Москва
Аня мечтала выйти замуж за сценариста, стать его музой и получать роли в популярных сериалах. Почему нет? Не зря же Илья пригласил ее на кофе? Видимо, соскучился. Ну и что, если попутно расспрашивал о Ирине? Может, нарочно, чтобы вызвать ревность.
Девушка отметала доводы рассудка и продолжала себя обманывать. В столице начинающей актрисе очень нужны поддержка и протекция. Без этого добиться известности практически невозможно. Бывают, конечно, исключения. Но у нее напора маловато. И денег – кот наплакал. Хорошо еще, квартиру снимать не приходится. Дядя разрешил пожить у него взамен на то, что Аня будет помогать ему по хозяйству. Он болен и нуждается в опеке.
Комната, которую дядя выделил племяннице, небольшая, но уютная. С зелеными шторами, деревянной кроватью и шифоньером. Столик и кресло она купила в магазине подержанной мебели из Европы. Думала, карьера пойдет в гору, а тут грянула эпидемия, карантин, затишье на съемочных площадках. Аня на своем веку еще такого не видела. Сначала она не понимала, что происходит, а потом старалась не заглядывать в будущее. Слишком тревожно, страшно.
Когда Илья минувшей осенью пригласил ее с собой в поездку на Тамбовщину, она обрадовалась. Он будет писать, она – создавать творческую атмосферу, готовить ему завтраки, обеды и ужины. По вечерам они будут гулять вдвоем по тихим провинциальным улочкам, а ночью придет время для любви.
Но вместо романтический идиллии их ждал настоящий кошмар!
В поселке Аня познакомилась с доктором Завьяловым, которому Илья прочил ее в подруги. Оказывается, она должна была вскружить голову закоренелому холостяку. Но все испортило болотное чудище.
При мысли о «верданском звере» девушку бросило в дрожь. По просьбе доктора она молчала о том, что им всем пришлось пережить: ей, Ирине, Илье и прочим свидетелям кровавой драмы. Каждый из них реагировал на стресс по-своему. Аня замкнулась, впала в депрессию. Если бы не Ирина, состояние которой внушало доктору тревогу, ее депрессия могла затянуться надолго. Ирина нуждалась в заботе и внимании, и девушка невольно переключилась на чужую проблему, что благотворно сказалось на ней самой.
Жуткие подробности тех дней она отправила на задворки сознания. Там, в глухой черноте забвения был погребен ее ужас. Теперь она жила как на пороховой бочке. Дай бог, чтобы не рвануло.
Тремор и ноющая боль в груди усиливались. Аня поспешно проглотила таблетку и легла. Доктор Завьялов на всякий случай снабдил ее успокоительными препаратами.
– Нюра! Нюра! – громко позвал из соседней комнаты дядя. – Подай мне очки!
О, как она ненавидела это имя – Нюра! – как ей не хотелось вставать и подавать вздорному старику то одно, то другое. Но нужда заставляла. Дядя страдал целым букетом хворей, во время обострения ему было трудно подниматься с постели, и уход за ним ложился на Аню. Она молилась, чтобы ко времени съемок дядя окончательно не расклеился. Иначе придется нанимать сиделку. А на какие шиши?
– Нюра! – в голосе больного зазвучали нотки недовольства. – Ну где же ты?
– Иду!
Она принесла дяде очки, сделала чай и поставила чашку на прикроватную тумбочку.
– Мне опять не спалось, – пожаловался тот. – Я уж полкниги прочитал, которую ты дала. Видно и нынче глаз не сомкну. Магнитные бури действуют. Ты в поликлинику звонила, врача вызвала?
– Звонила. Только он не придет. Сказал, если ничего экстренного, то даст консультацию онлайн.
– По Интернету, что ли? Ну и жизнь настала! Врача не дождешься, хоть помирай!
– Может, вам давление померить?
– Да нормальное у меня давление! – рассердился дядя. – Для моего возраста сойдет. У меня суставы воспалились, все кости выкручивает! Я шагу ступить не могу!
Он преувеличивал, но Аня смолчала. Как-то он обходился без нее, когда она отсутствовала. Значит, не так все плачевно.
– Примите снотворное, – предложила она. – Уснете, полегчает.
– Надоело пилюли глотать! Желудок болит, печень страдает. Проживешь с мое, поймешь, какова старость!
– Сейчас все пилюли глотают, и молодые тоже.
Аня прислушивалась к себе. Дрожь вроде унялась, боль в груди притихла. Она повеселела, заулыбалась.
– Смешно тебе смотреть на мои мучения? – возмутился больной. – Погоди, и до тебя какая-нить проказа доберется!
– Что вы говорите, дядя? – оторопела девушка.
– А то, что слышишь…
Аня не успела ответить, как зазвонил ее телефон.
– Я сейчас, – пробормотала она. – Трубку возьму. Может, это с работы?
– У тебя что, ночная смена? – ворчал ей в спину дядя. – Ты не бабочкой устроилась, случайно? Хочешь заразу в дом принести?
Девушка торопливо вышла из комнаты, прижимая телефон к уху.
– Это Ирина, – проговорил женский голос на том конце связи. – Можешь сейчас приехать? Мне очень плохо!
– Уже поздно, и дядя хворает…
– У меня был Трошкин. Его знакомый провидец считает, что Колю убили. Мой муж мертв?! Не могу в это поверить!
– Ну… – Аня не знала, что сказать, и лихорадочно подыскивала правильные слова. – Все ошибаются… А что за провидец? Известный? Трошкин назвал фамилию?
– Нет. Он держит его имя в тайне.
– Не стоит слушать каждого встречного. В Москве провидцев и гадалок, как собак нерезаных.
– Трошкин так убедительно говорил…
Девушка поколебалась всего минуту и приняла решение.
– Ладно, я через час буду. Дам дяде снотворное и приеду. Ждите…
Деревня Киреевка
Дед Аким удалился, а Илья второй раз отправился в сарай, тщательно обыскал поленницу, заглянул в старый сундук, набитый барахлом, которое давно пора выбросить, прислонился к стене и задумался.
Сосед видел, как Маша ходила сюда. За дровами, небось, за чем же еще.
«Дров я ей натаскал предостаточно, – мысленно возразил себе Илья. – Она не из тех, кто любит по сараям без толку шастать. Значит, что-то ее сюда привело. Что?»
Илья постоял, ломая голову над случившимся, выругался и вернулся в дом чернее тучи. Распахнул окна настежь. Лицо Маши пожелтело и осунулось, запах тлена усилился. Сотовая связь не работала. Надо было ехать в ближайшую деревню, где больше жителей, искать стационарный телефон, звонить в местное отделение полиции.
Илья переживал дежавю. Опять ему придется оправдываться, открещиваться от обвинений, объясняться перед силовиками[3]. Что за черная полоса? Слава богу, дед Аким согласился обеспечить ему алиби.
«Это меня не спасет, – подумал он. – Я мог отъехать для виду, а потом втихаря вернуться и прикончить бывшую жену».
Как сценарист он охотно использовал подобный сюжетный ход, а как человек понимал всю нелепость этого рискованного шага. Какой идиот станет убивать в своем же доме? Ясно, кто первый попадет под раздачу!
«Я и попаду, – хмуро констатировал Илья. – Маша меня подставила, сама того не желая. Жаль, что исправить ничего уже нельзя. Жизнь пишется набело, без черновиков. Что сделано, того не переиначишь».
Он бродил из угла в угол, стараясь не смотреть на труп. Когда-то он любил эту женщину, сходил с ума от страсти, делал глупости ради нее… а теперь она лежит, неподвижная и бездыханная, от нее дурно пахнет, и это сулит ему неприятности.
Илья не боялся покойников. Но присутствие в комнате мертвого тела напрягало его. Казалось, Маша все еще здесь, силится что-то ему сказать, донести до его сведения, и не может. Они теперь по разные стороны бытия. Но кто знает, существует ли общение духа с духом?
– Что ты скрыла от меня? – обратился он к бывшей жене. – Неспроста ты сбежала от Трошкина, верно? Он правда грозился тебя убить? Или ты все придумала, чтобы меня разжалобить? Что ж… тебе удалость. Твои трюки всегда срабатывали! Когда мы расстались, я хотел тебя забыть, поставить крест на прошлом. Оказывается, так не бывает… Ты меня догнала через шесть лет и наказала! Ценой собственной жизни!
Это был драматический монолог для главного героя. Илья ударился в театральщину, поймал себя на этом, рассердился и замолчал.
Маша с немым укором лежала на диване, как она часто поступала в их коротком и бурном браке: дулась и в наказание укладывалась спать отдельно.
– Последний аккорд любовной симфонии, – пробормотал Илья. – Прости и прощай, дорогая. На сей раз ты перестаралась.
Казалось, бесплотная тень бывшей супруги скользит рядом, обдавая его могильным холодом. Или это дует из открытых окон?
Илья обвел взглядом разбросанные в беспорядке вещи, чемодан, сумку… развешанное у печки тряпье. Наперники на подушках прохудились, всюду валялся мелкий пух. Ветер с улицы носил его по полу, словно снег.
– Я чего-то не понимаю? – спросил Илья в пустоту. – Что я должен сделать?
Не мешало бы более внимательно осмотреть тело, но он не рискнул. Пусть криминалисты выясняют, от чего умерла Маша. По его мнению, это несчастный случай.
«Ну уж нет! – возмутился внутренний голос. – Случайностью такое не назовешь! Разойтись с женой, чтобы она скончалась у тебя на даче? Это перебор, дружище!»
– Перебор, – удрученно кивнул Илья.
Он посмотрел на часы: пора топать на околицу деревни к машине, ехать на поиски ближайшего телефона, вызывать полицию. Когда они доберутся до Киреевки, бог весть!
Перышки поднялись в воздух и закружились. К вечеру мороз усилился, в черном саду белели заиндевелые яблони, на небе сверкала луна. Ее яркий свет раздражал Илью. Порыв ветра из открытых окон подогнал пух к его ногам. Перина и подушки остались от прежних хозяев. Надо было все поменять! Наверное, Маша была разочарована этим убожеством…
– Я тебя сюда не приглашал, – огрызнулся Илья. – Сама напросилась!
Крохотное перышко попало ему в нос, он чихнул и вопросительно покосился на покойницу. Это что, ответка?
Минута тишины, и в уме у Ильи что-то сдвинулось, произошел прорыв. Он сначала застыл, как вкопанный, потом… шагнул к кухонному столу за ножом. Вспарывать подушку, которую Маша пристроила у печки для просушки, не пришлось, – та уже была вспорота и зашита грубыми стежками. Илья убедился в этом, сняв наволочку. Похоже, Маша взяла иголку и нитки в жестяной коробке из-под печенья, которая стояла на виду. После этого странного ритуала она надела наволочку обратно.
Илья торопливо разрезал шов, сунул руку в пух и перо и сразу нащупал внутри подушки нечто твердое. Он вытащил находку наружу, подул на нее, очищая от прилипших пушинок, и с удивлением вытаращился. Это была книга! Толщиной сантиметров семь-восемь, больше обычного формата, в кожаном переплете с металлической застежкой. Переплет изрядно потертый, но выглядит шикарно. Сразу ясно, что этот старинный фолиант принадлежал не среднестатистическому гражданину. Небось, дорогущее антикварное издание.
«Маша упоминала о какой-то книге! – вспомнил Илья. – Может, это она и есть?»
– Получается, ты ее стырила? – не очень уважительно обратился он к покойнице. – У Трошкина?
Поскольку бывшая жена промолчала, что в ее состоянии было естественно, он сам ответил на свой вопрос.
– Это не твоя вещь, Маша! Иначе зачем тебе вспарывать подушку, прятать внутри нее книгу, зашивать наперник, надевать сверху наволочку? Ради этого ты не поленилась взять в руки иголку с ниткой!.. За всю нашу семейную жизнь я ни разу не видел тебя за шитьем. Ты постоянно твердила, что рождена блистать, а не заниматься хозяйством…
Илья стоял посреди комнаты, осматривая добычу со всех сторон. Как ему быть? Вернуть фолиант Трошкину?
«Но тогда… я брошу тень на бывшую супругу. Это неправильно. Маша не заслуживает позора, тем более, после смерти. Трошкин сам виноват! Он грубо обращался с ней, вот она и решила ему отомстить. Видно, он очень дорожил этой книгой… Боже, о чем я думаю в трагический момент? – ужаснулся Илья. – Маша была права, я циник! Неужели, мне не стыдно?»
Он вынужден был признать, что не ощущает ни стыда, ни угрызений совести.
«Я Трошкину ничего не должен. А Маша… с нее спросу нет. Она уже за пределами добра и зла. Если добро и зло имеют пределы!»
В последнее время незыблемые убеждения Ильи пошатнулись, а его ум, которым он так гордился, не справлялся с поставленными задачами. Пришлось включать подсознание. Там все довольно зыбко и туманно, как в зазеркалье. Привычное видится по-иному, новое в щепки разбивает старое. Каждый шаг – словно по тонкому льду: выдержит или хрустнет? В зазеркалье логика уступает интуиции.
Илья принял решение.
– Я спрячу книгу подальше, – твердо пообещал он покойнице. – Выполню твою последнюю волю. Ты забрала у Трошкина ценную вещь, чтобы насолить ему. Я не намерен тебе мешать! Пусть свершится то, что ты задумала…