Клинок и воля богов решают исход:
Победа тому, чья честь не запятнана ложью.
Коль совесть чиста, без страха иди вперед,
В священном бою безвинному пасть не должно.
Лжеца не спасут ни доспех, ни тяжелый меч,
В священном возмездье не дрогнет рука пред ударом.
И тот, кто посмел гнев богов на себя навлечь,
С позором падет, сраженный жестокою карой.
Люди начали расступаться, стоило Миролюбу к ним направиться, и это была самая естественная реакция при виде княжича, который находился в холодном бешенстве. Я впервые видела Миролюба таким. Красивое лицо застыло маской, движения были резкими и четкими. И от него веяло такой опасностью, что я не могла поверить, что это тот самый мужчина, который целовал меня несколько часов назад и смущенно улыбался, слушая шутки своей дружины. Кстати, о дружине… Я посмотрела в сторону ворот. Пыль еще не до конца осела, но даже сейчас было видно, что по дороге больше никто не скакал. Он был один? В такое тревожное время?
Миролюб направлялся аккурат в мою сторону, и я посчитала это добрым знаком, поэтому, когда он поравнялся со мной, правда, даже не замедлив шага, я перехватила его за левый рукав и прошептала:
– Почему? Ты же обещал!
Уже сказав это, я поняла, что ничего глупее придумать не могла. Это же подтвердил взгляд Миролюба, мазнувший по моему лицу. Я с опозданием осознала, что шел он вовсе не ко мне, просто я оказалась на его пути. Он осторожно отцепил мои пальцы от себя и с улыбкой, которая испугала меня еще больше, чем его вид, проговорил:
– Не сейчас, краса! После!
Понял ли он вообще, кто перед ним? Была ли я кем-то?
Миролюб быстро прошел сквозь образовавшийся коридор, а я все смотрела ему вслед и тупо думала, что у него отнята не вся рука. Раньше я предпочитала не разглядывать детально, отмечая для себя, что пустой рукав либо просто свободно ниспадал, либо же, что чаще всего, рука была укрыта то курткой, то плащом, то закрепленной сумой. А сейчас, вцепившись в его рукав выше локтя, я явственно почувствовала напряженные мышцы. Сделанное мимоходом открытие тут же вылетело из моей головы, когда я поняла, что кнута не слышно. Я бросилась вслед за Миролюбом к площади. Люди не спешили смыкаться за его спиной, потому что за княжичем тянулся незримый шлейф опасности, и каждому неосознанно хотелось держаться подальше. Я бы тоже держалась подальше, если бы могла позволить себе такую роскошь.
На этот раз я оказалась в первом ряду. Взгляд помимо моей воли метнулся к позорному столбу. Горло перехватило. Спина Альгидраса была исчерчена кровавыми полосами, а сам он безвольно висел на вытянутых руках. Я от души понадеялась, что он без сознания, потому что даже представить не могла, какую боль ему приходилось сейчас терпеть. Закусив губу, я подумала, что, если бы это зависело от меня, я бы покарала виновного в этой пытке недрогнувшей рукой. Поставила бы его к этому столбу и спокойно наблюдала за экзекуцией. Что-то первобытное проснулось во мне, требуя мести. Я быстро перевела взгляд на Миролюба, который остановился перед помостом словно в нерешительности, а потом резко развернулся и двинулся к столбу. Услышав приближающиеся шаги, Альгидрас вздрогнул и попытался повернуть голову, впрочем, на середине движения передумал и снова уткнулся лбом в столб. Только плечи напряглись еще сильнее.
Первым делом Миролюб молча подошел к Бориславу и протянул руку. Тот так же молча отдал княжичу кнут. Я вздохнула было с облегчением, но тут же с ужасом поняла, что именно Миролюб – тот, кто свидетельствует здесь против Альгидраса. А как мне говорил сам Альгидрас, порет обычно тот, кто обижен. Я зажмурилась до кругов перед глазами, ожидая очередного свиста кнута, но вместо этого услышала шаги. Опустив голову, я набралась храбрости и открыла глаза. В поле зрения попали сапоги, из-под которых разлеталась пыль. Миролюб чеканил шаг, точно был на параде. Он приблизился к князю, все еще сжимая кнут в руке, и опустился на одно колено. Но почему-то в этом жесте совсем не было покорности. Головы он тоже не опустил. Наоборот, стоя на одном колене, вскинул голову и, глядя на отца снизу вверх, четко – так, что слышала вся Свирь, – произнес:
– Дозволь обратиться, князь!
– Что на Красном Дворище? – спросил Любим, и по его лицу я поняла, что если до этого вся процедура действительно казалась ему утомительной необходимостью, словно он и удовольствия требуемого не получал, то теперь все изменилось. Князь Любим был в ярости.
– Я не добрался до Дворища, – так же четко ответил Миролюб.
– У тебя был приказ, – князь смотрел на сына так, как смотрел бы, вероятно, на любого другого воина, нарушившего его волю.
– Я выеду сразу, как решу дело в Свири. Мне донесли, что тут моим именем суд вершится.
– Кто донес? – недобро спросил Любим.
– Я воина отправил, – громко произнес Радим, выходя из-за спин своих людей. – Негоже судить со слов, князь.
Любим коротко улыбнулся и посмотрел на сына. Миролюб встал с колена и встретил взгляд отца.
– Что ж, говори быстро да скачи, куда послан был. Один вернулся?
И в этом мимолетном вопросе промелькнула глухая отцовская тревога. Княжич – наследник, единственный сын, которого он однажды уже едва не потерял, – проскакал весь путь один.
– Часть воинов отстала. Скоро будут, – ответил Миролюб.
Любим поморщился, точно от головной боли, посмотрел на Радима, потом на позорный столб. Я не стала смотреть на столб, потому что напряженная исполосованная спина и так стояла перед глазами, поэтому тоже посмотрела на Радима. Он был бледен и суров. Ведь как бы не злился воевода на Альгидраса, тот не был ему чужим. Видно, каждый удар как по своей спине пришелся.
– Говори же! – поторопил сына Любим.
– Кто говорил от моего имени? – голос Миролюба прозвучал очень спокойно, а я вдруг поняла, что никогда не слышала, чтобы его голос был абсолютно лишен модуляций. Обычно он был очень живым, но то, вероятно, был голос Миролюба. Этот же принадлежал княжичу.
Любим молча кивнул в сторону своих воинов, и из-за спин вышел бледный Златан.
– Я, как ты и велел, – произнес Златан, впрочем, уверенности в его тоне уже не было.
– Как я что? – Миролюб всем корпусом повернулся к княжескому воину, и его широкая спина загородила от меня Златана.
Впрочем, то, что тот испуган до смерти было, понятно и по голосу.
– Как велел, – едва слышно повторил он.
Миролюб медленно наклонился, положил кнут на помост у ног отца и снова повернулся к воину. На этот раз его голос звучал задумчиво.
– Ты лжешь. Для чего?
– Да как же… – воин, отшатнувшись, вновь попал в поле моего зрения. Худое лицо пошло белыми пятнами, рука взметнулась к тесемке плаща, потом подергала короткую бороду. – Ты что, Миролюб?!
Миролюб усмехнулся и покачал головой. После чего повернулся к княжеским воинам:
– С кем он был, как я ускакал?
Те начали переглядываться в замешательстве. Наконец вперед вышел молодой воин с повязкой на правом глазу.
– Со мной, – уверенно сказал он.
– Где?
– Миролюб… – начал Любим.
– Дозволь, князь, – нетерпеливо обратился Миролюб к отцу. – Выяснить надобно.
Любим устало вздохнул и положил ладонь на рукоять меча. Я невольно вздрогнула, но потом поняла, что он не собирался его доставать. Это был неосознанный жест вооруженного человека, который придавал ему уверенности. Князь коротко кивнул, впрочем, сын на него уже не смотрел, разглядывая воина с повязкой.
– Где вы были? И с кем?
– Я был с Бояном, – воин явно нервничал, но говорил уверенно. – Со свирским воином.
Он указал в сторону свирцев, и Боян на всякий случай вышел чуть вперед.
– Я просил псов показать. Псы здесь – сам знаешь, какие. Хотел у воеводы малому в подарок щенка просить. Там как раз щенки…
– Ты не про щенков, Азар, – терпеливо произнес Миролюб. – Про Златана.
– А… ну да. Мы были у псарни. А там и Златан подошел. Тоже щенков смотреть хотел. Я еще спросил, отчего он не уехал, мол, вы-то все с места снялись. А он сказал, что дело у него тут.
– А что за дело, не сказал?
– Нет. Да я и не спрашивал. Щенка хотел…
– Щенка хотел, – устало вздохнул Миролюб. – Будет тебе щенок. У сестры попрошу, коль воевода нам теперь откажет. Хванца со столба снимите.
– Миролюб, – подал голос князь.
– Прости, что лезу вперед тебя, отец, – Миролюб поднял голову и посмотрел на Любима, – только тут о моем слове речь. Златан врет.
– Что? – Златан подскочил к Миролюбу так, словно собирался ударить, но вместо этого лишь схватил за руку, почти повиснув на княжиче. – За что, Миролюб? Не губи!
– За что? – Миролюб оглянулся на воина и брезгливо тряхнул рукой, однако тот так и остался на нем висеть. – Из ума ты выжил? Думаешь, я своим именем твои грехи покрывать буду? Много я тебе прощал, да видно больше, чем следовало.
– Я не вру, князь! – заполошно закричал Златан. – Он сам мне сказал! Сам!
Златан бросился к помосту, указывая рукой на Миролюба. Вид у него был безумный. Два воина схватили его за плечи и оттащили от князя, ног которого он почти коснулся. Сбив Златана на землю, они повернулись к Миролюбу, ожидая приказа не от князя – от него.
Миролюб повел рукой и усмехнулся:
– Брага у тебя тут, верно, дурная, воевода, коль мой собственный воин на меня клевещет да еще при всем люде. Что ж, быть посему. Дозволь, князь?
Миролюб повернулся к отцу. Лицо Любима закаменело. Я ничего не понимала, толпа же начала волноваться.
– Выбери воина, – коротко приказал князь.
– Прости, отец! Коль кому другому зло нанес бы, я бы тебя послушал, все это знают. Но Радима я другом чту. Азар, дай ему меч.
С этими словами Миролюб стал дергать завязку плаща. Та не поддавалась, и ему пришлось ее разорвать. Отброшенный на дощатый помост плащ осел синим морем. Тут же к Миролюбу подошел один из княжеских воинов и стал помогать снимать кольчугу. Я смотрела на все это и по-прежнему ничего не понимала. Только видела, что Миролюб достал свой меч из ножен и аккуратно положил его у ног князя, пока воин помогал ему разоблачаться. Златан сидел на земле, раскачиваясь, словно в трансе. Азар подошел и положил свой меч у его ног, опустился на одно колено и отцепил от пояса Златана ножны с мечом. После этого аккуратно положил меч Златана на помост, не вынимая его из ножен.
Меж тем Миролюб при помощи воина разделся до пояса. Мой взгляд сам собой прирос к его левой руке. Рука действительно была отнята по локоть. Я ожидала, что зрелище будет отталкивающим, но почему-то поймала себя на мысли, что тело воина, у которого нет руки, смотрится органично. Может, потому, что Миролюб двигался так, точно не было ему равных по силе. Поперек блестевшей от пота спины тянулся застарелый шрам. Когда Миролюб обернулся, оглядывая толпу, я отметила, что он оказался неожиданно не таким мощным, как Радим. Несмотря на ширину плеч и высокий рост, княжич был довольно худощавым. Откинув с лица мокрые волосы, Миролюб скользнул взглядом по площади.
– Борислав, дай свой меч!
Я оглянулась на Борислава, и сердце подскочило. Место у столба было пустым. Я принялась вертеть головой, выискивая Альгидраса, но его не было видно. Вероятно, его сняли со столба и увели. Только куда?
Борислав меж тем быстрым шагом пересек площадь и протянул Миролюбу меч прямо с ножнами, ловко отстегнув их от пояса.
– Ну ножны-то мне к чему? – вздохнул Миролюб и с тихим лязгом вытащил меч.
Воспользовавшись заминкой, я повернулась к стоявшей рядом женщине:
– А Олега куда увели?
– А? – женщина посмотрела на меня недоуменно. – Хванца-то? Так дружинники унесли. А куда – кто ж их знает?..
– Спасибо, – пробормотала я.
Унесли? То есть он не мог идти сам? Я глубоко вздохнула и напомнила себе, что еще ничего не закончилось.
Миролюб крутанул в руке меч, точно привыкая к его весу, потом обернулся к все еще сидевшему на земле Златану:
– Берешь свои слова обратно?
– Нет! – вдруг яростно выкрикнул тот, вскакивая на ноги. – Не беру! И Боги рассудят нас, княжич! Я не стану щадить тебя, будь ты хоть трижды увечен!
По рядам воинов пронесся ропот, лицо Миролюба, которое я видела только в профиль, на миг закаменело, а потом он улыбнулся. И если у Златана была хоть капля мозгов, он именно в эту минуту он должен был проститься с жизнью.
– Именем князя, моего отца, я обвиняю тебя, Златан, в клевете. Я признаю свою вину в том, что мне служил клеветник. Священный поединок покажет, на чьей стороне правда. Клянусь, что бой будет честным. Клянусь, что мой меч лежит сейчас у ног князя. Клянусь, что никогда прежде не дрался клинком Борислава. Кто уличит меня во лжи?
Миролюб медленно обернулся вокруг своей оси, скользя взглядом по толпе. На миг наши глаза встретились, но я поняла, что он меня даже не заметил. И так он был завораживающе прекрасен в этом движении, что я даже не сразу поняла, что исход поединка может быть каким угодно.
– До первой крови! – объявил князь и хлопнул в ладоши.
Златан бросился на княжича, как полоумный. Он тоже успел снять рубаху, и я заметила, что они приблизительно равного телосложения, только Златан чуть уступал княжичу в росте. Миролюб легко ушел от яростной атаки, меч в его руке описал дугу. На миг мне показалось, что он сейчас коснется спины Златана, пролетевшего мимо по инерции, но Миролюб в последний момент отвел лезвие, не нанеся удара. По толпе пронесся вздох. Ведь он мог сейчас все остановить, доказать свою правду, но пожалел противника и не стал бить в спину. Златан снова напал с яростным криком, а потом еще раз и еще. Миролюб ускользал от лезвия меча, словно танцевал какой-то древний танец, и танец этот был завораживающе ужасным, таким, что взгляд невозможно было оторвать. Я ничего не понимала в тактике боя на мечах, но даже я отмечала, что Златан проигрывает. И делает это потому, что им движет ярость. А Миролюб, наоборот, был спокоен. И это спокойствие подтверждало его правду лучше всяких мечей. Я подумала, что они в этом мире верят в гнев Богов гораздо сильнее, чем мы. Видимо, Миролюб не боялся их гнева, потому что был прав. Златан же нервничал, сыпал оскорблениями, оступался, оскальзывался.
Впрочем, первая кровь могла появиться и у Миролюба. Пару раз он уворачивался от меча в самый последний момент. Златан весь этот день пробыл в Свири, Миролюб же большую часть дня провел в седле и явно устал. Я поняла это отчетливо, когда он снова не стал бить Златана в спину, позволив тому развернуться лицом, и сам едва успел увернуться от лезвия меча. Двигался он в тот момент уже без прежней ловкости. Вероятно, именно поэтому дальше случилось то, что случилось.
Миролюб оступился, и Златан воспользовался заминкой – бросился вперед с новыми силами. Миролюб успел увернуться от лезвия, которое мелькнуло у его горла (и это бой до первой крови?), но поплатился за это потерей равновесия. Если бы у него было две руки, вероятно, он бы позволил себе упасть на левый бок и не потерял бы контроль над мечом. Но реальность была такова, что Миролюб вынужденно извернулся, чтобы подстраховать себя правым локтем, при этом его меч в момент падения взметнулся вверх. Почему упал Златан, я так и не поняла. То ли в запале борьбы зацепился за ногу княжича, то ли просто оступился от усталости. Видимо, Боги сказали свое слово, потому что воин, оболгавший княжича, упал точно на выставленный вверх меч. Раздался тошнотворный чавкающий звук, и Златан дико закричал. Миролюб попытался выдернуть меч, отползая в сторону, но только усугубил ситуацию. Сила тяжести сделала свое дело, и меч вспорол живот Златана, вывернув внутренности наружу.
Я зажала рот рукой, чтобы не закричать в голос, и поймала себя на мысли, что на площади по-прежнему стоит тишина, будто ничего страшного не произошло. Подумаешь, валяется на земле человек и хрипит, давясь кровью и прижимая к себе успевшие вывалиться внутренности. Песок под ним стал темно-бурым. Я с усилием оторвала взгляд от этой чудовищной картины и сглотнула вмиг ставшую горькой слюну. «Это не по-настоящему». В этот миг мне больше всего на свете хотелось, чтобы он умер уже побыстрее. Никто не бросился к умирающему. Умом я понимала, что даже в моем мире здесь вряд ли бы кто-то помог, но бездействие все равно казалось мне чудовищным. Я еще раз с трудом сглотнула и набралась храбрости посмотреть на Миролюба. Тот стоял рядом с поверженным противником и, нахмурившись, наблюдал за агонией. Златан попытался что-то сказать. Я не расслышала, а Миролюб, кажется, разобрал, потому что нахмурился еще сильнее и одним коротким взмахом меча оборвал жизнь своего воина. Вероятно, Златан сам попросил его прекратить мучения. Я снова зажмурилась, чтобы не видеть этой картины. Перед глазами заплясали цветные пятна, а в ушах противно зашумело. Я разом вспомнила, что всегда очень сильно отличалась от всей своей династии медиков, и быстро развернувшись, с ужасом осознала, что нахожусь в первом ряду и что мне придется пробираться через море людей.
Перед лицом смутно проплывали серьезные лица свирцев. Никто не плакал, никто не падал в обморок. Кажется, отличусь сейчас только я. Я пыталась пробраться к выходу, уже понимая, что не успею. Картинка перед глазами запрыгала, гул в ушах перекрыл все звуки, и в этот миг кто-то крепко подхватил меня под локоть. Точно через вату я услышала:
– Пойдем, девонька.
Голоса я не узнала. Просто доверилась сильной руке, которая потащила меня вперед. Я закрыла глаза, потому что зрение расфокусировалось окончательно, зато звуки стали доходить. Свирцы вполголоса обсуждали священный бой. Говорили, что давно такого не было, а в Свири так вообще чуть ли не в первый раз. Что Златан пил в последнее время, точно умом тронулся. А еще, что княжич, несмотря на это, выделял его из всех остальных воинов. Я вяло удивилась: откуда свирцы столько знают про внутредружинные дела княжича, однако быстро поняла, что здесь все про всех все знают. До сих пор оставалось тайной, как удалось удержать в секрете болезнь Всемилы.
Меж тем толпа закончилась, и я почувствовала дуновение ветра в лицо.
– Что с ней? – раздался рядом негромкий голос.
– Сомлела на жаре, – ответил мой провожатый, и я узнала наконец голос Улеба.
Тяжело вздохнув, я открыла глаза. Зрение сфокусировалось с трудом. На меня, нахмурившись, смотрел смутно-знакомый воин с мокрыми, торчащими в разные стороны волосами. На нем была кольчуга.
– Да, печет сегодня, – пробормотал воин, явно просто чтобы что-то сказать. – Может, воды ей?
– Давай! – тут же откликнулся Улеб, и воин, отойдя на пару шагов, отцепил от седла флягу.
Я скользнула взглядом по взмыленному боку коня, вновь посмотрела на воина и хотела поблагодарить, но во рту так пересохло, что я закашлялась.
– На вот, пей, – с сочувствием произнес тот.
Я протянула руку, кивнув в знак благодарности, но Улеб перехватил мое запястье и с подозрением спросил:
– Вода хоть? А то я тебя знаю!
– Да ты что! Улеб! – воин картинно округлил глаза и тут же расплылся в широкой улыбке, и я мигом узнала утреннего балагура, который сперва подтрунивал над княжичем, а потом поднял коня на дыбы. Кажется, Горислав?
– Вот смотри! – выдал воин и поднес флягу к морде коня. Тот с готовностью облизал горлышко. – А будь тут брага, он бы уже на дыбы встал. Он у меня такой: как глоток сделаю, так пешим иду. Не подпускает.
«Противник вождения в нетрезвом виде», – вяло подумала я, оглядывая коня.
– Так что пей спокойно, – закончил воин.
В своем нормальном состоянии я бы, вероятно, ужаснулась перспективе пить из фляги, облизанной конем, но сейчас мне было не до брезгливости. Я с жадностью глотнула воды, удивившись тому, какая она холодная. Потом вспомнила, что недалеко от свирских стен течет ручей. Вероятно, ее набрали совсем недавно. Я сделала еще глоток и наконец подняла голову, чтобы поблагодарить воина.
Тот стоял рядом со своим конем, обхватив рукой мощную шею и прижавшись щекой к конской щеке. Видимо, для обоих эта поза была привычной, потому что животное замерло, впитывая ласку.
– Спасибо! – поблагодарила я.
– Не за что, красавица, – на лице воина засияла задорная улыбка, впрочем, повернувшись к Улебу, он вмиг посерьезнел.
– Что тут стряслось, Улеб?
В моей голове разом прояснилось, и я поняла, что мне срочно нужно отыскать Альгидраса, узнать, что с ним.
– Олега к позорному столбу поставили, – досадливо ответил Улеб.
– Без шума прошло? – быстро спросил воин.
– До мечей не дошло, – коротко ответил Улеб. – Пошли, девонька. Присядешь.
Он явно хотел избежать дальнейших расспросов. Меня же что-то смутило в его ответе, и вдруг нестерпимо захотелось узнать, что думают об этом люди княжича.
– Мне уже лучше, – я растянула губы в улыбку и посмотрела на Улеба. – Можете говорить. Я подожду.
Улеб нахмурился и повернулся к Гориславу:
– Златан обвинил Олега. Сказал: со слов княжича.
– Златан? – Горислав тоже нахмурился, а я мимоходом подумала, что, когда он не сверкает улыбкой направо и налево, выглядит очень серьезным. И взгляд у него цепкий – вон как в Улеба впился.
– Почему он с вами не поехал? – спросил Улеб.
Конь Горислава всхрапнул, тот скинул вниз поводья и, нагнувшись под лошадиной шеей, передал их кому-то с коротким «прими!».
Один из людей в синем перехватил поводья и отвел коня к крепостной стене, где слева от отворенных ворот стояло еще шесть лошадей, включая вороного с белой полосой. Княжич приехал с половиной дружины.
Горислав бросил на меня короткий взгляд. Я улыбнулась самой беспечной улыбкой, на какую сейчас была способна, и отошла чуть в сторону, усердно поправляя браслет на запястье и делая вид, что я из тех девиц, у которых две мысли в голове одновременно не уживаются. То, как быстро Горислав принял это на веру, в другое время могло бы меня обидеть. Но сейчас было не до того.
– Сказал, дело у него тут. Княжич велел, – Горислав понизил голос, но мне все равно было слышно. Говорил он медленно, словно раздумывая.
– Он в этот приезд от браги не просыхал, – так же негромко проговорил Улеб. – Отчего?
– Да кто его знает? Он так уже седмицы две. Точно подменили.
– А началось когда?
Наступила пауза, и я украдкой оглянулась. Горислав, нахмурившись, смотрел в одну точку:
– Началось, говоришь, когда…
Я затаила дыхание, понимая, что вот только что Горислава озарило какой-то мыслью. Однако молодой воин тут же улыбнулся Улебу:
– Да леший его знает! По пути сюда вроде. Я и не понял сразу.
Улеб испытующе смотрел на воина какое-то время, пока не понял, что продолжения не будет.
– Ну, теперь Перун его к себе прибрал, – пробормотал он.
– До смерти дрались? – спросил Горислав, ненавязчиво меняя тему. – А то мы все пропустили.
– Князь наказал до первой крови.
– Тогда отчего у него нутро наружу?
– Оступился княжич. Пойдем, Всемила! – обратился ко мне Улеб, решивший, видимо, закрыть тему.
Я обернулась к ним как раз вовремя, чтобы увидеть, как нахмурился Горислав, словно вновь о чем-то задумался. Я бы многое отдала за то, чтобы узнать, что творится в его темноволосой голове.
Улеб медленно двинулся прочь, пробираясь сквозь людской ручеек, движущийся к воротам – прочь из Свири. А я, повинуясь порыву, вновь обернулась к Гориславу, который в задумчивости грыз заусенец, глядя прямо перед собой.
– Почему Златан соврал?
Горислав вздрогнул и вскинул недоуменный взгляд. Выглядел он так, словно с ним заговорил столб. В карих глазах было искреннее удивление.
– Что?
– Почему Златан соврал? – терпеливо повторила я.
На губах Горислава заиграла жизнерадостная улыбка, вмиг изменившая его лицо. Воин Миролюба сделал шаг вперед, взял меня за плечи и весело выдал:
– Такая красавица должна о платьях думать, да о том, как княжичу детей рожать будет.
На его лице тут же появился комичный испуг:
– Или ты уже?
– Что «уже»? – не поняла я.
– Понесла уже? – страшным шепотом осведомился Горислав.
– Дурак ты! – вспыхнула я от такого предположения.
– Ну и хвала Богам. А то как же мы без Миролюба? Как засядет с тобой и с дитем в светелке… Знаю я вас, зазноб таких.
– Как есть дурак! – с чувством произнесла я, круто разворачиваясь, и лишь отойдя на пару шагов, поняла, что это был четко рассчитанный прием для выведения меня из равновесия, чтобы избежать расспросов. Да когда же я перестану на это попадаться?!
Я быстро обернулась, но Горислав уже присоединился в группке воинов княжича. Они стояли кружком и о чем-то шептались, и на лице Горислава не было и тени веселья.
Ох, непростая дружина у Миролюба. Надо бы ему об этом намекнуть. Впрочем, может, она под стать тому, кому служит?
***
Брат Алвар,
Торговец передал мне свиток. Не буду облегчать тебе задачу, называя его имя. Впрочем, уверен, ты и так знаешь, на каких берегах я нашел приют. Это ведь тоже было в твоих свитках?
Ты не ошибся. Злость коснулась моей души. Я должен смирить ее? Зная, что ты лгал мне в лицо, высмеивая мои догадки? Пусть легенды не врут, но кто дал тебе право быть судьей и решать, кому жить, а кому умереть? Если будущее предопределено, то что мешало тебе дать мне прочесть священные тексты? Что мешало дать мне шанс хотя бы попытаться спасти невинных людей? Что мешало тебе хотя бы раз быть честным с тем, кто доверял тебе больше, чем себе?!
Впрочем, я не жду от тебя ответов, равно как и не верю твоей скорби. Ты не умеешь сожалеть о содеянном.
Пусть твое служение Святыне будет долгим, ибо мы оба знаем: стоит лишь только перестать быть нужным… Впрочем, зачем я тебе это пишу? Просто обратись к своим свиткам.
Альгар.