Себастьян выглядывает из окна класса, но не видит ни проезжающих мимо машин, ни бурых листьев на тротуаре, похожих на когти, которые ни к чему не крепятся. Он может дотянуться до чего-то, не прикасаясь. Мысль и желание – одно и то же.
После школы он поведет Хейли смотреть на железный скелет, который нашел в лесу. Он хочет найти на игровой площадке уголок и обнимать Хейли всю перемену – обнимать так крепко, чтобы она стала частью его. Вместо этого позднее она потащится за ним через лес, к скелету за фермой. Там она будет его любить так, как он видел в кино, особенно в том, которое смотрит с бабушкой по субботам, когда комната мерцает, а музыка очень громкая. Лица у актеров мягкие, серые. Все начинается с танца. А потом – звонок по телефону.
В небе висят нестираные простыни. С моря пахнет солью. С раннего утра идет дождь, но, когда прозвенит звонок, он превратится в снег.
Себастьян осознал дождь на окне, словно проснулся, открыв тысячу глаз. Налетали порывы ветра. Птиц сдувало с пути. Плюшевых мишек сносило с постелей. У них у всех есть имена, они все ведут себя по-разному. Ему нравится обнимать своего по ночам. Так можно справиться.
Свет в классе всегда яркий и теплый. Мышки, которых держат в классе, Тик и Так, спят. У них плотная шерстка. По утрам у Себастьяна торчат волосы. Только с водой можно пригладить.
Он любит десять минут порисовать перед школой. Иногда, когда он точит цветные карандаши, грифель ломается, и приходится начинать сначала. Мама кричит, чтобы он одевался, но он смотрит на пустое гнездо. Он чувствует то, чего там не хватает.
Рисунок не закончен.
Очертания другого мира.
Себастьян может ощутить этот мир, представляя себе другие.
Игра начинается там, где он узнает себя.
Закрывает дверь спальни в одну из жизней, потому что их слишком много.
Мама кричит, чтобы он одевался. Он с негодованием встает, несомый двигателем своего сердца.
Тирания школы.
Шорох тостов и царапанье масла.
Чайник, высылающий в мир призраков.
Он кладет ноги на спину собаки, лежащей под столом. Собака не шевельнется, пока время от времени ей перепадают корочки или кусочки колбасы.
Еще рано, но отец уже выехал в поле на тракторе.
Школьный коридор пахнет молоком и пальто. Слышно, как снимают ботинки. Иногда с ними слезают и носки. Как дети, не хотят уходить из дома.
Страх потеряться.
Страх, который никогда не уходит, который нельзя рассеять.
Потом звонок и перекличка по списку. Себастьян знает его наизусть и шепчет в постели, как молитву в скобках. Парты открываются и закрываются, как рты. На спинке стула впереди нацарапаны послания. Он чувствует, как несчастлива учительница. Это ясно по тому, как она стоит, как двигается, по ее волосам, по одежде.
Когда-нибудь урок закончится. Звонок знаменует славу, свободу, нечто, до чего нужно добежать. Себастьян сможет пойти домой и сесть за стол, и ему ничего не надо будет делать. Сможет уйти в лес искать животных. Сможет навестить скелет и побарабанить по его твердой шкуре.
Сможет достать свой поезд из ЛЕГО и уложить под него рабочих, чтобы чинили двигатель. Сможет задернуть занавески и зажечь в носке фонарик. По железнодорожному депо разливается лунный свет. Пластмассовые человечки идут домой к горячему пластмассовому ужину. Быстро идут, чтобы не замерзнуть.
Они как мы, только меньше. Как мы: мелочи по карманам, и настроение то хорошее, то дурное, и внезапные мгновения любви и жестокости. Они зевают. Они тоже лежат без сна, не могут заснуть, заново прокручивают ссоры или разрываются от желания. Они рожают пластмассовых детей, чьи отцы работают в депо. Поезд надо чинить даже ночью.
Никто не знает, почему он сломался в полночь на Северном полюсе. Возможно, до ужина случится чудо, и семья Хейли не замерзнет в арктической тундре из белой простыни с озером алюминиевой фольги.
Себастьян выглядывает из окна класса. Учительница говорит, но так ничего и не скажет. Ее сердце спит. Его сердце спит. Сердца детей спят и ничего не запомнят.
Себастьян представляет себя в черной металлической скорлупе, своем доме-скелете – доме, который скоро будет их общим. Он сидит на тяжелом сиденье, где сидели древние отцы, когда огромный скелет летал. Себастьян знает это из старых фильмов. Он видел такие в воздухе. Когда мир был серым. Мужчины, которые летали на его скелете, носили маски. Он слышал, как они дышат.
То была не Франция Себастьяна, не страна бриошей и бесконечной школы, летних поездок на ветреный пляж в доме на колесах, то была страна грязи, женщин в фартуках, смотрящих на пролетавшие над ними гигантские скелеты, которые плевались пулями в животы других скелетов.
Дети тогда, должно быть, стояли в лужах, гадая, когда вернутся домой их родители, глядя в небо, не летят ли металлические капли, или вниз, на себя в серой воде. Дети были босые и худые. Себастьян видел по телевизору. И бабушка ему рассказывала.
Себастьян чувствует то, чего никогда не переживал: горящие дома, собак, лающих на тех, кто пытается спрятаться. Он видел и картинки в книгах. Он знает, давным-давно что-то случилось – что-то плохое. Он видит это в глазах детей, живущих на страницах.
Он хочет отвести Хейли в металлическое брюхо своего тайного дома. Тот спит в лесу за их семейной фермой. Зевает, когда постучишь. Хотя мать как-то и сказала Себастьяну, чтобы не заходил слишком далеко в бесконечный лес за дальним краем пастбища, он честно забыл. К тому времени было уже слишком поздно. Он расплачивается тем, что исполняет свои обязанности. Помогает папе с коровами по воскресеньям, запихивает в себя брюссельскую капусту. Одевается, когда попросят три раза, и не разбрасывает повсюду свои кубики ЛЕГО.
В недели перед Рождеством темнеет быстро. Люди рано ложатся. Зима – для снов. В лунном свете сад за окном Себастьяна делается острее. Себастьян со щелчком открывает окно. Холод забирается под простыни, словно лижущий язык. Себастьян слушает, как там животные, и иногда их слышит. Дом перевязан сверкающими нитями мишуры. Над камином на нитках висят открытки.
Хейли согласилась поиграть.
Вчера сказала, что придет. Тогда он и подумал:
ПОКАЖУ ЕЙ СКЕЛЕТ
«Отведу в лес, а почему нет?»
Она будет идти и светиться. Радость Себастьяна уже удвоилась. Она не захочет уходить домой. Будет задавать вопросы, он знает. Себастьян тоже многое хочет знать. Почему скелет разбился? Откуда он? Если внутри и были настоящие скелеты, он их не нашел. У скелетов, которых там не было, были дети? Они сейчас стали скелетами, от времени? Может быть, скелеты на деревьях. Он о таком слышал. Как-то в новостях было.
Он знает, что надо быть старше, чтобы жениться. Это грустно, потому что он уже готов. А потом находишь дом, а потом тебе бережно вручают в больнице младенцев в полотенцах. Их губки произносят «кто».
Но, по крайней мере, в глубине, где очень темно, есть сырые плоские сиденья. Пальцы света туда не дотягиваются. Ветровое стекло спереди раздроблено на кусочки, как паучий глаз. Некоторые выпали. Некоторые такие грязные, что сквозь них не видно.
Когда идет дождь, скелету снится стрельба. Иногда Себастьян сидит на месте возле гашетки и как будто стреляет по коровам, молча пасущимся в сумерках за деревьями. Он представляет на месте каждой коровы дымящуюся кучу ростбифа. Потом стреляет по картошке. Брюссельская капуста разлетается в клочья.
Когда он только нашел скелет, внутрь залезать было страшно. Себастьян все хлопал по его черной шкуре и слушал эхо. Поискал вокруг второе крыло, но не нашел. Потом пописал на колесо со спущенной шиной, рядом с которым лежала груда искореженного черного металла, и решил забраться внутрь, там, где была дыра.
Себастьян дивится тому, как эта штука проломилась сквозь толстые деревья и вспахала землю стеклянным носом.
Отец говорил, что расчищать лес за пастбищем слишком дорого. Семья купила ферму, когда Себастьяну был год. Отец работал в Париже юристом. Познакомился с матерью Себастьяна в поезде, шедшем в Амстердам. Свободных мест больше не было. Они вынуждены были сесть рядом и выяснили, что им так больше нравится. Мать была родом из Нормандии, она мечтала жить в деревне. Поженившись, они стали искать, где могли бы заработать на жизнь.
Учительница иногда умолкает и, когда Себастьян переводит на нее взгляд, уже смотрит на него, что означает: «Почему ты глядишь в окно, а не на меня?» Но Себастьян смотрит не в окно, а в альбом, где собрано то, что захватило его сердце.
Что-то внутри ставит жизнь, словно спектакль.
Себастьян хочет устроить для Хейли домик внутри скелета. Можно сидеть на старых сиденьях и нажимать на кнопки. Там повсюду пыль, грязь и масло, там пахнет чем-то тяжелым, каплющим, тик-так-тик-так (и еще оно стонет).