– Тяжелый выдался денек? – спросила Либби, моя сестра. Она была старше меня на семь лет и проявляла к этому миру до того сильное сочувствие, что ей и самой временами от этого становилось несладко – а мне уж тем более.
– День как день, – ответила я. Рассказ о том, как меня вызвали к Альтману, ее только встревожил бы, да и потом, пока мистер Йейтс не проверит мой второй тест, все равно ничего не предпринять. Так что я сменила тему. – Сегодня давали щедрые чаевые.
– Да? И сколько? – Одеваться Либби предпочитала как панк или гот, но в душе была неисправимой оптимисткой, крепко верящей в то, что в забегаловке, где большинство блюд стоит шесть долларов девяносто девять центов, и впрямь можно урвать чаевые в тысячу.
Я протянула ей кипу мятых банкнот.
– На оплату жилья хватит.
Либби попыталась было вернуть мне деньги, но я проворно отскочила, и она не успела этого сделать.
– Я их сейчас в тебя кину, – мрачно пообещала она.
Я пожала плечами.
– Увернусь, не беда.
– Нет, ты просто невыносима. – Либби неохотно убрала деньги, достала неведомо откуда форму для запекания и строго на меня воззрилась. – А я тогда тебя маффином угощу. Отказы не принимаются!
– Есть, мэм! – воскликнула я и уже потянулась было за кексом, как вдруг заметила, что на столике стоят еще и капкейки. У меня точно земля из-под ног ушла.
– Только не это, Либ…
– Пойми меня правильно, – поспешно заговорила Либби. Она из тех, кто любит печь вкусности в знак примирения. Чтобы загладить вину. На ее языке это значило «не злись на меня, пожалуйста».
– А что тут вообще можно понять неправильно? – тихо спросила я. – Хочешь сказать, он не вернется в эту квартиру?
– В этот раз все будет иначе! – заверила меня сестра. – А капкейки, между прочим, шоколадные!
Мои любимые.
– Да ничего не изменится! – воскликнула я, но переубедить Либби было невозможно – иначе это у меня давно уже получилось бы.
И тут, точно почуяв, что речь зашла о нем, парень Либби, который то появлялся в ее жизни, то исчезал и очень любил поколачивать стены и хвастаться тем, что саму Либби он, дескать, не бьет, – вошел в комнату. Он схватил со стола капкейк и скользнул по мне недобрым взглядом.
– Ну привет, малолетка!
– Дрейк! – одернула его Либби.
– Да ладно тебе, Либбик, я же шучу, – с улыбкой ответил Дрейк. – А то ты не видишь! Вам с сестрой пора бы научиться понимать шутки.
Он пробыл в комнате всего минуту, а уже начинал действовать мне на нервы.
– Либби, у вас нездоровые отношения, – сказала я. Дрейк был против того, чтобы сестра пускала меня в квартиру, и никак не мог ей этого простить.
– Между прочим, это не твоя квартира, – отрезал он.
– Эйвери – моя сестра! – возразила Либби.
– Наполовину, – поправил ее Дрейк и вновь улыбнулся. – Шутка.
И все же в этой шутке была изрядная доля правды. У нас с Либби был общий отец, который в свое время бросил нас обеих, но родились мы от разных матерей. В детстве мы виделись от силы раз-два в год. И потому все очень удивились, когда два года назад Либби взяла надо мной опеку. Она была еще совсем юной. И еле-еле сводила концы с концами. Но Либби есть Либби. Человеколюбия у нее в избытке.
– Если Дрейк останется, то уйду я, – тихо сказала я.
Либби взяла капкейк и сжала его в ладонях.
– Эйвери, я делаю все, что в моих силах.
Она привыкла угождать людям. А Дрейк обожал ее провоцировать. Любил делать ей больно моими руками.
А я не могла просто сидеть и ждать, когда он перестанет бить стены и найдет себе новую мишень.
– Поживу пока в машине. Если понадоблюсь, ищи меня там, – сказала я сестре.