За полночь священнослужителя церковного прихода Максимилиана разбудили чьи-то бранные крики. Он встревожено вскочил с кровати и выглянул в окно. Увидев у калитки гробовщика, он принялся поспешно одеваться с молитвой на устах и через некоторое время вышел к нему на встречу. Джек Кроу с неприкаянным видом смотрел на него и больше не шумел. Не свойственное этому человеку поведение не на шутку напугало старого пастыря. Гробовщик не был чрезмерно пьяным, совсем наоборот, казалось, что он впервые в жизни испуган.
– Что привело тебя в такой час, сын мой, что стряслось? – пробормотал Максимилиан, стараясь случайно не затушить пламя свечи, которую он бережно держал в руках.
– Я только что похоронил Мартина, – сказал Джек, сжимая кулаки.
Только сейчас сквозь ночную темноту, посветив на нежданного гостя свечой, пастырь разглядел залитую кровью и изодранную одежду гробовщика, который устало опирался о забор, им же и сколоченный несколько лет назад. Вне сомнения, случилось, что-то ужасное.
– Зайди в дом, – уронив свечу на каменную дорожку, ведущую от дома к калитке, Максимилиан двинулся к покачивающемуся от изнеможения Джеку. Нужно было поддержать его. Гробовщик еле стоял на ногах и вот-вот мог потерять сознание. Он отворил калитку и невольно рухнул в объятия священника.
– Я в порядке, отец мой, – выпалил Джек, вновь открывая глаза, но ноги его подкашивались. Он обхватил пастыря рукой, и они с большим трудом добрались до гостиной. Не побрезговав и усадив ночного гостя в кресло, пастырь склонился к камину и принялся разводить огонь. Руки дрожали и слушались его неохотно.
– Этот мертвец вовсе не мертвец, отец мой, – заговорил Джек, собравшись с силами.
С горем пополам растопив камин, Максимилиан молча вышел из комнаты. Он быстро вернулся и подал в руки гостю початую бутылку крепленого вина. В целом, общая картина ему стала ясна, но больше всего в замешательство приводило воскрешение проклятого. Пастырь даже в мыслях не осмеливался гнушаться на богов за то, что они допустили подобное, поэтому он посчитал, что во всем виноват Буриваль Сердитый. Ему следовало забрать не только лошадь и вещи своего лорда с собой, но и его тело, а не оставлять жителям Мидлхейма грязную работу. Вера также запрещала ему даже такие обвинительные мысли, поэтому он сдержался от поспешных высказываний.
– Теперь расскажи все по порядку, – пастырь опустился в соседнее кресло и приготовился выслушать гостя, – Что произошло на кладбище, сын мой?
– Труп ожил, – ответил Джек, жадно глотнув из бутылки, – Он вскочил, когда я нащупал у него на шее золотой амулет. Швырнул меня в могилу и убил Мартина. Когда я очнулся и выбрался из этой чертовой ямы, мальчишку уже жрали волки. Это они изодрали меня всего, когда я с ними боролся.
– Амулет, – задумался Максимилиан, – видимо он дает силу лорду. Странно это. Когда его обыскивали, амулета не было, но кто-то из солдат говорил, что он был. А еще говорят, когда они попытались снять с лорда амулет, он исчез, словно тело впитало его в себя. Буриваль Сердитый усмехнулся и заверил, что в этом нет ничего странного, что, скорее всего боги забрали Амулет бессмертия обратно. Получается, что все совсем наоборот, и он дарует проклятому лорду божественную силу.
– Значит нужно сорвать с него этот колдовской амулет! Ведь так? Ты же знаешь, как убить некроманта? Я хочу отомстить за Мартина!
– Мстить – большой грех, сын мой. Мартину это уже ни к чему, да упокоится его душа с миром. Но остановить лорда необходимо. Я не знаю, как это сделать, но быть может в библиотеке монастыря в Вудвинорне что-нибудь сказано об этом загадочном амулете. Если, конечно, от нее осталось хоть что-то.
– Неважно, святой отец, я отправлюсь туда с рассветом. Шансов немного, но нужно верить. Если бы я слушал Мартина, если бы поверил ему…, – с надрывом в голосе проговорил Джек и зажмурил глаза, готовый снова разрыдаться.
– Сын мой, горе обратило тебя в веру. Не усомнись и да помогут тебе боги! Скоро рассветет и тебе нужно набраться сил перед долгой дорогой. Отдохни, я буду рядом, – заверил гробовщика Максимилиан.
Старый пастырь хотел добавить еще что-то, но Джек захрапел. Засыпая, он выпустил из рук бутылку, и она опрокинулась на пол, разливая вино. Пастырь поспешно поднял ее и с молитвой на устах вышел из комнаты.