Мужчина заставлял нас бегать в такой позе, чтобы ноги были на ширине плеч, и тогда я впервые услышал как звенят эти бубенчики. У всех присутствующих были колокольчики на яйцах.
Я впервые увидел Костю голым. У него была большая повязка на животе. Видимо, почку вырезали совсем недавно. Но это не освободило его от позорного построения. В целом, физической нагрузки, как таковой, не было. Бегали мы медленно, больше демонстративно, и выборочно некоторых из нас генерал просил прыгать на месте с расставленными ногами.
Меня и еще одного парня он попросил танцевать. Я краснел, но танцевал, тряся и извиваясь телом, колокольчики тряслись и это было не только противно, но и больно. Они хоть и были маленькие, их тяжесть ощущалась довольно остро. А место прокола причиняло дикий дискомфорт и кожу щипало.
Это позорище происходило каждое утро, а на третий день моего пребывания в этом месте, я узнал, что построение с колокольчиками – это еще не самое страшное.
Генерал был в жутком настроении, поэтому вечером построил всех к стене и начал пороть. Нас было девятнадцать. Куда делить остальные – я не знал. Доставалось всем. Мужчина сперва бил ремнем, а потом плеткой.
Наверное, я кричал громче всех. Остальные уже были привыкшие, и у многих на телах были видны незаживающие следы экзекуции и пыток.
– Ты, ты и ты! – он вывел меня и еще двоих к круглому столу и положил с разных сторон. – Возьмитесь за руки, птенчики!
Я скрестил пальцы с парнями с обеих сторон, приготовившись к самому жуткому. А потом началось. Генерал устроил нам троим довольно суровую порку, шлепая крепкой и сильной рукой, стараясь ударять систематически ударяя несколько раз подряд по одному и тому же месту.
У меня горела кожа на ягодицах, я ощущал, как напрягаются мои соседи, когда экзекуция касалась их. В отличие от меня, парни вскрикивали не так громко, но все же, вскрикивали. И я понял внезапно, почему он выбрал именно нас троих.
Я был не осторожен. Нельзя кричать. Нельзя показывать, что мне больно. Пахана это, похоже, возбуждает.
Он изощрялся довольно долго, и я старался не кричать, сдавливая зубы, но все-таки несколько раз этот урод попал по яичкам, которые все еще дико болели, и тогда меня пронзила такая боль, что потемнело в глазах, и я закричал на все помещение.
– Одного из вас я сегодня заберу с собой! – он обратился к оставшимся у стены парням, которые так и стояли лицом к стене и с оттопыренными красными задницами. Я обернулся и посмотрел на свои ягодицы. Этот урод избил меня так, что у меня лопнула местами кожа.
– Кто разрешил вставать?! – закричал генерал, подскакивая ко мне. И я только в этот момент понял, что я натворил. Никто из парней не шелохнулся, а я, блин, поднялся, чтобы посмотреть на ягодицы. Идиот! Ничему жизнь меня не учит!
– А ты, эльф, такой строптивый! Я вижу, ты так и не понял, как нужно себя вести здесь! Ну-ка, иди сюда!
Он схватил меня за волосы и потащил к дивану. Швырнул меня на него и взял в руку ремень.
Я лежал на диване абсолютно голый, испугано глядя в глаза генералу и пытаясь разжалобить его взглядом.
– Повернись ко мне задницей и встань на колени на диване. Я хочу видеть твои ягодицы, я хочу их трогать.
Я развернулся к нему спиной, подставив свой зад ему на обозрение. Его рука грубо схватила меня за ягодицу и сжала ее. Было немного больно, но терпимо.
Но потом я почувствовал дикую и резкую боль, генерал ударил меня ремнем. Я вскрикнул и машинально сжался, потому что удар был такой силы, что я на несколько секунд потерял чувствительность в правой ноге.
– Не надо, прошу вас, мне больно! – закричал я, но вместо ответа получил новый удар по другой ягодице.
Я подскочил с дивана и отбежал от генерала, в руках которого был натянут ремень.
– Прошу вас, я сделаю что угодно, не бейте! – я дрожал всем телом, униженный и оскорбленный.
– Я говорил, что накажу тебя! – торжествующе ответил он. – Ты сомневался во мне?
– Прошу, не надо! – кричал я, заливаясь слезами и потирая отбитый зад.
– Не думай, что ты особенный. ты такой же, как и все мои мальчики, и ты должен вести себя как все! – сказал генерал, и в его голосе я все еще слышал нотки агрессии.
– Я буду хорошим мальчиком… Буду! – ответил я, едва сдерживая слезы обиды, – Простите меня…
– Иди ко мне, – сказал мужчина и откинул ремень в сторону.
Я шагнул навстречу ему, все еще сгорая от злости и обиды, которые буквально выплескивались из меня.
– Я хочу, чтобы ты понял, что ты должен быть паинькой. Я не приемлю непослушания. Даже если нарушитель порядка – такой милый и красивый мальчик, как ты.
Он подошел ко мне и обнял.
– Обними меня, покажи, что ты послушный мальчик!
Мне хотелось убить этого человека, но я все-равно провалился в его объятия, голый и абсолютно беззащитный, нуждающейся в мужском плече, таком сильном, как плечо Нико или Антона, но ни одного из моих мужчин не было рядом, чтобы защитить меня от зла. Я был унижен и растоптан морально, и в довершение к моему ужасу, в ушах постоянно звенели эти чертовы колокольчики, даже если на самом деле никто не шевелился и колокольчики молчали.
– А теперь пойдем, сегодня я буду снова любить тебя, – сказал он загадочно и, взяв меня за руку, повел за собой.
Это не человек. Это реально монстр. Никогда не думал, что существуют такие существа, которых просто хочется убить. Безжалостно и жестоко. Пахан бил и трахал меня, унижал и вытирал об меня ноги.
Все это в сочетании с нежными минетами, вылизыванием моего тела и сладкими эпитетами. Он просто сводил этим с ума. Злобный и жестокий урод, несправедливо топчущий землю.
Первое время я ждал, когда придет Антон и спасет меня, но потом я смирился и сдался, готовя себя к смерти.
Спустя неделю Костю перестали таскать на построение, и в столовой он появлялся только в обед. Выглядел он более, чем жутко. Его съедала сильнейшая депрессия. И я понимал его. Он знал, что умрет через неделю. Это даже хуже, чем смерть. Это ожидание смертельного приговора.
И мне было страшно представить, что он чувствует. Я сел рядом с ним и попытался поговорить. Он отвечал рассеянно, невпопад, затем внимательно посмотрел на меня и прошептал:
– Я не отдам им сердце.
– Что? – не понял я, обернувшись на молодых охранников.
– Покончить с собой хочу. – сообщил мне друг.
– Костя… – у меня все опустилось. Отговаривать его? А смысл? Но если он умрет раньше, то сердце возьмут у кого-то другого… Возможно, у меня? Я вздохнул. Наверное, у меня бы не хватило сил покончить с собой.
Краем глаза я замечал до этого, как охранники таскают куда-то парней в холодильный отсек, однако не придавал этому значения, но сейчас двое парней подошли к нам с Костей.
– Покушали, куколки? – спросил один из них. – Через десять минут в холодильнике.
Они отошли, а я поднял глаза на Костю.
– Я не понял, зачем они нас позвали?
– Там камер нет. Они там могут нас беспрепятственно трахать. Тут все озабоченные.
– Ты так спокойно говоришь об этом! – возмутился я, меня не устраивала перспектива, чтобы меня в холодильном отделении трахали какие-то ублюдки.
– Мне плевать. – вздохнул он. – Вообще плевать. Допивай и пойдем, с ними лучше не ссориться.