Он был очень невысоким – чуть ниже среднего роста. А вес произведений, сочиненных им, – больше тонны!
5 миллионов 700 тысяч написанных нот. Если я не ошибся, считая на костяшках бухгалтерских счетов. Тридцать фильмов, – музыку к которым он написал. И ни одного фильма о нем. Я про художественные.
Вот то подношение, которое человечество воздвигло гениальному Исааку Дунаевскому!
Самое роковое, самое последнее и страстное – воссозданная версия любви и жизни великого композитора. Кем был этот маленький человек, который никогда не пил колы и не читал Кена Кизи? Гений в искусстве, в любви – один из нас! Главный мелодист сталинской эпохи, жизнь которого могла бы стать историей про сказочного принца, в которой не было бы ни света, ни любви, если бы все это он не умел превращать в неистовую мелодию.
348[2] песен о силе страсти под грохот печей мартена.
348 поводов застрелиться или броситься под поезд! Ведь неуспех равнозначен гибели.
И ни одного провала.
Ошеломительная история о невероятной силе. Силе духа.
В самом ли деле ты обладаешь тайной властью над миром, будучи гением, или ты просто игрушка слепых сил, куда более могущественных, чем те, что дают тебе надежду оставаться человеком?
Правда ли, что только любовь способна примирить тебя с таким миром?! Может быть, пространство.
Ленинград!
Переезд в этот город – что это? Просто совпадение? Или некая дорожка к тайне, которую гений оставил нам разгадывать.
Что значили эти встречи в жизни Исаака? Сотни тысяч поклонников. Из них только один – главный.
Что, если встреча со Сталиным – это ключ к пониманию тайны жизни и смерти Дунаевского?
Жизнь без правил, приношения – без жертв, удовольствие – без морали – в своей жизни Дунаевский дошел до роковой черты, за пределами которой число случайностей, которые могли привести его к смерти, бесконечно умножилось.
В разладе с любимой, в отсутствии надежды и с избытком утопических желаний, в какой-то роковой схватке за свою жизнь Дунаевский пришел к гармониям нового сорта. Он оторвался от того, что любил прежде.
Семь нот, семь смертных грехов, семь добродетелей.
Дунаевский играл на всем сразу.
Каждый из этих рядов ведет к вершине. Сорваться можно с любой.
Кто-то однажды сказал о нем: «Он был слишком прозорлив, чтобы не замечать соблазнов, и слишком человек, чтобы избегать их».
Один неправильный миг изменил всё… Катастрофа для его народа стала катастрофой и для него.
Война.
Легкое и возбуждающее, как шампанское, волнующее и радующее, как легенда о жизни богемного художника, зрелище.
С Дунаевского – Дуни началась история богемы. Он был первым, кто начал вести независимую жизнь вольного художника. Пусть подчас она была полна лишений, но зато живущий ею был полновластным хозяином своей судьбы и никто не мог приказывать ему, что делать.
А когда заказов было много и чаша жизни полна, более приятного бытия, чем жизнь обеспеченного художника, трудно представить.
Если бы не было Дунаевского, не было бы Утесова, Александрова, Майи Кристалинской, Клавдии Шульженко… Аллы Пугачевой, «Цветов зла», хиппи, не было бы всей советской музыки… и не родилась бы эта легендарная, безалаберная, прóклятая, обесчещенная и превознесенная в веках общность под названием – советская музыка.
Ее ангел и демон, милость и проклятие – Дунаевский.
Как могла бы сложиться его жизнь, если бы он не стал музыкантом? В Америке он был бы бойскаутом, в Польше – бомжом, в Италии – дворянином, но в искусстве… остался величайшим гением всех времен, эдакой машиной по производству божественных мелодий.
О нем самом можно узнать из его музыки, о его жизни – из книг, кинофильмов и теперь – из уст шансонье и рок-музыкантов. Что же касается всего остального…
Я слушал его долго – и это стоило мне нервов. Я слушал его до конца – и это стоило мне слез. Так я познакомился с Исааком Дунаевским.
Насколько я изменился, пока писал роман про Дунаевского? Только это показывает силу, с которой ты погрузился в ту жизнь, которая тебя меняет.
Даже когда нет хлеба, а порой и в радости, что его – нет, понимаешь, что можно делать все не «за хлеб», и будешь делать не «за хлеб», потому что есть вещи более значимые. Может быть, ради этого и живешь.
Пока я пытался понять судьбу моего героя, я осознал, что такое «провинциальность». Это качество людей, цели которых никогда не поднимаются выше самого прямого исполнения поставленной – «за хлеб» – задачи. У них не болит об этом душа, не болит ничего, в лучшем случае радеет только их тщеславие. Дунаевский жил за счет того, что писал музыку. Писал, восхваляя или прославляя абстрактные величины, которые не существуют в жизни. Это заблуждение, что любви к родине можно научить. Можно на-учить испытывать ненависть к противникам твоей любви, которые хотят тебя согнать с родной земли.
Любовью к абстрактным понятиям я называю любовь к тому, что выходит за пределы осязаемого. Но оно – абстрактное существует, его надо только ощутить. Рядом с Дунаевским про «любовь к родине» сочиняли сотни других. Люди, которые занимались этим только «по долгу службы». У них было доброе сердце, они вполне честные, но их душа не болит от любви, о которой они сочиняли, их в лучшем случае просто радовало признание публики.
Для Исаака Дунаевского его музыка не была «областью служения». Музыку в целом можно воспринимать как приятную «картинку» для мозга, но она может подняться выше человеческого любования, стать величественной, возвысить слушателя, и… сделать его причастным силе духа, который, парадоксально опираясь на простое земное желание продолжать себя в вечности, копируя умение эгоистически переживать только за самого себя, вдруг теряет земные, низменные свойства души. Иначе как Божьим вмешательством это не назвать. Богоявление происходит тогда, когда в какой-то момент наш эгоизм теряется.
Когда этот момент наступает?
Человек по своему устроению всегда бунтует. Он знает силу бунта.
Когда у людей этот дух открывается – я не буду говорить, что его высвобождает только музыка, но именно тогда композитор и становился гением. Бунтарский дух наполнял жизнь Дунаевского той самой жертвенностью, которая мне понятна, приемлема, и чему я тоже пытаюсь следовать. Дойти до пределов самоотречения можно во всех сферах деятельности. Для этого не надо быть профессионалом. Надо быть великим любителем (от слова любить свое дело больше, чем себя) и быть (хоть это совсем непросто) человеком, чье милосердие к другим довлеет над самосохранением. Можно быть умным, ленивым, добрым или злым. Весь вопрос, когда все это станет неважным, когда искоренится стремление и к «хлебу», и к «золоту». Все заполнится силой, преодолевающей и страхи внутри тебя, и внешние препятствия. Это и есть сила духа, входящего в тебя не по твоей воле, но по велению Создателя. У Исаака было только семь нот, ведущих его туда, где личные желания ничего не значат. Он приносил жертву, и его жертва обрела бессмертие. Она зовется «музыкой Исаака Дунаевского».
Когда предполагается пауза, а слова произносятся словно на последнем дыхании, хочется выразить благодарность тем людям, великанам духа, которые мне помогали все время, пока я писал эту книгу. Прежде всего ушедшим, которые мне по сию пору доказывают, что смерть – это не последняя инстанция.
Моей жене и возлюбленной режиссеру Ольге Давидовне Дубинской, матери моего ребенка, рано, очень рано ушедшей из жизни, следуя долгу чести и милосердия, обретшей статус Героя после смерти.
Моим родителям – Минчёнок Татьяне Владимировне и Минчёнку Анатолию Васильевичу, ставшими первыми читателями обновленной книги.
Моему другу Евгению Исааковичу Дунаевскому.
Главному редактору «Молодой гвардии», моему другу Андрею Витальевичу Петрову, с которым мы задумали три новые книги.
Отдельный низкий поклон тем, кто меня терпит и поддерживает в жизни:
моей дочери, фотохудожнику, подарившей мне пару иллюстраций для этой книги, а главное смысл: зачем я живу – Нине Минчёнок;
Нане Куликовой, которая вытаскивает меня из трясин боли, вдохновляя, дает ответы на трудные для меня вопросы;
Максиму Дунаевскому, в лице которого я обрел брата и с которым я никак не закончу оперу;
Римме Дунаевской, которая хранит память о муже и свекре;
моему другу писателю Марии Залесской, которая каждый раз, когда у меня кончались силы, вдохновляла меня к покорению новых вершин.
И всем тем друзьям, кто читает мои книги, ходит на мои спектакли, любя меня просто за то, что я есть, заставляя понять, что они и есть мое главное сокровище.
Ноябрь 2021 года