Тома Ле Галю хочется побольше узнать о Луизе Блюм, побольше и поскорее. Едва закрыв дверь своего кабинета за пациентом, он набирает номер приятеля, который пригласил его на ужин у Сами, еще раз благодарит. И как бы между прочим спрашивает о Луизе. Притворство, видимо, не удалось. Приятель хитро смеется:
– Ты запал на жену Ромена Видаля?
Тома не отрицает, но меняет тему. Что‐то он слышал про Ромена Видаля. Несколько кликов – и он знает о муже Луизы Блюм почти все: доктор наук, биолог и лингвист, знаменитый ученый, хороший популяризатор, более двухсот тысяч упоминаний в интернете. Тома ставит в поиск собственное имя – в десять раз меньше, нечем похвастаться. Притом что есть еще другие Тома Ле Гали: например, аптекарь в Сен-Мало или директор начальной школы в Квебеке… Ну‐ка, а сколько раз Ив Жанвье? Тридцать пять тысяч. Тома выключает компьютер и уходит из кабинета.
В книжном на площади Контрэскарп лежит стопка “Трилистника о двух лепестках” Ива Жанвье. Тома спрашивает продавца о книге и слышит неуверенное: “Неплохая вещь”, – ясно, что тот понятия о ней не имеет. Тома покупает книгу. На улице солнце, еще тепло, так что он выбирает столик в открытом кафе на улице Муффтар, у фонтана, садится и заказывает кофе.
Жанвье с оборота обложки глядит в объектив без улыбки. Лицо пухловатое, но длинные вертикальные морщины на щеках и на лбу делают его жестче. Волосы светлые, редеющие спереди. Вид суровый и трогательный одновременно. Тома никогда не сказал бы, что Анне такие по вкусу.
“Трилистник о двух лепестках” далек от русского романа. В нем едва наберется и сотня страниц, это скорее динамичная повесть из двенадцати коротких глав. Всего и чтения на час. Анна Штейн верно изложила сюжет: герою под нескончаемым кельтским дождем пришлось столкнуться с холодностью юной любовницы и тупой враждебностью прокатной “тойоты”. Лакомая строгость, изящная экономия средств, языковые находки. Солнце ли затянувшегося лета действует на Тома или сладкая горечь кофе? Но в этой легкой книжице он ощущает что‐то дружественное. Если Луиза – сестра Анны, то Ив, как кажется Тома, мог бы быть его братом. Их, конечно же, разделяет Анна. Но интерес к Иву – не такое уж вторжение. Лакан не стеснялся входить в контакт с супругами и даже матерями своих пациентов. А это нарушение похлеще. Хотя пример – еще не аргумент.
Тома снял очки. Вот уже несколько лет он с ними неразлучен. Философия приучает нас к мысли о смерти, а дальнозоркость каждый день ей в этом помогает. Тома рассматривает тонкую черепаховую оправу, блики от линз, невольно щурится.
Он встает и на миг замирает, глядя на искрящиеся струйки фонтана. Звонит мобильник, на экране вспыхивает имя его давней подруги, с которой до сих пор он иногда не прочь провести вечер в ласковой близости. У них “пряная дружба” – так они называют свои отношения. Все лучше, чем “пресная любовь”. Он отвечает на звонок.