Понемногу меня все же начинает одолевать интерес, над кем смеются эти противные дамочки. Обе стояли прямо перед аркой, служившей входом в парк, а причина их насмешек, должно быть, скрылась за ближайшим деревом напротив, так что со стороны дороги ее нельзя было разглядеть. Я уверенно направилась прямо к ним, но тут вдруг почувствовала тяжесть того самого обтрепанного кошелька, в уме посчитала приблизительный промежуток моего опоздания от хозяина найденной мною вещи, прикинула маршрут и меня обдало жаром. Я попыталась было остановиться, но уже поздно: я стоя в паре шагов от спин противный девчонок, я наконец увидела, что их оппонентом, которого пудель называла «существом», была Бетти. При одном взгляде на мышонка сердце сжалось. Она и впрямь стояла возле дерева, чуть опираясь на него, будто боясь потерять сознание в любой момент. Лицо у нее было бледнее простыни, губы слегка дрожали, а глаза… это был взгляд человека, который обречен на страдания, и сам знает об этом. Такой взгляд был у моей мамы, когда ей позвонили и сообщили информации об аварии, такой взгляд я периодически замечаю у отца (хотя не знаю о причинах его появления), такой взгляд пытается скрыть от меня мой психотерапевт, думающий, что я безнадежно больна. Сейчас это самое выражение я вижу у Бетти, и мне невольно хочется закричать ей, что она не одна. Но так ли это? Минуту назад я просто хотела пройти мимо, и до сих пор не уверена, правильно ли я поступаю, находясь здесь.
Нет. По-хорошему, мне надо быстро развернуться, чтобы все еще смеющиеся девчонки меня не заметили. Но я прекрасно знаю, что этого я не сделаю. Я продолжаю осторожно приближаться к ним и, сократив расстояние до нескольких шагов, меня замечает Бетти. Она похожа на один из листков на колыхающимся дереве, который отчаянно пытается удержаться, но в тоже время осознает, что рано или поздно его старания будут сведены к нулю. Не знаю почему, но кроме общем запуганности и отчаяния, я прочитала в ее взгляде стыд. Кажется, ей неприятно, что кто-то увидел эту картину. В этом плане ее можно понять. Мне было также стыдно, когда меня называли анорексичкой. Но не это удивило меня во взгляде Бетти. Возможно я ошибаюсь, возможно я просто перепутала, но в самый последний момент, когда она вновь опустила глаза, я заметила маленький крик о помощи. И тут же я интуитивно осознала, что это ни с чем невозможно спутать или понять неправильно. Да, это длилось долю секунды, но теперь я обязана сделать все, что в моих силах, иначе Кесси будет стыдно называть меня сестрой.
– Да уж, не представляю, что такого ужасного сделала ее мамаша, что ей достался такой урод, как Бетт-с.
Эту фразу, все еще не догадываясь о моем присутствии, произнесла та темноволосая с презрительным взглядом и наипротивнейшей улыбкой. Кроме этого, ее голос – высокий и чуть писклявый – идеально дополнял картину ее характера. Она говорила это почти со злобой, которая не присутствовала даже у ее подружки. Это меня еще больше поразило. Можно было подумать, что такая травля Бетти вызвана событием или случаем, в котором виноват сам мышонок, как это случилось однажды с моей сестрой и ее лучшей подругой. Но я абсолютно была уверена, что такая замкнутая личность, как эта маленькая щуплая девочка, не могла сделать ничего такого, за что бы получила такое зверское отношения к себе.
Эти размышления заняли несколько секунд, за которые темноволосая решила полностью добить свою игрушку, и продолжила свою речь:
– Слушай, а если мы прямо сейчас обольем тебя пивом, что ты скажешь своей мамаше, которая…
– Довольно… – этот третий голос, немного тихий и охрипший, но в то же время твердый и решительный, вывел меня из транса. Мне потребовалось пару секунд, чтобы осознать, что его хозяйкой была я сама.
К счастью, эта пауза послужила мне на пользу. От неожиданного вмешательства обе мучительницы резко развернулись в мою сторону, встречаясь с моими глазами. Сначала обе смотрели с удивлением и неким любопытством, потом же их реакция разделилась. Темноволосая, осмотрев меня с ног до головы, сделала, пожалуй, самое презрительное лицо, которое я видела в этой жизни, словно намеревалась облить меня грязью с ног до головы. Но светлый пудель, в отличие от своей подружки, вдруг как-то неестественно выпучила глаза и приоткрыла рот, будто увидела настоящего мертвеца. Ее реакция была похожа на ту, что я видела пару минут назад у прохожих. Она явно знала меня, но откуда, мне так и не довелось предположить, потому что в это время свой рот снова открыла темноволосая.
– О, Бетт-с, а мы и не знали, что у тебя появились защитники, – на секунду она повернулась к Бетти, которая даже не удосужилась посмотреть на меня с того раза, как впервые заметила. – Проваливай, призрак, у нас тут закрытая вечеринка.
Было похоже, что собственная произнесенная последняя фраза доставила ей большое удовольствие. На ее лице появилось чувство полного превосходства. От такого я невольно фыркнула, а язык, похоже, был сегодня сам за себя.
– Что ж, если твои вечеринки складываются из постоянного унижения людей, то мне очень жаль тебя и всех тех, кому довелось видеть это, – еще более увереннее сказала я, не собираясь отступать.
Я бы много отдала, чтобы вновь посмотреть на лицо темноволосой в тот момент. Явно не ожидая отпора с моей стороны, она вдруг резко побледнела затем так же резко покраснела и на пару секунд как будто начала задыхаться.
– Да как ты… – начала она. – Что ты…
– Клэр, нам пора, – пафос темноволосой был нарушен тем пуделем. Она слегка тронула свою подругу за плечо, не давая договорить.
Клэр пришла в бешенство. Она снова начала краснеть и уже собралась высказать подружки все, но вновь вмешалась светловолосая и шепотом начала объяснять ей ситуацию, по причине которой раунд был за мной. Я стояла не так близко от них, чтобы услышать, поэтому до меня донеслись лишь обрывки моей фамилии и фраза «это она». Но по лицу темноволосой стервы было очевидно, что теперь и она узнала меня. Ее взгляд снова стал надменным, а губы расплылись в противную улыбку. Она снова почувствовала превосходство надо мной, и ясно дала понять, что теперь даже не удосужиться продолжать бессмысленный спор.
От этого мне стало не по себе. Для нас с Кесси никогда не было так важно общественное мнение, но что же такого ужасного могла нашептать Клэр ее подруга, после чего она смотрела на меня как на щенка, которого собираются утопить. Так, будто я не то что не заслуживаю общения ней, а даже и существования. И я невольно отвернулась от них, чтобы не показывать мое состояние, близкое к отчаянию. Зря я оказалась здесь, зря я загорелась этой глупой идеей вернуть кошелек.
Еще немного пошептавшись и демонстративно хихикнув, Клэр и ее подружка намеревались уйти. Напоследок, проходя мимо меня, светловолосая шепнула: «Передавай привет сестре», после чего они вновь засмеялись и наконец удалились. Мы с Бетти остались вдвоем.
Кесси…Что такого ты могла натворить, после чего люди оглядываются на меня, как на помешанную? Неужели ты действительно могла быть такой, какой хотела видеть тебя вся школа… Нет, однозначно нет. Кесси слишком любила меня, и она прекрасно знала, что ее репутация во многом определяет и мое положение в обществе. Скорее всего, это просто зависть. Но об этом позже.
Видя, что Бетти уже намеревается слинять от меня, как это случилось тогда в супермаркете, я быстро догнала ее и больно сжала маленькое плечо девушки
– Стоять, – эту фразу я произнесла повелительным тоном и даже сама удивилась этому. Но в тот момент мне уже было все равно.
Не знаю, в какой момент это произошло, но вместо сострадания, которое заставило меня вступить в бесполезные диалог, я начала ощущать злость. И причиной моего гнева являлась именно тихоня Бетти, которая прямо сейчас, когда я резко достала ее потрепанный кошелек и вложила в руку, даже не удосужилась сказать «спасибо» и, развернувшись, пошла прямо в Центральный парк. Это отчасти послужило причиной моей злости, но больше всего меня выбил из колеи тот факт, что мышонок просто позволяет себя дразнить. Она смирилась с происходящим, почти так же, как мисс Одли с моей «болезнью». Но почему бы Бетти просто не убежать, чтобы не выслушивать такого, почему бы ей не сделать хоть что-то вместо тупого молчания. И еще больше меня раздражало то, что в этой истории я оказалась прямым участником, а не наблюдателем. И какой толк заступаться за человека, который не хочет этого? Да, ее глаза в какой-то степени просили о помощи, но действительно ли они ее так хотели…
Слишком много вопросов на сегодня. Вдобавок ко всему, мне снова предстоит путь домой, и снова предстоит встречаться с чужими взглядами, будто знающими мою страшную тайну. Неужели авария моей сестры произвела такой общественный диссонанс? В Стогвурде были случаи намного хуже, с убийством, избиением и изнасилованием. Можно было предположить, что мисс Одли решила нарушить врачебную тайну и разболтать обо мне всему городу, но это исключено. Во-первых, пусть я и презираю эту женщину, но не могу назвать ее настолько некомпетентной, чтобы разбалтывать каждому встречному про меня. И, во-вторых, разве она могла что-то сказать про меня настолько любопытного и ужасного. Ответ очевиден.
Проходя улицы, я стараюсь избегать взглядов людей, опустив голову, но даже так я постоянно ощущаю их любопытные глаза, прикованные ко мне. К счастью, это вскоре закончилось. Вот и знакомые постройки, а вот и мой собственный дом. Открыв дверь, я быстро залетаю к себе в комнату. Кошмар закончился, и я снова в безопасности. Настроение становится чуть лучше, и я вспоминаю те времена, когда каждый из моей семьи, сидя вечером за столом, делился своими проблемами и переживаниями. Все остальные внимательно слушатели, а под конец каждый высказывал свое мнение на ту или иную ситуацию. Скоро у нас будет также. Мы вновь будем сидеть за нашим любимым столом, который, кажется, был старше меня, есть спагетти и рассказывать всякие смешные и странные истории. И однажды я расскажу им про сегодняшний день, на что папа наверняка назовет меня «настоящим героем», Кесси взъерошит мои волосы и будет кричать «это она в меня», а мама лишь улыбнется и встанет из-за стола за очередной порцией мороженого.
Глава 6.
– Миссис Блэр, вам нужно успокоиться, сейчас…
– Отстаньте от меня! Кесси, моя девочка, моя любимая девочка, куда они тебя спрятали?! Я хочу видеть дочь!
– Миссис Блэр, ваша дочь вчера…
– Не смейте говорить мне это, я вам не верю! Какое право вы имеете держать мою дочь взаперти? ПУСТИТЕ МЕНЯ, прошу по-хорошему…
– Дорогая, прошу тебя, успокойся, сейчас…
– И ты туда же?! ТАМ ТВОЯ ДОЧЬ, неужели ты не понимаешь? Нам надо видеть ее, увидеть нашу маленькую Кесси, я видела, как ее заводили туда…
– Миссис Блэр, при всем уважении к вам и вашей семье, мы не можем допустить подобных скандалов в нашей…
– Ах, это вы не можете допустить! А допустить то, что уже больше часа меня, добропорядочную мать, не пускают к собственной дочери, которая пережила ТАКОЕ, вы допустить можете?! Если вы сейчас не откроете эти чертовы двери, то, клянусь Богом, я разнесу ваше здание за один миг…
– Мне очень жаль, миссис Блэр…
– Прости, Джейн, но Кесс…я не…
– Черт возьми, Ронни, куда они меня тащат? Кесси…НЕТ, НЕТ, НЕТ, МОЯ ДОЧЬ ЗДЕСЬ, НЕТ, НЕТ, НЕТ…
– Все будет хорошо, мистер Блэр, это нормально в ее…положении. Позаботьтесь о дочери.
Холодно. Очень холодно. Почему-то кофта мокрая. Руки посинели, зубы стучат. Ноги подкашиваются, приходится сесть прямо на пол. Отчего-то невыносимо больно.
Люди кричат. В ушах нарастающий звон, голова набухает с каждой секундой все больше и больше. Люди все еще кричат.
За окном темно. Стены повсюду белые, а где-то и очень грязные. Мимо проходят толпы людей, у некоторых не видно лиц. Все в одной форме. Изредка высовываются головы с микрофонами и камерами, но потом бесследно исчезают. Холодно.
Тишина. Шум прекратился, но в голове продолжают появляться отголоски чьих-то голосов. Холодно и страшно. Невыносимо больно. Никто не видит. Снова начинаются крики и суета. Женщина рыдает навзрыд, рвет на себе волосы, потом…Меня берут на руки, мы идем по темным коридорам, становится холоднее, ничего не чувствую…
– Вэлери! Вэлери, проснись! – только что увиденная картинка превращается в черное пятно и, открыв глаза, я проваливаюсь в реальность.
Возле моей кровати стоял отец и отчаянно дергал меня за плечо. Увидев, что мои глаза уже открыты и лишь вопросительно смотрели на него, он облегченно вздохнул и быстро сел на мою кровать.
– Тебе, должно быть, приснился кошмар, – отец был в костюме, уже собирался уходить на работу. Его взгляд метался из стороны в сторону, почему-то отказываясь смотреть на меня. Руки слегка тряслись, одной из них он сжимал мое одеяло. Казалось, он что-то хочет сказать, но не решается. Но вот наши взгляды встретились. – Ты кричала во сне…Звала кого-то…Я услышал имя Кесси и…
– Просто приснился кошмар, – я резко оборвала начатую отцом фразу. – Не переживай, пап, со мной все хорошо.
Мы слишком похожи друг на друга, чтобы поверить первому заявлению с полуслова. Но сейчас никто из нас не хочет вступать в глубокие психологические трактаты. Мы с отцом и так пережили многое, не считая ситуации с Кесси и мамой. Поэтому, выдавив из себя жалкую улыбку (такого жеста от него я никак не ожидала), отец пожелал мне приятного дня и напоследок напомнил о дне Стогвурда.
– Ты же помнишь, что сегодня день основания нашего города? – сказать по правде, я совершенно забыла не только про день, но и про то, сколько лет уже стоит наш маленький тухлый городок. – Сегодня будет много праздников, думаю, тебе стоит сходить куда-нибудь с…друзьями.
От последней фразы нам обоим стало неловко. Отцу – потому что он прекрасно знал, что нет у меня никаких друзей, кроме родной сестры, а мне – потому что я знала, что папа понял свою ошибку и сейчас непременно испытывает стыд и жалость ко мне.
На этом мы и расстались. Отец быстро ушел на работу, а я вновь осталась одна, припоминая свой странный сон, и с каждым шагом мысли становились все мрачнее и запутаннее.
Почему моя мама кричала и куда увели мою сестру? И что такого отец так и не смог сказать ей в моем сне…Должно быть, это обрывки воспоминаний с той самой аварии на 39-ом шоссе. Я и вправду мало что помню из тех пару дней, но, очевидно, маму просто не хотели впускать в палату Кесси, потому она находилась в тяжелом состоянии. И врачам просто ничего не оставалось, как увести ее подальше. Потом, конечно же, все обошлось, и теплые руки, которые подхватывали меня – руки родного отца. Но как ни старалась я связать события из сна с действительностью в моей памяти, выходило плохо. Если сказать точнее, то не выходило вообще. Я просто не помню эти моменты, даже не могу вспомнить время, когда Кесси оправилась, и мы вместе с мамой и отцом смогли навестить ее. То, что это было, я не сомневалась. А разве можно думать по-другому, думать, как мисс Одли?! Это утопично и лишено всякого здравого смысла. Поэтому свою небольшую амнезию я приписываю пережитым потрясениям. А в той самой палате, где лежала Кесси после аварии, наверняка было много слез, улыбок и тепла. Ведь моя сестра по-другому не может: даже после того, как ее втаптывали в грязь лицом, она вставала и покупала домашним нереально вкусный вишневый пирог из пекарни мистера Вонда. Лишь немногие знали настоящую Кесси, и порой мне кажется, что я не была в их числе.
Я решила не вставать с постели и поспать еще немного. Почему-то мне ясно представлялось, что в этот раз кошмаров не будет. Или мое сознание исчерпало запасы плохих сновидений на сегодня. Так или иначе, думая об этом, заснуть я не могла долго. В память врезались все малейшие детали последней недели: и мисс Одли со своей группой неудачников, и сами жертвы общества, родителей или странной любви, и миссис Хенс с ее наигранным оптимизмом, и тот случай с рыжеволосой и наркотиками, и мышонок Бетт-с с ее рабскими наклонностями, и шептание людей на другом конце Стогвурда, и нарастающий алкоголизм отца, и Кесси…
И вдруг я резко осознала, что уже завтра смогу рассказать ей все. Мне стало лучше, я даже забыла тот факт, что она, вероятнее всего, не ответит. Но это ведь не беда: она может посмотреть мои послания когда угодно и где угодно. От этого мир словно заиграл для меня новыми красками. Как обычно, я начала продумывать до деталей все, о чем скажу ей: пожалуй, про отца лучше соврать, а вот по поводу моего странного субботнего хобби я расскажу все в деталях…
Прокручивая в голове картину завтрашнего дня, я плавно (даже неожиданно) провалилась в глубокий и крепкий сон. Стук в дверь испортил мои планы. Он был еле слышимым, и поначалу я подумала, что мне показалось. Но потом стук повторился и начал набирать обороты. Первая мысль, которая пришла мне в голову, что человек, находящийся на пороге, явно колеблется между тем, чтобы постучать еще громче и тем, чтобы убежать от нашей двери куда подальше. И тут любопытство взяло вверх надо мной: не успев толком натянуть футболку, я уже бежала к двери.
Я ожидала увидеть кого угодно (а именно либо мисс Одли или миссис Хенс с неплановой проверкой, вернувшегося после работы отца, нашу соседку с очередными съедобными подарками, даже маму или решившую бросить все и погостить сестру), но только не Тиффани Джеферсон – ту самую бывшую лучшую подругу Кесси. И нет, это, кажется, был не сон, блондинка была реальная. Она стояла на пороге с красивым розовым пакетом и сжимала его ручки. Я была удивлена такому странному визиту, но еще больше я была удивлена внешности Тиффани. Она постриглась и теперь носила каре, но светлые волосы были засалены и торчали в разные стороны. Взгляд некогда больших «кошачьих» глаз теперь смотрел робко и даже как-то болезненно, кожа была бледной, а брови потеряли прежнюю густоту. Кроме этого, на лице не было ни грамма косметики, что для такой, как Тиффани, является тревожным звонком. Единственное, пожалуй, что не изменилось в девушке – ее пухлые алые губы, которые были так же красивы и во многом разбавляли вид зомби, только что восставшего из могилы. Одежда Тиффани была спортивная (черные лосины и желтая облегающая футболка), так что можно было подумать, что она пришла ко мне с пробежки или зала.
Пока я осматривала ее, девушка не промолвила ни слова. Кажется, она тоже приглядывалась ко мне, но взгляд был несобранным, прямо как у отца в это утро. Думаю, что она больше решалась, как начать разговор со мной – сестрой ее бывшей подруги.
– Привет, Вэли, – ее голос был чересчур мягким и тихим, и от такого неожиданного тона мои глаза расширились еще больше.
Вэли – так меня называют только два человека. Одна из них стоит прямо передо мной. Помню, в нашей семье было много споров по поводу сокращения моего имени. Мама всегда стояла на полном варианте, а прочие (помимо «Вэли» существовали «Вэл», «Ви» и даже «Вэлер») называла «грубой кличкой». Странно, но мне всегда было все равно. И только теперь я впервые предала этому хоть какое-то значение.
– Привет, Ти, – мой голос тоже был тихим, но звучал гораздо увереннее. Я специально сократила имя Тиффани, как это делали все ее близкие, чтобы хоть как-то утихомирить тревогу и волнение, которое можно было почувствовать за километр.
И это помогло. Уже в следующую секунду я начала различать привычную Тиффани, ту самую, которую я видела на выпускном Кесси последний раз. На ее лице появилась улыбка, на щеках выглянул чуть заметный румянец, глаза засияли какой-то надеждой. Она подняла голову выше и слегка приобняла меня. Кажется, девушка сменила духи: запах ванили сменился каким-то резким ароматом, от которого невольно чесался нос.
Я предложила войти. Тиффани, конечно же, уже не могла отказаться. Плюхнувшись на диван, она осторожно начала осматривать квартиру, будто ища что-то. Но ее поиски не увенчались особым успехом, поэтому она переключилась на меня. Ти вновь думала, как начать разговор (за это время я успела заварить ей зеленый чай и села напротив).
– Как жизнь, малышка? Слышала, ты не ходишь в школу из-за… – оборванные фразы уже вошли в мой ежедневный рацион. Поэтому я даже не стала ждать, как выкрутиться из этой ситуации Тиффани.
– Да, разные причины, – я не стала подробно вдаваться в историю моих пропусков, да и Тиффани это было не нужно. Ее вопрос был вводным, я видела, что внутри ее созревает что-то важнее меня и школы.
Тиффани осторожно взяла чашку с чаем. Тут я впервые заметила на ее бледной (и исхудалой) левой руке небольшое золотое кольцо с гравировкой. Девушка заметила мой взгляд и улыбнулась.
– Да, как видишь, я выхожу замуж. Сама не знаю, как так вышло, просто… – девушка слегка прикрыла глаза, всецело отдаваясь приятным воспоминаниям. – Гарри вообще здесь проездом, его босс послал его договориться о сделки на продажу магазина… ну, знаешь, тот небольшой, который находиться возле дома Нюбеллов?! А я уже месяц как работала там, и в общем мы… Не знаю, Вэли, как это объяснить, но походу любовь и все дела. В общем, на следующей неделе я говорю пока Стогвурду и начинаю жить жизнью замужней девушки или как там это говорится.
От Тиффани можно было ожидать всякого, но никак не скорого замужества. Учитывая ее непостоянство в школе, я была просто шокирована. Но еще больше меня удивило то, что говорила про «походу любовь и все дела» девушка серьезно. Значит, этот Гарри особенный, и, наверное, Ти сейчас завидуют многие. Почти каждая выпускница в Стогвурде мечтает, чтобы ее забрал прекрасный принц, который подарит ей настоящую сказку. Мне кажется, на выпускном моей сестры об этом не грезили только Кесси и сама Тиффани, хотя они и были на противоположных сторонах корабля.
– Поздравляю, – я с трудом выдавила из себя улыбку.
Во всем доме воцарилась тишина. Только изредка на улице был слышен гул машин и радостные выкрики. Мы с Тиффани лишь переглядывались, не в силах продолжить разговор. Я ждала момента, когда девушка не вытерпит и начнет говорить то, ради чего пришла на самом деле. Сомневаюсь, что новость о своем замужестве она решила сообщить мне просто так. Мы с ней не были даже подругами.
– Черт, совсем забыла, – Тиффани аккуратно достала из пакета большой вишневый пирог. – Мать испекла вчера в честь дня города. А вы всегда его любили, я знаю. Особенно ты и… Кесси.
При упоминании имени моей сестры девушка напряглась, поджимая под себя ноги. По этой странной реакции я поняла, что развязка уже близко. Поблагодарив Тиффани, я отнесла пирог в холодильник. Вернувшись, я обнаружила, что девушка еще больше побледнела, и на этот раз ее глаза прямо смотрели на меня. Лишь потом я поняла, что этот взгляд, который я прежде никогда не видела у Ти, был взглядом человека, который признавал себя виноватым в чем-то и готов идти на раскаяние.
– Глупая получилась тогда история…на той вечеринке, – Тиффани попыталась было улыбнуться, но улыбка вышла жалкая и неестественная. – Да, Кесси тогда…перегнула палку. Но, а кто бы не перегнул, Вэли? Мы все были пьяны, и даже не так: мы были просто в полнейшее говно, никто ничего не соображал, и тот идиот, что придумала то сраное желание…Мы с легкостью могли замять эту историю, и я засунула бы телефон с фотографией того поцелуя всей школе прямо в … Но я так не сделала. Не знаю почему, из-за дурацких принципов? Тогда меня захватило типа чувство ревности, пусть даже я и намеревалась порвать с этим идиотом на следующий день. Тогда мне хотелось отомстить Кесси, а сейчас я понимаю, какой дурой была, хотя времени, ну, знаешь ли, прошло не так много. Если честно, я так много раз хотела плюнуть на чертову гордость и просто обнять ее. Но я медлила. А потом она типа умотала, и я подумала – и плевать, все равно я и Кесс хреновые подруги, какой бы дальнейший дуэт из нас вышел? А потом эта авария и я…
По щекам Тиффани начали скатываться крупные слезы. Она опустила голову и сжала кулаки. По дрожащим губам я поняла, что она хотела бы еще много сказать. В один миг мне стало ясно, почему она так долго не решалась зайти сюда. Ей стыдно за ситуацию с Кесси, и она чувствует, что виновата в чем-то. Но в чем? Сестра сейчас учиться, ее жизнь не остановилась после того поцелуя и всеобщего гонения, не остановилась и после аварии. Ти наверняка это знает, уж она-то точно должна быть на моей стороне. Может она винит себя за эту катастрофу, случившуюся с сестрой? Или из-за того, что не пришла к ней больницу тогда, когда она там находилась. В любом случае, в этот момент я ощутила себя священником, который должен отпустить грех тринадцатилетней неопытной девочке. Поразительно, но в тот момент именно такой предстала Ти передо мной. Ее неподдельные эмоции, дрожащие губы, бледность и скромная одежда показались мне настолько чистыми, насколько это вообще было возможно. Я вдруг подумала, что Тиффани хранила это в себе как минимум с аварии моей сестры, размышляла, как поступить лучше, намеревалась сделать хоть какой-нибудь шаг, а Кесси после выпускного будто вычеркнула ее из своей жизни. Это она всегда умела делать: просто взять и оборвать все связи, забыв о человеке. Но я знала, что в глубине души она вспоминала и о Томасе, и о Брюсе, и о Тиффане. Конечно, Кесси никогда бы не созналась в этом хоть кому-нибудь из нас, но я знала, во сколько на самом деле она засыпала, а иногда слышала тихое бормотание.
Тиффани, кажется, немного успокоилась. Она начала вытирать слезы. Я хотела подать ей бумажные платочки, но вспомнила, что с тех пор, как мама лежит в больнице, их покупкой никто не занимается. Поэтому я решила действовать без лишних прелюдий.
– Ти, послушай, – я начала искать ее взгляд и вскоре добилась этого. Глаза были чуть припухшими, но уже слегка просветлевшими. – Я знаю, что ты не хотела зла Кесси. И, если уж говорить начистоту, то я осуждаю сестру за тот поцелуй и полностью на твоей стороне
Конечно же, я солгала. Но для Ти сейчас важно было услышать именно это. Не знаю, почему в моих мыслях промелькнуло это, но вскоре поняла, что не ошиблась: Тиффани смотрела на меня как на спасателя, плывущего к утопающему. Меня это хоть и приободрило, но все же слегка задело. Я никогда не пойду против сестры, пусть даже она переспит с будущим мужем Ти, я все равно ее оправдаю.
– Но прошлое должно оставаться в прошлом, и его надо отпускать, – продолжила я. – Да, возможно, вы с Кесси и не совсем созданы для дружбы, но главное то, что сейчас вы обе нашли себя. Ты выходишь замуж, и я за тебя рада. Правда рада. А Кесси сейчас в Крингстоне, она учится, и ей вроде как нравится. Поэтому не переживай, в любой момент ты можешь заехать туда, или сестра, например, может приехать и вы…
Я замолчала, потому что снова увидела это. Реакция папы на упоминание о Кесси, вздохи мисс Одли на мои утверждения, сочувственный взгляд мышонка- все это теперь отражалось и в Тиффани. Мне стало настолько обидно, что я была готова заплакать. Ведь именно в ней я видела свою главную поддержку для себя. Ее речь с раскаянием настолько воодушевили меня, что я подумала – вот тот человек, с которым я против всего гребаного мира! Но оказалось, я вновь осталась одна, а надежды на понимание растворились так же быстро, как и мое воодушевление. Я давно поняла, что людям нравятся трагедии и драмы, но разве до такой степени?! Неужели всем так хочется буквально заживо хоронить мою сестру? И мне одной придется противостоять им… С другой стороны, у меня есть отец. Я не могу представить, что он верит в смерть Кесси, однако он смирился с тем, что все вокруг нас так считают. А я с этим соглашаться не намерена, и в этом заключается основная проблема нашей семьи.
Мы с Тиффани молчали, кажется, около десяти минут. Каждый обдумывал свое, и в итоге каждый остался на своем. Но все же мне показалось, что с плеч Ти слетела огромная глыба, которую она за собой таскала. Хорошо, что хоть кто-то будет счастлив сегодня. Я же в очередной раз убедилась, что людям легче создать иллюзию, чем принять непростую действительность. Это всегда поражало меня в нашем мире. В пятом классе классе один мальчик, имя которого давно выскользнуло из моей памяти, попал в аварию со своими родителями недалеко от школы, где я училась. Это было ночью, моросил дождь, водитель, то есть отец парня, был изрядно пьян, он не справился с управлением и белый внедорожник на большой скорости врезался прямо в дерево. Мальчик сидел на переднем сидении, и они с отцом скончались прямо на месте. Его мать умерла спустя два дня в больнице. По рассказам, ходившим в школе, крови были много. Пассажиров и водителя не спасли ремни безопасности, а одна из веток воткнулась прямо в несчастного пятиклассника. Если учесть осколки и прочее, то картина, должно быть, и вправду была страшной. Тем не менее, наш директор и учителя сочли нужным донести до нас то, что это авария – «несчастных случай с ужасными последствиями». Хотя все знали, что эта трагедия произошла не только из-за плохой погоды. Отец погибшего школьника пил, и был настолько пьян, что, не раздумывая, сел за руль, вот почему они погибли, и это было всем очевидно. Но все в Стогвурде будто забыли об этой «маленькой» детали, предлагая установить еще пару фонарей на той самой улице. Вместо того, чтобы посмотреть правде в глаза и обвинить погибшего, люди сочли нужным списать это все на природу, потому что так будет легче. Ведь никому не нужна эта огласка, никому не нужны воспитательные беседы и повышенный контроль за детьми и их родителями. Так было всегда. И вряд ли изменится.
– Ты лучше нее, Вэли, – Тиффани направилась к выходу, даже не посмотрев на меня. – И всегда была.
Я промолчала и молча проводила ее. Мне показалось, что после того, как я закрыла дверь, Тиффани еще долго стояла на улице, не в силах просто уйти. Я и сама после нашего с ней разговора пару минут просидела на кухне в полном исступлении. Потом я достала пирог, принесенный Ти, из холодильника, и с отвращением открыла мусорное ведро, чтобы его выкинуть, но в последний момент передумала. Он ни в чем не был виноват, как и сама Тиффани. Немного поразмыслив, я пришла к выводу, что какая-то важная шишка в Стогвурде решила внушить всем, что моя сестра умерла, чтобы не оплачивать дорогостоящее лечение или ремонт машины. Но мы, немногие, знаем правду, а за правду всегда надо бороться. Так или иначе, завтра наступит новый день, и я расскажу сестре о случившемся, отбросив пару серьезных нюансов, без которых будет легче. Например, я не буду говорить Кесси про перешёптывающихся людей возле меня, про некоторые трудности отца, и про то, что ее бывшая лучшая подруга Ти считает ее погибшей, как и многие в нашем родном городе. У сестры сейчас и так много проблем. Наверняка она пытается наверстать упущенный материал, пропущенный из-за восстановления после аварии. Поэтому ей некогда отвечать. А я готова терпеливо ждать.
Стогвурд умеет праздновать – пожалуй, это лучшая фраза, характеризующая наш город. Целый день, не переставая, играла музыка, пелись песни, скандировались поздравления. Дети бегали от одной кондитерской к другой: сегодня даже продавцы раздавали им небольшие горстки конфет, пряников или сдобных плюшек. Люди были счастливы, люди веселились. В Центральном парке выступал мэр, я узнала это по рассказам миссис Дагсон, нашей соседки. Она зашла после полудня и принесла нам запеченную курицу с картошкой, за что я ее признательно поблагодарила. Также она звала меня на большой праздничный салют, который тоже будет в Центральном парке в девять вечера, но я вежливо отказалась, сказав, что хочу провести этот день дома с семьей. Мне нравилась эта старушка. Кроме вкусной еды ее лучшим качеством было то, что она не навязывалась с опекой и не приставала с глупыми расспросами. Интересно, что она думает по поводу Кесси? Однажды я и впрямь хотела задать ей этот вопрос, но очень быстро передумала, чтобы не разрушать иллюзию (забавно, что я так презираю «розовые очки», но сама же и пользуюсь ими в отношении миссис Дагсон, но не более).
После визита старушки я решила немного прибраться (хотя прекрасно знала, что завтра тоже начну это делать), а потом погрузилась в чтение. Когда моя пятисотая страничная книга была закончена, я осознала, что уже вечер. Но салюта еще не было слышно, значит, время было не больше девяти. В это же время я услышала звук открывающейся двери, причем поддалась дверь не сразу: ключ на другой стороне отчаянно пытался попасть в замочную скважину, и с третьей или четвертой попытки достиг своей цели. Я подошла ближе к кухне и как раз вовремя. В дом в буквальном смысле залетел отец, и мне чудом удалось удержать его и себя на ногах.
Он снова был пьян. Но в этот раз даже сильнее обычного. Рубашка была порвана на локте либо из-за падения, либо, что даже представлялось с трудом, из-за драки. Штаны отца были в пыли, а шнурки на ботинках развязаны. Волосы отчего-то мокрые (хотя дождя не было), зато в глазах играл веселый огонек, а уголки рта расплылись в беззаботную улыбку. В тот момент, когда я машинально, видя, что он летит через порог прямо на пол, подхватила его, он вцепился в меня и начал было говорить, но первая фраза не была похожа на членораздельную речь.
– Вэлери, моя дочурка! – его голос, как и у всех подвыпивших, был развязный. Говорил он медленно, запинаясь и заикаясь. – Си…Сегод…Сегодня у нас день этого…Стогвурда! Отметим!
– Ты, кажется, уже отметил, – мне каким-то чудом удалось довести его до дивана. – Давай, пап, тебе нужно раздеться и…
– Ик…все хоросо, доченька, – отец попытался встать с дивана, но очень скоро, пошатнувшись, плюхнулся обратно и рассмеялся. – Вот видишь, какой у тебя…отец!
Он продолжал смеяться. Все громче и громче, не останавливаясь. Постепенно смех превратился в истеричный, с едва заметным надрывом в голосе. Я начинаю паниковать, внутри уже давно томиться волнение. Мои попытки привести отца в чувства проваливаются, и, не зная, что делать, я просто сажусь рядом с ним и наблюдаю. В это время раздаются звуки салюта, и папа замолкает. Он поворачивает голову к окну и тщательно всматривается в него, хотя оттуда ничего не видно. Оглушительные залпы пускали не больше пяти минут, все это время они сопровождались криками и беззаботным хохотом, совсем противоположным смеху отца.
Салют еще не успел закончится, когда отец упал с дивана, закрыв лицо руками. Поначалу он вновь начал смеяться, но дальше происходит то, чего я боялась больше всего – его дикий хохот превращается в отчаянный плач. Он раздирает свою глотку, ревет навзрыд. Пытается принять сидячее положение на ковре, но ноги его не слушаются, и он утыкается прямо лицом в пол. Все его тело, тело здорового и крепкого мужчины, содрогается в плаче. Внутри меня все холодеет от такой картины. Руки, а затем и все тело, начинает трясти так же, как и у папы. По щеке скатывается первая слеза, ее тут же подхватывает другая. Ноги становятся ватными, но все же я контролирую их и начинаю обнимать отца, которому уже удалось сесть, при этом все еще зажимая лицо ладонями. Я что-то шепчу, пытаюсь как-то успокоить его, но это не помогает ни мне, ни ему. Мне становится невыносимо больно. Сердце готово разорваться, слезы обжигают лицо, у меня начинается истерика. В памяти всплывает сегодняшний сон, холодный пол и отчаянный крик женщины, моей мамы, и потом Кесси, и самое главное то, что я наблюдаю последние несколько месяцев – как мой родной отец идет ко дну, а я ничего не могу сделать. Это бессилие меня добивает. Я крепче сжимаю плечи папы, я молюсь, чтобы прямо сейчас он встал как ни в чем не бывало и успокоил меня. Я молюсь, чтобы в этот момент пришла здоровая мама и Кесси приехала из колледжа к нам. Я молюсь, но…Но я знаю, что этого не случиться именно сейчас, и что-то начинает рушиться. Отец начинает кричать, он судорожно прижимает меня к себе и немного потрясывает. Разобрать его вопли я не могу, в ушах заложило, а собственные предательские слезы не дают возможность открыть глаза. Мир потух для меня. Я словно оставила часть своей души на белом ковре возле дивана. А боль не останавливалась, нарастая с новой мощью, готовясь к новой атаке.
– ПОЧЕМУ ОНА?! ПОЧЕМУ МЫ?! ГДЕ БЫЛ БОГ, КОГДА ОНА БЫЛА ТАМ?! – не помню, сколько времени прошло, но в какой-то момент я услышала то, что кричал отец. От этого мурашки покрыли кожу, мне вспомнился тот сон, где я была с Кесси в машине…И тут закричала я.
– ОНА ЖИВА, ОНА ЖИВА, ОНА ЖИВА, ОНА ЖИВА, – эти два слова я повторила больше тридцати раз, прежде чем мы оба успокоились.
Мы просидели вместе, держась и обнимая друг друга, больше часа (а может и больше двух, тогда время потеряла свою цену). Наконец я начала замечать, как отец засыпает. Я попыталась встать, но ноги свело настолько, что они не удержали собственную хозяйку, в результате чего я упала на колени, раскроив себе подбородок о журнальный столик. Кровь начала капать на пол. Со второй попытки мне удалось принять устойчивое положение. Не чувствуя никакой боли, я машинально направилась в ванную, не задумываясь намочила полотенце и приложила к подбородку. Так же, на автомате, я накрыла отца, и так же, ничего не чувствуя и не ощущая, с дрожащими руками и ватными ногами я пошла в нашу с Кесси комнату. Я просто легла на кровать и начала смотреть в потолок. Мыслей не было, как и сна. Мне так и не удалось заснуть, я просто смотрела и смотрела. Ближе к утру глаза начали болеть, а разум потихоньку мыслить. Я подумала встать и сменить полотенце (то, что я взяла, уже давно было в крови, удар о столик был смачным), но в тот же миг глаза закрылись и я заснула.
Глава 7
– А, я думаю, ты заметила мое «боевое» ранение. Не беспокойся, сестренка, я просто поскользнулась и ударилась о наш столик. Думаю, через неделю этой красоты уже не будет видно, так что в следующий четверг ты увидишь меня такой, какой оставила…И да, мы все оооочень сильно скучаем по тебе, поэтому приезжай как можно скорее… Мне как никогда тебя не хватает.
Выключив камеру, с чувством полного бессилия я ложусь на диван. Сегодня я спала не больше двух часов, ничего не ела и не пила, во всей квартире (не считая тех частей, которые сможет увидеть Кесси на видео) полнейший бардак, впрочем, как и в моих мыслях. Вдобавок ко всему я начала чувствовать боль, и не только душевную, но и физическую. Мое «боевое» ранение мучило меня не так сильно, как ломота во всем теле и головная боль. Руки до сих пор потряхивало, а ноги с трудом меня слушались. Мне нужно было поспать, но я знала, что у меня не получится. Я не могу находиться в этом доме прямо сейчас. Мне больно думать о вчерашнем, больно смотреть на тот самый ковер, на котором вчера спал отец. Да, мне больно возвращаться к вчерашней реальности, больно переносить ее и оценивать, пока я здесь. Воздух стал каким-то приторным, мне невыносимо жарко и душно, голова начинает кружиться. Меня как будто заперли в тесной камере… Но надо собраться. Ради всех, кого я люблю, только ради них.
Не помню, в какой момент я отправила видео и что написала Кесси, но уже в следующую секунду я очутилась на пороге дома, закрывая входную дверь. Сейчас мне все равно, как будут смотреть на меня люди и что будут думать. Мне просто нужен свежий воздух. Благо дело, сегодня в Стогвурде пасмурно, дует легкий ветерок, и можно вздохнуть с облегчением. Я стараюсь быстро пройти мимо знакомых домов и их владельцев, но на ноги будто надели стокилограммовые гири, поэтому мой шаг замедляется. Когда я дохожу до магазина (того самого, где я встретила Бетти), в голове перестает стучать, а ноги наконец привыкают к ходьбе. Ко мне возвращается чувство голода, но заходить в супермаркет мне не хочется, поэтому я спокойно прохожу мимо.
В Стогвурде сейчас почти одиннадцать. На улицах даже слишком пустынно, изредка видны дворники, убирающие пустые пивные бутылки и пакеты от попкорна. Видимо, праздник удался на славу. Последний раз я ходила на день города около трех лет назад. Помню, тогда нынешний мэр произнес очень трогательную речь о том, что исторические и культурные ценности нашего любимого Стогвурда необходимо сохранять для будущего поколения, и все в этом роде. Публика аплодировала ему, несколько женщин утирали слезы, а мы с Кесси смеялись, думая, чтобы сейчас было, если бы у него вдруг упали штаны. Глупо, но тогда нам нравилось. Даже сейчас от этого воспоминания я улыбаюсь. А тогда мы и вовсе не переставали смеяться. Да, у нас были проблемы, Кесси многого мне не рассказывала, но у нас был странный тандем, дополняющий друг друга. Спустя год после того события день Стогвурда мы встречали уже без сестры. Ее вечеринки были важнее, и хоть мама и злилась, но Кесси всегда умела сгладить семейные конфликты. Несмотря на ее репутацию в школе, для нас она была почти как семейный психолог. Так, например, сестра помогла убедить родителей, что мне не нужен китайский язык. Возможно, я бы даже и согласилась на эту авантюру, но тогда я была поглощена немецким, поэтому наотрез отказалась сдвигать свои любимые Deutschkurse в обмен на сложный и муторный китайский. Но мама оказалась крепким орешком, а папа в этот раз решил полностью встать на ее сторону. В итоге больше пяти дней в семье были постоянные перепалки. Пока, наконец, не вмешалась Кесси, и каким-то чудом заставила маму изменить свое решение. В итоге все остались довольны и счастливы, мне даже купили небольшую книгу на немецком, которую я вскоре смогла прочесть.
Да, Кесси смогла бы сейчас помочь отцу. Она бы нашла нужные слова, она бы его успокоила. Но я не моя сестра, и я не могу взять на себя ее роль. От вчерашней картины мне становится больно, а еще жутко страшно. Страшно за то, что будет с отцом, пока не выздоровеет мама или не приедет Кесси. Наверное, мы с ним слишком похожи, чтобы признать наше бессилие в этой ситуации. Мы с отцом всегда старались быть стойкими, выдерживать любые трудности, но в этот раз наша сила превратилась в слабость. И справиться со многим в одиночку человек не всегда в состоянии. Я думаю, выплеснув все свои переживания, папа стал сильнее. Ведь каждому хоть раз в жизни случалось открываться людям, пусть даже он этого и не хочет. Я не против подобного, просто… я не была готова к такому. Последние два месяца я живу как в тумане, жду возрождение своей семьи. И это произойдет, но как скоро, я знать не могу. Поэтому сейчас я должна приложить все силы, сохраняя остатки памяти о дружном семействе Блэр. Сегодня я больше, чем обычно, уверена, что скоро все наладиться. В меня вселяется невероятный оптимизм, хотя душа продолжает болеть.
С Кесси мы были похожи немногими, но очень важными деталями. Во-первых, мы умеем думать о последствиях наперед, во-вторых, мы с легкостью можем признать свои поражения и ошибки, и в-третьих, мы всегда стараемся все держать в себе. Я бы сказала, что последнее – семейная черта. Хоть раньше мы и делились различными переживаниями, но они были поверхностными, а до глубоких доходили крайне редко. Тот же пример с поцелуем Кесси и парня Ти (об этом я узнала только из школьных сплетен), или операция отца (он скрывал ее от нас больше месяца, боясь навести излишнюю панику), или история с сокращением мамы (салон, в котором она работала, закрыли, и три недели она искала нужную вакансию, чтобы не огорчать нас), и, конечно, тот случай в школе с моим учителем истории (старый маразматик невзлюбил меня и каждый день искал повод унизить). Но я знаю, что различные тайны рано или поздно открывались. Нет, мы доверяем друг другу, просто иногда хочется быть сильной и решить все самой, а потом наслаждаться похвалой с ноткой укора.
Но сейчас мне кажется, что я не справляюсь. У отца есть я, он всегда может высказать все, он это знает. Но сколько бы я не любила своего папу, я не могу просто взять и открыть ему всю свою душу. Отчасти потому, что со вчерашнего дня слез для откровений у меня почти не осталось, и больше потому, что отца окончательно добьют мои истерики. Не надо быть психологом, чтобы понимать это. Мы с папой сейчас будто ходим по тонкому канату: если один оступится, второй сможет подстраховать, но если оступятся двое, то беды не избежать. Поэтому сейчас не время драматических сцен, и вряд ли оно вообще хоть когда-нибудь наступит. Я толком не знаю, нужен ли мне совет или требуется серьезная помощь, слова поддержки или похвала моей силе, но я точно уверена, что до приезда Кесси или выздоровления мамы нельзя вешать нос и впадать в депрессию.
С такими мыслями я и дошла до Центрального парка. В памяти вновь засияла картина травли Бетти. Я зашла туда, куда мышонок убежала от меня после возврата кошелька. Небольшая тропинка вела в сторону Восточной школы, так что благодаря парку можно было сократить путь и избежать лишней траты времени. Но сейчас здесь не было школьников, зато мам с колясками и старичков я увидела гораздо больше, чем за время, пока шла сюда. Мне нравился этот парк. В жаркую погоду огромные деревья скрывали от зноя, а в дождливую спасали от ливня. Кроме того, тут росли прекрасные розы, лилии и еще много различных цветов. Кустарников было много, и они всегда были хорошо пострижены, скамейки красились три или четыре раза в год, а тропинка тщательно подметалась каждый день. В плане Центрального парка Стогвурд всегда соблюдал чистоту, понимая, что те отчаявшиеся, решившие побывать тут, первым делом должны увидеть это потрясающее место, а уже потом вонючие канализации, полуразрушенные дома и заброшенные детские сады.
Как и ожидалось, люди вновь встречали меня вопросительными, боязливыми и сочувствующими взглядами. Сначала я хотела развернуться и направиться обратно, но потом до меня дошло, что сейчас мне это и нужно. Звучит странно, но мне необходимо побыть на виду, чтобы заполнить разум всеми этими людьми и тем самым избавиться от собственных навязчивых мыслей. Да, пусть лучше я буду думать о тридцатилетней домохозяйке с огромными синяками под глазами и обвисшей грудью, шепчущей, глядя на меня, своей ровеснице – полной даме с красными щеками и вторым подбородком, чем я еще раз вспомню слезы отца и свою собственную истерику.
Неторопливыми шагами я дошла до середины парка. Здесь тропинка разделялась: одна также продолжала идти прямо, другая вела налево и делала круг через весь парк, возвращая в самое начало. Сначала я решила пойти налево и вернуться, но неожиданно почувствовала слабость в ногах. Голова снова начала кружиться, я решила присесть на одну из лавочек, находившихся справа от меня. Я видела, что на ее краю уже кто-то сидел, но, так как я чувствовала себя будто на карусели, не разглядела его, и просто опустилась на другой край скамейки. Когда, немного придя в себя, я все-таки разглядела таинственного незнакомца, мое удивление достигло пика. Это был тот самый парень из той самой группы, благодаря которой мисс Одли уже неделю не посещает меня. Его имя я вспомнила сразу, как и бездушный и однотонный голос, с которым он рассказывал про убийство своей матери. Нормальные люди в лучшем случае должны держаться от него подальше, но сейчас, сидя на лавочке с зажжённой сигаретой, в темных джинсах и светлой футболке, с таким спокойным и безразличным взглядом, он казался мне обычным подростком. Мэтью не поворачивал голову в мою сторону, ни один его мускул не дрогнул, и я уверена, он даже не обратил внимание на то, что пару минут назад на его лавочке появился гость. Не знаю, узнал ли он меня, но я вцепилась в него взглядом. В голове не укладывалось, что я смогла вот так просто встретить кого-то из группы психов-неудачников.
Но Стогвурд – не мегаполис, и встретить я могла кого угодно, сегодня жребий пал на этого русоволосого парня. То, что он тоже, как и я, не ходит в школу, меня не удивило: сомневаюсь, что в учебных заведениях есть место для таких как Бетти, Кэролин и Мэтью. Но все же мышонок пересиливает себя в этом плане, а рыжеволосая – наркоманка, ее появление в классе грозит скандалом со стороны родителей, беспокоящихся за собственных чад. Мэтью, вероятнее всего, отказался от школы сам. Не могу объяснить, как я пришла к подобному выводу, но в этом я была уверена. Как и в том, что последнее место, где я могла встретить этого парня с каменным лицом, был Центральный парк Стогвурда. Я думала, что такие, как он, целыми днями сидят дома, закрывшись к себе, как это делала и я. Оказалось, я ошиблась. Пока я размышляла над этим, Мэтью успел докурить свою сигарету и затушил ее о край лавки. Следом он достал из красной пачки «Мальборо» вторую и быстро, как робот, засунул ее в рот, поп-прежнему игнорируя мое присутствие, хотя ему все же пришлось повернуться в мою сторону, нащупывая в кармане зажигалку.
Лавочка, на которой мы сидели, находилась в стороне от прочих. Ее прикрывали деревья, и из-за этого она еще больше выглядела особняком. Те, кому посчастливилось быть тут впервые, прохаживаясь по тропинке, с которой я сошла, чтобы сесть, могли и попросту не заметить нашу скамейку. Однако эта скрытность нисколько не остановила мамашу с коляской, подошедшею прямо к нам. Женщина укоризненно смотрела на Мэтью и его сигарету. На меня же она не обратила никакого внимания, что меня даже обрадовало.
– Молодой человек, настоятельно прошу вас бросить сигарету, здесь общественное место и мой ребенок не должен дышать подобной грязью, – ее голос настолько зазвенел в моих ушах, что на середине фразы я недовольно зажала одно ухо.
Эта женщина была уже в возрасте, и видно, что ребенок у нее не первый, поэтому она привыкла к подобным конфликтам. Одета она была как-то слишком тепло (длинная серая кофта с начесом и безразмерные вельветовые штаны), а когда говорила, то каждые пять секунд заглядывала в розовую коляску, боясь за свое чадо. Мэтью тем временем продолжал курить. Он смотрел прямо, а так как прилежная мать стояла буквально в нескольких шагах от него, загородив весь обзор, потому что была довольно полной, то следовало бы подумать, что смотрит парень на нее. Но его привычная черта смотреть прямо, но в то же время как бы сквозь предметы, до того взбудоражило бедную женщину, что от накатившего возмущения она раскрыла рот. Зубы у нее были кривые и желтоватые, и от этого ситуация показалась мне еще более комичной. Мэтью было на нее абсолютно плевать, я знала, что он докурит свою сигарету, и если надо, то возьмет следующую. А эта мамаша, не раз отчитывающая молодежь и не готовая к такому сопротивлению, очень скоро закипит, как чайник на плите. От этого я невольно фыркнула. Взгляд дамы тут же переметнулся в мою сторону сначала с удивлением, а потом с ужасом, который я еще не видела. Но и к этому я была готова. В отличие от Мэтью, я смотрела прямо на нее, не моргая, до тех пор, пока мамаша не вцепилась в свою коляску и быстро удалилась. Но перед этим я отчетливо услышала слово «психи», и вся эта история стала для меня вдвойне забавной. Уж лучше пусть меня будут считать психом, чем я стану одной из таких назойливых женщин, видевших свое счастье только в отрыжке любимого ребенка.
Я и не заметила, как губы начали расплываться в улыбке. А когда я повернула голову в сторону Мэтью, то даже вздрогнула от неожиданности: он в упор смотрел на меня. Причем смотрел не так, как на ту мамашу, а именно смотрел, как обычные люди глядят на своего собеседника. Только вот беседы у нас никакой и не было. Не могу сказать, что его взгляд был заинтересован мной, но он все же был. И это меня приободрило. Я подумала о том, что встречи и вправду бывают не случайны, потому что сейчас мне нужен был такой человек, как Мэтью. Он не будет ничего спрашивать, ничего отвечать и задавать какие-то вопросы. Да, ему все равно на то, что происходит у меня, но гораздо важнее то, что он готов и будет слушать меня, пускай даже на следующий день он вряд ли вспомнит мою пустую болтовню. А мне и не нужно, чтобы кто-то вспоминал. Казалось бы, нет ничего проще, чем взять и выбросить из памяти ненужный материал, но только почему миллионы людей до сих пор помнят свою первую несчастную любовь, первый неудачный сексуальный опыт, первые месячные и прочую ерунду…
До меня больше минуты доходило то, что последнюю фразу, воспроизведённую в моем сознание, я воспроизвела и в речи. От этого мне стало не по себе. Я не хотела начинать этот пустой и никому не нужный диалог, чтобы сразу показаться сумасшедшей, каковой меня и считает большая часть города. Чтобы оценить всю катастрофичность эпизода, я осторожно повернула голову в сторону парня. Мэтью сидел так же, как и до появления той мамаши, и продолжал вдыхать сигаретный дым. Я с облегчением вздохнула. Да, заинтересованности в нем, как во мне на уроках физики, но в тоже время он, пожалуй, первый, кто не считает меня помешанной. Даже собственный отец… Нет, лучше не думать об этом.
Я, не отрываясь, смотрела на Мэтью. Сколько можно курить? Легкие объявят тебе третью мировую, если так продолжится.
Да, он действительно красивый. Ресницы пышнее, чем у Кесси, да и губы ничего… Он, наверное, хороший спортсмен, раз может похвастаться такими мускулами. Интересно, чем он занимался? Баскетбол или футбол? Или, может, ему по душе плавание.
У него наверняка были опекуны, благодаря которым он не пошел ко дну. Каждому из нас порой нужен человек, который поможет сделать все взамен своих собственных интересов…
И в какой период моей жизни меня вдруг так сильно начали интересовать люди? Всегда. Да, до аварии с Кесси я много изучала и сопоставляла. Получился некий урок жизненной психологии. Я смотрела на поведение знакомых и незнакомых в различных ситуациях, анализировала их ошибки и противоречивое мнение, предполагала возможные последствия. У меня не было записей, в основном все держалось на жестком диске в голове, поэтому никто не мог упрекнуть меня в занятии не по годам. Возможно, в моем возрасте и вправду не стоит забивать себе голову таким, но благодаря людям, на которых я глазела каждый день, мне удалось узнать многие особенностей разных полов и возрастов. Я решила, как буду поступать в той или иной ситуации, пережитой наблюдаемыми, и скорее всего поэтому у меня до сих пор нет настоящих друзей.
После тех ужасных событий я забыла о своем увлечении. Мне не хватает Кесси, и прочие занятия, в которых принимала участие и она, стали невыносимыми без ее присутствия. Но только не с Мэтью, да и если поразмыслить, с еще двумя неудачниками. По сути, если бы не они, мне так и пришлось каждую неделю выносить пустые разговоры мисс Одли. Хуже того, что у всякого «лечения» есть финальная стадия, и, в конце концов, если мое состояние, по мнению врачей, не изменится, то даже страшно подумать о следующем этапе. Но разве это не абсурдно – быть благодарной подросткам с поломанной жизнью?
Несмотря на свою пламенную речь в голове, я пока не решилась сказать и пары слов вслух. На секунду мне показалось, что Мэтью, уже давно докурив сигарету и бросив ее остатки под ноги, ждет именно меня, но это была лишь эгоистичная секунда, которая вмиг закончилась. Говорить я решилась ради себя, но тут встает новый вопрос – о чем говорить? Так сразу рассказать об отце, который вчера плакал навзрыд, или о том, как он напивается, или о том, что Кесси непозволительно долго не отвечает мне, или о матери… Нет, это слишком. Есть вещи, которые тяжело произнести вслух, даже если ты сидишь один в пустой комнате, с заколоченными окнами и пуленепробиваемыми стенами. Эта непосильная боль передается через голос и зависает в воздухе настолько, что тебе самому в итоге становится трудно дышать. Конечный итог всегда один и тот же: ты начинаешь задыхаться от собственных мыслей и слов.
– Я подбородок разбила, – слова вылетели сами собой, но я решила, что это даже к лучшему. – Вот так просто взяла и.…упала. Точнее, поскользнулась и ударилась. Вообще-то я обычно редко падаю, у меня даже шрамов никаких нет. Этот, похоже, будет первым. Так странно, что наша жизнь сведена к минимуму, но нам и этого мало – люди пытаются еще больше ускорить свою смерть такими нелепыми вещами, что если бог и вправду существует, то непременно заливается громоздким смехом от такого номера.
Я не ждала какой-либо реакции от Мэтью, что было правильно. В этот момент я будто говорила сама с собой, но все же прекрасно понимая, что парень рядом, и слушает меня. Наверняка, очень скоро я буду вспоминать этот опыт со стыдом, но сейчас мне настолько все равно, что начинает казаться, будто так и должно быть. Да, мне больно, обидно и неприятно, но причина этому – не накаченный парень с пачкой сигарет и безразличным видом, что в какой-то степени не может не радовать.
– Та противная тетя, которая пыталась призвать твою совесть и вызвать стыд – мне никогда такие не нравились. – продолжила я, скрещивая руки на груди. – Конечно, с одной стороны она права, ведь в парке и вправду запрещено курить и все дела, но в этой ситуации я почему-то за тебя. Может потому, что мы подростки и должны быть солидарны, а может и потому, что весь город считает нас чокнутыми…Хотя, тебя нет. Пусть будет не такие, как все. Да, люди считают нас не такими, как они, в этом и наша и их проблема. Эти противные взгляды и чрезмерная опека… И после всего этого они действительно ждут благодарности? Пусть засунут ее себе куда подальше, вот что я думаю.
Даже в таком состоянии я поняла, что наговорила лишнего. Лишнего даже для Мэтью, который не выражал ничего так же, как пять, десять и пятнадцать минут назад. Но мне по-настоящему стало неловко за свои слова. Я не хочу, чтобы и он считал меня сумасшедшей, веь это далеко не так. Люди осуждают меня за живую сестру, за то, что я говорю о ней и не хочу мириться с их мнением. А я хочу, чтобы хоть кто-то поверил мне и моим словам, пусть даже Мэтью, Кэролин или Бетти, которых тоже осуждают. Да, мы абсолютно разные, но так или иначе мы застряли на одной лодке, поэтому я начну с них. Они поверят, все поверят мне, а когда приедет Кесс, все сразу закроют недовольные рты и будут сомневаться уже в своей нормальности.
Шорох возвращает меня в реальность. Мэтью, держа в зубах очередную сигарету, но пока не зажигая ее, встал с лавки и, не оборачиваясь, направляется туда, откуда пришла я сама. Я хотела последовать за ним, но тут же столкнулась с мыслью, что это будет выглядеть как преследование. Поэтому я решила еще немного посидеть и, сделав круг через другие вороты парка, отправиться домой. Не могу сказать, что мне сильно полегчало и проблемы остались в прошлом. Но теперь у меня появилась цель – доказать миру свою правоту и воскресить Кесси в глазах неверующих. Дома придется делать вид, что все хорошо и вчера ничего не было. На улице придется делать вид, что я также занимаюсь обыденными делами, как и все, в группе неудачников придется притвориться, что мне безумно интересно и я выздоравливаю. Немного скверно, но пока это лучший вариант для нас всех.
Глава 8
– Я хочу, чтобы каждый из вас, начиная с завтрашнего дня, записывал сюда наиболее яркие и запоминающиеся моменты жизни, а еще то, что вас чаще все беспокоит, раздражает, радует, заставляет двигаться дальше, – воодушевленный голос миссис Хенс никак не соответствовал ее цели, которую она ставила перед собой и, что меня больше всего огорчало, перед нами.
Мой второй субботний вечер начинается с группы антисоциальных личностей под предводительством женщины с огромными морщинами на лице и жировыми складками на теле. Я специально вышла из дома пораньше, чтобы прийти не последней, но какого же было мое удивление, когда я, заходя в сомнительный зал бывшего детского сада за полчаса до начала промывания мозгов, обнаружила извечную троицу на своих местах. Если бы не тот самый первый вечер, когда я видела их, разбредающийся по разным паршивым уголкам нашего города, можно было подумать, что они ходят вместе или их привозит специальная машина с пометкой "секретно". Кажется, будто все это время, пока меня не было, эти психи только и делали, что обсуждали меня и мою "умершую" сестру, а, услышав шаги, замолкли, сделав каменные лица. Чтобы никого не отвлекать, я старалась как можно тише сесть за свой стул. По правде говоря, никому я и не мешала, так как они ничем и не занимались: Кэролин что-то печатала в своем айфоне, Бетти оглаживала свое шерстяное платье, а Мэтью смотрел в одну точку с непроницательным взглядом. Естественно, моя скрытность не осталась без внимания рыжеволосой. Увидев то, как я тихо опускаюсь на стул, плавно кладя рюкзак на пол, она фыркнула и расплылась в злорадной ухмылке.
– У нас уже есть один мышонок, ты опоздала, подруга. Как делишки у сестры?
В ее фразах сарказма было больше, чем во всех группах поддержки с бесполезными собраниями и разговорами. Худощавые ноги Кэролин украшали темные колготки и кожаное мини-платье, которое сидело в обтяг. Как всегда, тонны косметики и красные губы – пожалуй, она была красивой, если смыть половину ее макияжа. Краем глаза я оценивающим взглядом посмотрела на остальных: Мэтью был в тех же джинсах, которые я видела на нем в парке, плюс к этому добавилась серая майка. Но мое внимание больше привлекла вещь, скомканная на его стуле: фиолетовая куртка с белыми рукавами и застежками. Я сразу ее узнала: в нашей школе такие всегда носят спортсмены, дабы выделиться из толпы и показать весь свой пафос и важность команды. Такую носил самый первый парень Кесси, носил и Томас, а Брюс, ее последний бойфренд в школе, однажды сказал, что качки носят свою униформу для того, чтобы не потерять себе подобных, ведь не всегда же удается поймать бейсбольным мяч перчаткой. На это сестра лишь фыркнула, а я рассмеялась. И тогда, заметя наш смех, сдалась и она. В то время, несмотря ни на что, мы продолжали смеяться.
Так значит, я была права, предположив еще в парке, что он спортсмен. У меня все больше складывалось впечатление, что этого парня, несмотря на его проблемы, ждут в школе и команде, в отличие от меня или мышонка Бетти. Последняя сидела, по обеим сторонам держась за стул руками, с отведенными глазами к стене. Кроме ужасно теплого платья на ней была не менее теплая и старчески-длинная серая кофта, больше похожая на шаль. Закончив свой осмотр, краем глаза я поймала на себе презрительный взгляд Кэролин, уставившуюся на мои темные джинсы бойфренды и укороченную темную толстовку с капюшоном. Встретив мои глаза, она громко фыркнула и открыла рот для очередного, как только одной ей тут казалось, остроумного комментария. Но меня спасли оживленные шаги и скорое появление запыхавшейся миссис Хенс с каким-то белым пакетом. Вот тут и началось настоящее веселье.
Закончив формальности и объяснив суть нашей очередной терапии, женщина, все еще стараясь отдышаться, начала раздавать нам наши будущие компроматы. На самом деле это были никакие не блокноты, а тетради на кольцах с твердыми обложками. Эта женщина не промах, видно, что она продумала все заранее. Твердая обложка для сохранения подобающего вида и раздвижные кольца для вставки новой бумаги, которая, наверняка, у миссис Хенс тоже имелась. Все бы ничего, но картину довершали рисунки животных на обложках тетрадей. Такие обычно можно встретить у детей в детском саду или у тех, кто только начинает постигать азы образования. Кэролин досталась антилопа на фоне какого-то пустыря, Мэтью – волк, поднявший свою морду к ярко-желтой луне, Бетти разглядывала белоснежного зайца на светлом снегу, а мне посчастливилось увидеть сокола на вершине горы. Пока миссис Хенс вспомнила о ручках и начала их раздавать, на секунду мне показалось, что моя птица словно пытается оторваться от бренной земли, но по каким-то причинам не может. И вообще, кто изображает сокола не в его стихии? Наверное, рядом с ним смело могла расположиться и я.
– Что думаете, ребята? – миссис Хенс, натянув широкую улыбку, выжидающе просверлила каждого из нас взглядом.
– Очень символично, – я не удержалась от комментария, за что и получила немедленную кару.
– О, Вэлери, тебе по душе такая терапия, да?
– Вообще-то я не…
– Отлично, тогда нашу следующую встречу начнем с описания твоего рассказа. Ты ведь не против, правда?
– Я…
– Вот и чудесно. А теперь…
Если бы миссис Хенс работала в дорогом ресторане, то все ее клиенты съедали как минимум среднюю стоимость от всего заведения. Наверное, на курсах, где обучают таких, как она и мисс Одли, постоянно говорят о проявлении инициативы с их стороны. Одно неправильное предложение – и в следующую субботу я уже стану жертвой психологического анализа. Да и что мне писать, я просто сижу дома, по четвергам записываю видео для Кесси, ем пирог нашей соседки и тщетно пытаюсь контролировать алкоголизм отца. Моя жизнь сейчас не блещет оптимизмом и выздоровлением, который так хотят увидеть все, кроме, пожалуй, меня самой.
– Итак, а теперь переходим к домашнему заданию, на которое вам отводилось две неделе, – миссис Хенс наконец-то заняла свое место на стуле. Когда-нибудь он ее не выдержит.
Рыжеволосая тяжело вздохнула, мышонок вздрогнула, даже мистер безэмоциональность поправил свою куртку. Такая реакция на последнюю фразу нашей мучительницы не осталась без моего внимания, поэтому мне стало слишком интересно для того, кто собирался абстрагироваться от этих неудачников. Но так или иначе, мне предстоит сидеть тут со всеми, и я была рада, что две недели назад обо мне никто не знал.
– Итак, Кэролин, – женщина обратилась к рыжеволосой. – Как тебе группа поддержка для нар… для людей с такой же проблемой, как у тебя?
Эта фальшивая деликатность миссис Хенс довольно сильно подействовала на Кэролин: она уронила свой мобильник, а когда вновь подняла голову, на ее лице отразились боль и гнев. Не знаю, что сильнее заставило ее злиться: оговорка с наркоманкой или причисление к себе подобным, но вскоре она приняла самый невозмутимый вид с привычной ядовитой улыбкой красных губ.
– Да, миссис Хенс, – ответила рыжеволосая. – Я была там.
Кэролин старательно повысила голос на последней фразе, дабы уверить всех, что совершила настоящий подвиг, хотя наша надзирательница спрашивала вовсе не об этом. Это понимали все, а лучше всех рыжеволосая, которая только и ждала следующего вопроса миссис Хенс. И очень скоро он последовал, что не могло не развеселить Кэролин, которая, как мне показалась, входила во вкус. По ее сверкающим ледяным глазам я поняла, что она намеревается выкинуть что-то, не относящееся к сегодняшнему тренингу.
– Поначалу я думала, что мне надеть, – ухмыляясь, начала она. – Я думала, там типа будут отбросы, которые кололись несколько лет, а то и больше, и вряд ли у них есть деньги на нормальные шмотки. Я хотела слиться, ведь не всегда же быть самой красивой, но потом осознала, что это было для меня большой проблемой, ведь вся моя одежда была идеально красивой, поэтому я…
– Кэролин, я прошу тебя, давай перейдем ближе к проблеме… – миссис Хенс сняла очки в знак нетерпеливости и посмотрела на маленькие наручные часы.
– Но миссис Хенс, вы же говорили, что в наших рассказах важна каждая деталь! – рыжеволосая по-актерски развела руками. – А кто знает, может подборка моей одежды поможет нашей Бетт-с, которая одевается хуже престарелых нариков.
– Довольно, – лицо надзирательницы стало серьезным.
– Так вот, – поняв, что эта схватка осталась за ней, Кэролин продолжила свой рассказ, – я надела обычные черные джинсы и розовую кофту с небольшим вырезом, и пошла покорять наркош. На самом деле там ужасно скучно, миссис Хенс. Около двух часов я сидела с ходячими мертвецами. Они были похож на зомби, которым типа удалось влиться в массы. Сначала я хотела свалить, послушав пару историй, но потом меня заинтересовал один молодой парень в черной толстовке, который выглядел так же, как и я – здоровым, и мне пришлось просидеть гребанных два часа ради этого красавчика. Каждый рассказывал такие отвратительные истории, что к концу этого ада я думала о том, чтобы выйти и проблеваться. Кстати про это: один наркоша, видно, недавно сошедший с героина, рассказал, как однажды купил наркотики у другого поставщика, и его организм их не переварил, в итоге он заблевал всю квартиру родителей и даже собаку. Мне стало мерзко, а потом смешно, но по щенячьим взглядам остальных я поняла, что ржать здесь не стоит, а то еще закидают меня своими использованными шприцами, которые наверняка кто-то из тех чудиков хранит как напоминание о былых днях. Черт, знали бы вы, какие они уроды. Но, продолжая историю с тем парнем, который оказался типа куратором из какого-то медицинского центра, я хочу сказать вам, миссис Хенс, что вы поставили меня в неловкое положение, указав в моих данных год рождения. Из-за этого он так вежливо отказался от…
– Кэролин, тебе необходимо научиться контролировать речь… и себя в том числе, – миссис Хенс резко махнула рукой в знак того, что рассказ рыжеволосой закончен. – Ты же понимаешь, что суть таких групп, как наша, или той, в которой была ты, не сидеть и смеяться над историями, которые кажутся тебе глупыми и ненужными, а понять их ошибки и сделать собственные выводы о своих. То, что они пережили....
– Но я этого не переживала, – Кэролин лениво растягивала фразы, взгляд абсолютно ничего не выражал, будто ее слова были заготовлены заранее и все шло по плану. – Я слетела с этого дела, и единственное, что мне хочется, это просто не посещать такие тупые группы. Вы же знаете, любезная миссис Хенс, я завязала.
Дабы подтвердить свои слова, Кэролин закатила рукава своего платья и демонстративно вытянула руки вперед. Так как мы сидели близко друг к другу, я смогла разглядеть небольшие бледно-фиолетовые ранки на сгибе, но невооруженным взглядом они были практически не заметны. Следов от новых уколов не обнаружилось. Пока миссис Хенс, видно, больше довольная руками Кэролин, чем ей самой, вежливо говорила о важности подобных групп, я не отводила взгляда от рыжеволосой. У нее слишком гладкая история для бывшего наркомана. Мне всегда казалось, что суть реабилитации именно в том, что человек должен страдать, прежде чем стать хотя бы наполовину тем, кем он являлся. А история рыжеволосой такая идеальная потому, что она до сих пор наркоманка, которой пока удалось обмануть всех. Почти всех.
Мы с Кэролин встретились взглядами. На секунду она стала серьезной, и тогда в моей голове возникло одно-единственное слово – нога. А рыжеволосая будто услышала мои мысли и стала смотреть с некой опаской. Мы продолжали играть в гляделки до тех пор, пока голос миссис Хенс не развеял чары.
– … и таким образом должны поступать мы все, вне зависимости от желания и полученного результата. Так, давайте дальше, – ее взгляд остановился на единственном парне. – Мэтью, как прошла игра стогвурдских «львов»?
Итак, этот парень с туманным взглядом и никотиновой зависимостью определенно бывший спортсмен. «Львы» – так называют только футбольную команду старшей школы Восточного Стогвурда. У них всегда было много славы, они часто побеждали и ездили по разным городам. Но больше года от них нет вестей. И благодаря Мэтью я поняла, почему это случилось.
– Они проиграли, – ледяной голос парня заставил съежиться.
Повисла пауза. Неудивительно, что миссис Хенс выглядит такой уставшей: специалисту, как она, уверенность должны придавать пациенты, идущие на поправку. Однако по нам вряд ли можно сказать, что это осуществимая цель.
– Неужели тебе не было досадно, что твоя команда, которая дала тебя так много, проиграла? – миссис Хенс из последних сил старалась выудить из Мэтью хоть какие-то эмоции. – Те мальчики, которые играли, это ведь твои друзья. Неужели тебе не хотелось вновь оказаться с ними на одном поле?
– Мне было все равно, – отрезал парень.
– Но тебе ведь хотелось вновь почувствовать эту атмосферу игры, ощутить себя капитаном и помочь выиграть? – миссис Хенс продолжала свой допрос, благодаря которому я открывала все больше и больше вещей о самом молчаливом парне во всем Стогвурде.
– Оставьте его, дорогая миссис Хенс, у спортсменов те еще тараканы в голове, – Кэролин закинула ногу на ногу и, как ни в чем не бывало, продолжила свой монолог, который, по всей видимости, казался ей важным. – Помню, год назад мне приглянулся один из «львов». Загорелый, высокий, накаченный брюнет, его звали… да неважно. И что вы думаете? Оказалось, что этот брутальный мальчик подставляет свою загорелую задницу для других высоких и накаченных мальчиков. Сначала я не поверила, а потом типа охренела, и в итоге…
– Кэролин, тебе напомнить о самом первом правиле, которое должны соблюдать все присутствующие? – миссис Хенс теряла контроль: она резко, насколько это возможно в ее возрасте и весе, встала со своего стула и начала расхаживать, испепеляя не только рыжеволосую, но и всех нас злобным взглядом. Ее грудь опускалась и поднималась ежесекундно, будто ей было трудно дышать.
– Тебе напомнить, Кэролин, что твои выходки здесь могут обернуться клиникой? – надзирательница повысила голос, отчего он был похож на нервный визг свиньи, но забавным это никому не показалось. Эта женщина для нас кукловод, в ее власти испортить наши жизни, и она это понимает. Это понимают и Мэтью, и Бетти, а больше всех понимает Кэролин, которая прямо сейчас сидит с открытым ртом и ошарашенным взглядом. Ей грозит наркологическая клиника, и явно она не горит желанием сидеть там, есть спортивную еду и общаться с такими же, как она. Поэтому, если она обладает хоть малой долей разума, она должна сделать выводы.
– Извините, миссис Хенс, я просто хотела оживить беседу, больше не повториться, – улыбка была натянутой, а слова неискренними, но женщину это устроило.
Из-за Кэролин миссис Хенс упустила одну деталь, которую заметила я. Последний вопрос надзирательницы задел Мэтью за живое. Он выпрямился, прикусил нижнюю губу, одно плечо дернулось, а взгляд на секунду стал осознанным – таким, как у всех «нормальных» людей. Мне показалось, в них заиграл какой-то азарт, но это всего лишь мои предположения. Мгновение спустя парень вновь принял свое привычное положение. Мне же была любопытна его реакция. Видимо, команда и спорт когда-то значили для Мэтью многое.
– …и поймите, дети, что такие сложные жизненные ситуации, как у вас, требуют незамедлительного решения, иначе в будущем это может обернуться настоящей катастрофой, – в мой слух стремительно врезалась лишь последняя часть монолога миссис Хенс, а судя по ее раскрасневшемуся лицу и активным жестикуляциям, говорила она долго. – Но ни я, ни другой специалист в этой области не сможет помочь вам, если вы не пойдете навстречу. Вы еще молоды, у вас впереди то, что сейчас вы строите сами. Я прожила хорошую жизнь в нашем городке и поняла главную истину: нельзя все всегда держать в себе. Вы не справитесь со своими проблемами самостоятельно, для этого и нужна наша группа, и я в том числе. Доверие – залог успеха в таких делах, поэтому я настоятельно рекомендую вам поменять свое отношение к нашим встречам.
Доверие… Сложно научиться доверять, когда весь город думает, что ты сумасшедшая. Или когда собственный отец напивается, тем самым уходя от своих проблем. А может мне довериться мисс Одли, которая только и мечтает отправить меня в психбольницу? Кесси рассказывала мне многое, но ни мне, ни кому-либо еще не говорила о том, что по-настоящему у нее на душе. Нам оставалось лишь догадываться, и в этом плане я всегда была первой. Но, как и сестра, я не могла поделиться самым сокровенным. Например, тем, что пару месяцев назад мне понравился парень из выпускного класса, который не обращал на меня никакого внимания. Но вскоре все переменилось: он начал ходить в библиотеку и садиться рядом с тем местом, где постоянно находилась я. В итоге он позвал меня на свидание, но так и не пришел. Оказалось, что кто-то из его друзей узнал о моих чувствах, и они просто решили разыграть меня. Или еще тот случай, когда команда черлидеров пригласила меня к ним, в итоге после первой тренировки эти противные девчонки загнобили меня, начиная от роста и заканчивая весом. Они делают это специально, чтобы поглумиться над девчонками и показать, что в команду попадают только избранные. Доверие – хорошая вещь, но вряд ли хотя бы половина Стогвурда может похвастаться им. И я, как и те, кто сидят рядом со мной в кругу, явно не соотносятся с этим словом. Даже миссис Хенс, при всей ее открытости, наверняка за весь свой профессиональный опыт накопила секретов больше, чем мы вчетвером вместе взятые.
На улице наверняка уже стемнело. Последней на сегодня предстояло говорить Бетти. Кажется, именно на нее возлагала свои последние надежды измученная надзирательница. Ее задание поначалу показалось мне смешным – изъявить желание быть одним из организаторов бала в Восточной школе. Такие мероприятия, включающие в себя громкую музыку, танцы и веселье по традиции проводятся в школах Стогвурда каждую осень, зиму и весну. Я никогда не была организатором таких торжеств, но знаю, что на такое обычно подписываются либо заядлые отличники, либо те, кто так и не нашел пару на бал, либо заядлые отличники без пары. За пару недель до начала этой бесполезной суматохи они раздают бесполезные листовки с датой и местом проведения, затем помогают в оформлении спортзала, а во время самого бала следят, чтобы никто из старшеклассников не принес алкоголь. Естественно, что многие все же это удается. После всей этой мути организаторы освобождаются от своих прямых обязанностей и могут либо покинуть место проведения или же остаться с остальными счастливчиками и наслаждаться музыкой и атмосферой. Лично у меня эти традиционные балы никогда не вызывали особого уважения и тем более рвения, и появлялась я на них только из-за Кесси и Тиффани, которые готовились к одному вечеру за пару недель, а иногда и за месяц. Сестра говорила, что подобные танцы во многом определяют человека, а значит всегда есть возможность показать настоящую себя. Конечно, этим она явно и бесстыдно намекала на меня, из-за чего мне приходилось постоянно выбирать себе платье и туфли, на которых я еле стою. Тогда это казалось сущим адом, но, вспоминая об этом теперь, я невольно призналась самой себе, что мне не хватает этой атмосферы.
Бетти явно не являлась фанатом танцев. Я довольно долго соображала, почему ей досталось именно такое задание от миссис Хенс, ведь с другими все было очевидно: для Кэролин было необходимо, чтобы она поняла, в кого может превратиться спустя пару лет; Мэтью, как бывший игрок, должен был вновь почувствовать атмосферу и тоску по команде и футболу; Бетти должна стать организатором, потому что… И тут меня осенило. Все было проще, чем я думала. Конечно, организаторы не только готовят школу к такому «важному» событию, но и постоянно контактируют с учениками: листовки, опросы, напоминание, списки и многое другое. А миссис Хенс довольно умна. Блокноты, а теперь эти задания – она явно не из тех людей, кто прозаично относится к своей работе.
– Я не смогла… извините, – эти четыре слова Бетти выдавила из себя еле слышно, не поднимая головы и чуть сжимая свои маленькие бледные кулачки.
Повисло напряжённое молчание. Миссис Хенс, ожидая совершенно другого ответа, открывала и закрывала рот, пытаясь сформулировать более точную мысль. Мэтью продолжал испепелять взглядом потолок, будто не моргая, и даже Кэролин, от которой, казалось бы, должен начаться весь пожар, тихо сидела на стуле, скрестив руки на груди и тяжело вздыхая. Наши взгляды вновь встретились, в этот раз в ее глаза отразилась открытая злоба и презрение, и я догадываюсь, почему.
Мне стало жаль Бетти. Длинная одежда, опущенный взгляд, тихий голос и абсолютная замкнутость – увы, эти качества ведут к самым неприятным последствиям. Я бы не пожелала никому, включая того водителя, из-за которого произошла авария на 39-ом шоссе, стать жертвой школьных издевательств. В Западной школе Стогвурда, где я официально числюсь примерной ученицей, было много так называемых изгоев общества. И каждому из них доставалось немало. Парня с фиолетовыми волосами, которого все считали геем, окунали в унитаз больше раз, чем я посетила курсов фотографии. Новенькой, пришедшей в бывший класс Тиффани, досталась бомбочка с краской, после которой она, плача, три урока безуспешно пыталась смыть остатки зеленой жидкости с лица. А Гвен Эдрисон одним прекрасным осенним деньком обнаружила на двери своего и соседних шкафчиков огромный плакат, разделенный на две части: справа – ее фотография в розовом платье, слева – фотография свиньи в розовой балетной пачке. Я хорошо помню ее имя и все произошедшее потому, что однажды дома я наткнулась на смеющихся Кесси и Ти, печатающих те самые фотографии. Она была толстухой, и этого было достаточно, чтобы начать издеваться. После того случая я не разговаривала с Кесси около недели, но вскоре она заставила меня простить себя, отмазываясь невинной шуткой. Она всегда умела это делать, на нее невозможно было долго злиться. Это часто играло со мной злую шутку.
– Что ж, Бетти, это очень печально, но не стоит расстраиваться, – достаточно бодро произнесла миссис Хенс, хотя было очевидно, что слова мышонка ее окончательно добили. – Через неделю ты получишь другое задание, так же как и вы все, включая Вэлери. А теперь все свободны, и не забываем о блокнотах.
Новость с заданием и мое имя в конце меня не порадовали. Когда я очнулась от осознания того, что мне предстоит (, все уже начали выходить. Кэролин, последний раз пробежав своими большими глазами зал, развернулась и фыркнула. Бетти, закутавшись шерстяным шарфом, которого я даже не увидела вначале, последовала за ней. Пока Мэтью надевал куртку, мне удалось разглядеть ее получше. На правой стороне груди красовалась заглавная буква В- отличительный знак Восточной школы. Там же был изображен небольшой лев с густой гривой и открытым ртом, словно готовившимся к атаке на несчастную жертву. Куртка, похоже, была новая, и когда парень ее надел, мне показалось, что я уже где-то его встречала.
У входа, как оказалось, меня уже поджидали. Кэролин, увидев меня, быстро бросила недокуренную сигарету и настойчиво толкнула меня к стене. От неожиданности я даже не сопротивлялась..
– Тебе мало в жизни проблем? – впервые со дня нашего знакомства она говорила серьезно: от смазливой улыбочки и нахальных глазок и след простыл. – Или ты хочешь доказать всем тут, принцесса, что ты не такая, как мы?
– И что тебе нужно? – я не хотела смотреть на все это через невидимую призму шутки, поэтому сразу перешла к делу.
– Чтобы ты не пялилась так, будто знаешь обо мне все, сука, – рыжеволосая толкнула меня в плечо, отчего ребрам пришлось несладко. – Ты здесь новенькая, но не думай, твою мать, что ты особенная. Ты в еще большем говне, чем мы все. И твоя дорогая сестренка на самом деле…
– На прошлой неделе я прекрасно видела, в каком ты говне. Поделишься тем порошком? – мысль о том, что эта самовлюбленная девчонка будет хоть что-то говорить про Кесси, заставила меня окунуться в настоящий омут проблем и открыть рот, хотя изначально я вовсе не собиралась раскрывать все свои карты.
Кэролин моментально изменилась в лице. Она не стала пытаться сохранять невозмутимый вид, как на ее месте поступили бы взрослые. Вместо этого ее глаза готовы были вылезти из орбит, а губы чуть дрогнули и начали бесшумно шевелиться. Вскоре шок сменился гневом, я увидела ее четкие скулы и выступившие вены на висках, лоб сморщился, а в глазах играл недобрый огонек . Я поняла, что теперь могу надеяться только на чудо, но ничуть не жалела о сказанном. Какое право она имеет осуждать меня и хоть что-то говорить про мою семью, если сама занимается таким, из-за чего здесь и оказалась.
– Ты ничего не докажешь. Тебе не поверят. Мои руки чисты, сама видела, детка, – взгляд Кэролин снова трансформировался в обычно-нахальный. Она подошла ко мне вплотную так, что пришлось сильнее вжаться в стену, холод и сырость которой я чувствовала даже сквозь одежду.
Только сейчас я смогла разглядеть ее вблизи. Дрожащие руки, не меньше двух слоев тонального крема, чтобы скрыть синяки под глазами и рубцы возле линии рта, слегка смазанная помада и остатки туши под нижними веками – такой она была для всего общества, и такой же она хочет быть всегда. Неизменная тень въелась в нее настолько, что кроме нее почти ничего не осталось.
– Очень умно с твоей стороны, – я тоже попыталась придать своему голосу наигранное спокойствие. – А если доктор начнет проверять твои ноги, то ты сможешь обвинить его в сексуальном домогательстве, таков твой план?!
Эти слова я произнесла с мыслями о неизбежном. И если умирать, так умирать победителем. На самом деле моя теория про ногу была лишь теорией, в которую я до конца не верила. Если бы Кэролин это знала, все произошло по-другому. Но она не знала. И по ее взгляду, который буквально застыл на мне, и тяжелому и частому дыханию я поняла, что второй раз попадаю в точку. Я с удивлением изучала ее и думала, что же будет дальше. Для Кэролин я – принципиальная угроза, а такие люди, как она, сделают все, дабы уничтожить то, что может в скором времени уничтожить их.
– Ты. Даже. Не. Представляешь. Во что. Ввязалась. Мразь, – рыжеволосая нарочито долго и с большими паузами проговаривала эти слова, а последние буквально прошипела. – Если ты хоть кому-то намекнешь своим грязным языком я тебя уничтожу, сука, я просто…
В руке Кэролин появился маленький перочинный нож, лезвие которого плавно приближалось к моему горлу. О развитии дальнейших событий можно будет лишь догадываться. Планы рыжеволосой нарушили плавные шаги, а точнее, ее обладательница. Они принадлежали миссис Хенс. Мы с Кэролин машинально пришли к такому выводу, и в последний раз переглянулись. Когда женщина вышла из здания, нас рядом уже не было. Спохватившись первой, рыжеволосая благополучно перебежала дорогу и залетела в ближайший магазин, попутно пряча нож. А я пошла в сторону своего дома и спряталась в одну из улочек, скрываясь в тени. Через пару минут, поняв, что миссис Хенс явно ушла в другую сторону, я вынырнула в свет фонаря. Идти было тяжело, ноги внезапно стали ватными и отказывались слушаться. Людей на улицах практически не было, в домах, чьи окна мне довелось увидеть, либо укладывали маленьких детей, либо ужинали, либо сидели и смотрели телевизор. Словно на автомате в моей памяти всплыла одна из картин нашего вечернего препровождения, одна из немногих, когда Кесси была с нами. Из других домов, тех, что скрыты за фасадами супермаркетов, аптек и зоомагазинов, была слышна музыка и приглушенные крики. Вечеринки, на которых я ни разу не была и благодаря которым моя сестра становилась все более и более популярной. Эти бесконечные тусовки направлены на полное уничтожение индивидуальности и гордости. Если начать считать, сколько раз я слышала про то, как парень заблевал весь унитаз на втором этаже или старшеклассница прыгнула голой в бассейн, то можно сбиться примерно на цифре сорок.
Подходя к дому, я замечаю, что свет горит везде. Но ни звука телевизора, ни шума микроволновки, которая обычно тарахтит как старая стиральная машина, я так и не услышала. Отец, в темно-зеленом спортивном костюме (наш общий подарок с сестрой на день отца), развалился на диване с закрытыми глазами, все еще держа в руках недопитую бутылку. Я нервно вздрагиваю, к горлу подступает ком, но, собравшись, я тихо закрываю дверь на замок. Так, не спеша и еле слышно, подкрадываюсь к дивану и перехватываю пиво, выливая его в раковину. После всех этих несложных махинаций и выключения света, я наконец дохожу до своей комнаты. Не найдя каких-либо изменений, я ложусь на кровать и закрываю глаза. Аппетита и сна нет, поэтому приходится выкручиваться собственными мыслями и анализом произошедшего. Итак, исходя из сегодняшнего дня, я имею группу неудачников, которым на следующей неделе предстоит выслушать мой максимально интересный рассказ, плюс странное и неизвестное задание, которое мне предстоит выполнить, чтобы снова не попасть в руки мисс Одли, и конечно же рыжеволосую стерву-наркоманку, которая при любом удобном случае готова уничтожить меня. Иронично, что именно в том месте, где мне должны были «помочь», все пытаются сделать обратное.
Еще страннее оказывается мое новое открытие. Вспоминая момент, когда Кэролин достала нож, можно предположить, что нормальные люди при виде его, направленном к горлу, должны испытывать если не вселенский ужас, то хотя бы малую долю страха. У меня же страх рассыпался мелкими крупицами в зеркале моей души, а когда эти частицы вновь собрались, то превратились в единственное, что я ощущаю так часто и так долго – боль. Она затмевает все остальные чувства и эмоции, переходя в водоворот обыденной жизни и постепенно овладевая им. Но при всем этом я рада, что могу ощущать хоть что-то. Я не хочу превратиться в тех, кто меньше часа назад сидел возле меня и рассказывал свои познавательные истории. Миссис Хенс и мисс Одли несправедливо причисляют меня к ним, но, чтобы доказать всем, что я справлюсь, я буду держаться. Только сейчас я осознала, как глупо и бессмысленно было ставить своей целью донести до них правду о Кесси. Разные миры никогда не соприкоснуться. Я сохраню свою веру до приезда Кесси, пусть даже ценой насмешек и издевательств. В конце концов, это – жизнь, и глупо думать, что одним прекрасным днем она не прольет на тебя всю гниль своих мрачных закоулков.
Глава 9
– Да хватит уже спорить, кто сядет возле индейки, она все равно достанется каждой из вас!
– Но мааам, я еще на прошлой неделе заняла это место, оно мне нравится!
– А я спрашивала папу, и он пообещал мне сесть именно сюда!
– Девочки, как же я счастлив, что вы у меня есть…
– И мы тебя любим, милый. Рассади ты их уже или эта птица сгорит, а мы все пойдем есть в булочную.
– Нет, только не туда! Я же недавно только отравилась пирожками.
– Ладно, чтобы никому не досталось, предлагаю тебе, моя противная сестренка, переставить стул и сесть рядом с папочкой, а я сяду напротив с мамулей. Идет?
– Странно, что ты додумалась до такого, любимая сестра. Мам, когда мы уже будем есть? Я умираю с голоду.
– Так умирай побыстрее, мне больше достанется.
– Эй!
– Хватит, девочки! Вэлери, принеси салфетки.
– Почему всегда я?!
Кухня наполнена теплом и запахом жареного. Приглушенный свет и несколько белых свечей по разные стороны стола. Разноцветные тарелки и кружки, не хватает только салфеток. Они в моих руках, красивые, как всегда, потому что их всегда покупает мама. Красные узоры вырисовываются на белом полотне, словно показывая целую вселенную. Приятно чувствовать атмосферу праздника, а еще приятнее ее создавать. Мы готовились к Дню Благодарения заранее, чтобы не получилось хаотичных сборов и раскупленных продуктов, как в прошлом году. Разве можно быть счастливее, смотря на свою семью – людей, которые тебя любят, ценят и уважают, всегда готовы поддержать и заступиться? Как оказалось, можно, присоединившись к ним и обняв. Пару шагов, всего каких-то…
– Вэли, ты провалилась в чертову пропасть и решила сделать нам одолжение, умерев без свидетелей? – тепло уходит, сменяясь пронзающим душу и тело холодом.
– Кесси, что за слова! Дочка, мы тебя ждем, – отчаянные попытки пошевелиться лишь сильнее заставляют чувствовать боль во всем теле. Тяжело дышать.
– Вэлери, я знаю, что ты любишь своего папу больше всех на свете, поэтому давай, иди к нам! – белая пелена застилает картину счастливой семьи, пытаюсь закрыть глаза, но вместо этого открываю их еще шире, проваливаясь прямо в пропасть.
– Тааак, и теперь ты молчишь, сестренка? – я слышу ее голос, но вижу лишь окровавленное тело в машине. Оно сидит на переднем сидении, одной рукой, с разбитыми костяшками пальцев, все еще держа руль. Ноги застыли на педалях, голова повернута в сторону дороги, одежда разорвана. Когда я пытаюсь взглянуть на нее, тело поворачивается, и передо мной предстает ее лицо с засохшей кровью на лбу, щеках и подбородке. Я вскрикиваю.
– А может, это ты стала причиной, по которой мы теперь не вместе? – ее синие губы расплываются в улыбке, которую я видела у своей сестры всего лишь раз.
Я снова проваливаюсь в черную бездну. Меня настигает до боли знакомый отчаянный женский вопль, от которого невозможно скрыться. Реальность подобна искаженному силуэту сну, пытливо пронизывающая каждую клеточку тела. И мне стоит огромных усилий вновь открыть глаза, погружаясь в очередную пустоту.
Не знаю, как долго я лежала на своей постели после очередного кошмара. Мыслей, ровным счетом как и сна, не было. Ненавижу кошмары и все, что с ними связано. Больше никогда в жизни не соглашусь на ужастик, предложенный Кесси. Но смысла обманывать себя нет: причина моего бурного воображения вовсе не в фильмах, сериалах и книгах. И совсем не обязательно быть Фрейдом, чтобы понимать это. Я скучаю по семье – прежней семье, но разве долгая разлука может послужить подобному? Порой в моей голове всплывает отчаянная идея спросить мисс Одли или миссис Хенс, но голос разума, к счастью, отбрасывает эту безрассудную мысль. Что могут сказать мне женщины, считающие, что я помешанная? А в этом они нисколько не сомневались.
После того, как мой будильник возвещает меня о том, что уже одиннадцать, я решаюсь подняться с кровати. Новая неделя обещает быть такой же мрачной и убогой, как и последние. Абсолютно не имею понятия, чем стоит заниматься как сейчас, так и в будущем. Сначала я берусь за книгу, но после десяти страниц отбрасываю ее в сторону. На кухне лежат пара бургеров, ко мне возвращается аппетит, для начала уже неплохо. Подбородок почти зажил, и теперь, глядя в зеркало, я вижу обычную худую девушку с синяками под глазами и потресканными губами. Я не отличаюсь от остальных, но почему-то каждый в нашем городе хочет выделить меня по-своему. Если подумать, то это забавно, что для одних я – несчастная жертва обстоятельств, для других – одинокое и никому не нужное дитя, а для третьих – сумасшедшая игрушка в руках опытных психологов и психиатров. Слишком банально думать о том, как мне это докучает, поэтому я все же принимаю отчаянные попытки возвратить прежнюю жизнь, на пару часов забыв обо всех последних событиях. Что бы делала прежняя Вэлери, будь она дома в такое время? Вариантов немного: либо штудировала книги, либо смотрела телевизор. Этими банальными занятиями и дышит весь мой скудный мирок.
«Неделя оказывается для меня скучной. Я даже не ходила в магазин – наша любезная соседка вновь поделилась пирогом, а папа купил целое ведро копченых крылышек. Он снова пришел пьяный, но я продолжаю делать вид, что не замечаю этого, потому что до приезда Кесси и возвращения мамы не знаю, как ему помочь, и что мне делать»
С отвращением я вырываю листок, комкаю его и выбрасываю в корзину.
«Неделя оказалось для меня не особо продуктивной. Я много читала, а в четверг записала видео для Кесси, где рассказывала ей об этом дерьмовом задании и всей абсурдности моего появления здесь»
Прямое послание для свидания с мисс Одли. Снова вырываю и выбрасываю.
«Неделя была скучной и мрачной. Я ничем не занималась, поэтому и писать мне нечего, кроме того, что весь Стогвурд считает меня сумасшедшей»
Про субботнее собрание и мой символичный блокнот я вспомнила только в пятницу. Нельзя сказать, чтобы всю неделю я была так занята, что не могла отвлечься не на минуту – нет, просто мне действительно понравилась роль прежней Вэлери без мисс Одли, миссис Хенс и всей команды обреченных. К тому же, я больше не винила сестру в том, что она до сих пор не соизволила ответить мне. Я не искала причин, а просто приняла все это как должное и продолжила выполнять свой семейный долг. Кроме того, я начала замечать убывающее количество пивных бутылок, что не могло не порадовать.
Из колеи выбивала только суббота и очередная пытка. И что-то мне подсказывает, что завтра Кэролин хорошенько оторвется на мне и моем творчестве, которое я придумываю уже около часа. После трех вырванных и скомканных листков я понимаю, что правду собственной жизни писать гораздо труднее, чем школьное эссе по книги, которую ты даже не читал. Поэтому, под звуки вечерних новостей, я решаю «немного» приукрасить окружающую меня действительность. Ведь если посудить, довольна ли будет миссис Хенс, узнав, что я не выхожу из дома? Или что скажет она на то, что мой отец пристрастился к алкоголю? О, наверное, она будет безумно счастлива услышать незабываемую историю моих кошмаров. Но больше всего наивную женщину поразит то, что каждый четверг я отправляю Кесси видео, после чего она позвонит в пару мест и через несколько дней я буду либо в смирительной рубашке, либо под постоянной опекой мисс Одли.
Вспоминая, чем все-таки занимается обычный подросток моего уровня (примерно что-то среднее между Бетти и Кэролин), я закончила свою рукопись только к полночи, когда отец, осушив свою третью бутылку, храпел так, что никакое нашествие спартанцев его бы не разбудило. Я закуталась под одеяло, кладя рядом под подушку тяжелые мысли. Та группа и все еще члены ничего не значат для меня, но я прекрасно понимаю печальные последствия, которые наступят сразу же, позволь я себе сделать неверный ход. К сожалению, не всем суждено провести хорошие выходные так же, как и не всем дано стать королевой выпускного бала или самой популярной девочкой в школе. Но что будет, если миссис Хенс вдруг не поверит моим словам? Ведь там, где она училась или проходила курсы дополнительного образования, наверняка тренируют распозновать ложь. Никогда не любила врать, но, когда мне приходилось отмазывать Кесси перед родителями или Тиффани перед очередным бойфрендом, мне все же не было равных. Я не гордилась этой способностью, но сейчас она может оказаться как нельзя кстати.
С этими мыслями я погрузилась в глубокий сон, и с ними же прошел почти весь мой день. Не найдя себе достойного занятия, я решила выйти еще раньше, чем в прошлый раз. Как знать, может быть сегодня мне повезет. Но погода явно была против этого. На улице лил дождь, и с глубоким вздохом очередной раз посмотрев в окно, пошла искать подходящую одежду для такого случая. Как оказалось, ее было не так уж и много, что меня не огорчило. Недолго думая, я одела черные обтягивающие джинсы с потертостями на коленях, белую футболку, которая всегда была мне большой, а сверху накинула голубую ветровку, на спине которой белыми буквами красовалась надпись: «Where is my mind?» Даже не глядя на себя в зеркало, чтобы лишний раз не разочароваться, я накинула капюшон, спрятала блокнот и телефон в маленький кожаный рюкзак розового цвета, который очень давно достался мне от Кесси, и вышла из дома.
Дождь, кажется, объявил войну Стогвурду. Дорожки и газоны были полностью залиты, а капли, стекающие с крыш домов, будто говорили о том, что прекратиться это нескоро. Но, несмотря на ливень, от которого тщетно старались скрыться люди, на улицах по-прежнему ощущался запах весны и тепла. Через пару дней, при условии того, что этот потоп больше не повторится, все высохнет и наступит окончательная жара. Взрослые будут планировать отпуска, старики будут принимать внуков с других городов, дети перестанут думать об уроках, а старшеклассники во всю начнут готовиться к Весеннему балу, на которой вряд ли суждено пойти мне, Бетти, Кэролин или Мэтью. Почему-то именно сейчас, натягивая капюшон почти на половину лица, мне с особой ясностью врезаются события всех школьных балов. Больше всего, конечно же, мне запомнился последнее торжество сестры. Год назад, на выпускном балу королевой школы стала Анжелика Бустон – длинноволосая брюнетка с родинкой на щеке. Только потом я узнала, что она является нынешней девушкой Томаса Хардсона – того, кто стал причиной многих слез Кесси. Тогда же я услышала, что нынешний парень Анжелики теперь какой-то крутой игрок в какой-то крутой баскетбольной команде какого-то крутого университета в каком-то крутом городе. Но ради своей девушки он, такой же красивый и еще более рослый, с слегка отросшей челкой и небольшой щетиной, приехал в наше захолустье. Все девчонки просто таяли от такой романтичной истории и от того, как Томас целовал Анжелику, и, хотя я не считаю себя экспертом в подобных делах, я думаю, что они по-настоящему счастливы. Кесси, лишь завидев его тогда, пыталась казаться спокойной и отрешенной, но под конец сдалась и попросила родителей забрать нас пораньше. Ходило много слухов про Томаса, но сестра вряд ли ожидала увидеть его счастливым, хотя сама была полностью разбита. Думаю, это и еще несколько обстоятельств дали толчок на переезд. С этого прошло много месяцев, и сейчас я уверенна, что Кесси удалось перебороть ту боль и начать все заново. И я еще больше надеюсь, что в ее новом есть место для нас старых.
До Брингтон-стрит я дошла в полностью промокших кроссовках, которые не стеснялись издавать хлюпающие звуки, и в куртке, которая из голубой превратилась в темно-синюю. В здании оказалось прохладно, и я подумала о том, что необходимо что-то сделать с моими промокшими вещами, иначе я рискую пролежать следующие полгода в постели с воспалением легких. Для начала можно было вылить из моих дырявых кроссовок остатки воды. Это меня мало спасет, но все же у меня оставалась малая надежда на собственное тепло и иммунитет.
Найти туалет не составило особо труда. Идя по привычному крылу детского сада и слушая звонкие капли дождя, я обратила внимание на то, что сегодня повсюду горел свет. Непривычно видеть это здание освещенным флуоресцентными лампами. Практически везде потолки протекали настолько, что некоторые места пришлось обходить или перепрыгивать. Туалет оказался довольно маленькой комнатой с двумя умывальниками и тремя кабинками. При входе висела неработающая сушилка и отделение, где должны были находиться бумажные полотенца. Зеркало было мутным, я с трудом узнала в нем себя. Обои, кажется, когда-то были зелеными, сейчас же превратились в бледно-желтую отклеенную массу. Не самый лучший вид, но в старших школах бывают картины и хуже. На белом кафельном полу отчетливо вырисовывались маленькие черные следы. Должно быть, незадолго до меня тут кто-то уже побывал. Недолго думая, я решила зайти в одну из кабинок, поскольку пространства, как я полагаю, там было гораздо больше, чем возле маленьких раковин.
Дернув за ручку, я обнаружила, что крайняя к двери кабинка не поддается. Странно, ведь признаков жизни там не наблюдалось, как и чужих ног. Я попробовала еще раз – глухо, и плавно подошла к следующей кабинке. На мое удивление и разочарование она взяла тактику своей сестры слева, отказываясь впускать меня. В голову пришла мысль о том, что уборщица (если таковая тут вообще имеется) закрыла их специально из-за неисправности или твердой уверенности в том, что гостей сегодня не ожидается. Я уже собиралась уходить, но тут краем глаза заметила, что единственные грязные следы, помимо моих, вели прямиком к третьей кабинке. Направляясь к ней, из головы вылетели две важные детали, которые мне необходимо было учесть. Во-первых, обратных следов я не обнаружила. Во-вторых, исходя из первого вывода, там до сих пор кто-то был. Но это я уже сообразила после того, как лицом к лицу столкнулась с Кэролин.
Глава 10
Она сидела, с чуть приподнятой красной юбкой, на сливном бачке унитаза, слегка запрокинув голову и обнажая бледную шею, покрытую темно – фиолетовыми засосами. Волосы были собраны в высокий хвост явно не для красоты. Ее ноги, без черных колготок, которые валялись прямо на кафеле вместе с черными ботинками на каблуках, были босыми и опирались прямо на крышку унитаза. Вены были вздуты, на левой ноге красовался торчащий шприц, который, как я успела заметить, уже был пуст. На лице рыжеволосой таяла ленивая улыбка, ее руки упирались по разные стороны кабинки, а глаза чуть прикрыты. Привычный макияж и одежда, только теперь для меня она стала другой. Кэролин – наркоманка, и, может быть, я и вправду пыталась верить в то, что тот порошок был всего лишь нюхательным средством забыть реальность, теперь я убедилась, что тот порошок явно был запрещенным.
Не помню, как долго я стояла в оцепенении, и когда рыжеволосая наконец открыла свои глаза и увидела меня. Разум и здравый смысл вернулись только в коридоре после того, как я с шумом, едва не поскользнувшись и не разбив очередную часть тела об раковину, вышла из туалета, оставив Кэролин наедине со своей зависимостью. Первая мысль была просто забыть все это как страшный сон, вернуться домой и написать мисс Одли о том, что переменчивый климат Стогвурда добил меня, и эту неделю я не в состоянии встать с кровати. И на несколько секунд я и вправду ей поддалась, развернувшись к тем местам, которые я проходила меньше пяти минут назад. Но резкий импульс заставил меня застыть на месте. Реальность раскололась для меня, представив две картины. Если прямо сейчас я решу оставить все это, как есть, то что станет с Кэролин? Клиника, которая вряд ли ей поможет, или передозировка, которая, судя по венам и бледности кожи, не за горами. Но если я скажу, например, миссис Хенс, ей ведь помогут? Я по-прежнему не чувствую к рыжеволосой хоть какой-нибудь симпатии или сострадания. Наверное, я спасаю себя: не хочу, чтобы однажды миссис Хенс, всхлипывая, сообщила нам о том, что Кэролин теперь в лучшем мире и мы все должны помнить ее и прочее, что обычно говорят в подобных ситуациях детям. Я не могу взять такую ответственность на себя. Никогда не могла, в отличие от Кэсси, которая бы рассказала все при одном виде белого порошка. Но я – не сестра, зато сейчас могу перенять ее лучшие качества. И после этого я решилась.
Но только в самых неправдоподобных историях все могло пойти так, как бы мне хотелось, а именно: зайти в зал, где уже стояла миссис Хенс, поведать ей все то, что меня так тревожит, и затем увидеть слезы раскаявшейся Кэролин, которая зайдет в этот момент и вытащит из своего рюкзака все наркотики вместе со шприцами. Суровая реальность встретила меня в виде отнюдь не молящей о прощении рыжеволосой, явно не собирающейся открывать все свои порывы души. Кэролин закрыла вход своим телом, тяжело дыша и наспех закрывая черную сумку через плечо. Ее красная помада размазалась, руки слегка подрагивали, а глаза… в них читалась моя смерть. Ярость, брезгливость, боль, но никак не страх – я наблюдала это через призму как минимум пяти слоев туши и коричневых теней. Дабы окончательно показать свои серьезные намерения, она резко скинула мой портфель с плеча и бросила в один из темных углов, до которых не доходило освещение. Неприятный звук падения в сопровождении барабанящего дождя заставил меня вздрогнуть. Но, к удивлению, обнаружив телефон в кармане, мне стало немного легче. Совсем немного.
– Ты ничего не видела, тебе понятно, дрянь? – прошипела девушка.
– Может тогда сотрешь мне память или убьешь? – оскалилась я. Вопреки здравому смыслу, вместо страха я почувствовала только нараставшую в каждой клеточке тела злобу. – Только не забудь перед этим вставить свой вонючий шприц прямо в ногу, иначе ты не будешь так уверена, стерва.
Кэролин была в абсолютном бешенстве, но и я не собиралась давать задний ход, просто приняв ситуацию. В жизни можно смириться со многим: от проваленного теста по истории до потери девственности с незнакомым парнем, но с такими людьми, как рыжеволосая, нужно бороться. И иногда в ее пользу, пусть это и не всегда заметно.
– Ты…
Она так и не успела договорить. Больше двух лет назад мама, мечтавшая с самого детства о профессии юриста, удовлетворяла свои сломанные надежды старой передачей о знаменитых судьях, адвокатах, прокурорах и в целом всей судебной системе. Пару раз пятничным вечером к ней присоединялась и я (исключительно за недостатком другой деятельности). Одна фраза какого-то известного обвинителя в том шоу запомнилась мне надолго: «хотите убедить людей в виновности подсудимого-запаситесь надежными свидетелями. Это первый и самый важный гарант вашего успеха». И именно сейчас это воспоминание всплыло в мою отчаянную голову. Ловко, используя элемент неожиданности, я открыла одну дверцу, выглядывающую ручку которой я давно приметила за спиной рыжеволосой. Кэролин, явно не ожидая такого от меня, резко отпрянула, давая мне фору зайти в зал.
Два стула из пяти были заняты их привычными хозяевами: Бетти сидела, укутавшись большим шерстяным шарфом, слегка подрагивая. Сегодня на ней были коричневые вельветовые штаны и шерстяная кофта такого же цвета. Волосы туго затянуты в пучок. На спинке ее стула висел длинный черный зонт, который уже успел образовать возле себя небольшую лужицу. Увидев меня, ее глаза широко распахнулись, но не от привычного страха и робости, а от нескрываемого удивления и даже шока. Похоже, в ту минуту в моем взгляде было нечто такое, что заставляет даже самых замкнутых и безнадежных личностей забывать о самоуничижении и отчужденности, вращаясь в ритме колеса реальности. Но это подействовало только на мышонка. Мэтью по-прежнему сидел спиной ко мне, фиолетовая спортивная куртка была расстегнута, из-под ее краев виднелась серая толстовка, капюшон которой был мокрым насквозь и заметно отличался от своего настоящего цвета. Несмотря на это, парень не собирался его снимать, что в другой бы ситуации меня явно заинтересовало, но только не сейчас.
– Куда собралась, шлюха? – на середине зала я обернулась и увидела Кэролин, стремительно догоняющую меня. Я ускорила шаг и вскоре оказалась в центре пяти стульев – так, чтобы все присутствующие могли меня видеть.
– Ты хотела поговорить? – я набрала в легкие побольше воздуха, потому что его периодически не хватало. Я чувствовала, что меня захватывает адреналин, в висках как будто стучали молотком, а во рту уже давно пересохло.
– Думаешь, они тебя спасут? А? – рыжеволосая остановилась недалеко от моего стула, сверкнув хищным взглядом в сторону Бетти, которая в тот момент была похожа на ежа, и затем на Мэтью, который безучастно наблюдал за нами. – Им плевать на тебя и на меня так же, как и мне плевать на них, а в особенности на такую мелкую мошку, как ты.
– Интересно, будет ли им плевать, когда в следующий раз они увидят в туалете то, как ты вдалбливаешь чертов шприц себя прямо в ногу, что сегодня наблюдала я? – с каждой фразой я горячилась все сильнее. – А что дальше? Будешь угрожать нам ножом, отбирая деньги?!
Реакция на мои слова была ничтожна мала. Бетти на секунду вновь распахнула глаза, но в следующую миг еще сильнее закуталась шарфом, надеясь скрыться в нем навсегда, Мэтью и глазом не повел, даже Кэролин, которая, казалось бы, должна начать переживать из-за страшной тайны, продолжала испепелять меня враждебным взглядом, даже не задумываясь о панике. Складывалось ощущение, будто все знают что-то такое, о чем мне остается догадываться, и это вряд ли связано с самой рыжеволосой, которая тем временем приближалась ко мне.
– Тебе конец, тварь, – в отличие от меня, говорила она тихо, что не могло не устрашать. Но попытки и силы образумить ее у меня еще остались.
– Разве ты сама не видишь, что тебе нужна помощь? – я попыталась обратилась к голосу разума Кэролин. – Неужели то, что ты делаешь, доставляет тебе такую радость, или ты таким способом хочешь заглушить бо…
– ЭТО НЕ ТВОЕ ДЕЛО! – ее визг заставил вздрогнуть всех, кроме Мэтью. – Ты понятия не имеешь, во что ввязалась, так что закрой свой поганый рот и слушай меня…
– Даже не смей мне указывать! – мой и без того громкий голос окончательно сорвался на крик. Тело обдало жаром, а ноги подкашивались.