Услышав последний вопрос дедка, я окончательно убедилась в том, что имею дело с юродивым, и ласково ответила:
– Спасибо, милый Антон, лучше попробуйте назвать время, за которое я доберусь до администрации.
Старичок стянул картуз, поскреб в затылке и прогудел:
– Вот уж не скажу, потому как скорости вашей не знаю. Может, вы быстроногой серной или пятнистым ягуаром полетите? А я за два часа доползаю, подагра ноги ест.
– Такси до корпуса взять нельзя? – в безумной надежде поинтересовалась я.
– Кого? – попятился Антон. – Бакси? Это кто? А-а-а, вы про Рикси толкуете. Но он, иродово отродье, под седлом не ходит. Погодьте, покажу другую забаву.
Со скоростью молодой ящерицы Антон нырнул в кусты. Я осталась стоять у ворот, пытаясь справиться с изумлением. Куда я попала-то? Провалилась во многократно описанную писателями-фантастами временную яму? Никаких признаков жилья в обозримом пространстве нет, дорог тоже не видно, есть лишь узкая тропиночка, уходящая в глубь зеленого леса.
– Соблаговолите взглянуть, – прокряхтели из кустов, затем ветви раздвинулись, и показался Антон, который вел за собой… ослика.
– Рикси кусается, – пустился в объяснения дедок. – Его даже барин Китаев остерегается, а уж вас он и вовсе скинет да копытами и затопчет.
Я попятилась в удивлении:
– Кто? Барин Китаев?
– Рикси, – уточнил Антон. – Потому я привел вам Потапия. Ён смирный, правда, подчас характер проявить может. Взлезайте и рысите.
– Вы предлагаете мне сесть на осла? – попятилась я.
– Боитесь, не свезет? Не, Потапий крепкий, мешки с мельницы легко прет, а они шестипудовые, – деловито сказал дед.
– Лучше пешком, – я решительно отвергла ишака как транспортное средство.
– Дык взопреете шагать, не близок путь. И дорога неведомая, а Потапий хорошо тропки знает. Не смотрите, что он из животных, умней некоторых людей, – зачастил Антон. Но вдруг осекся и добавил: – Я имею в виду слуг, а не господ. Потапий не умеет, как барин Николаев, считать. Да взлезайте, не пужайтеся.
Очевидно, безумие заразно, иначе чем объяснить тот факт, что я все-таки приблизилась – с опаской, конечно, – к ослику?
– Цапайте его за шею и закидывайте ногу, – посоветовал Антон. – Оно, конечно, бесовская одежда, не ладно бабе под мужика рядиться, но зато мне вас не срамно подсадить, коли вы, барыня, в портах. Ну… уф!
Тот, кто ни разу не садился на осла, и не догадывается, какое это непростое занятие. Хорошо хоть дедушка, несмотря на почтенный возраст, обладал железными мускулами – в конце концов я очутилась в седле.
– Красивая вы баба, мясистая, – с чувством произнес Антон. – Уж извиняйте за простоту. Я хоть и старый, но глазьями любоваться могу. С вашей статью только царицей быть! Ну, с богом!
– А как им управлять? – спохватилась я. – Осел как заводится?
– Пяточками по бочкам стукните и прикажите: «Потапий, вперед!» Коли остановиться надумаете, скомандуйте: «Стой, Потапий!» Но лучше не трогайте его, сам живенько добежит, путь ему знакомый, – пояснил Антон. – Да! Он токмо на Потапия отзывается. Хороший зверь, не подлый, как Рикси. Вот тот, хоть и конь, да сущий дьявол. Прости господи, помянул сатану вслух… Но и Потапий капризы имеет, желает собственное имя слышать – коли Пафнутием, Патрикеем, Прокопием али еще как окликнете, не шелохнется, может даже фортеля закрутить. Ну, Потапий, ступай, не подведи!
Ослик фыркнул, мотнул головой и потрусил по дорожке. Я, забыв попрощаться с приветливым безумцем, вцепилась в торчащую передо мной кожаную полупетлю.
Сначала поездка на ишаке показалась мне забавной, потом я ощутила некоторые неудобства. Узкое жесткое седло больно врезалось между ног, и меня все время трясло. Ослик не «Мерседес», поэтому плавной езды не получилось. Еще мешали собственные болтающиеся ноги. Я попыталась прижать их к бокам животного, но ишак повернул голову и укоризненно глянул на меня карим глазом.
– Прости, милый, – живо извинилась я.
Наверное, теперь ослу стало удобно, зато пассажирка начала испытывать дискомфорт.
Но вскоре я абсолютно случайно обнаружила стремена, всунула в них ступни и почувствовала себя счастливой. Правда, радость длилась недолго, потому что нос уловил крайне неприятный запах, который исходил от животного. Очевидно, ишак не привык каждый день пользоваться душем, никогда не употреблял дезодорант и не имел понятия о зубной щетке.
Стараясь не дышать полной грудью, я покачивалась в седле, озирая окрестности. Наконец мы оказались на перекрестке. Ослик остановился и понурил голову.
– Давай, милый! – приободрила я его. – Надеюсь, ты не забыл дорогу?
Ишак задвигал ушами.
– Сделай одолжение, – простонала я, – не шевели ими, очень воняет. Ну, Пафнутий, вперед!
Ослик чихнул, но с места не сдвинулся. Я слегка пнула его пятками:
– Пафнутий! Не спи!
Ишак повернул голову и дыхнул мне в лицо, отчего я чуть не вывалилась из седла.
– Фу! Прекрати, Пафнутий! Эй, шевели лапами! То есть переступай копытами! Пафнутий, шагай же! Или тебя зовут по-другому? Извини, дорогой, не хотела тебя оскорбить. Вспомнила, ты Пантелеймон!
Но и это весьма красивое имя не произвело на длинноухого должного впечатления.
– Пантелеймон, – осторожно повторила я, – цып, цып, иди вперед.
Осел задрал голову, отвел назад серые уши, открыл пасть и заорал:
– И-и-и-и-а…
На секунду я оглохла и вроде как даже ослепла – никогда не предполагала, что вонь и отвратительный рев способны лишить человека зрения. А осел так и замер – с разинутым ртом.
– Солнышко, – прошептала я, – если ты не Пантелеймон, значит, Панкрат. Ведь так?
– А-а-а-а-а… – затянул ишак.
Из соседних кустов во все стороны разлетелись крохотные птички, с ближайших елок посыпались молодые шишки.
– Спокойно, Прохор! – скомандовала я. – Соблюдай тишину.
Осел стал трясти задом, я вцепилась в кожаную петлю.
– Платон! С ума сошел?
Задние копыта транспортного средства начали отбивать дробь.
– Павел! – взвыла я. – Паша, не дури!
В ту же секунду седло скособочилось, ишак выгнул спину, и я рухнула на землю. На меня лавиной обрушилась масса новых впечатлений. Во-первых, свалиться даже с небольшой высоты больно, во-вторых, несмотря на жаркое засушливое лето, земля оказалась сырой, в-третьих, крапива, куда я угодила, очень неприятно жжется, в-четвертых, ослы умеют смеяться.
Да, да, можете мне не верить, но отвратительное животное, сбросив меня, растянуло губы и стало откровенно хихикать.
– Тебе весело, Парамон? – осведомилась я, вставая. – Ну ничего, сейчас залезу в седло и посмотрим, кто кого! Не так уж много существует мужских имен на букву «п», переберу все и вспомню твое. Петр… Нет, слишком просто, ишака звали заковыристо. Полад! Пахом! Поликарп! Полкан!
Я перевела дух. С Полканом я погорячилась, это явно собачья кличка. Что там еще есть из старинных? Путислав, Путята, Патрикей, Парфен… У меня когда-то была пятерка по русской литературе, и я подстегнула свою память «Ну-ка, Танечка, вспоминай героев произведений нашей классики!» Перфилий, Паисий, Павлин… Да, да, существовало имя Павлин – насколько помню, в пьесах А. Островского частенько фигурировали всякие купцы с отчеством «Павлинович».
Но почему я так уверена, что имя моего транспортного средства начиналось на «п»? Ведь начисто забыла, как его называл Антон. Вполне вероятно, что первая буква «т». Трофим, Терентий, Тихон, Тихомир, Трифон, Тимофей, Тарас…
Осел развернулся и с быстротой молнии помчался по одной из тропинок. Я бросилась за ним, выкрикивая:
– Назар, Модест, Кондрат, Захар, Кузьма, Митрофан! Черт тебя побери, Харитон! Тпру, кис-кис, цып-цып, джага-джага, оле-оле!
Но ишак все летел вперед. В конце концов мы галопом выскочили на небольшую площадь, посреди которой стояла ладная избушка. Я остановилась, вытерла рукавом вспотевший лоб, подождала, пока сердце перестанет колотиться о ребра и уйдет резкая боль в правом боку, а потом сказала ослу:
– Надеюсь, Перикл, тебя забудут покормить ужином!
Осел опустил голову, заморгал и мгновенно стал похож на милейшее, нежнейшее существо, этакого зайчика-переростка с трогательными ушами и умильной мордой.
– Обманывай кого-нибудь другого, мерзавец! – не успокаивалась я. – Теперь я знаю твою сущность!
Из домика вышла девушка в серо-синем свитере и мешковатой юбке.
– Доброго денечка! – закивала она. – Как добралися? Не запыхалися? Я Устинья. А вы Таня Сергеева? От барина Федосова? На погляд?
Итак, у девчонки есть мобильный. Иначе как она узнала про мое появление? Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить: управляющий соединился с Устиньей. Небось и у Антона лежит в кармане сотовый, мерзкий Куприянов просто не захотел поговорить с дедом. Что тут вообще происходит?
– Хочете обустроиться? – склонила набок голову Устинья. – Осталася одна изба. Вы к нам как, на время али на жизнь?
– Дайте воды, – попросила я, ощущая себя героиней идиотской сказки.
Устинья сходила в дом и вынесла обычную алюминиевую кружку, чуть мятую.
– На здоровье, – поклонилась она мне, протягивая посудину.
Я отхлебнула ледяной жидкости, и у меня тут же заныли зубы. Вкус у воды был странный.
– Хороша? – заулыбалась девушка. – Не из трубы, из колодца! Исконно русская!
Я вернула ей кружку. Вода не может быть немецкой, французской, еврейской или арабской, она просто вода. Жидкость не имеет национальности!
– Дык пойдемте? – спросила Устинья. – Вона туточки, рядом!
В полном ошалении я пошла за девушкой и очутилась около домика из бревен. Устинья присела на корточки, пошарила рукой под крыльцом, достала большой ключ, отперла дверь и засмеялась.
– Загадка вам: не лает, не кусает, а внутрь не пускает. Это кто?
– Кошка, – ляпнула я, не подумав.
– Замок, – с легким разочарованием протянула Устинья. – А вот другая: без окон, без дверей полна горница людей. Это кто?
– Давайте внутрь зайдем, – остановила я девушку.
– Вступайте, – сказала Устинья, – токмо пригнитесь, а то о притолоку шарахнетесь, больно низко у Марфы.
Я, согнувшись, вошла в комнату и попросила:
– Свет не зажжете? Темно здесь.
– Ща, – пообещала Устинья, пошуршала бумагой и… тонкий огонек свечи задрожал на большом грубо отесанном столе.
– Ну усё тута для счастья! – завосхищалась Устинья. – Лежаки крепкие, а то и на печи можно спать, лавки целые, чугунов полно, ухватья отличные. Ежели пожелаете, любая скотина ваша: буренка, куры-петухи, гуси. Огниво хорошее, свечи сами делаем, вода в колодце, дрова в лесу…
– Это гостиничный номер? – уточнила я.
– Изба для житья, – затрясла головой Устинья. – Их у нас всего две оставалися, «Марфа» и «Владимир». Вернее, одна «Марфа», «Владимира» вчера арендовали, через неделю заедут. Сердце радуется! Бегут люди из идолового капища, из города постылого, охота им к природе прильнуть. А мы здеся традициев не нарушаем, обитаем по родительским привычкам. Вас ведь с историей познакомили?
Я села на твердую лавку, покачала головой:
– Нет.
Устинья уселась рядом, подперла подбородок кулаком.
– Совсем-совсем не слышали?
– Ну… в общих чертах, – осторожно ответила я.
– Не побрезговаете в нашу хатку вернуться? – предложила Устинья. – За квасом беседа лучше потекёт.
– С удовольствием, – кивнула я. И мы пошли назад, туда, где спокойно щипал сочную траву осел с редким, так и не всплывшим в моей памяти именем.
Устинья выставила на стол большой кувшин и похвасталась:
– Ржаной квасок, с хреном! Секрет бабушка мне передала. Пейте всласть.
– Лучше кофе, – попросила я.
Девушка заморгала.
– Чего?
– Кофейку нальете? Растворимого.
– А ето что такое? – разинула рот Устинья. – Суп али второе заморское?
Я вцепилась руками в лавку, потом перевела дух. Так, девушка тоже не в себе.
– Шуткуете… – засмеялась Устинья. – Может, каши хотите? Или брюкву пареную? Ой, вкусная! Мед! Севодни день постный, можно паренкой лакомиться. Ишо киселек есть, овсяный.
– Скажите, вас на самом деле зовут Устиньей? – спросила я не в тему .
– А как же иначе? – поразилась девушка.
– Ладно, – кивнула я. – Спасибо за прием и угощенье, честно говоря, я ищу Владимира.
– А в ём живут! – Устинья сложила руки на коленях.
– Простите?
– За что? Ничего плохого вы не сделали.
– Мне нужно поговорить с членом клуба по имени Владимир, – повторила я.
Устя заморгала.
– Чле… чле… как? И кто такой клуб? Давайте лучше киселька набуровлю. Он для желудку пользительный.
– Хватит ломать комедию! – вышла я из себя.
– Про што речь ведете?
– Устя, у вас тут, наверное, есть ноутбук, подключенный к Интернету?
– Че? Бук не растет в нашем лесу. Елки да дубы с осинами.
– Или вы используете мобильный?
Устинья сжалась в комок:
– Барыня, милая, не ругайтеся! У меня ума особого нету. Маменька велела вас встретить да «Марфу» показать. Не справилася я, не сумела. Ой-ой-ой, розог дадут, на конюшне выпорють…
– Прекрати! – послышалось со двора, и в дом вошла крепкая женщина в темном платье. – Ишь, заболтала чушь! Ступай, умойся, дурь из головы вышибет.
– Сейчас, маменька, уже понеслась, – подхватилась Устя и птицей улетела из комнаты.
– Меня зовут Домна, – представилась незнакомка. – А вы Татьяна? Хотели вступить в клуб? Приехали осмотреться? И каково впечатление?
– Пока странное, – честно призналась я. – Понимаете, я практически ничего не знаю о «Лучших временах».
– Зачем тогда сюда стремитесь? – резонно спросила Домна.
– Женя посоветовал, – я решила свалить ответственность на неведомого Федосова, – сказал: устала ты, Танечка, есть замечательное место, шикарный поселок.
– Ну-ну… – усмехнулась Домна. – Пейте квас, расскажу вам о «Лучших временах».
– Мне бы кофейку, – заикнулась я.
Домна нахмурилась.
– В своей избе его не держу, а за других не отвечу. Чужая жизнь потемки, я к людям в погреба не лажу. Может, кто и бананами даже балуется. Хотя, с другой стороны, зачем тогда в нашем селе жить? Их в любом вертепе можно приобрести. Ох, вижу, барин Федосов и правда вам сути не растолковал…