Дин пропустил ужин. Джуд отложил для него еду и поставил тарелку в холодильник. Я подумала, возможно, Джуд уже привык к исчезновениям Дина. Не исключено, что, когда Дин впервые оказался здесь, это было в порядке вещей. Я обнаружила, что часто думаю о том Дине – двенадцатилетнем мальчике, чей отец оказался серийным убийцей.
«Ты знал, что он делает. – Я невольно встала на точку зрения Дина. – Ты не мог его остановить».
Сочувствие к Дину из-за его отца и погибшей девушки я не могла спрятать в отгороженный уголок своего сознания. Я ощущала, как оно просачивается в мои мысли. Прямо сейчас Дин почти наверняка думал о том, что в его жилах течет кровь убийцы, как в моих – кровь Лок. Может, Лия права, я и правда не могла понять, что чувствует Дин, но, будучи профайлером, пыталась. Я ощущала его боль и признавала ее как эхо своей собственной.
После обеда я хотела подняться наверх, но ноги понесли меня к гаражу. Я остановилась прямо за дверью и услышала приглушенные звуки ударов – снова и снова, раз за разом. Я поднесла руку к дверной ручке, но тут же отдернула.
«Он не хочет тебя здесь видеть», – напомнила я себе. Но, возможно, стремление Дина держать нас на расстоянии вовсе не его желание, а следствие того, что он запрещал себе желать что-то иное. Дину не нужно быть одному, просто он считал, что одиночество – это то, чего он заслуживает.
Словно сама собой моя рука поднялась снова, я повернула ручку. Дверь открылась со скрипом, и звук тяжелого дыхания добавился к ритмичным глухим ударам, которые я слышала до этого. У меня перехватило дыхание, и я толкнула дверь. Дин меня не видел.
Светлые волосы промокли от пота и прилипли ко лбу. Тонкая белая майка облепила тело, через мокрую, почти прозрачную ткань я различала очертания его живота и груди. Мышцы его были так напряжены, что казалось, будто они могут порваться, как натянутая резина, или прорвать его загорелую кожу.
Удар! Удар! Удар! Он бил кулаками боксерскую грушу. Та раскачивалась, и он ударял ее еще сильнее. Ритм ускорялся, и в каждый следующий удар он все больше вкладывал весь свой вес. Перчаток на нем не было.
Не знаю, как долго я стояла, глядя на него. В его движениях было что-то звериное, дикое и яростное. Мой взгляд профайлера видел смысл в каждом ударе: потеря контроля, контроль, наказание, освобождение. Он с радостью принимал боль в костяшках пальцев и не мог остановиться.
Я сделала несколько шагов к нему, по-прежнему держась на расстоянии. На этот раз я не пыталась его коснуться. Он не отводил невидящего взгляда от боксерской груши. Я не знала, кого он бьет – отца или себя. Я только знала: если он не остановится, то что-то не выдержит – груша, его руки, его тело, его сознание. Он должен остановиться!
– Я поцеловала тебя. – Не знаю, почему я произнесла именно это, но нужно было что-то сказать. Я увидела, как Дин изменился, когда слова долетели до него. Движения стали чуть соразмернее, я ощутила, что он снова начинает осознавать мир вокруг.
– Неважно. – Он продолжил избивать грушу. – Это просто игра.
Правда или действие. Он прав: это просто игра. Но почему мне тогда показалось, будто меня ударили в лицо?
Дин наконец остановился, тяжело дыша, содрогаясь всем телом. Покосившись на меня, он произнес:
– Ты заслуживаешь лучшего?
– Лучшего, чем игра? – спросила я. «Или лучшего, чем ты?»
Дин не ответил. И я поняла, что дело не во мне. Дин видел не меня, а какую-то собственную, идеализированную Кэсси, которую придумал, чтобы мучить себя. Девушку, которая заслуживала чего-то. Девушку, которую он никогда не заслужит. Невыносимо то, что он водрузил меня на стеклянный пьедестал, хрупкий и недоступный, как будто я не могла ни на что повлиять.
– У меня есть тюбик помады, – бросила я ему, – его дала мне Лок. Я говорю себе, что храню его как напоминание, но все не так просто. – Он не ответил, и я продолжала: – Лок считала, что я могу стать такой, как она. В этом была суть ее игр. Она так отчаянно хотела этого, Дин. Понимаю, она чудовище. Понимаю, что должна ее ненавидеть. Но иногда я просыпаюсь утром и на секунду забываю обо всем. И эту секунду, прежде чем я вспоминаю, что она сделала, скучаю по ней. Я даже не знала, что мы родственники, но…
Мой голос сорвался, горло сжалось, потому что я думала, что должна была понять и догадаться, что она моя последняя связь с матерью. Но и понять, что она не та, кем кажется. Я должна была понять, но не поняла, и из-за этого пострадали люди.
– Не заставляй себя что-то говорить только потому, что мне нужно это услышать, – хрипло сказал Дин. – Ты совсем не такая, как Лок. – Он вытер ладони о джинсы, и я услышала непроизнесенные слова: «Ты совсем не такая, как я».
– Может быть, – тихо сказала я, – чтобы мы делали то, что делаем, в нас самих должно быть что-то от монстров.
У Дина перехватило дыхание, и мы стояли в тишине – мне показалось, прошло много времени: вдох-выдох, вдыхая то, что я только что озвучила.
– У тебя руки кровоточат, – наконец проговорила я, и мой голос прозвучал так же хрипло, как его минуту назад, – ты поранился.
– Нет, я… – Дин опустил взгляд, осмотрел кровоточащие костяшки и проглотил остаток фразы.
Если бы я не вмешалась, ты ободрал бы кожу до мяса. Мысль об этом заставила меня действовать. Минуту спустя я принесла чистое полотенце и таз с водой.
– Сядь, – сказала я. Дин не шевельнулся, и тогда я пристально посмотрела на него и повторила указание. Внешне я похожа на маму, но, если у меня было достаточно мотивации, я могла бы убедительно изобразить и бабушку по отцовской линии. Если кто-то рисковал что-то сделать наперекор бабушке, он имел проблемы.
Заметив, как я упрямо сжала зубы, Дин сел на спортивную скамейку. Он протянул руку за полотенцем. Я проигнорировала это движение и опустилась на колени, обмакивая полотенце в воду.
– Руку, – сказала я.
– Кэсси…
– Руку, – повторила я.
Мне показалось, что он готов отказаться от помощи, но его рука каким-то образом нашла путь к моей. Я медленно повернула ее, осторожно, нежно. Я обтерла кровь с костяшек, проводя полотенцем вдоль жил и костей. Вода была чуть теплой, но мое тело заливал жар, когда большой палец легко скользил по его коже. Я отпустила его левую руку и занялась правой. Мы ничего не говорили. Я даже не смотрела на него. Я не отводила взгляда от его пальцев, костяшек и шрама, который тянулся вдоль большого пальца.
– Я сделал тебе больно, – нарушил тишину Дин. Я ощутила, как это мгновение ускользает. Я хотела, чтобы оно вернулось – так яростно, что это изумило меня саму.
Я не хочу этого хотеть. Вот бы все оставалось как было. Я с этим справлялась. Ничего не нужно менять.
Я опустила руку Дина.
– Ты не сделал мне больно, – твердо сказала я, – ты схватил меня за запястье. – Я закатала рукав и помахала рукой в качестве доказательства. На фоне его загара моя кожа казалась невыносимо светлой. – Никаких следов. Никаких синяков. Ничего. Я в порядке.
– Тебе повезло, – произнес Дин, – я был… не здесь.
– Понимаю. – Прошлой ночью, когда появление агента Стерлинг отправило меня в крутое пике, именно он помог мне освободиться от власти, которую «не здесь» получило надо мной. Дин несколько мгновений не отводил взгляд, а затем в его глазах мелькнуло понимание.
– Ты винишь себя за то, что произошло с агентом Лок. – Дин был профайлером, как и я. Он мог забраться в мою голову с той же легкостью, что и я – в его. – Считаешь, что виновата перед убитыми Лок девушками, перед Майклом, передо мной.
Я не ответила.
– Это не твоя вина, Кэсси. Ты не могла знать. – Сидя напротив меня, Дин шумно сглотнул. Я заметила, как дрогнуло его адамово яблоко. Губы приоткрылись, и он произнес: – Мой отец заставлял меня смотреть.
Эти слова, произнесенные шепотом, обладали силой выстрела, но я не отреагировала. Если я что-то скажу, если выдохну, если хоть пошевельнусь, Дин закроется снова.
– Я узнал, чем он занимается, и тогда он заставил меня смотреть.
Что происходит? Мы обмениваемся секретами? Обмениваемся виной? То, что он сообщил мне только что, намного масштабнее всего, что я могла ему сказать. Он тонул, и я не знала, как его вытащить. Мы сидели в тишине, он на скамейке для упражнений, я на полу. Мне хотелось коснуться его, но я не стала. Я хотела сказать ему, что все будет в порядке, но промолчала. Я представила девушку, которую мы видели в новостях. Мертвую девушку.
Дин может колотить по боксерской груше, пока не сотрет всю кожу на костяшках. Мы можем обмениваться признаниями, которым не место в жизни нормальных людей. Но ничто из этого не изменит того факта, что Дин не сможет спать спокойно, пока это дело не будет закрыто, и я тоже.