– Это всё, что я хотела вам сегодня рассказать! – сообщила Алиса висящему перед ней шарообразному дрону.
Облачко мерцающей пыли сгустилось на уровне её груди и сложилось в персональный титр:
Алиса МИШИНА,
ведущая программы
Алиса видела титр «со спины», как в зеркальном отражении, и при каждом своём появлении он заставлял её напрячься – буквы состояли из тихонько шелестящих острых пластин. На их гранях сверкали блики, вызывавшие у неё ассоциации с хирургическими инструментами. Однажды Алиса провела по буквам рукой и так глубоко порезала ладонь, что рана заживала несколько дней. В другой раз, когда она случайно вышла из круга на полу, из её фамилии вывалилась буква «Н» и воткнулась в пол – в каком-то сантиметре от носка её ботинка.
От титра можно было ожидать чего угодно.
Алиса изо всех сил старалась не коситься в его сторону.
– Завтра я снова буду с вами и продолжу рассказ о самых потрясающих мирах вселенной видеоигр! – пообещала она неведомым зрителям. – С вами были «Игроментариум» и я, Алиса Мишина! До встречи! Пока!
Свет погас, и губы Алисы тут же скривились в саркастической усмешке. Она злобно посмотрела в объектив летающей камеры и процедила:
– Вали отсюда.
Камера послушно унеслась вдаль. Декорации свернулись и превратились в комнату отдыха. Алиса опустилась на выросшую у неё за спиной кровать-подиум, упёрлась локтями в колени, обхватила ладонями голову и замерла в таком положении почти на час. В первые дни испытательного срока она сильно выматывалась и, закончив съёмки, спешила забыться сном, но теперь, когда студийная работа стала рутиной, сон к ней не шёл.
Вообще, Алиса была трудолюбивым и даже ответственным человеком. Ей было не впервой работать без выходных, да и спартанские условия её не пугали. Хорошенько потрудившись, она всегда ощущала не опустошение, а приятную усталость.
Но только не теперь, не в этом случае.
Программа, которую она вела, была про игры. Это заставляло её злиться даже больше, чем странные условия труда, невнятные обещания и дикие причуды работодателя. Ей казалось, что невидимые редакторы специально составляли для неё тексты таким образом, чтобы её мутило от зубодробительного слога и вездесущего дурацкого жаргона. Алиса считала себя не самым грамотным и талантливым на свете человеком, но авторы «Игроментариума» были, по её мнению, профессиональными бездарями, сумевшими с помощью долгих тренировок вывести стилистическое уродство собственных текстов на недосягаемую простым людям высоту. Ужаснувшее её поначалу «доброе время суток» оказалось одним из самых невинных извращений языка, из которых состояла большая часть того, что она произносила вслух в течение дня.
Утренний кофе стал единственной отдушиной Алисы в этом затянувшемся кошмаре.
Кофе и овсяные хлопья – с них теперь начинался каждый её день. Проснувшись, Алиса неизменно обнаруживала рядом с кроватью небольшую тумбочку, на которой стояли тарелка с хлопьями и чашка с любимым напитком. На ужин ей подавали спагетти с мясным соусом и чай. Обед не полагался, но к этому Алиса привыкла и в нормальной жизни – обычно на него просто не хватало времени.
После завтрака, на который отводилось около получаса, рядом с тумбочкой вырастала душевая кабинка, а ещё через тридцать минут та же кабинка превращалась в гардеробную – пар и влага испарялись, а стены обрастали зеркальными дверями шкафа, в котором висели костюмы для съёмок.
Это был ещё один раздражающий момент – костюмы для Алисы как будто подбирала толпа извращенцев и садистов, переживающих пубертат.
Сталь, латекс, какие-то сеточки…
Рваные чулочки, крохотные юбочки, игривые галстучки…
Короткие халатики, кожаные ремешки, смешные шапочки…
Однажды её даже заставили надеть бронелифчик. Она была знакома с этим легендарным предметом одежды – видела такие на обложках порно-фэнтези про мускулистых героев в меховых трусах. Выступать перед камерой в лифчике, даже отлитом из серебра с золотой инкрустацией, было для неё совершенно немыслимо, и Алиса не сдержалась, закатила истерику.
– Что угодно! – кричала она. – Замените это на что угодно вменяемое! Я не отказываюсь работать в кадре, я хочу, чтобы мне заменили этот нагрудный пояс верности хотя бы на нормальный человеческий бюстгальтер от купальника!
В итоге её всё-таки заставили встать перед камерой в унизительно звенящем наряде, засчитав протест как штрафной дубль.
Штрафы, которые накладывали за неподчинение, пугали Алису.
Ей позволяли кричать, ругаться, истерить, плакать и обзываться, но не более двух раз за съёмку. Третий случай неповиновения наказывался тем, что здесь называлось «увольнением», а в нормальном мире – «казнью».
Коля Костюшкин, судьбой которого Алису стращали во время тестового задания, был, как оказалось, не единственным «уволенным». В первые дни работы, когда Алиса то и дело срывалась на крик, ей регулярно показывали жуткие ролики с несчастными, завалившими третий дубль. Некоторых из них она знала лично или мельком встречала в коридорах телецентра.
Криминальная репортёрша Маша Пожарская, которая заявила, что не будет рассказывать о посадках многолетних растений в программе «Агроментариум», была буквально погребена в земле – на неё высыпали несколько тонн чернозёма.
Кинокритика Диму Колокольцева, посмевшего взбрыкнуть во время мастер-класса по декору помещений, зашибло нарушившим все законы физики антикварным шкафом.
Какого-то неопрятного бородатого старика, эксперта по англо-саксонской экспансии, не желавшего взять в руку живого тарантула, бросили в чан с белой акулой. Точнее, в этот чан превратилась студия, в которой проходила съёмка программы о животных «Зооментариум».
Насмотревшись ужасов «увольнений», Алиса пришла к выводу, что возможности невидимых кукловодов безграничны, а жалости в них – ни на грош. Она старалась не перегибать палку и позволяла себе расслабиться и хорошенько поорать, только когда ей становилось уже совсем невмоготу. И не больше одного раза за съёмку.