Я настолько удивлена, что с минуту стою, раскрыв рот и переводя взгляд с одной небритой хари на вторую бородатую. Откуда они?.. Мася… Мальдивы…
Осознание ситуации происходит постепенно, потому что я, после всех свалившихся на голову напастей, немного подтупливаю, но когда происходит…
Борюсик, мать его! Подлый, мерзкий, очень мерзкий… Предатель! Скот! Сволочь!
Картинка в голове складывается мгновенно.
Неизвестно, на кой хер он приперся ко мне вчера, может, обстановку разведать или просто в гости, но ситуацию срисовал мгновенно.
Мальдивы, мое двухнедельное отсутствие… И затерянный в глуши рязанской жопы домик…
И эти две рожи, две мерзкие рожи, как я теперь понимаю, изначально показавшиеся мне знакомыми!
Кот и Егерь! Ну, конечно, он именно так их называл! Котов и Егерский, два извращенца, пристававшие к беспомощной девушке!
Я настолько не в себе от злости, что даже не ощущаю опасности, хотя должна бы, учитывая всю их грязную историю.
Но мне не страшно. Мне мерзко, отвратительно, тошно. В первую очередь, от осознания того, что мой друг многолетний, тот, кому я доверяла, как самой себе, оказался такой же гадкой крысой, как и два этих урода, все еще стоящих напротив меня и совсем не торопящихся свалить с глаз. Навсегда, мать их! Навсегда!
– Конь сказал, что тебя две недели не будет… – басит Егерь, даже немного смущенно. Как-будто это что-то меняет! Объясняет. Почему они без спроса тут хозяйничают!
– Конь, – язвлю я, – ох, какое хорошее имя, только так теперь его и буду называть… Так вот, Конь оказался не прав. Я собралась отдохнуть здесь. В моем доме. Одна. А потому… – я делаю эффектную паузу, исключительно для того, чтоб до их динозаврьих мозгов дошла вся полнота картины и мой последующий приказ, – пошли вон отсюда! Сейчас же! Иначе вызываю полицию, пусть пакуют вас за взлом дома!
– Ну так взлома-то не было, – обоснованно замечает Кот, обходя меня и нахально роясь в моей (моей, бляха муха!) малюсенькой тумбочке, стоящей возле кровати.
Я, в молчаливом негодовании, наблюдаю, как он достает оттуда сигареты, достает одну, мнет в пальцах, вдыхает… И кладет обратно!
Второй из захватчиков, Егерь, подбирает мой изнасилованный рюкзачок, смущенно и неловко запихивает туда все, что вытряс, и протягивает мне.
Ситуация настолько нелепая, что у меня даже не хватает сил на реакцию. Словно все вышло сначала со страхом, потом с криком, а в финале – со злостью.
Я молча хватаю рюкзак, пихаю в него изувеченный ноут и скатываюсь вниз по лестнице, торопливо перебирая ногами.
В комнате я швыряю вещи на диван, затем кидаюсь к ним, достаю телефон, который тоже сильно пострадал от лап проклятого гориллы Егеря, и пытаюсь его реанимировать.
Но старенький ксяоми, который до этого перенес несколько заплывов в раковине и ванной, пару падений на пол и асфальт, выходной в закрытой и забытой на солнцепеке машине, в итоге не вынес издевательств еще и грязными лапами развратника и насильника, и все же испустил дух.
Тем не менее, я раз за разом жму на кнопку включения, надеясь на чудо.
Которого, естественно, не происходит.
Наверху слышен негромкий бубнеж, грязные извращенцы совещаются.
Но мне сейчас плевать, до чего они там досовещаются, потому что я твердо уверена в одном: терпеть их в своем доме я не буду.
Пускай собирают свои манатки и идет прямой дорогой нахер. Вместе с Конем, который теперь навсегда официально будет так зваться, вместо ласкового Борюсика.
Никого из них я возле себя терпеть не намерена.
Все.
Глубина жопы достигла своей критической отметки.
С меня хватит.
Я все еще мучаю нефункционирующий кусок пластика, в который превратился мой телефон, когда лестница начинает стонать на разные лады от творящегося над ней насилия. А именно, от двойного веса здоровенных извращенцев.
Я тут же откидываю в сторону телефон, потверже становлюсь, складываю руки на груди, задираю подбородок. Короче говоря, делаю все, что возможно, чтоб казаться уверенней в себе, серьезней и опасней.
В конце концов, я реально для них опасность представляю! Могу заявление подать в полицию на проникновение на частную территорию, если порыться, то еще и заяву о краже накатаю! Берданка-то дедова куда-то девалась! И вообще, мало ли чего они по мелочи могли спереть? У меня тут, так-то, ценные вещи есть! Бабушкина малахитовая шкатулка для украшений… Правда, без украшений, но сам факт! И дедушкин подстаканник… Он его в купейном вагоне спер еще в семидесятых годах прошлого века. Раритет, мать его! И еще…
Тут захватчики показываются в поле зрения, и все мысли мести и заявах улетают в трубу. Потому что, ну ежу же понятно, что я хорохорюсь… И весь расчет только на то, что они не захотят еще большей шумихи, еще большей порчи своей и без того основательно задрипанной репутации, и молча покорно свалят с моей жилплощади.
Но, судя по внешнему виду захватчиков, никто никуда валить не собирается.
Кот нацепил на голое тело клетчатую рубашку с оторванными почему-то рукавами и застегнул джинсы. Другой одеждой, больше пригодной для гуляний в прекрасную сугробную погоду, не он озаботился.
А Егерь вообще разделся. Стащил с себя свитер с так ужаснувшими меня кровавыми пятнами, и остался брюках-карго и в футболке, возмутительно тесно облепившей его грудь.
У меня буквально все в груди обрывается, когда приходит осознание: не выгоню их отсюда ведь!
Не выгоню!
Как быть?
Самой сваливать? Куда? Когда?
Они останавливаются возле лестницы и смотрят на меня одинаковыми изучающими взглядами.
От бешеного пристального внимания становится неуютно, и я, как всегда в таких неоднозначных ситуациях, нападаю.
– Мои слова про дверь были непонятны? – громко и язвительно спрашиваю, а затем картинно указываю пальцем направление движения, – нахер – это туда! Вперед!
– А можно немного повежливей? – предсказуемо рычит Егерь. Я так понимаю, он в их веселой команде извращенцев наиболее невыдержанный. Грубая рабсила. Ну еще бы, с такими мускулами и отсутствием мозгов…
– Нельзя, – отрезаю я и еще раз тыкаю пальцем в сторону двери. Стараясь делать это более уверенно и скрывая, что рука уже дрожит от напряга.
– Погоди, Егерь, – Кот улыбается обаятельно до безумия, что тоже очень предсказуемо, выкатывается вперед своего приятеля, делает шаг ко мне…
– Стой там, где стоишь, – грозно рычу я, сразу давая понять, что я – вообще не одна из их… Как их называли раньше? Группи? Фанатки? Не важно. Короче говоря, я – вообще не одна из них. И меня обаятельной улыбкой и мускулами нифига не пробьешь. И круче видали… Наверно… В фильмах – так точно. Один Джай Кортни, например… О чем я вообще думаю? Это все стресс…
– Стою, – покладисто отзывается Кот, для верности задирает обе ладони вверх, – стою. Ты только не волнуйся, Мася…
– Меня зовут Анастасия, – резко обрываю я попытки перейти на личности, – Мася я только для своих друзей. Конь в их число уже не входит, кстати.
– Хорошо, Анастасия… – Кот делает ко мне мили-шажок, скорее, легкое обозначение, чем полноценное движение, – я так понимаю, ты нас узнала, можно не представляться?
– Узнала, – презрительно цежу сквозь зубы, – вас вся страна знает… Извращенцы.
– Да какого хрена?.. – оживает Егерь и тяжело шагает в мою сторону. Поступь его, особенно в сочетании с бешеным злющим взглядом, заставляет тело порываться холодным потом от страха.
Сухо сглатываю, заставляя себя стоять на месте и не сдавать ни пяди родной земли. Подбородок задираю еще выше, без страха уставившись в темные злобные глаза.
– Егерь, Егерь, – частит Кот, поспешно тоже шагая вперед и пытаясь оттеснить его плечом, – погоди… Девушка не виновата, что из каждого паяльника про нас херню говорят…
– То есть, обвинения в сексуальных домогательствах – это херня? – уточняю я холодно, – прекрасно. Тогда, думаю, обвинения в проникновении со взломом и краже тоже не доставят неприятностей.
– Да какое проникновение? – орет уже несдержанный Егерь, – да если бы проникли, ты бы точно заметила!
На этой фразе Кот замирает, изумленно пялится на приятеля, потом переводит взгляд на меня, очень по-мужски осматривает, начиная от унтов и завершая расстегнутым пуховичком, и затем начинает ржать. Громко и неприлично даже.
До меня с опозданием доходит смысл сказанной Егерем фразы… Вернее, ее второй смысл, похабный. До Егеря, судя по всему, тоже…
Короче говоря, картина маслом у нас рисуется вполне однозначная. И для меня – безрадостная.
Кот ржет, я оскорбленно молчу, удивляясь сама себе и своему проглоченному языку, Егерь возвышается над нами суровым памятником идиотизму происходящего.
Наконец, Кот прекращает ржать, разворачивается к приятелю, смаргивая слезы смеха:
– Вот за что уважаю тебя, Егерь, так это за то, что ты умеешь пиздануть в нужный момент такое, от чего мозг заворачивается…
– Заткнись уже, – ворчит Егерь, становясь немного менее каменным и позволяя губам искривиться в холодной усмешке.
И какого, спрашивается, черта, я-то все это подмечаю? Мне это все зачем?
– Анастасия, – поворачивается обратно ко мне Кот, – со всем нашим уважением к частной собственности… Произошло недопонимание… Давайте сядем за круглый стол переговоров, обсудим случившееся…
– Тут нечего обсуждать, – отсекаю я попытки демократии. Я тут – единоличный диктатор. – Я мнения своего не поменяю. Это – мой дом, мне плевать, что вам сказал… – тут я делаю язвительную паузу, – Конь… Но со мной никаких договорённостей не было. Пошли нахер.
– Да че ты заладила: нахер, нахер? – вмешивается Егерь, – сама подумай, куда мы пойдем? Ты видишь, че на улице творится?
– Вижу, – отвечаю я сухо, выразительно косясь на окно, где уже не видно неба от метели, – и мне плевать. Садитесь в свою тачку и валите в деревню. Она тут в пяти километрах езды. Если по дороге. И в трех – если напрямки по полю. Не заблудитесь. А если заблудитесь, идите так, чтоб солнце было слева.
– Ты издеваешься, что ли? – гремит Егерь, затем пристальнее всматривается в мои глаза и добавляет, – ну конечно издеваешься… Ты здесь машину видела, полоумная?
Я молчу, напрягая память. Действительно… Машины не видно было… И это странно, у меня тут все просматривается, домик на опушке… И любой транспорт видно отовсюду…
– А как вы приехали сюда?
– А что, не дошло еще? – Кот все же пользуется моментом, подходит ближе и расслабленно плюхается на жалобно скрипнувший стул, барабанит пальцами по столешнице, – нас Конь привез и уехал.
– Но… Почему? Какой смысл?
– Есть смысл… – Кот коротко переглядывается с Егерем, все так же, монументом самому себе стоящим у лестницы и испепеляющим меня хмурыми глазами, – нам здесь надо пробыть две недели… Чтоб без возможностей сорваться с нашей стороны… И никому пробраться со стороны… Другой.
– Бред какой-то… – я рассматриваю развалившегося на стуле Кота, с досадой отмечая, что момент, когда он успел подобраться так близко и устроиться с удобством, не отследила. Господи, реально как кот настоящий… Там тоже с коленей замучаешься сгонять, а потом в один момент отвлечешься, а он – уже вот, на руках у тебя, и голову ушастую под ласку подставляет. И морда при этом такая, как будто все время тут был…
Колени резко дрожат от напряга, и я, сдавшись, усаживаюсь на противоположной стороне круглого стола, подальше от обоих захватчиков.
Ситуация осложняется, и, похоже, нам придется-таки разговаривать…