, отвергали, не выбирали… Но для этого мы должны сделать несколько вещей:
• осознать все свои травмы, оплакать все тяжелые истории, когда мы оставались в одиночестве, чувствовали себя ненужными, бессильными, напуганными;
• проговорить с партнером истории его детства, узнать о его травматическом опыте, чтобы понять, как он реагирует в ситуациях потенциального отвержения;
• не воспринимать ссоры и проблемы в отношениях как катастрофы, а «проходить по собственным следам», обсуждая их позже, в спокойном состоянии;
• находить и осознавать все триггеры, на которые партнер «включается» агрессией, дистанцированием, оцепенением, слезами;
• верить, что два заинтересованных человека всегда найдут способ понять друг друга – конечно, если у обоих сохраняется такое желание.
Существует огромное число моделей развития человека, и очевидно, что это развитие происходит только в отношениях – с родителями, близкими, друзьями, партнерами, профессиональным кругом. М. Малер описаны 4 этапа развития человека – по сути, разные этапы развития нашей зависимости:
• слияние, или симбиоз: полная зависимость одного, маленького человека, от взрослого;
• контрзависимость, или протестное поведение: на самом деле ресурсов еще мало, но появляется желание пробовать свои силы, делать не так, как требуют или указывают другие;
• независимость, или способность быть в одиночестве, решая свои задачи, с уже довольно большими ресурсами, при нуждаемости в другом, но с желанием делать что-то свое;
• взаимозависимость, или здоровая зависимость, учитывающая и себя, и другого, и позволяющая гибко двигаться между полюсами «близость – одиночество», с опорой на свои сильные стороны и ресурсы, с хорошим пониманием своих потребностей, зрелой идентичностью.
Я хочу подчеркнуть, что и в слове «со-зависимость», и в слове «взаимо-зависимость» одна основа. Вы видите, какая именно. Зависимость.
А теперь – вопрос на миллион: вы уверены, что всегда отличите одно от другого?
Я всегда сомневаюсь, потому что замечаю – появившись в одном контексте (жизнь с «нездоровым партнером» – химически зависимым, психопатом, агрессором – и невозможность уйти от него), термин «созависимость» плавно перекочевал во все области отношений. Это слово – как клеймо, как диагноз, как запрет на отношения, в которых, как кажется другим, что-то не так.
Но почему бы не спросить у самих людей? Если их все устраивает – почему окружение влезает на частную территорию и учит, как правильно жить?
Приведу цитату из книги Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь», принадлежащую герою, который не хочет идти на терапию: «Терапия, терапевты обещали категорически воздерживаться от оценки (но разве это возможно – говорить с человеком и не подвергаться оценке?), и все-таки каждый вопрос как будто тихонько, но неумолимо подталкивал к признанию какого-то недостатка, к решению проблемы, о существовании которой ты и не подозревал. За долгие годы он видел, как люди, уверенные, что у них было счастливое детство и родители их любили, обнаруживали благодаря терапии, что нет, не было, и нет, не любили. Он не хотел этого для себя, не хотел, чтобы ему говорили, что его довольство жизнью всего лишь иллюзия».
Я тоже знаю такие истории. Я видела, как зависть разрушает парные отношения. Меняется господствующая парадигма брака: если раньше заботливое, теплое, иногда жертвенное отношение женщины к детям было нормативным и конвенциональным, то теперь такое отношение будет частью общества рассматриваться как крайне нездоровое. Но заметьте – современное общество страдает не от избытка хороших отношений, а от недостатка. Более половины браков распадаются, родители бросают детей, молодые люди предпочитают жить в одиночестве, находя альтернативы жизни в паре в работе, путешествиях, хобби, дружбе. Пара сталкивается с жесточайшим кризисом, когда обнаруживается свежая или застарелая измена. И когда на пути терапевта встречаются запутавшиеся, отчаявшиеся люди, которые и правда не знают, как жить дальше с кем-то и стоит ли это делать, именно помогающий специалист может стать той самой последней каплей, заклеймив эти отношения как созависимые и разрушив их окончательно. Поэтому как никогда актуальна фраза Зигмунда Фрейда: «Характер терапевта – судьба пациента».
Жить в паре – это как заново учиться говорить. Ребенку на это нужно минимум три года… А паре иногда гораздо больше, потому что нужно не просто учить язык «с нуля», а переучиваться на новый.
Именно этим и занимается семейный и парный психолог: обучает новому языку, языку уважения, доверия, внимательности, собранности, нежности – в «букете» с агрессией. Терапия учит конструктивным формам выражения агрессии, и терапевт – проводник этих новых знаний. Знаний, которые позволяют освоить новые формы коммуникации, стать более эмпатичным к партнеру, научиться видеть за яростью боль и любовь, нежность и страх…
Поэтому нужен длительный период диагностики – что, как, почему. Именно с целью понимания мы выявляем негативный цикл взаимодействия в паре – круговорот, в который вовлекаются партнеры и который, раз за разом повторяясь, разъедает, как ржавчина, близкие отношения.
Иногда сразу ясно – отношения деструктивные, там есть насилие, избиения, злоупотребления, абьюз. Но клиенты иногда лукавят, говорят не всю правду или вообще ретушируют историю. Поэтому важно не торопиться. Важно много раз выслушать разные версии истории, чтобы понять и одну, и другую сторону.
В последнее время в связи с ростом аддикций на постсоветском пространстве многие терапевты сами прошли через употребление и 12‑шаговые программы, и часто видят дьявола там, где его нет. Для них особенно важно учитывать различия эмоциональной взаимозависимости и созависимости, потому что легко начать чинить то, что не сломано, и сломать его в процессе.
В жизни бывает по-разному. Но если кто-то пришел с поломками в отношениях, важно осторожно и аккуратно распаковать эту историю, понять клиента и, по возможности, его партнера – другую сторону, поддержать процесс колебаний – иногда осцилляций, а иногда флуктуаций… Клиент выберет сам – психолог лишь помогает восстановить навыки выбора, выслушивает все сомнения, поддерживает процесс переживания, чтобы он выкристаллизовался в понятный и усвоенный опыт. Попутно немного лечит, немного учит, много поддерживает, слегка отрезвляет и возвращает в реальность…
И если есть шанс помочь построить достаточно хорошие отношения взаимозависимости – поддерживает в этом клиента, независимо от того, как это называется.
Ведь каждый имеет право как-то назвать свои отношения. И иногда называет их незатейливым словом «любовь».
В паре зарождаются, возникают и совместно решаются или становятся хроническими разные проблемы: отношения с родителями и детьми, семейный бюджет, дружба за пределами семьи, совместный или раздельный отдых, разделение домашних обязанностей, уход за болеющими. С чем-то партнеры разбираются сами, о чем-то им сложно договариваться, а в некоторых точках они готовы «рубиться насмерть». Одной из самых сложных тем, которые требуют большой деликатности и осторожности при обсуждении и принятии решения о дальнейших шагах, является измена.
Есть пары, которые всю жизнь следуют клятве верности, которую дали друг другу на заре отношений. Такая клятва предполагает романтическую, сексуальную и эмоциональную эксклюзивность партнеров друг для друга. Но статистика – грустная наука: порядка 70 % партнеров по разным причинам нарушают эту клятву и вступают в интимные, сексуальные, страстные, эмоционально заряженные отношения с другими людьми.
Термин «измена» имеет много синонимов – неверность, адюльтер, прелюбодеяние, разврат, блуд. Изменой называется вступление человека, состоящего в браке или находящегося в отношениях, в сексуальную связь с лицами из других брачных пар или с одинокими мужчинами и женщинами без согласия своего партнера: тайно или открыто, единожды или многократно, случайно или запланированно. Измена может носить как одноразовый и эпизодический, так и систематический характер.
Изучая историю семьи, брака и сексуальности, мы видим, как менялся дискурс отношения к измене. Можно заметить, как происходил постепенный переход от беспорядочных половых связей к моногамным отношениям, основанным на сексуальной связи со своим постоянным партнером. Однако все было не так однозначно: декларируемая моногамия часто скрывала полигамные отношения, которые были нормой для мужчин, тогда как от женщин требовалась абсолютная верность.
Сексуальное просвещение
Вспоминаю старый анекдот. Графиня приходит к графу и говорит:
– Граф, вы как глава семьи и отец нашего повзрослевшего чада обязаны провести с ним беседу о половом воспитании.
– Но как, графиня? – с недоумением спрашивает граф.
– Поговорите с ним вначале о птичках… о бабочках… а потом о главном.
– Хорошо, – отвечает граф и идет к сыну.
Постучав в дверь и войдя в комнату сына, граф говорит:
– Вольдемар, у меня к вам серьезный разговор. Ваша мать, графиня, велела мне обсудить с вами очень интимную тему. Помните, мы с вами посещали бордель с распутными девицами? Помните, что мы с ними делали? Так вот – у птичек и бабочек все происходит точно так же.
Пережив сексуальную революцию, наше общество практически избавилось от половой дискриминации по отношению к «изменникам»: социум практически в равной мере принимает / осуждает такое поведение и у женщин, и у мужчин.
Почему же мы до сих пор так болезненно относимся к изменам?
Дело в том, что с самого рождения условием нашего выживания является глубокая эмоциональная связь с заботящимся о нас человеком. Наш главный опекун – мама, папа или бабушка – это человек, который удовлетворяет все наши потребности. Но вот мы взрослеем, формируем наше Я, получаем профессию, можем самостоятельно удовлетворить большинство наших потребностей, встречаем кого-то для нас особенного и хотим строить с ним очень специфические отношения.
Когда я обучалась в программе по эмоционально-фокусированной терапии пар у Зои Симаходской, нам показывали видео «Успокоение расстроенного мозга». Женщине предстоит болезненная процедура, и проводки на голове отражают картину ее мозговой активности: почти все красное, лишь местами есть желто-зеленые просветы. Она в страхе и в тревоге. Такая же процедура в присутствии партнера, который держит ее за руку, приводит к радикально другой картинке – она успокаивается, и на картинке активности мозга преобладает зеленый цвет.
Да, мы взрослеем.
Но мы по-прежнему нуждаемся в тех, к кому мы привязаны.
В тех, на кого можем опираться.
В тех, кому доверяем.
Именно поэтому привязанность остается нашей потребностью «от колыбели до могилы».
Отношение к изменам у большинства людей негативное. Мы очень часто расширяем понятие «измены», потому что оно в одном ряду с «изменой Родине», «предательством», «подлостью». И иногда мы экстраполируем единичный эпизод, о котором очень сожалеет уходивший партнер, на другие сферы: «Сегодня ты изменил, а завтра заберешь все наши деньги», «Это только начало – скоро ты выгонишь нас с детьми из дома». Как в старой советской поговорке: «Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст».
Поэтому разрушительными для отношений могут быть не только измена как факт, а даже фантазии о ней, намеки и полунамеки.
Один из важных вопросов, который стоит задать себе и обсудить с партнером в начале отношений: «Что для тебя измена?» Потому что для одного секс в состоянии алкогольного опьянения – это ерунда, а для другого ласковый взгляд в сторону – конец отношений.
В ситуации открытого брака или полиаморных отношений связь с третьим лицом / лицами возможна, принимаема и обычно не становится причиной конфликта в паре.
Но если пара договорилась о взаимной верности или по умолчанию принимает аксиому о сексуальной эксклюзивности, выявление факта измены дезорганизует отношения и требует принятия какого-то решения. Вариантов не так много:
1) пара остается вместе;
2) пара распадается;
3) пара живет в подвешенном состоянии, не принимая решения, не расставаясь, но и не сближаясь.
Конечно, возможны самые разные вариации, например:
• раненый партнер не может простить изменившего и разрывает отношения;
• раненый и уходивший партнер проясняют отношения и принимают совместное решение об их перестройке или завершении;
• партнеры вначале расходятся, некоторое время встречаются с другими мужчинами и женщинами, а потом снова сходятся;
• амбивалентный партнер какое-то время колеблется и по итогу принимает решение о том, с кем остаться и др.
Измена может возникнуть на любом этапе брака / отношений. Предсказать ее не всегда возможно:
• она может являться следствием конфликтов и противоречий в паре – но не обязательно;
• она может возникнуть в связи с нарушением сексуальных отношений в браке – но далеко не всегда;
• она может быть вызвана неудовлетворением психологических потребностей в любви, близости, принятии, уважении – но может встречаться и в достаточно гармоничных семьях / парах с благополучными и устойчивыми отношениями.
Доктор Кокс из «Клиники» сказал замечательную фразу: «Пары, которые предназначены друг для друга, проходят через все то же дерьмо, что и остальные пары… Разница лишь в том, что они не сдаются… И эти пары обязательно сражаются за свои отношения».
Поэтому мы попробуем разобраться:
• всегда ли измена – смерть для отношений;
• можно ли верить «предателям»;
• есть ли шанс на ранних стадиях увидеть симптомы и подключить «защиту от измены»;
• что мотивирует людей искать «третий угол» в любовном треугольнике;
• какова во всем этом роль сексуальности.
У меня есть твердое убеждение: у каждой пары есть второй шанс. И если люди готовы попробовать, у них все может сложиться, потому что, преодолев кризис, они зачастую обнаруживают альтернативную вселенную, где можно уважать друг друга, напрямую говорить о проблемах и просить о помощи, стоять плечом к плечу перед многочисленными вызовами современной жизни.
И не пускать в свою пару третьего.
Мы живем в тревожное, неспокойное время.
Новостные каналы, СМИ, социальные сети – все бурлит и кипит из-за ежедневных, ежечасных, ежеминутных перемен в мире. Что с нами будет? Как жить дальше? Что нас ожидает? Меняются привычные способы жизни, и пока неясно, что придет взамен. Искусственный интеллект? Тотальный контроль? Жесткие границы между странами?
И когда мир нестабилен, когда нам так важны опоры, мы ищем тех, кто станет островом надежды в бушующем море страстей.
И в первую очередь обращаемся за поддержкой к своему партнеру.
К своей семье.
К самым близким людям.
И если к внешней нестабильности добавляется такой кризис, как измена, у многих опускаются руки.
Потому что тогда рушатся опоры.
Потому что тогда теряются смыслы.
Потому что боль затапливает сердце и душу.
Потому что возникает непонимание, как жить дальше и что делать.
Измена – это всегда кризис. Иногда – только для пары. Иногда, если у пары есть дети, – всей семейной системы.
И, как и все кризисы, измена сопровождается бурями и штормами, сломанными судьбами и депрессиями, ощущением непонимания и отчаяния, снижением качества жизни и возрастанием напряжения.
Почему? Почему так произошло и происходит? Почему в близких отношениях измена до сих пор так травмирует, калечит, дезорганизует людей, толкает их на безумные и неадекватные поступки?
Ответ прост. Мы все хотим быть для кого-то уникальными.
Для мамы.
Для папы.
Для девочки или мальчика из детского сада.
Для первой учительницы.
Для подруги.
Для возлюбленного.
Но почти всегда в диаде появляется третий – брат или сестра, другой мальчик или девочка, другой мужчина или женщина… И всю жизнь мы хотим, мы просим, мы умоляем о том, чтобы в чем-то быть уникальными или единственными для важного нам человека – и для этого очень много делаем.
Хорошо себя ведем.
Хорошо учимся.
Стараемся зарабатывать деньги, варить борщи, качать бицепсы, худеть, модно одеваться, завоевывать всевозможные призы и награды – только чтобы нас не отвергали, не бросали, не оставляли в горьком и безнадежном одиночестве.
Боль отвержения переживали все – известные и безродные, богатые и бедные, молодые и не очень. Как точно в далеком 1920‑м году это подметила Марина Цветаева:
Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – все косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, —
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!» <…>
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?» <…>
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе – я сделала?
Как только нас предпочитают кому-то – мы сталкиваемся с тем, что теряем часть своего Я. Ту часть, которая возникла и развивалась именно в этих отношениях. То, что мы выстраивали как пара. То, что возникло между нами в результате многочисленных обменов теплом, нежностью, сексуальностью, страстью, подтверждением того, что другой важен, значим, любим.
И это то, что невозможно забрать обратно.
Как сиамский близнец, сросшийся с другим в утробе матери и позже разделенный скальпелем хирурга, переживающий измену человек ощущает утрату на телесном уровне. Он чувствует себя так, будто потерял часть своего Я.
Очень часто обманутый партнер чувствует опустошение. Будто бы с изменой исчезла часть его души, его доверия к людям и к миру, его наивности и оптимизма, его детской веры в то, что «все будет хорошо».
Интересно, что словосочетание «быть преданным» имеет два смысла.
1. «Быть преданным» – это значит быть верным.
2. «Быть преданным» – это когда тебя кто-то предал.
Одни и те же слова – и такие разные смыслы. Предательство имеет широкий контекст и всегда связано с разочарованием, нарушением верности, неисполнением обязательств. Оно разрушает мир, выстроенный месяцами и годами отношений. Оно наносит глубокие раны, которые никогда не заживают.
И в начале книги я приведу пример клиентской истории с описанием как состояния всех участников «рокового треугольника», чувств «преданных» и «предавших», так и собственных переживаний и реакций наблюдателя, который, как мы знаем из курса физики, всегда влияет на систему.
Клиентская история. Две замочных скважины
– С ним что-то происходит… С ним явно что-то не то, – уже в который раз тоскливо повторяла Аня.
Речь шла о ее муже. Аня всегда с нежностью и теплом говорила о своем Шуре́ – причем с ударением на последний слог. Редкая в наши дни пара – они учились в одном классе, хорошо помнили вкус школьных котлет и летних походов, слушали одну и ту же музыку и в какой-то период даже носили одинаковые прически. Их родители сидели рядом на родительских собраниях. Их дома находились на одной улице. Когда Аня вспоминала прошлое, возникало ощущение, что мне поручается роль хранителя и свидетеля времени – прошедшего времени, которое ткало свои узоры и ежечасно, ежедневно, ежегодно связывало невидимыми нитями Аню и Шуру́.
Но в последние несколько месяцев связь начала истончаться. Когда Аня рассказывала об этом, я на физическом уровне чувствовала тоску. Именно тоску. У меня сдавливало грудь. Я начинала по-другому дышать: неглубоко и редко. Я чувствовала вину из-за того, что она смотрит на меня – а я будто не могу ей что-то дать или помочь чем-то ощутимым. Я работала с образами, ощущениями – и воспоминаниями. Как из гаррипоттеровского омута памяти, каждую нашу встречу на свет выходили несколько воспоминаний – нежных, трепетных, пахнущих подростковой невинностью, юношеской страстной безапелляционностью, студенческими безумствами. Ее было интересно слушать – и за всю сессию я задавала 2–3 вопроса и делала 2–3 интерпретации. Однако я продолжала ощущать надвигающуюся катастрофу. Мне было сложно понять собственные контрпереносные реакции: это я «резонирую» с Аней или именно так – тоскливо и безнадежно – чувствует себя Шура́? Я несколько раз пыталась встроить свои реакции в интервенцию типа «Похоже, Вы грустите по тому времени, когда были молодыми и беззаботными» или более прямую «Может ли быть так, что Вы сейчас испытываете необъяснимую тоску…» – но Аня делала паузу и продолжала говорить.
В конце концов я смирилась со своей ролью «свидетеля счастливого прошлого». Аня категорически не хотела расспрашивать у мужа о том, что изменилось и почему в их отношениях появилась трещина. Холодок. Остуда. Отдаление. Дистанция.
Я добавляла информацию к генограмме, изредка что-то уточняла. И удерживалась от простого вопроса: «Вы не думаете, что у него есть любовница?» Я понимала, что такой вопрос может разрушить все то светлое, за которым скрывалось НЕЧТО. Нечто странное, необъяснимое, пугающее.
Он начал задерживаться на работе…
Он начал посещать все корпоративы, с которых раньше убегал, как корейский лидер от переговоров с президентом США…
Он стал зависать в компьютере, будто решил создать собственную игру и трудится над ней не покладая рук…
Он стал иногда разговаривать холодным и отстраненным тоном…
Он стал по вечерам прогуливаться в одиночестве…
Он перестал слышать просьбы Ани и детей…
Он начал забывать о своих привычных обязанностях – о том, что он с удовольствием делал много лет…
Он перестал выгуливать собаку…
И все то, что строилось так долго, – уютная квартира, забавные послания друг другу на доске, прогулки с детьми, поездки к родителям, смешные эмодзи и игривые смски – все вдруг исчезло.
И Аня будто осталась одна.
Дети – шумные погодки 16 и 15 лет – жили своей жизнью.
Работа – а у них с мужем было одинаковое образование – приносила удовольствие.
Денег было в достатке.
Лицо и фигура в 39 были смутно определяемыми как «девушка около 30‑ти» – и Бог, и родители постарались, и тренировки по кроссфиту делали свое дело.
Подруги – да.
Близкие отношения – да.
И только в одном месте было непонятно.
Шура́.
До того как прийти ко мне, Аня перебрала известный каждой девушке из Урюпинска набор деактиваторов злой силы.
Сбросила три кило – хотя откуда она их сбросила? Я не видела, как было, но женщины даже перед смертью от анорексии утверждают, что они толстые.
Поменяла гардероб.
Сменила прическу.
Во время недельной командировки мужа привела дом в идеальный порядок – все прутики в гнезде лежат по местам, птенцы в порядке и радуют родителей хорошими оценками.
Впервые постригла собаку – чудную самоедскую лайку превратила в подобие пуделя, типа «от жары», но на самом деле, конечно, от тревоги. Показала фотографию на первой сессии – я почему-то пожалела самоеда.
Прочитала книжку «Размножение в неволе» – немного нового о сексе и отношениях супружеской пары. Хотя название было многообещающим, я при первом чтении (все же профессиональная литература) отключилась на пятой странице, а Аня проштудировала до конца и извлекла несколько полезных идей.
Но ничто из вышеперечисленного набора не помогло – и тогда Аня пришла ко мне. И стала регулярно, два раза в неделю, перелистывать туда-сюда «старый альбом», бережно рассказывая о каждом запечатленном в памяти «снимке» их любви.
Но, судя по всему, становилось только хуже.
Все мои робкие попытки предложить Ане все же поговорить и прояснить отношения с мужем заканчивались ужасом в ее глазах и – после длительной паузы – объяснениями, почему она не хочет об этом знать.
Потому что может узнать что-то такое, что навсегда изменит ее жизнь.
Потому что боится, что ей будет очень больно.
Потому что не хочет ничего менять.
Потому что стыдно… Страшно… Дети… Знакомые…
ЭТО длилось уже 4 месяца – два «до меня» и два «со мной».
Приближалось время летних отпусков. И мы с Аней попрощались почти на месяц – она чуть раньше уезжала в отпуск с мужем и детьми на какие-то дивные острова с солнцем и океаном, я – чуть позже на интенсив с загадочной белорусской погодой и комарами без ГМО. Но с договоренностью – если что-то (она выделила это голосом) – если что-то произойдет, она позвонит мне по Вайберу или Скайпу и мы сможем поработать.
Я хотела хотя бы неделю предаться безделью и написать какую-нибудь фундаментальную статью с дисперсиями, корреляциями и страшными кривыми – но не все клиенты с этим были согласны. Поэтому по-снайперски прицельно «сгрузив» всех на один день, я уже почти начала бездельничать, мысленно желая всем уехавшим в отпуск хорошего отдыха – как вдруг позвонила незнакомая девушка и попросилась ко мне на прием.
Я, находясь в предвкушении приятных дел, самым обольстительным и нежным тоном предложила ей телефоны непотопляемых коллег, которые даже летом никуда не «уплывают» и продолжают принимать все корабли, готовые зайти в их порт. Но она, использовав все красноречие, аргументы, убеждения, просьбы и манипуляции, попросила уделить ей всего 2 часа моего времени. Сдвоенная сессия – и если я откажусь работать с ней дальше, она все поймет. И пойдет к коллегам. И куда угодно. Но ей нужно. Срочно. Сегодня. Как можно быстрее. Только ко мне. И возможно, только один раз.
Любой психолог может написать поэму о тех, кому «срочно нужно». Обычно это люди, которые исцеляются, только получив заветные цифры телефонного номера целителя. Некоторые, особо упорные, звонят. И только 1 % доходит. И я назначила встречу через час – или так, или никак.
Она дошла.
– Я – Яна, – просто сказала она. И начала рассказывать свою нехитрую, в общем-то, историю. Молодая – 27 лет. Работает в крупной компании. Квартира, машина, деньги… Ни детей, ни животных – никого и никогда. Всегда жила только работой. Но вот полгода назад поехала в командировку с коллегами из соседней фирмы – и случился «бздынь» (я потом вспомнила – это из мультика «Монстры на каникулах»). «Бздынь» – или проскочившая искра – была вначале платонической. Переписка в сетях. Обмен мемчиками и интересным контентом. Потом – кофе. Потом – обеды. А потом случилось ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ. Они стали близки.
– Близки? – переспросила я Яну.
– Да, – чуть смущаясь, ответила она. – Как муж и жена. [«О господи, только этого не хватало, – подумал внутри меня циничный препод «Сексологии и сексопатологии»… – Великое соитие…»]
– Ииии? – задала я свой любимый вопрос.
– И… и… и после этого я сказала ему, что люблю его… А он – что любит меня…
Выдавив эти слова, Яна начала плакать. Тихонько-тихонько, всхлипывая, будто очень смущаясь и одновременно извиняясь… И от ее слез меня вдруг накрыло такой тоской, таким одиночеством…
Я подождала несколько минут, пока Яна плакала то сильнее, то слабее, и когда она посмотрела на меня, я тихо и очень мягко спросила:
– И что?
Хотя, произнося эти слова, я уже знала ответ…
– Он женат, – синхронизируясь с моими мыслями, ответила Яна. – И у него все хорошо с женой. Но он ее не любит.
В этот момент я с интересом взглянула на Яну.
Так как я ничего не сказала и не спросила, Яна продолжила:
– Они с женой очень давно вместе. Еще со школы. У них двое детей, два сына… [«…Не может быть, о господи, ты со мной так не поступишь, ну пожалуйста, в Минске 2 миллиона человек и пара сотен психологов… Смалодушничаю и не буду строить никакую генограмму, сделаю вид, что не нужно знать…»]
И опять синхронно с захлестывающим меня ужасом она назвала имена сыновей – редкие даже для наших широт с Тихонами, Фридрихами, Евлампиями, Елисеями… Это было совпадение с шансом один на миллион – или если считать всех минчан – одним на два миллиона – но она сидела напротив, давно мной предугаданная любовница Шуры́, о которой Аня не желала знать, потому что если не думать – плохое не случится, а я думала – вот она у меня и материализовалась…
Отряхнувшись от мыслей, которые прислало магическое мышление, я лихорадочно поймала остатки разумной мысли «останови процесс – это двойные отношения» и неразумную, но единственно для меня возможную – «ей плохо, и ты же сейчас не выгонишь девочку на улицу» – и продолжила слушать.
Она пришла ко мне просто для того, чтобы рассказать свою историю.
Чтобы исповедаться.
Чтобы понять.
Чтобы оплакать.
Потому что именно в тот момент, когда она мне звонила, жена ее возлюбленного – она назвала его Аликс, именно с «и» посредине, с тщательным выговариванием всех букофф… именно тогда жена обо всем узнала. Аликс рассказал ей, что любит другую – ее, Яну, и жена – которая все это время знала – не знала – не хотела знать – она вычислила Яну на FB со скоростью неперехватываемой ядерной боеголовки и позвонила ей с каких-то безумно далеких островов.
Яна была готова ко всему – к сарказму, агрессии, упрекам, обвинениям – в общем, к страшному цунами, которое обрушится на ее голову, когда жена обо всем узнает. Она продумывала разные ответы – от язвительного «что же Вы его не удержали» до патетического «он любит только меня, а с Вами лишь из-за детей» – но не была готова к тому, что произошло. Она подняла трубку, сказала: «Слушаю Вас» и в ответ услышала: «Это Аня, жена Александра». Почувствовав толчок – выброс адреналина? повышение давления? – Яна набрала в легкие воздуха – и так и замерла. Потому что Аня на другом конце трубки начала плакать. Плакать так жалостно, так по-детски, так нелепо, в голос, что Яне ничего не оставалось, как слушать этот весьма дорогой по цене роуминга белорусского оператора неутихающий плач… Минута, три, пять… Яна включила громкую связь, не зная, что делать: повесить трубку, что-то сказать, переспросить… Но это были минуты, когда в мире не существовало никого – только жена, любовница и маленькая точка – не Шура́ и не Аликс, а отчужденный от всех Александр – тот, кто уже принес боль одной женщине и неотвратимо наносил удар второй.
Этот плач изменил все. Яна пережила какое-то измененное состояние – обрывки мыслей и странные черно-белые кадры. Вот мама оставляет ее в детском саду – и Яну захлестывает тяжелый, темный ужас. «Мамочка, не уходи», – умоляет, кричит, захлебываясь в этом крике двухлетняя девочка, цепляясь за ее колени – но мама уходит. Вот папа кричит на кухне на маму, а потом собирает вещи, отшвыривает рыдающую маму и вторящую ей Яну – и уходит. Вот ее первый парень, которого она любила без ума, которому писала письма по старинке на бумаге и отправляла по почте, с которым встречалась долгих и счастливых четыре года, пишет – не говорит лично, а просто пишет SMS: «Извини, ты слишком хороша для меня» – и уходит к ее однокурснице… Вся выплаканнная и невыплаканная боль Яны, все предательства, все одиночество, все, что было, – это в один момент вдруг объединяет ее с Аней, и она понимает, что они – не соперницы и не враги. Они сестры, подруги по несчастью, и просто так вышло, что Аня когда-то, а Яна потом полюбила Александра, а он – ну а что он, у него тоже хватало в жизни боли и предательства…
И когда Аня наконец смогла говорить – сорванным голосом, с болью, с надрывом, но все равно обессиленно – она лишь просила: «Пожалуйста, не разрушай мою семью… Пожалуйста… Я так его люблю… Я тебя прошу…»
Если бы она кричала, обзывала Яну, желала ей смерти и прочих трансформаций – та могла бы остаться сильной и отстаивать свою любовь и свое право на этого мужчину, потому что ведь мужчина – не животное, его никто не клеймит, и он свободен, и может выбирать, и выбирал ее, Яну – но ее слезы разрушили все иллюзии. Она, Яна, так не могла. Нет. Она помнила, как много раз ей было больно, и пока Аня оставалась далекой, деловой, холодной, красивой, успешной женщиной – она могла спокойно брать или красть это счастье – быть с Аликсом, мечтать о браке, семье и детях, о маленьком домике на Браславских озерах, куда бы они могли уезжать и прятаться от всех, о завтраках вместе, о сериалах, которые так уютно смотреть в дождливую погоду, о пустяках и о важном… Но Аня стала такой же, как она, – живой, страдающей, осязаемой – будто она смотрела в зеркало. И Яна сказала только одно слово: «Хорошо». И повесила трубку.
И пришла ко мне…
В этот момент я тоже вернулась в реальность. Потому что за эти полчаса случилось слишком много, но я лишь сказала:
– Мне жаль… – и добавила: – К сожалению, я не смогу с Вами работать, потому что я тоже вовлечена в эту историю.
– Я знаю, – ответила Яна.
Увидев на моем лице искреннее недоумение, Яна невесело улыбнулась и сказала:
– Когда Аликс рассказал обо всем жене, она позвонила мне, а я почти сразу – Вам. И когда мы уже договорились, Аликс набрал меня. Я сказала, что разрываюсь, что не смогу причинить такую боль его жене и что иду к психологу. Он спросил, к кому, я назвала Вашу фамилию, а он с ужасом сказал, что Вы – терапевт его жены.
– Тогда почему Вы не перезвонили и не отказались от встречи со мной?
– Я решила, что это судьба. Мы ведь все математики – и я, и Аликс, и Аня… Какова была вероятность позвонить именно Вам? Значит, это не просто случайность. Пока я ехала к Вам, я поняла: Вы нужны мне для того, чтобы передать Ане: я исчезаю из их жизни. Я сама так решила, хотя мне сейчас просто ужасно… Но так будет правильно…
Наш первый час подходил к концу, и я смогла спокойно проговорить с Яной то, что нам нужно остановиться, и предложить ей обратиться к проверенной коллеге. Мне так не хотелось ее отпускать, бросать – но я понимала, что треугольник замкнулся, что это – повторение реальной жизненной ситуации. И там Александр выбирал между Аней, которая пришла раньше, и Яной, которая появилась в жизни значительно позже – и по итогу, похоже, остается с женой. И тут я – выбор без выбора – остаюсь терапевтом Ани и не могу взять в терапию Яну… И вновь я почувствовала грусть, необъяснимую, как затяжной осенний дождь. Я не отказывала человеку в помощи – и одновременно отказывала. Но так было правильно…
– Так будет правильно, – синхронно с моими мыслями произнесла Яна.
Через несколько минут телефон коллеги был записан, я при Яне позвонила ей и предупредила, наша встреча подошла к концу. И уже обувшись и почти выйдя за дверь, Яна посмотрела на меня пристально и спокойно и сказала:
– Просто скажите ей – я этого не хотела. И я ее очень, очень, очень понимаю. И еще… Пусть знает… Я – не плохая… Я не знала, что он женат. Поэтому все так и вышло. Но я никого не виню…
Она повернулась и пошла к выходу, и я видела, что она вытирает слезы.
А когда я вернулась в кабинет, я увидела, что у меня в Вайбере 15 пропущенных вызовов от Ани. Я написала ей, она мне перезвонила. Я еще раз выслушала историю, а потом сказала, что Яна приходила ко мне и больше не побеспокоит ее семью.
Мы какое-то время работали по Скайпу, а потом опять смогли увидеться «вживую». Аня старательно избегала упоминаний о Яне: «она», «этот случай», «эти обстоятельства». Похоже, ее защиты работали, она активно перерабатывала травму, используя отрицание (этого не было) и вытеснение (не помню…). С Шурóй все было непросто – какое-то время он метался, говорил, что любит Яну и хочет к ней уйти, но, вернувшись в Минск, как-то успокоился, сник, пошел к врачу, попил антидепрессантов и сейчас потихоньку «возвращается».
Начал гулять с собакой…
Спорит с сыновьями и дразнит их, как прежде…
Стал ездить с Аней на дачу…
Иногда ее обнимает…
У них наконец случился секс – не такой, как раньше, но какой-то очень нежный…
Но что он, похоже, все еще любит ту, другую, хотя очень старается ее забыть…
Прошло еще полгода. Аня успокоилась, опять начала много работать, но продолжает контролировать мужа и держит его очень крепко – в объятиях, в делах, в разговорах. Несколько новых нитей в их отношениях – предательство, пережитая каждым боль, страх утраты – как ни странно, еще больше привязали Аню к мужу. Она несколько раз просилась на супружескую терапию, или чтобы он пришел один, – но я отказывалась. У меня возникали совершенно рациональные и совершенно иррациональные объяснения, почему нет. Но самой дурацкой идеей, которая меня держала крепче всего, была идея о том, что со мной он будет говорить о Яне. Я видела ее, я говорила с ней, он знает об этом от Ани… И я могу нечаянно о ней напомнить – такой искренней, честной, такой хрупкой и мужественной, такой любящей и так сильно обманутой – хотя вряд ли он когда-нибудь ее забудет…
Я ничего не знаю про Яну. Как парусник, она легко скользнула и исчезла где-то в дымке. Я не знаю, дошла ли она до коллеги, какую цену ей пришлось заплатить за отказ от любви, какие раны остались в ее душе. Я сочувствую и Ане, и Яне.
А еще иногда я думаю об Александре – о человеке, которого я никогда не увижу. О том, как ему живется с Аней – близкой, родной, немножко всезнайкой, немножко избегайкой, но очень надежной, честной, искренней и верной. Думаю, непросто – как любому из нас непросто рядом с очень родным, очень близким, очень глубоко «проросшим» в тебя человеком, который иногда знает тебя лучше, чем ты сам, и чувствует, что с тобой, еще до того, как ты сам это почувствовал… И как иногда слияние-идентификация вдруг начинает меняться на дифференциацию, как прилив сменяется отливом. Иногда это проживается легко и незаметно: отдаление – приближение, отдаление – приближение… Словно вдох и выдох. А иногда ты вдруг начинаешь отдаляться, все дальше и дальше от родного дома, и тебе, как астероиду, хочется улететь за пределы своей системы, и только мощные силы гравитации, притяжения «своей» планеты способны вернуть тебя на привычную траекторию… Но все равно ты иногда смотришь на далекие и незнакомые звезды…
Александр для меня оставался частью истории. Я и правда не знала, что было с ним глубоко внутри – хотя, по словам Анны, он тоже очень страдал. Я не знаю, раскаялся ли он – Анна старательно избегала любых упоминаний о Яне. Похоже, она твердо усвоила, что изображение сигарет на антитабачной рекламе все равно ведет к воспоминаниям о процессе курения. А Александр как-то справлялся сам. Плакал ли он? Вспоминал ли он Яну? Сожалел ли он о тех четырех месяцах, которые были в его жизни? Сожалел ли о том, что остался с Аней? Что не ушел от нее? Я не знаю.
Однажды, вспомнив эту историю, я почему-то включила две старые песни Игоря Талькова… Хрипловатый, низкий и негромкий голос вдруг всколыхнул такой пласт боли, что слезы навернулись на глаза… Я вдруг поняла, что мужчине может быть очень, очень плохо. И он может переживать так же тонко и глубоко, как женщина – и свое предательство, и невозможность уйти, и боль от потери любимого человека. Он пел. Я плакала. Я переслушала эти две песни раз десять, пока меня отпустило. До этого я, «вступив в сговор» с Аней, будто бы выносила за скобки Александра. Яна тоже предпочла защитить свою любовь, убрав его с «линии огня» и замечая только боль Анны. И я вдруг опять увидела эту картину – мужчина, который держит за руку одну женщину – свою жену – и смотрит вдаль, вслед другой, уходящей женщине. Женщине, которая забрала часть его души, и неизвестно, когда он теперь оправится…