Меня никогда так не целовали, никогда не трогали так. И, наверно, только этим, своей неподготовленностью к ситуации, к необычности ощущений, я могу оправдать свое бездействие.
Ну и еще тем, что как-либо действовать чисто физически нереально.
Егерь держит так, что не дернешься. И целует так, что не остановишь.
И в итоге я не останавливаю. Подчиняюсь стихии.
Он что-то рычит мне в рот, реально, словно дикий зверь, его язык нахально проникает так глубоко, что начинаю задыхаться. И, наверно, от нехватки воздуха, голова еще больше кружится, и пусто там, пусто, словно в мячике для занятий фитнесом!
Еще никогда не ощущала я такой беспомощности в сочетании с дико стучащим сердцем, которое ломит в грудную клетку и заставляет, кажется, все тело пульсировать.
Егерь меня целует, лишая воздуха, сил, головы, а я ощущаю себя не человеком уже – какой-то бессмысленной субстанцией, которая бьется в такт его движениям и тянется к нему, к своему захватчику…
Один шаг – и я стою уже на краю низкой кровати, сравниваясь в росте с Егерем, и, вроде как, твердая основа под ногами должна придать уверенности, но уверенность получает только этот захватчик. Ему теперь проще держать меня, легче распускать лапы, отправляя их в вольный выгул по моему дрожащему от неожиданности и напряжения телу.
Я ощущаю это все смазано, словно в бреду, длительном и сладком. И не могу ничего сообразить, даже когда он перестает терзать мои губы… И переключается на шею и плечи.
И здесь тоже в полной мере проявляются звериные замашки. Он не целует: лижет, кусает, рычит что-то сквозь зубы, матерно и гневно, словно обвиняет меня в происходящем, словно это я его заставляю, а не он! Не он сам!
Удивительно, кстати, что это все вообще понимается сквозь толщу обрушившегося на меня безумия.
Как проблеск солнечного света на глубине. Единственный, кстати.
Потому что в остальном ничего не меняется.
Руки мои по-прежнему нелепо сжимают края свитера, в глупой попытке прикрыть то, что уже смысла не имеет прикрывать, потому что Егерь всю шею облизал-искусал, все плечи, ключицы… И только вопрос времени, когда доберется до груди…
От осознания, что это обязательно случится, ощущаю, как начинает ныть и наливаться тяжестью все внутри, как собираются соски, становятся чувствительными – тронь – и больно будет!
Раскрываю рот в тщетной попытке глотнуть воздуха, потому что, хоть Егерь и занят сейчас другими частями моего тела, кислород в легкие не поступает. Там – словно сжиженный азот, рвет на части, сводит с ума, дышать нечем и незачем.
– Сучка сладкая, – рычит уже вполне различаемо Егерь, неожиданно отрываясь от облизывания моей кожи, вскидывает голову, смотрит в глаза… И я в очередной раз поражаюсь холодному безумию его глаз, черному, затягивающему… Он же абсолютный зверь… Что он делает со мной? Как смеет? Как я так позволяю? Я что, дура безвольная?
– Ненавижу таких, – сообщает между тем Егерь… И опять прижимается к моим губам. С явной такой, очень впечатляющей ненавистью.
А я… Я ему отвечаю. Тоже с ненавистью, естественно.
Он ощущает всю степень этого совместного для нас чувства, рычит сдавленно, сжимает пальцы на моем затылке, крепче втискивая в себя, а второй рукой дергает майку сзади, да так, что лямки трещат. Я в ответ наконец-то оставляю в покое свитер и злобно царапаю дубленую кожу на шее. Это почему-то не тормозит его, а заводит еще сильнее.
Егерь усиливает напор, уже двумя руками раздирая на мне остатки майки, а затем отстраняется, чтоб убрать с груди все, что мешает обзору. И тактильным ощущениям.
Замирает, разглядывая острые соски, и я впервые совершенно не стесняюсь своей полторашки. Потому что невозможно стесняться того, на что смотрят с таким голодом.
Егерь шумно втягивает воздух, словно здоровенный бык, ноздрями дрожащими, затем смотрит мне в глаза и говорит тихо и жутко:
– Выебу тебя сейчас так, что визжать будешь, стерва мелкая.
Я не оставляю этот манифест без резолюции, с размаху фигачу ногтями по наглой морде.
Он дергает щекой, словно его не ударили со всей силы, а, например, комар куснул, усмехается… И срывается опять в дикий, бешеный поцелуй!
И в этот раз я – полноценный участник событий, а не жертва! Не дождется, скотина!
Я кусаюсь, толкаю, царапаю его… И отвечаю на каждое движение ненасытных губ.
Рычание зверя становится все яростнее, мои действия – все безумнее, и вполне понятно, до чего бы нас это довело, в итоге…
Если бы в пылу разборки мы не упустили один важный нюанс…
В конфликте есть третья сторона…
– Егерь! – раздавшееся от дверей рычание вообще не похоже на предварительно слышанное мною ласковое мурлыканье. Сейчас там ревет зверюга, вообще не уступающий тому, что уже несколько минут (а по ощущениям – часов) терзает меня своими наглыми губами.
Егерь тормозит, не оглядываясь назад, тяжело дышит, ноздри его ходуном ходят, пальцы на моей талии сжимаются, кажется еще сильнее. Переломит меня сейчас, словно спичку, монстр!
– Кот, пошел нахер! – рычит он, даже не делая попытки прекратить то безобразие, что сейчас творит. И, судя по тому, что приятеля отправляет в пешее эротическое, твердо намерен продолжить.
– Да бля! Мы еще из прежнего говна не выплыли! – С досадой и яростью отвечает Кот, шагает к нам, торопливо осматривает меня, почему-то уделяя особое внимание голой груди, вижу, как на секунду расширяются его зрачки и тут же сужаются. Реально, словно у кота! – Анастасия, он к вам пристает?
– Нет, помощь первую оказывает, чтоб его! – Возмущаюсь я постановке вопроса. Хорошо, что к этому моменту удается сделать глоток воздуха, не отравленного вездесущей похотью Егеря, и мозг немного включается. Я осознаю произошедшее, краснею от ужаса и досады. Ну и злюсь заодно, хотя и весьма запоздало, на свою тупую реакцию… Стыдно, черт! Так стыдно! И потому все это дело требуется скрыть! А как можно скрыть стыд? Только грамотным переведением стрелок, естественно! – Отпусти меня, немедленно! Зверь! Варвар! Гад!
С каждым оскорблением я с огромным удовольствием луплю по небритой морде, рискуя стесать ладони о щетину. Егерь не отвечает и вообще, кажется, никак не реагирует на мое показательное выступление.
И смотрит… э-э-э… ниже глаз. Значительно.
До меня только в этот момент доходит, что, скорее всего, при каждом моем ударе подпрыгивает и трясется грудь, хотя чему там, ко всем чертям, трястись?
Самое дурацкое в этой и без того идиотской ситуации то, что Кот тоже смотрит… Туда.
Ловлю его внимательный взгляд и бешусь еще сильнее.
Да что за бред, в конце концов?
И эти люди будут меня уверять, что интернет издания все врут про их маньячность?
Да тут, пожалуй, ситуация обратная!
Приукрашивают нелестную действительность!
– Прекратите пялиться! И выйдите прочь из комнаты!
– Нихрена! – рычит опомнившийся от сиськогипноза Егерь, – Кот уйдет, а я – останусь! Ты сама хотела!
В доказательство своих слов он стискивает меня еще сильнее, так, что дыхание перекрывает полностью!
Я нахожу в себе силы взвизгнуть и двинуть его ногой. Куда-то там.
Егерь ругается, расцепляет немного лапы, и я тут же отпрыгиваю на противоположный конец комнаты. По пути умудряюсь прихватить остатки майки и закрыться ими.
Забиваюсь в угол и шиплю оттуда, как кошка:
– Пошли вон! Оба! И из дома моего – вон!!!