Зимой я строила дома из снега и прокладывала длинные норы в сугробах. В норы прятала собак. Варежками мне служили мукчу – зашитые рукава мехового комбинезона. Я просовывала руки сквозь небольшие отверстия в них, а потом втягивала обратно, чтобы согреться. Мукчу были постоянно мокрые от снега. Шкура, из которой они были сшиты, не успевала высыхать и портилась. Мама пришивала новые рукава, тыкала мне в нос сгнившие:
– Бессовестная девчонка! Ни мать, ни вещь ей не жалко!
Брат шутил:
– Говорят, если человеку в нос тыкать испорченные мукчу, он станет сопливым.
– Пусть бы лучше сопливой да бережливой была, – вздыхала мама.
Однажды к нам приехал русский ветеринар. Он беспрерывно сморкался и чихал. «Наверное, ему в нос часто тыкали мукчу», – догадалась я, но прямо спросить об этом не решилась. Да и разговор они с братом вели не по-нашему.
– Узнай, отчего у него нос такой длинный и сопливый, – приставала я к брату.
– Чего?! Иди, не мешай, – сердился он.
Гость и брат целыми днями возились с больными оленями. Я наблюдала за лечением. И ходила за ветеринаром по пятам, приглядывалась к его носу. Он спотыкался об меня и быстро-быстро что-то говорил. Глаза у него были синие, как льдинки. Бедняга.