Потрёпанный плащ свисал с широких мускулистых плеч крылатого мужчины. Поношенные штаны обтягивали его могучие, как стволы деревьев, ноги. Сквозь прорези наброшенного на голое тело плаща виднелись крылья, трепещущие при малейшем движении. На тёмной улице он казался гигантским изваянием. Из-под косматой чёлки на детей смотрели спокойные глаза.
Его спокойствие отличалось от хладнокровного выжидания воронов, от которого становилось мутно на душе. Это было спокойствие векового дуба или океанской глади под звёздами. Ава не могла отвести взгляда, не могла пошевелиться, пока он не посмотрел на неё ясными глазами и не произнёс:
– Пробитые знамёна реют над нами. Ты рождена, чтобы ступать по коврам, но получаешь подлые удары меча. – Голос его казался могучим ветром, а порыв слов всколыхнул бессмысленную земную суету.
Мужчина склонился и посмотрел Аве прямо в лицо, и она лишь судорожно вздохнула. Девочка чувствовала, как откликается его голос внутри неё.
– Я – Малайка, и я доброветствую тебя в роднограде. Я мчался сюда мгноминутно, но едва не опоздал, до того…
Он не закончил фразы, и так всё было ясно. Малайка посмотрел на Джека. Ава поняла, что всё ещё прикрывает его своим телом, и поднялась на ноги.
– Малайка. – Она припомнила, что Виолетта упоминала это имя, и оно звучало как заклинание в её устах. Оно пришло отсюда.
– Ты – Малайка. Мой родноград? Здесь?
– Да, – кивнул мужчина, потом посмотрел на Джека.
Малайка мягко прикоснулся к его телу и аккуратно приподнял края его брюк. Ава ужаснулась при виде алевших на ногах мальчика жутких шрамов. Может быть, оттого что она всё ещё не пришла в себя, Ава собственной кожей ощутила, как Джеку сейчас больно.
– Эх. Этого иссушили дотла. Он был похищен слишком надолго, а потом ещё и пронзён воронами. – Он оглянулся на Аву: – А ты? У тебя есть нательная боль?
Сознание едва улавливало смысл его слов, но непривычные сочетания, казалось, были наполнены глубоким смыслом. Этого было достаточно, чтобы прорвать плотину внутри Авы, и слова хлынули бурным потоком.
– Нет. Нет. Мы просто шли – ему нужно вернуться к Хаммеру, он подмастерье, и похищение сильно ослабило его. Он потерял сознание, и я подумала, что он, мы, что нам конец. Я подумала, что вороны… что они прикончат его, нас…
Зубы стучали, мешая словам вырваться наружу. Малайка протянул руку и мягко опустил её на плечо девочки. Все разрозненные части соединились воедино так, как кусочки металла притягиваются к магниту. Спокойствие окутало Аву пушистым одеялом. Она перестала дрожать и сделала глубокий вдох.
– Его зовут Джек. – Теперь её голос звучал ровно. – Вы сможете помочь ему?
Малайка ласково улыбнулся, и Ава смогла наконец вдохнуть полной грудью. От его улыбки на улице стало светлее, а его седые волосы и тряпьё теперь казались роскошным оперением морского орла. Девочку переполняло то же чувство, которое вспыхивало в ней, когда она смотрела на пылающий закат или на звёзды, мерцающие в небе. Она почувствовала дикое желание раствориться в том великом, что было перед ней.
– Боль плоти утихнет в нём, но вернуть жизнедух, украденный прежде, я не могу. Про тебя я не могу еще предвысказать. Твоё спутнодушие призвало меня, но он склубочился. Я не видел его прежде таким процеженным. Но теперь мы отправимся к знахарке кузнечной. Она может стремелечить любую рану.
– Моё спутнодушие? – искать толику смысла в речах Малайки было всё равно что искать жучков в муке.
Малайка наклонился и осторожно подхватил Джека под мышки, придерживая его узкую грудь. Другой рукой он, как котенка, подхватил Аву, легко поднимая её за талию. Ни один мужчина прежде не прижимал девочку так крепко, даже папа – но почему-то ей и в голову не пришло возмутиться, как будто это самое обычное дело, когда тебя обнимает гигантское крылатое существо.
– Именно ваше спутнодушие, дитя Билла, – ответил он. Его дыхание растрепало волосы на макушке Авы.
Он взмахнул огромными крыльями, отчего пыль закрутилась столбом вслед улетающей компании. Но Ава, ошеломлённая его словами, едва ли заметила это. Дитя Билла. Билл. Значит, Малайка знал её отца. Это дикое фантастическое существо, оказывается, встречалось и с её скромным папой. Да как такое вообще возможно?
И Малайка назвал это место её родным городом. То есть он хотел сказать, что она родилась именно здесь, где бы это ни было?
Она так и не смогла собраться с мыслями, когда Малайка взмыл в небо. Желудок Авы прилип к позвоночнику, и она крепко зажмурилась, вцепившись пальцами в руку, державшую её. Было невозможно мчаться с такой быстротой. Даже самые скоростные поезда ехали гораздо медленнее. Интересно, способно ли тело переносить такую скорость?
Когда Ава рискнула наконец открыть глаза, её прошиб холодный пот. Они летели высоко над Донлоном – выше, чем воздушный шар. Под ними раскинулся ночной город, усеянный жёлтыми пятнами огоньков, которые не способны были разогнать бархатную тьму. Холодный ночной воздух щипал Аву за щёки, слышались только гул ветра да хлопанье огромных крыльев Малайки. Ава бросила взгляд на Джека, который всё так же безвольно висел на руке крылатого существа. Она чувствовала, что скоро присоединится к нему. Её ноги покрылись мурашками, а желудок трепетал, как ласточка, заплутавшая в сплошном тумане. Ава заставила себя смотреть прямо перед собой, а не на далёкую, слишком далёкую землю, ещё сильнее, до боли в пальцах, сжимая руку Малайки. Она едва могла различить изгибы реки далеко внизу, очерченные огоньками.
Затем река под ними стала приближаться, как показалось, очень стремительно. Ветер смягчился, и Ава поняла, что они летят медленнее и просто кружат над одной точкой. Девочка рискнула глянуть вниз и тут же пожалела об этом. Огни метались, сливаясь друг с другом, и внезапно Ава поняла, что весь берег реки заполнен людьми. Огни, которые она заметила, оказались факелами и лампами. Ава даже слышала крики, доносившиеся снизу.
– Что происходит? – крикнула она наверх.
Вместо ответа Малайка сжал её покрепче и без предупреждения бросился вниз, заставив Аву невольно выдохнуть. Люди бросились врассыпную: кто-то приник к земле, прикрывая голову, – совсем как Ава, когда она услышала шелест крыльев над собой. Они приземлились, и крылья Малайки громко хлопнули, когда он сложил их. Гигант поставил свою спутницу на ноги, а Джека положил на землю и выпрямился, возвышаясь над происходящим.
Сначала Аву ошеломил запах. Это не был прогорклый запах Темзы, от которого сжимался желудок. Здесь запах был удушливо резким. Он исходил от толпы измождённых людей на берегу. Люди были измученными, перепуганными, одетыми в лохмотья и перепачканными в грязи. Они хватались за свои скудные пожитки: горшки, сковородки и снедь. Берег был слегка освещён дрожащими огнями газовых ламп и факелов, танцующее пламя шипело и плевалось искрами в собравшихся. Надо всем этим прогремел голос Малайки:
– Что приклютворилось, смиренные?
Раздался неразборчивый гомон голосов, и наконец один из мужчин выступил вперёд, его лицо расплывалось в мерцающих огнях. Он прижал руку к груди.
– Приветствуем тебя, Малайка. Рыцари моста преграждают нам путь. Мы долго шли от берегов озера Мортлейк и теперь не можем перебраться на ту сторону.
Ава посмотрела на мост, перекинутый через реку. И тут же увидела фигуры двух стражей с обнажёнными мечами, при полном вооружении, восседающих на крепких лошадях. Их доспехи были чернее ночи, сгустившейся вокруг них. Женский крик прорезался над толпой, но голос Малайки заглушил её стоны.
– Тлетворение у Мортлейка всё сильнее?
Дрожащий огонь прорезал глубокие морщины на лице мужчины.
– Озеро источает яд. Неделю назад растения на обоих наших полях начали гибнуть: листья пожелтели, как осенью, а цветы пожухли. Птицы попадали с деревьев, а кошки погибли. Два дня назад жёлтый смрад сковал наши лёгкие. Мы собрали всё, что смогли, и тронулись в путь. Мы слышали, что с той стороны реки дела чуть лучше, но теперь…
Его голос увял, и он сплюнул в сторону рыцарей, прежде чем успокоить женщину с малышом. И женщина, и младенец плакали.
Малайка посмотрел на Аву, его ледяные глаза пылали на его мрачном лице:
– Заботствуй о Джеке, Авахранник.
Он выпрямился и направился к мосту, пока не остановился прямо перед стражами. Толпа притихла, и Ава затаила дыхание. Малайка казался неожиданно маленьким рядом с крупными лошадьми, но голос его был громким и отчётливо слышался здесь:
– Что приклютворилось, рыцарь моста? Ваша мостохрана призвана хранительствовать, а не противопускать.
Один из стражей ответил грубым голосом:
– Теперь мы решаем, кого пропускать, Малайка. Всё решают деньги. Эти доходяги не могут заплатить, а другие с радостью платят, чтобы удержать подальше подобный сброд. От них одни неприятности. На нашем берегу реки нас не трогают их заботы. Они не принадлежат этим местам.
Голос Малайки загрохотал, как колокол:
– Твои слова стыднотворны, как проклятия. Они такие же донлонцы, как и вы, рыцари. Не кощунствуй напрасно!
Второй рыцарь язвительно рассмеялся. Эти двое не из благородных семей, решила Ава.
– Мы там, где нас ждут денежки, Малайка. Те, кто платит нам, не настроены полагаться на судьбу. Смутные времена и трудности приходят с юга реки. Пусть их трудности им и останутся.
– Вспомните древнюю заповедь? Вы спасохраните мосты для всех. Иначе вы клятвопреступники.
Тот, кто заговорил первым, издал презрительный смешок.
– Время изменилось, Малайка. Старые словеса теперь пустой звук. Не наша вина, что Донлон стал таким, какой он есть сейчас. Мы просто пытаемся выжить, понял?
– Преграждать путь слабейшим не достославно рыцарям. Мы должны помочь этим страждущим. Показывайте своё доблебравие в схватках, а не на этих несчастных.
Голос рыцаря оставался ровным и непреклонным:
– Тебе не остановить ГринВитч, Малайка. Забудь об этом и спасайся сам. Это всё, что нам осталось сделать. – Оба рыцаря одновременно подняли мечи, давая понять, что разговор окончен.
Раздался дикий вопль. От толпы отделилась фигурка и ринулась в их сторону. Ава ахнула, когда поняла, что это была та женщина, всё ещё сжимавшая в руках своего малыша.
– Остановись или умрёшь! – воскликнул один из рыцарей, замахиваясь мечом.
Ещё одна фигура бросилась следом за женщиной. Ава поняла, что это тот мужчина, который заговорил с Малайкой. Словно по команде, остальные мужчины ринулись за ним, размахивая топорами, дубинами и неизвестно как оказывавшимся у них мечом. Воздух наполнился прорвавшимися наружу воплями гнева и ярости. Кони попятились, и рыцари ударили мечами. В ужасе Ава смотрела, как женщина едва успела уклониться и свалилась под гигантские копыта коней. Словно в замедленном движении, Малайка нырнул следом за матерью и ребёнком, обхватил их, поднялся в воздух и отнёс в безопасное место.
Толпа отступила перед конями и рыцарскими мечами. Порыв испарился, они отделились друг от друга и бродили, как растерянное стадо овец.
Сверху раздался призывный возглас Малайки:
– Кротконравными будьте, жители Мортлейка! Вас смолотит под копытами и мечами. Замрите!
Малайка опустился на землю и осторожно поставил женщину рядом с мужем.
– Позаботствуй о ней.
Он обернулся и оглядел толпу.
– Вы не боеготовы. – Теперь голос Малайки был ровным и спокойным. – Упрочитесь, и мы стыкуемся вскоре.
Ава проследила за его взглядом. На измождённых, бледных лицах людей читалась безысходность. Изнурённые, испуганные дети цеплялись за руки и ноги взрослых. Некоторые заходились в кашле, и от этих звуков вся толпа колыхалась, как в припадке жуткой пляски.
Конечно же, Аве и прежде доводилось видеть бедность. Лондонская нищета слыла кровожадным чудовищем. Богатые и чистенькие жили всего в паре кварталов от гадких грязных закоулков, где босиком бегали уличные бродяги, где отчаяние жило в каждом доме. Смерть была здесь частым гостем, а нищета выжигала благородство и надежду из любой души, которая чувствовала её смердящее дыхание. Приходилось усмирять сердце и из последних сил стараться, чтобы гостья с косой не наведалась в дома близких и дорогих людей.
Но прежде Ава никогда не видела беженцев. Никогда не видела сотен угнетённых людей, вынужденных покинуть свои дома, чтобы идти куда глаза глядят. Ава посмотрела на мать, которая прижимала к себе девочку чуть младше самой Авы, и её сердце сжалось от жалости. Они невидящими глазами смотрели в пустоту, пока девочка не кашлянула, и мать, повинуясь вековому инстинкту, не прижала лицо дочери к себе. Этот жест материнской любви вызвал неожиданный спазм в груди Авы. Неужели это зависть? Чему тут завидовать? Эти люди познали невзгоды, которые даже невозможно себе вообразить. У них не было ничего, они страдали от нищеты и болезней, но… мать и дочь были друг у друга. Это была близость, возникшая за годы совместной жизни. У неё самой никогда такого не будет. Теперь она даже не знала, кто её мать.
Ава резко обернулась. Это был не её мир. Не её народ. Она ничем не могла помочь им, так же как не могла спасти всех оборванцев, шныряющих под ногами по Девил-акр в Лондоне.
– Малайка, ты можешь вернуть меня домой?
Внезапно она поняла, что больше всего на свете ей хочется снова оказаться на Бишопс-гейт.
Малайка посмотрел на Аву сверху вниз:
– Таково твоё сердцевеление сейчас?
Аве потребовалось несколько мгновений, чтобы понять его слова.
– Да. Именно так.
– Твой отец благодушен и треволнеет над тобой. Он благодобр к тебе, но он не благомудр, как Виолетта. Внемледарствуй ей, и пусть твоё мудродрево крепчает. Тебе потребуются его плоды, когда ты возврадомишься, Авушка. Тогда, когда настанет твоё время.
Малайка говорил, и казалось, что это ветер шелестит ветвями деревьев, но суть его слов было трудно понять. О чём он? Слушать Виолетту больше, чем отца? Они оба лгали и выбили почву у неё из-под ног. Зато теперь Ава знала, что их слова ничего не стоят – сплошной обман, который, однако, тесно переплетался с её жизнью. Теперь у неё ничего не было, не было места, куда можно было бы приткнуться. Если у неё и был центр, так это там – в Лондоне. Ава почувствовала отчаянное желание собрать все разрозненные части самой себя в единое целое, и начинать нужно было именно оттуда.
Ава посмотрела мимо Малайки. Джек уже сидел на земле, и его глаза ярко блестели на истощённом лице. Её сердце сжалось от боли, но почему-то у неё было смутное ощущение, что это его боль передалась ей. Сейчас казалось невозможным бросить его прямо тут. Когда они встретились взглядами, мальчик резко отвернулся. Аве показалось или на его лице появилось умоляющее выражение? Джек поднялся на ноги.
– Ты должен доставить Аву домой, Малайка. – Его голос был ровным, как лист бумаги. Джек засунул руки в карманы и посмотрел на Малайку поверх головы Авы. – Эти люди никуда не денутся. Дом Хаммера находится прямо за этим мостом, я могу пойти туда и принести еду и одеяла.
Джек говорил безэмоционально, но Ава чувствовала фальшь. За его словами скрывалось что-то, чего она пока не понимала. Она почувствовала приступ наивной, детской любви к Джеку. Словно они росли в одной семье. Но как такое возможно?
– Добросердечен ты, Джек, но долгопутником ещё не можешь быть. Я крылатну тебя. – Мужчина посмотрел на Аву: – Да, Ава должна домовращаться. Она разбледнелась и не готова, а нам нужны военяги. Тебе стоит умужествинить сердце и заполноить разум. Быстрее, крохи.
Он наклонился и подхватил детей за талии, по одному в каждую руку, и на этот раз он не стал предупреждать, а просто взмыл в воздух, от чего у Авы снова перехватило дыхание, да и у Джека, судя по его вздоху, тоже. Малайка нёсся так стремительно, что прошлый полёт казался лёгкой ленивой прогулкой. Его крылья хлопали, когда они летели над рекой, устремляясь к далёким огням. От потока ночного воздуха на глаза Авы набежали слёзы, и их поток не прекращался, пока они не снизились. Девочка наконец-то смогла сморгнуть влажную соль с ресниц, чтобы рассмотреть, куда они направляются.
Даже на такой высоте ей в лицо пахнул жар литейного цеха. Рев и столпы огня, вырывающиеся из труб, бряцанье металла о металл, возгласы рабочих и запах палёных волос и металла напоминали картины ада. Ава взглянула на Джека и увидела, как в его глазах отражается пламя, а сам он широко улыбается. Он был дома. Он знал, чему принадлежит. Ава снова почувствовала укол зависти.
Малайка опустился на землю и отпустил Джека.
– Домашествуй к знахарке, чтобы восполниться, я привертаюсь скоро.
Мальчик обернулся, приложил руку к груди и склонился, как тот человек на реке:
– Благодарствую, Малайка.
Он подошёл ближе и вытянул руку. Ава не могла различить, смотрит ли мальчик на неё, его лицо казалось лишь силуэтом на фоне огней. Джек взял её за руку и крепко сжал, как и прежде, как будто от рукопожатия он становился сильнее. Словно он что-то вытягивал из неё. Ава инстинктивно пожала его руку в ответ, как будто это был самый естественный жест в мире, прежде чем Малайка снова взмыл в воздух и разъединил их.
Аве показалось, что её лишили чего-то. Вырвали с корнем. Она приложила руку к саднящей груди, в голове эхом отдавались взмахи крыльев её спутника.
Слабобледный, полупропащий… От современной леди ничего другого и не требовалось, кроме как бледнеть, но почему-то сейчас, под мерный звук крыльев Малайки, эти слова казались обличающими.
Ава не сразу поняла, что изменилось. Тёмная ночь струилась, как песок, и яркие точки звёзд пронзали тьму. Воздух раскалывался на крошечные осколки, и липкий ужас прокатился по её телу. Так бывает, когда ты просчитался в количестве ступенек и нога ступила в пустоту. Её тело покрылось мурашками, и волосы встали дыбом, как у животного, почуявшего близкую опасность.
Ава крепко зажмурилась, но тошнота не отступала. «Тошнота» было неподходящим словом, чтобы описать это ощущение сжатия, а затем внезапного расширения, как будто все её частички разлетелись во все концы света. Она схватила Малайку за руку и простонала.
Малайка внезапно отпустил её, и желудок предательски вжался в позвоночник, но девочка тут же поняла, что стоит на твёрдой земле. Ава распахнула глаза и споткнулась, но рука её спутника была наготове и аккуратно подхватила девочку. Они очутились среди бесконечного потока людей, и Малайка нырнул в него, ловко петляя направо и налево, а вот ноги Авы по-прежнему были ватными и непослушными, как у марионетки. Она мрачно уцепилась за его руку, стараясь не упасть.
Аве не нужно было оглядываться, чтобы понять, что они очутились в Лондоне. Запах грязи и конского навоза на улицах, чад, проникавший в воздух из тысяч заводских труб, – всё это говорило ей о том, что она в своём мире. Как и неизбывный смрад Темзы. А удушливый запах гнилых овощей и мяса подсказал, что они очутились на рынке. Бросив взгляд в сторону, девочка заметила знакомый шпиль Хаксмурской церкви и почувствовала глубокое облегчение от возвращения домой.
Спиталфилдс! Никогда прежде Ава так не радовалась этим загаженным улицам и людской давке. Никаких хищных воронов или отравленных беженцев. Никаких проникающих в сознание лицедеев. Ну ладно, может, кое-что из этого и было, но имело вполне привычный облик. Это был её смердящий район, и это был её народ. Внезапно суета и убожество показались ей милыми и родными.
Но почему никто не обращал внимания на Малайку? Конечно, многое повидали эти улицы, и лондонцы были самыми невозмутимыми людьми на свете, но гигантский полуодетый человек с крыльями обязан был вызывать хоть искорку интереса. Ава посмотрела на своего спутника и оторопела. Она держалась за руку высокого седовласого горбуна, чьи крылья были укрыты потёртым плащом, каким здесь никого не удивишь.
Малайка остановился пред дверями её дома. Ава помедлила в нерешительности. Она ещё не знала, как правильно себя вести в таких обстоятельствах. Просто поблагодарить и попрощаться? Он спас ей жизнь, и они вместе пересекли миры – довольно необычное явление. Но казалось абсурдным пригласить его на чашечку чая.
Малайка побарабанил по двери, и она открылась, словно кто-то только этого и ждал. В дверях появились отец и Виолетта, на чьих лицах отражалось облегчение и тревога одновременно. Виолетта бросилась к Аве и крепко её обняла, прежде чем следом броситься на шею Малайке. Её всхлипывания смешались с отцовской сухой благодарностью. Они вдвоём пригласили Малайку и Аву в дом, но мужчина отступил, приложив руку к сердцу жестом, который уже был знаком Аве.
– Я сердцую от встречи с вами, замечательные создания. Молодёжь домашнулась, как и предсказуемо. Не дай её сердцу успокоиться, Билл. Я должен возвертаться к болезным страждущим.
Он повернулся к Аве и пристально посмотрел на неё своими голубыми глазами:
– Ты ещё вернёшься в Донлон, Авадушка. Твоя мать дожидается тебя там.
С этими словами он вышел обратно на улицу и растворился в толпе.