Эвелина поселилась в двух кварталах от их дома у женатого мужчины. Его жена лежала в районной больнице на сохранении. По поселку поползли сплетни, все перемалывали кости Эвелине, и тете Шуре было очень стыдно за нее.
Однажды Эвелина вернулась, как ни в чем не бывало, хмельная и довольная. Принесла Игнату шоколадку, а тете Шуре шесть серебряных ложек. Шура и Ашот боялись Эвелине слово сказать: вдруг решит забрать ребенка?
Однажды поздно вечером, когда Ашот и Эвелина уже спали, а мама Шура дочитывала сказку Игнату, в дверь постучали. Шура вышла во двор. Игнат поставил чайник на плиту и стал поджидать, когда мама Шура вернется, но ее все не было. Сердце у мальчика забилось от страха. Накинув на плечи пиджак Ашота, он подбежал к воротам и выглянул на улицу. Он сразу увидел Шуру – она стояла, опустив голову, слушала какую-то женщину. Та что-то говорила ей, размахивая руками, качала головой. У Игната сжалось сердце – мама Шура выглядела совсем беспомощной, и лицо у нее было такое, что она вот-вот расплачется.
– Мама, мама! – закричал на всю улицу Игнат.
– Игнат? – Шура вздрогнула, обернулась на голос мальчика. – Хорошо, что ты пришел. Сходи в дом и принеси из буфета ложки, те, что Эвелина принесла.
Женщина с интересом посматривала на ребенка.
– Только бы малец, когда вырастет, пить не стал! Я бы на твоем месте так не оставляла. Какой пример она ребенку подает? Гони ее в шею, пока она у тебя из дома все не вынесла!
Мама Шура тяжело вздохнула.
– Спасибо, Маруся, мы сами как-нибудь разберемся….
– Ну, как хочешь. Потом не говори, что я тебя не предупреждала. В следующий раз вызовем полицию. Вор должен понести наказание.
Игнат вернулся с ложками. Надо побыстрей увести маму от этой тети, которая ее так расстроила.
– Пойдем, мам! Я тебе что-то покажу.
– Покажешь? – машинально повторила Шура.
– Да, тебе понравится.
Они пошли к дому. Игнат взял ее за руку, заглядывал ей в глаза. Шура шла молча, сосредоточенно смотрела себе под ноги. Когда вошли в дом, она вдруг покачнулась и рухнула на пол с высоты своего роста, ударившись головой о стену. Задохнулась от мучительной боли в сердце. Хотела что-то сказать Игнату, но только хрип вырвался из ее горла. Игнат упал на четвереньки, прижался ухом к ее груди – тишина. Он в ужасе замер, не в силах произнести ни слова.
– Вставай, вставай, миленькая, – взмолился он. – Вставай, моя родненькая! – Мама, мамочка, вставай, не умирай, пожалуйста, – истошно завопил Игнат, не получив ответа.
От крика все проснулись. Эвелина подбежала к тете и стала оказывать ей первую помощь. Благо, в институте, на первом курсе, их учили это делать. Ашот увел мальчика в его комнату. Тот дрожал и плакал.
– Бог даст, оклемается, – гладя Игната по голове, приговаривал Ашот. – Она у нас еще молодая… но все близко к сердцу принимает…
Мальчик принялся ждать новостей в своей комнате. Папа запретил ему выходить, и Игнат сел возле двери, пытаясь понять, что происходит там, внизу, на первом этаже. Он услышал, как приехала «скорая» и как плачет отец. Игнат уже готов был ослушаться папу и помчаться вниз, как Ашот сам пришел к нему.
– Наша мама умерла, сынок…
Эти слова накатились на Игната, как раскаленное железо, обжигая. Папа лжет! Она не может умереть! Рыдания душили мальчика, он слышал, как мама зовет его: «Игнат, Игнат…»
Образ мамы рисовался ему отчетливо и живо. Вот она на кухне что-то готовит и рассказывает, каким известным и хорошим человеком он станет. Вот она собирает его в школу и провожает до калитки. И пока он идет по улице, она стоит и смотрит ему вслед. Вот она сидит у его кровати и читает ему сказки.
Игнат лежал, оцепенев от горя, и думал: «Я никогда не забуду этот день. Никогда, пока живу. Это самый тяжелый день в моей жизни».