Фриц Ламме сидел в трактире и пил пиво. Мало того, что сидел и ничего не делал, так ещё каких-то двоих прощелыг угощал. Сидел важный, в доброй и чистой одежде, рассказывал им, как хорошо он устроился. И что теперь ему день и ночь за деньгой гоняться нет нужды, и что господин платит за корм и ночлег, одежду даёт хорошую и даёт денег столько, сколько нужно. А всё отчего? А всё от того, что он Фриц Ламме, очень нужный ему и полезный человек. Вот так-то! Два господина не очень приличной наружности: один щетиной зарос, шляпа на глаза, другой лыс и лопоух, оба мрачные, в одежде неновой, слушали его, завидовали, пили пиво. А тут и хозяин появился:
– Сыч, опять бездельничаешь? – Сказал кавалер, входя в трактир. Он остановился и поглядел на собутыльников Сыча пристально и спросил. – Вы никак кого зарезать задумали?
Максимилиан, что шёл следом за кавалером, засмеялся. И вправду, уж больно вид этой троицы настораживал. Разбойники, да и только.
Сыч руками замахал:
– Да что вы, экселенц, это ж люди моего цеха, судейские!
– А на вид разбойники с большой дороги. – Заметил Максимилиан.
– Это всё от того, что у судейских жалование скудно, а жизнь тяжёлая, – пояснил Фриц Ламме.
– Ясно, вот тебе дело, чтобы не сидел, – сказал Волков и кинул Сычу талер, – обыщи хоть весь город, но найди купца, что кофе торгует, я как у герцога его почуял, так забыть не могу. Не может быть, чтобы в таком городе хоть у одного купца кофе не было. Знаешь, что такое кофе?
– Знаю, – сказал Сыч, поймав деньгу, – жижа вонючая.
– Верно, иди и найди мне этой жижи, да смотри, торгуйся. Сразу не бери.
– Сейчас сделаю, экселенц, – обещал Фриц Ламме, вставая из-за стола и на ходу допивая пиво. – А что, мы сегодня не уедем?
– Нет, завтра, – сказал Волков и пошёл с Максимилианом на задний двор проверять пистолет.
А Сыч со своими новыми приятелями пошёл в город искать господину этот дурацкий кофе.
Он уселся на колоду, что стояла на заднем дворе, Максимилиан принёс порох, а пули были в мешочке, что лежал в ларце, в специальном отделении.
Они с интересом зарядили пистоль, взвели ключом замок. Кавалер оттянул пружину:
– Ну, куда стреляем?
Максимилиан сбегал в конец двора вытянул из поленницы большое полено:
– Пойдёт?
– Ставь!
Из задней двери трактира лакеи и кухонные высовывали головы – посмотреть, что там задумали господа.
Максимилиан отбежал от полена, и Волков поднял оружие, прицелился. Нажал спуск. Колёсико завертелось с бешеной скоростью, с писком высекая живую струйку белых искр прямо на полку с порохом. И не успел бы он сказать бы слово, как пистолет звонко бахнул. Полено качнулось и упало.
– О, о. – восклицали зеваки. Восхищаясь точностью кавалера.
– Дьявол! – Сам кавалер восхитился оружием. Он с интересом разглядывал пистолет. – А ну-ка, Максимилиан, заряжайте ещё!
– Вам понравилось? – Спросил юноша, забирая оружие.
– Удивительно. Вы понимаете, что это значит?
– Нет, а что?
– Секунда, мгновение, всего мгновение и выстрел! И стрелял я одной рукой. Второй можно держать повод коня, или щит, или секиру, да что угодно!
– Удивительное оружие. – Согласился Максимилиан, тоже восхищаясь. – Зарядить?
Кавалер кивнул и на радость зевкам успел выстрелить ещё один раз, ещё немного повосхищаться, прежде чем на дворе появился брат Ипполит.
– Ну, – спросил его Волков, поигрывая оружием,– нашел, где живёт землемер?
– И искать не пришлось, он на почте служит, там и место у него. – Ответил монах. – Я ему сказал о деле вашем, так он сам вызвался к вам прийти.
– Вот как, и где он?
– В трактире, ждёт, пока разыщу я вас.
Волков сразу понял, кто это. Понял по первому взгляду, что за человек перед ним. Большой берет, видавший виды и давно уже без перьев. Широкие «резаные» штаны на яркой подкладке, чулки штопанные, ветхая, некогда яркая куртка и стоптанные башмаки. Меч.
А на лице от вмятой правой скулы, через всю щёку до уха длинный, глубокий, старый шрам.
Землемер поклонился, не снимая берета. Кавалер, кланяться не стал, он пальцем постучал себя по правой скуле, намекая на правую скулу собеседника и спросил:
– Пика?
– Именно так, господин.
– Вы из ландскнехтов?
– Имел честь стоять под знамёнами императора. – Не без гордости отвечал землемер.
– Были на юге?
– Четыре компании на юге, одна компания на севере против еретиков и одна здесь, в предгорьях, против горной сволочи.
Волков улыбнулся, землемер, как и он сам, не любил горцев, это было хорошо, мелочь, казалась бы, но хорошая мелочь, и он сказал, протягивая руку:
– Десять компаний на юге и пять против еретиков на севере. Меня зовут кавалер Фолькоф.
Землемер пожал его руку крепко, как положено солдату, и ответил:
– Корпорал Южной роты Ребенрее, Стефан Куртц. – И добавил: – Корпорал, правда, уже в прошлом.
– Ничего подобного, – сказал Волков, увлекая его к столу, – «прошлых» корпоралов не бывает. Рассказывайте, где бывали?
Они уселись за стол, заказали пива. И пока пива ещё не принесли, они стали говорить. Как это ни странно, но война связывает мужчин как ни что другое. Казалось бы, они совсем незнакомы, но тут же начали вспоминать, где были, в каких осадах и сражениях участвовали, под знамёнами каких командиров стояли. Радовались, когда оказывалось, что стояли они рядом на осадах или в какой-то стычке были под знаменем оного командира. И всё, им этого было достаточно, чтобы проникнуться друг к другу уважением и симпатией. К концу второй кружки пива они наговорились о прошлом и перешли к делу:
– Ну, расскажите, что там у меня за земля? – произнёс Волков. – Канцлер говорил, что она нехороша.
– Предгорья, кавалер. И не те предгорья, что будут у вас за рекой, у чёртовых горцев, где сплошные луга, а плохие предгорья. – Землемер достал карту и разложил её на столе. – Вот, он ткнул пальцем, с востока и юга у вас река Марта, весь восток ваших владений это низина, там Марта разливается по весне, а болота не высыхают до конца лета.
– Так, ну а на западе что у меня? – Мрачно глядел на карту Волков.
– А на западе всё как раз наоборот, тут начинаются холмы, – Куртц снова показывал, воя пальцем по карте, – земля, честно говоря, дрянь, холмы, камень…
– Камень? – Переспросил кавалер.
– Да, камень, скала по кускам из земли прёт промеж холмов. Так горы начинаются. Леса почти нет, порубили весь, что был, а вот кустов просто много, всё в кустах, всё кустом заросло от севера и до самого юга. Вернее, лес есть у вас немного, у самой реки. Но там, я вам покажу границу, не весь ваш лес, вот здесь, – он постучал ногтем по карте, – в изгибе реки, часть земли принадлежит не вам, хотя она и на вашей стороне.
– А кому она принадлежит?
– Кантону Брегген. Вашим соседям с юга.
– Еретикам? – Спросил Волков.
– Чёртовым еретикам, – уточнил землемер, – правда, они еретики на две трети, но и те, что не еретики, а люди нашей веры, не сильно лучше еретиков, такие же горные свиньи.
Они посмеялись. И Куртц продолжил:
– Так что не вздумайте рубить их лес, даже если он на вашей стороне реки.
– Так, – сказал Волков невесело, – а чем же мне жить на этой земле? Пашни-то у меня есть?
– Пашни есть, – оживился землемер, – прокормиться сможете, но кушать будете не так, чтобы жирно. Вот тут, тут, тут, и ещё здесь,– он тыкал пальцем в карту. – Пашни у вас тридцать тысяч десятин, а может, и больше, вот может и тут пахать будет можно, если вода сойдёт. Я нечасто у вас там бывал.
– Тридцать тысяч? – Настроение кавалера сразу улучшилось. Это была огромная земля. – Точно есть тридцать тысяч?
– Думаю больше, я не знаю сколько, но точно больше, земля-то у вас огромная. На коне за день едва объехать. Вот только… – Куртц замялся.
– Ну? – Не терпел паузы кавалер.
– Земля ваша дрянь. Суглинок, камень, низины болотистые.
– Так можно её пахать или нет? – Начинал раздражаться Волков.
– Можно, конечно, можно, мужики как-то там у вас живут. Только вот пшеница, я слышал, там не растёт. Рожь.
– И ничего, – вдруг из-за спины заговорил Ёган.
Волков и Куртц даже не заметили, как он подошёл.
– Ничего господин, была бы землица, а мы и на ржи разживёмся.
– Так рожь дешевле пшеницы раза в два. – Прикидывал кавалер.
– Так раза в три, – уточнил Ёган, – и ничего, господин, что-нибудь придумает.
Оптимизм Ёгана Волкову понравился. Авось знает, что говорит, всю жизнь в мужиках на земле прожил. И тут он вспомнил:
– А мужики-то там у меня есть? Сколько мужиков у меня? Канцлер мне не сказал.
– До войны с еретиками были мужики, а после войны, после чумы, так оскудела земелька ваша. – Сказал землемер. – Мало людей там.
– И сколько там людей у меня? – Кавалер хотел слышать цифры.
– Это когда же было, – задумался Куртц, глаза к потолку поднял ,– кажись года три назад, я нового господина туда возил, так было тогда там… Кажется дворов двадцать. Да, где-то так. Двадцать.
– Двадцать дворов?– Воскликнул Волков.– На такую огромную землю двадцать дворов?
– Так скажите спасибо, что по уговору с императором кантоны прекратили принимать беглых мужиков, не то и двадцати не было бы, – разумно заметил Куртц, – да и подумайте сами, две войны через вашу землю прокатилось, откуда люду взяться.
Кавалер помолчал, обдумывая что-то, и сказал потом:
– Ладно, можете мне дать эту карту? Поеду, погляжу завтра, что там у меня за земля с мужиками. Погляжу, чем меня герцог облагодетельствовал.
– Карту я вам дам, только поеду я с вами, – произнёс Куртц.
– Со мной поедите? – Удивился Волков.
– По специальному эдикту императора я, как землемер, должен указать вам точно границы владений ваших, если они являются границами империи, чтобы вы ненужными распрями с соседями из-за клочка земли не учинили лишней войны.
– Вот как? Хорошо. Когда выезжаем? – задумчиво спрашивал кавалер.
– Поутру, до утренней службы и поедем. Чтобы к обеду в Эшбахте быть.
– Со мною пешие будут и обоз, – сказал Волков.
– Ах вот как, тогда соберёмся до рассвета. На рассвете, как ворота откроют, так и тронемся. – Отвечал землемер.
На том и порешили.
Агнес была вся в нетерпении, так она хотела скорее начать читать книгу, что не шла, а почти бежала, а эта корова, что тащила фолиант сзади, скулила, что не поспевает, и просила идти госпожу помедленнее. Агнес только злилась сильнее и прибавляла шаг, в то же время, оборачиваясь и ласково улыбаясь служанке. Уж она ей задаст, когда они придут домой. Всё ей вспомнит, и это нытьё тоже.
Благо трактир был недалеко, и скоро они были там.
Господин её сидел, пил пиво с каким-то мрачным мужем с истерзанной мордой. Так она им и не кивнула даже, побежала бегом вверх по ступеням к себе в покои. Корова служанка ещё шла по лестнице, когда она сама скинула с себя платье, туфли, гребень вытащила и шарф сняла, волосы распустив. Всё успела, пока Астрид шла в покои. И служанка, ни слова не сказав, плюхнулась на стул отдышаться. А книгу небрежно кинула на комод перед этим.
И это небрежение Агнес отметила, сама стала к зеркалу, начала себе волосы чесать. Сама! Дуру дебелую не попросив, а та и рада была, сидела на стуле красная вся, махала на себя рукой для прохлады.
– Расселась чего? – Уже начала выходить из себя Агнес.
– Ох, госпожа, дайте дух перевести, помру иначе.
Нет, не такой сначала показалась ей служанка, когда нанимала она её. Сначала думала Агнес, что та из хорошего дома. Раз грамоте обучена, так и говорить может, как господа говорят, ан нет, купчиха причём из низких. Из бюргеров, а может быть, и из мужиков, что в город подались да на торговлишке какой-то и разжирели.
– Не сиди, иди в кухни сходи, вели вина мне принести хорошего, и окорок, и булок. И чтобы булки на масле были, с орехами.
– Ой, да дайте вы мне дух перевести, – нагло, даже с раздражением, заявила Астрид.
– Иди! – Заорала Агнес так, что в соседних комнатах и в коридоре было слышно. Так, что притихли все, кто слышал, и дальше прислушивались, пытаясь понять, что это было.
– Чего вы горланите? – Всё ещё нагло спросила служанка, но со стула встала. – Схожу я. Господи, орут как резаные, чего орать-то…
И вышла.
Последние слова говорила она тихо, почти себе под нос, да не знала девица, что когда Агнес взволнована, то слышит она лучше, чем кошка, она и шорох мыши за стеной услышит, не то, что, слова дерзкие.