И оживут слова. Часть II - читать онлайн

Глава 6

На крыльце я столкнулась с Веленой. Старая женщина сидела на верхней ступени и перебирала какие-то травы в тусклом свете кованой лампы.

– Помочь? – спросила я, хотя понятия не имела, что нужно делать. Просто вид сгорбленной старушечьей фигурки не мог оставить меня равнодушной, к тому же очень хотелось выкинуть из головы то, что я увидела в этом доме.

Велена медленно обернулась ко мне, точно пытаясь удостовериться, что это и вправду сестра воеводы, как будто у Альгидраса там вереница посетителей за день прошла, а потом только усмехнулась:

– Да нешто ты тут поможешь? Твои ж ручки окромя иголки ничего и не держали.

В ее словах слышалась неприкрытая издевка, и я вновь вспомнила, что Всемила – отнюдь не всеобщая любимица. В семье это легко забывалось.

Я обошла Велену, быстро спустилась по ступеням, пересекла темный двор и остановилась у калитки. Я не собиралась выходить на улицу, потому что мне было банально страшно, но и стоять рядом с этой женщиной мне не хотелось. Пусть она хоть трижды любит Альгидраса… Ветка, к счастью, была привязана коротко и могла только скалиться, глядя на меня.

Мои мысли вернулись к хванцу, пока я рассматривала смутно видневшийся рисунок резьбы на балке над воротами. Почему-то в этот момент я не чувствовала жалости к нему – нет. Вероятно, все это придет потом. Пока же все произошедшее казалось мне каким-то сном. Особенно поединок и смерть Златана. Вероятно, мой мозг если уж решил считать случившееся выдумкой, то записал сюда сразу весь день от начала и до конца. Мне еще даже не верилось, что Альгидрас вправду разорвал побратимство, потому что представить их с Радимом друг без друга я просто не могла.

– Ты бы не ходила сюда больше, девонька, – нарушила тишину Велена. – Не рады тебе здесь. Я уж о том молчу, что срам это – по ночам с молодцами по чужим дворам ходить.

Приехали. Она меня еще и жизни сейчас поучит.

– Княжич попросил проводить его к побратиму воеводы, – спокойно ответила я, хотя внутри все клокотало от злости. Только нотаций мне не хватало.

– Бывшему побратиму, Всемила. И ты о том не хуже меня знаешь. Воевода даже не справился о нем. Даже Добронега не зашла.

Я нахмурилась. А ведь правда. Мы все время были с Добронегой вместе. Почему она даже не проведала Альгидраса? Он же ранен! Или, что бы она тут не говорила, каждый сам за себя?! И раз сын запретил, то она ничего не станет делать? А что если он умрет? В этом мире не существует антибиотиков! Как Добронега будет с этим жить? А Радим?

Я почувствовала, как внутри все сжалось. А как с этим буду жить я? Я решительно развернулась и почти бегом бросилась к крыльцу. Плевать мне на все!

– Никто тебе не указ, да? – недобро произнесла Велена и медленно поднялась, всем своим видом показывая, что уходить с дороги она не собирается.

– Мне слова передать надобно, забыла я, пока они с княжичем говорили, – соврала я, и Велена после небольшой заминки отступила к перилам. Я взбежала по крыльцу и в темных сенях буквально налетела на Миролюба, схватившись за его руки чуть повыше локтей. От неожиданности я коротко взвизгнула, он же что-то пробормотал, видно я его тоже испугала, и хрипло спросил:

– Ну, куда летишь? Что стряслось?

– Меня Велена бранила, – пожаловалась я. – Вот я и пошла обратно.

Я почти не врала. К тому же верила в то, что Миролюб ничего не скажет пожилой женщине, в чей дом он так бесцеремонно ворвался на ночь глядя.

– Ну, со мной, глядишь, бранить не будет, пойдем.

Миролюб чуть шевельнул левой рукой, высвобождаясь. Под моими пальцами скользнули напряженные мышцы и мягкая складка подвернутого рукава. Ожидаемо и все равно неожиданно. Я не смогла удержаться и вздрогнула. Правое плечо Миролюба, которое я все еще сжимала, ощутимо напряглось, и над моей головой раздался негромкий голос:

– Что? Испугал тебя сегодня суженый без рубахи-то?

Я замотала головой, но он не поверил.

– Да я понимаю все. Порой и сам себе противен.

Голос Миролюба звучал ровно и отстраненно, и именно это говорило о том, насколько эта тема для него болезненна.

– Ну что ты выдумываешь?! – горячо воскликнула я, выпуская его плечо и отступая на шаг. Скудный свет от уличного фонаря едва проникал в сени через распахнутую дверь, поэтому мне с трудом удавалось различить лицо Миролюба.

– Не смей так о себе говорить! Ты ведь сам знаешь, какой ты красивый.

И в эту минуту я даже не врала.

– Без рубахи-то? – усмехнулся Миролюб.

– И без рубахи тоже. А рука болит? – не удержалась я от вопроса.

Миролюб кашлянул:

– К непогоде. Да еще чешется ночами, будто есть она до сих пор. Хотя я уж и не помню, как это – с двумя.

– Мне очень жаль, – пробормотала я, ничуть не покривив душой. А в мозгу снова всплыл мой персональный кошмар. Если бы не я…

– Пустяки, – неловко отмахнулся Миролюб.

Мы оба замолчали, как по команде. А я подумала, что Велена со стороны думает невесть что. Ведь мы шепчемся тут впотьмах. Миролюб, вероятно, подумал о том же, потому что слегка подтолкнул меня к выходу, сжав мое плечо.

– Пора нам.

Я набрала полную грудь воздуха, вспомнив о том, зачем я вернулась.

– Миролюб, я… Олегу еще пару слов сказать хотела. Узнать, не нужна ли мазь какая, – сбивчиво залепетала я, стараясь понять выражение его лица. – Велена со мной и говорить не станет. Хочешь, вместе вернемся? – закончила я, понимая, что должна увидеть Альгидраса хотя бы так. Пусть даже при Миролюбе.

Миролюб несколько секунд молчал, и я уже успела пожалеть о своих словах, впрочем, отступать было поздно. Наконец княжич пошевелился и негромко произнес.

– Здесь обожду. Только ты… недолго. Утомили мы его.

Мне показалось, что Миролюб хотел озвучить совершенно другую причину, но я не стала уточнять. Ни к чему испытывать судьбу.

– Спасибо тебе. Я скоро, – пробормотала я и быстро направилась в сторону чулана.

Перед тем, как отворить дверь, я все же постучала. Вряд ли это было так уж необходимо, но мне было спокойнее. Ответа не последовало, и я открыла дверь, чтобы тут же наткнуться на внимательный взгляд. Альгидрас сидел на кровати, крепко держась за ее край. Я запоздало подумала, что мы его действительно утомили, поэтому быстро произнесла:

– Я ненадолго. Просто спросить хотела, не нужно ли тебе чего. Мази, может, или…

– Княжич где? – его голос прозвучал непривычно хрипло.

– В сенях дожидается.

– Зачем одна пришла? Весь ум растеряла?

– Не надо так. Я хочу помочь.

– Да когда же ты поймешь, что самая главная твоя помощь – не лезть, куда не просят?!

Я могла бы сказать, что если бы я никуда не лезла, то Радима уже бы не было в живых. Впрочем, если бы не я, то и сегодняшнего кошмара бы не случилось, поэтому я просто закусила губу и какое-то время молча его разглядывала. Он смотрел на меня безо всякого выражения, на глаза ему падала влажная прядь, но он не сделал ни одного движения, чтобы ее убрать. То ли она ему не так уж и мешала, то ли он просто не мог выпустить из рук край кровати, боясь упасть.

– Сильно болит? – наконец спросила я.

– Не сильнее, чем должно.

Ну вот как с ним быть? Я посмотрела на его плечи. На левое заходил вздувшийся рубец, пересекая острую ключицу. Еще один виднелся на шее, правый бицепс был исчерчен темной полосой. Да он же не то что сидеть, он наверняка в сознании-то одним упрямством держится. Глупый мальчишка! Мое сердце рванулось от жалости. Если бы я могла хоть как-то облегчить его страдания.

– Альгидрас, послушай, – я присела на корточки перед кроватью и осторожно коснулась его колена. Острое, мальчишеское, оно чуть дрогнуло под моей ладонью. – Не злись и не упрямься. Здесь любая царапина может быть смертельной. Хочешь, я завтра передам мазь? Найду с кем. Обещаю. Да хотя бы Миролюба попрошу, чтобы он через своего воина передал.

Альгидрас теперь смотрел на меня сверху вниз, неровно дыша и то и дело облизывая пересохшие губы. Едва я подумала, что нужно предложить ему попить, чтобы ему самому не пришлось тянуться, как после слов о Миролюбе он усмехнулся так резко, что после этого вздрогнул всем телом.

– Да издеваешься ты, что ли? – прошептал он, зажмуриваясь. – Ты думай хоть чуть-чуть! Миролюб – жених твой. А мы с воеводой больше не побратимы. То, что ты сейчас со мной одна, да еще и его о том попросила… Да у меня даже слов на тебя нет.

Ну что опять за проблема? Мы ведь ничего плохого не делаем. Что у них за пунктик такой, а?

– Да что вы все заладили?! – воскликнула я. – Ты ранен! Я просто хочу помочь. О каком сраме вы тут твердите, Альгидрас?

Он посмотрел на меня, и я не выдержала, отвела взгляд, тут же смутившись, потому что перед глазами оказалась обнаженная кожа, пересеченная рваным, словно выцветшим шрамом. Как раз под грудью слева, где сердце. Выше был такой же шрам у ключицы, только чуть поменьше.

– Откуда эти шрамы? – спросила я, чтобы скрыть смущение.

– От кварского обряда, – раздалось над головой. – И вот сейчас ты должна была испугаться.

– Я ничего не знаю об этом обряде, потому и пугаться мне нечего. Хотя видела, что Миролюб насторожился.

– Насторожился? Княжич испугался! И любой бы испугался. Ты даже не понимаешь, что это значит. Со мной даже рядом быть теперь нельзя! – хрипло закончил он.

Он был прав – я не понимала. Но я очень сомневалась, что знание о том, что он побывал в кварском обряде, заставило бы мое сердце стучать ровнее при взгляде на него или бы вовсе заставило не думать о нем. Я снова подняла взгляд к лицу Альгидраса. Он выглядел совсем паршиво: дыхание было рваным, а лицо блестело от испарины. И я вдруг некстати подумала, что это очень странный мир, потому что мои эмоции здесь совершенно не похожи на те, что я испытывала в своей прошлой жизни. Никогда мое сердце не колотилось вот так и дыхание не перехватывало, и колени не дрожали. «Это и есть любовь, да? Вот такая, что хочется задохнуться от нежности и страха за него? Я не уверена, что мне это нужно», – подумала я. Впрочем, что-то тут же отозвалось глухим: «Нужно. Ты просто умрешь без этого». И было что-то совсем уж мистическое в этом неуместном внутреннем диалоге.

– Я не буду тебя больше утомлять, – прошептала я, вставая на ноги. – Ты… поправляйся, пожалуйста. Если что-то нужно…

Все то время, что я вставала, взгляд Альгидраса не отрывался от моих глаз, и снова что-то мистическое было в том, как его непривычно темные в скудном освещении глаза следили за мной. Он смотрел сейчас снизу вверх, словно хотел о чем-то спросить или же что-то сказать, или попросить остаться. Я вздрогнула, осознав, что снова перехватила тень его эмоций.

Он моргнул, разрывая контакт, и прошептал:

– Ты… иди. Я… правда устал.

Вот, значит, как работает все в этом мире – и в Свири, и в том – большом и уже почти ненастоящем, – эмоции кричат об одном, вслух же произносится совсем другое.

– Конечно, – приняла я старые, как мир, правила игры. – Ты… держись, ладно?

Вот сейчас я уйду, а он останется. Радим приставит ко мне охрану, и я больше не выйду за ворота, потому что кто-то пытался меня убить. Альгидраса тоже явно пытались убить, но пока воеводу это не волнует. Я не знала, надолго ли, но вполне возможно, что убийцам этого хватит. Миролюб – наша последняя надежда на хоть какую-то защиту – на заре уезжает и, как он сам говорит, понятия не имеет, когда вернется. Дурацкая мысль, что эта наша встреча может быть последней, заставила меня протянуть руку и неуверенно коснуться влажной пряди, убирая ее с его лица. Альгидрас медленно моргнул, словно успел впасть в транс, и закрыл глаза, отгораживаясь от всего, снимая с себя всякую ответственность за происходящее. И я вдруг поняла, что ему на самом деле очень-очень плохо, раз уж он перестал меня воспитывать и одергивать, а позволяет делать все, что хочется. Я провела рукой по его волосам, почувствовав, как мое сердце понеслось вскачь, хотя до этого казалось, что быстрее биться оно уже не сможет. Для названия чувства, которое охватило меня в этот момент, больше всего подходило «мучительная нежность». Я прочертила линию по его виску, по скуле, по шее, а потом, оторвав пальцы от кожи, провела ими над бордовой полоской свежего шрама, и легонько коснулась плеча. Его кожа была влажной и горячей, а еще неожиданно нежной. Я с усилием отняла руку, понимая, что не имею права задерживать ее дольше.

– Все будет хорошо, – зачем-то прошептала я и быстро поцеловала юношу в висок.

Когда я отстранялась, мне показалось, что Альгидрас сделал ответное движение, пытаясь удержать контакт. Впрочем, возможно, мне это просто показалось. Ведь ему и вправду было очень плохо.

Я быстро вышла, аккуратно притворив дверь, думая о том, что я понятия не имею, сколько я там пробыла. Мне казалось, вечность. Дойдя до сеней, я почувствовала, что комок в горле все никак не исчезает. Да что же это такое? Я попробовала сглотнуть, потом помахала ладонью перед лицом, однако, к моему ужасу, это не помогло. Кажется, все слезы, которые так и не выплакались сегодня до конца, разом попросились наружу. Я зажала рот ладонью, пытаясь сдержать всхлип, но у меня ничего не вышло. Рядом как из-под земли вырос Миролюб. Он быстро перехватил мою руку, отвел от лица, и мои рыдания прорвались наружу. Миролюб несколько секунд всматривался в мое лицо в полутьме сеней, а потом прошептал напряженно:

– Обидел он тебя?

Я разрыдалась еще сильнее, понимая, что это наверняка слышат и Велена, и Альгидрас. Миролюб чуть дернул меня за руку, вынуждая ответить. Я изо всех сил замотала головой и выдавила сквозь рыдания:

– Нет. Я… испугалась. За него, за тебя. Я…

Миролюб не дал мне договорить, быстро прижав к себе. Он гладил меня по волосам и бормотал что-то про то, что все хорошо, что все наладится и поправится мой хванец и будет лучше прежнего. И я бы возразила, что он совсем не мой хванец, да только рыдания все не прекращались, а еще что-то в глубине души было полностью согласно с этим определением. Он – мой. И все.

Не знаю, сколько времени я заливала рубаху Миролюба слезами, но ему явно пора было присваивать звание героя. Он вытерпел мою истерику стоически, ни словом не упрекнув. Когда я прорыдалась, он вывел меня во двор, усадил на ступени и попросил у застывшей на крыльце Велены кружку воды. Впрочем, сам же за ней сходил, сказав Велене не беспокоиться, у него, мол, ноги молодые. Я боялась поднять глаза на Велену, смотревшую на меня в молчании. Наконец Миролюб вернулся с водой, я сделала пару глотков, умылась, хотела привычно вытереться рукавом, но не успела: Миролюб размотал свой подвернутый рукав и деловито утер мое лицо, точно я была ребенком. В очередной раз меня кольнула мысль о том, что я не заслуживаю его хорошего отношения. Впрочем, я уже не могла этого изменить и с горечью сознавала, что не уверена, смогу ли в будущем, хотя прекрасно понимала, что Миролюб – друг и суженный был просто находкой, а вот Миролюб – враг… Я невольно вздрогнула. Мне не хотелось бы проверять, каким он может быть врагом.

Я взяла себя в руки, и мы распрощались с Веленой. Точнее распрощались они с Миролюбом, я же и рта не раскрыла, потому что мне все еще было невыносимо стыдно. На обратном пути Миролюб не спешил заводить разговор, Я тоже молчала, думая о том, что к страху за Альгидраса примешивается паршивое ощущение, что я обманываю Миролюба. Наконец я не выдержала.

– Ты надолго в Дворище?

Миролюб сбился с шага, словно мой вопрос вырвал его из глубокой задумчивости.

– Не знаю. Как князь велит. Пока условились на двух-трех днях.

– И два дня пути?

Он кивнул.

– И ты сегодня проскакал полпути один?

– Дружина была, но там дерево повалило. Они остановились убрать, я не стал дожидаться.

– А если бы это была ловушка?

Он повернулся ко мне всем корпусом, и я запнулась на полуслове. Кто меня тянул за язык? Есть ли тут такое понятие? Однако Миролюб лишь усмехнулся:

– Ишь ты, нахваталась. Не бойся. Мой конь врага за версту чует. А я чую его. Не попасть мне в ловушку.

Его самонадеянность напомнила мне о словах Альгидраса.

– Ты веришь в то, что Святыня тебя хранит?

Он ответил не сразу. Некоторое время молча смотрел под ноги, пиная попадавшиеся на дороге камешки, впрочем без злобы, а скорее в задумчивости.

– Не знаю. Хванец верит. А я… я хванам верю, знаешь. Вот как твой отец меня нашел со слов старого хванца, так я им и верю. Так что, раз Олег говорит, что хранит, да будет так. Пусть хранит. Она – меня. Я – княжество. Устал я, ясно солнышко, – вдруг сказал Миролюб. – Жуть как устал. От войны этой, от кваров проклятых. И коль смогу мир в наши земли вернуть, так любой Святыне поверю.

Я посмотрела на Миролюба, удивленная его откровенности и тому, сколько страсти было в его голосе. А ведь будущее княжества в его руках, не в княжеских. И как знать, вдруг он будет тем, кто закончит эту нелепую войну? А еще мне в голову пришли мысли из детства. Каждый раз, читая о личности, переломившей ход истории, я гадала, каким был этот человек. Портреты обычно рисовали героя суровым, хмурым, чаще всего некрасивым. И мне всегда было жутко интересно заглянуть за завесу времени и хоть одним глазком увидеть легендарную фигуру. И вот сейчас, глядя на Миролюба, я вдруг поняла, что жизнь дала мне шанс увидеть все своими глазами. Человек, шедший рядом со мной, не был ни суровым, ни хмурым и уж точно не был некрасивым. Он был грустным и безгранично усталым. И я поняла, что он не лукавил, когда говорил, что устал от этой войны.

– Скоро все закончится, – непонятно зачем сказала я, и сама вздрогнула от своих слов, потому что, стоило мне их произнести, как свирские сумерки на миг качнулись перед глазами, и реальности вновь смешались. Я потрясла головой, отгоняя морок. Взглянув на Миролюба, я увидела, что он остановился и смотрит на меня так, как не смотрел никогда до этого, словно на кого-то незнакомого.

– Отчего ты так сказала?

– Как? – шепотом спросила я.

– Что все закончится вскоре, – тоже прошептал он.

– Не знаю, – честно ответила я. – Мне просто хочется верить, что скоро квары сгинут и будет мир.

Миролюб еще несколько секунд смотрел на меня, потом улыбнулся одними уголками губ.

– Будет, ясно солнышко. Будет мир, – ответил он. – Идем. И так мне головы не сносить, что полночи гуляем.

Я прибавила шагу, гадая, померещился ли мне его странный взгляд после этого безумного дня или же нет. Больше Миролюб не проронил ни слова. Я чувствовала, что все разладилось после моего невесть откуда взявшегося пророчества. И хоть Миролюб сделал вид, что это все глупый бабский лепет, я чувствовала, что он всерьез задумался. Интересно, а что лично он думает о Прядущих, да и вообще о возможности влиять на чью-то судьбу? Почему-то он казался мне на редкость здравомыслящим и лишенным предрассудков. Вон и с хванцем общается вопреки неприязни отца, и над легендами подшучивает. Впрочем, услышав про обряд, аж позеленел. Да и на суд Божий сегодня вышел. То есть все-таки верит? Вот как их поймешь? Спросить бы напрямую, но что-то мне подсказывало, что я не должна так поступать. Он, конечно, мне симпатизирует, но это все как началось, так и закончится в любую минуту.

Мы дошли довольно быстро, я даже успела запыхаться, потому что Миролюб развил просто крейсерскую скорость. Вероятно, он торопился побыстрее сдать меня родне, потому что отпрашивал ненадолго. При этом ничего романтического в нашей прогулке под луной не было вовсе. Впрочем, как и самой луны. Небо сегодня было затянуто облаками. Мне даже казалось, что с минуты на минуту пойдет дождь.

– А если дождь пойдет, ты все равно поутру выедешь? – спросила я почти у самых ворот.

Почему-то мне хотелось продемонстрировать Миролюбу хоть какое-то подобие участия в его жизни. Княжич чуть сбавил шаг, на миг задумался, словно вопрос не сразу до него дошел, а потом просто кивнул, и я поняла, что вновь вырвала его из каких-то своих мыслей. Но он тут же перестроился. Осмотрел меня с ног до головы и спросил невпопад:

– Замерзла?

Признаться, я уже начала подмерзать, но храбро помотала головой.

– Слушай, – вдруг произнес Миролюб, беря меня за локоть и понижая голос, хотя на улице никого не было, – о том, что было сегодня, – никому. Ни про свитки, ни про обряды. Поняла? Не шучу.

В его голосе не было угрозы, скорее предупреждение, но я невольно поежилась, мигом вспомнив княжича перед боем на поляне. Да и после боя тоже.

– Ты мог бы и не говорить. Я никому не скажу. Да меня и не слушает тут никто, кроме тебя и хванца, – добавила я непонятно зачем. То ли пожаловалась, то ли поделилась.

Миролюб нахмурился и открыл рот, словно хотел что-то сказать, а потом помотал головой и выпустил мой локоть. Мне оставалось только вздохнуть, потому что было понятно, что возобновить диалог с ним явно не получится. И все же, когда княжич взялся за ручку двери, я перехватила его запястье и спросила:

– Почему ты взял меня сегодня к Олегу?

Он медленно, словно нехотя, обернулся.

– Ты не была против, – последовал совершенно бессмысленный ответ, который звучит обычно для того, чтобы протянуть время.

– Не была, – так же бессмысленно подтвердила я и тут же предвосхитила вопрос: – Я хотела его увидеть, беспокоилась. Но ты зачем меня взял?

Миролюб несколько секунд пристально смотрел мне в глаза, а потом наклонился к самому моему уху, так близко, что, когда он заговорил, я поежилась от горячего дыхания:

– Ты порой задаешь слишком много вопросов. Не все это любят.

– Ты – не все, – парировала я, не отстраняясь.

По моей коже пробежала волна мурашек от смешка, прозвучавшего прямо в ухо.

– Избаловал тебя брат, да и хванец тоже.

Миролюб отстранился, глядя на меня с легкой улыбкой. Я подумала, что он снова сменил тему, как делал это часто, когда ему не нравилась беседа, однако он неожиданно произнес:

– Видел я, что тревожишься ты о нем.

Я открыла рот, но вдруг поняла, что мне нечего на это ответить. Я вправду тревожилась, и это было еще слабо сказано. Я почувствовала благодарность к Миролюбу за то, что он использовал именно это слово. Тревога – это все же не любовь и не наваждение. Пусть он думает, что тревога – единственное, что вызывает во мне хванец. Так всем будет спокойней. Правда ведь? Потому я просто кивнула и сказала «спасибо».

А Миролюб добавил:

– Только я жду, что суженая и за меня тревожиться будет.

Сказал он это с улыбкой, но во взгляде не было ни капли веселья. Мне бы встревожиться, но я так устала за этот бесконечный день, что просто коснулась руки Миролюба, которой он все еще сжимал массивную ручку, и совершенно искренне ответила: