Лаура задержала дыхание. Были вещи, к которым она вряд ли привыкла бы за всю свою жизнь. Запах в морге входил в их число. Хорошо хоть, утром она не успела позавтракать. От света неоновых ламп над головой, серой плитки на полу и белых стен по спине пробегал холод. Лаура восхищалась врачами и санитарами, которые здесь работали. Сама она в этой атмосфере не вынесла бы и дня.
– Вы принесли фото? – спросил с улыбкой доктор Херцбергер.
Казалось, смерть, которая витала вокруг, была для него частью рабочих будней. Он открыл дверь в секционный зал и пропустил перед собой Лауру и Макса, после чего провел их к столу, где лежала мертвая женщина из больницы. Симметричные черты лица утратили всякую притягательность. Кожа напоминала серую глину, глаза были закрыты, волосы аккуратно зачесаны назад. По лбу и у основания шеи видны были грубые швы, один из которых пересекал туловище, оканчиваясь у лобковой кости. Привычный Y-образный разрез, который применялся при вскрытии. К облегчению Лауры, доктор Херцбергер уже закончил обследование и зашил разрезы. Она сосредоточилась на лице покойной, стараясь не смотреть на длинные швы.
Макс прибегал к той же стратегии. Его взгляд был устремлен в невидимую точку на стене.
Лаура молча достала из кармана фотографию.
– Полагаю, это она. – Доктор Херцбергер удовлетворенно кивнул. – Лена Рейманн, двадцать четыре года. А я уже опасался, что придется устанавливать стоматологический статус… У нее много коронок для ее возраста. Но это уже не имеет значения. Не могли бы вы предоставить пробы ДНК из ее квартиры, чтобы безошибочно установить личность?
– Конечно. Нам все равно нужно оповестить родных. Мать Лены Рейманн десять дней назад заявила о пропаже. Думаю, она передаст нам образец волос дочери, – ответила Лаура, неотрывно глядя на аккуратный нос покойной. – Отчего она умерла?
Доктор Херцбергер сделал глубокий вдох.
– По этой причине я вас и пригласил. Как уже было установлено, умершая имеет как свежие, так и старые травмы, причиной которых стали, вероятно, побои и подобные насильственные действия. С правой стороны сломано одно ребро, но причина смерти не в этом. Лена Рейманн молода и совершенно здорова. Полагаю, она прожила бы долгую жизнь, если б не цианистый калий в крови.
– Яд? – удивилась Лаура.
Высокий крепкий мужчина на записях с камер мог расправиться со своей жертвой любым мыслимым способом. Очевидно, он не слишком церемонился с женщиной. Несколько крепких ударов, и он запросто убил бы ее… Лаура задумчиво склонила голову. Почему он воспользовался ядом? К этому средству прибегают в основном женщины или просто физически слабые люди. Садистам, как правило, нравится мучить жертву. А убийца Лены Рейманн, судя по многочисленным увечьям, относится именно к таковым. Впрочем, сложно определить происхождение старых побоев…
– Да, и притом быстродействующий. При такой дозе, как в данном случае, смерть наступает в течение нескольких минут, – пояснил доктор Херцбергер.
– И где его можно достать? – спросил Макс. – Уж точно не в магазине.
Доктор Херцбергер покачал головой.
– Нет. Но в любой аптеке вам его продадут по предъявлении соответствующих документов. К примеру, для врачей не составит проблемы его приобрести. Некоторые ювелиры используют цианид для очистки украшений. Откровенно говоря, заполучить этот яд не так уж трудно.
Макс тяжко вздохнул.
– Жаль… И все-таки мы проверим ближайшие аптеки и попросим списки продаж за последние несколько недель.
– Вы можете назвать время смерти? – спросила Лаура и вновь взглянула на Лену Рейманн.
Доктор Херцбергер накрыл тело белым полотном и снял перчатки.
– По моим оценкам, она мертва не более трех дней. После смерти тело перекладывалось, это отчетливо видно по трупным пятнам. Оно долгое время пролежало на животе, прежде чем его уложили на спину возле больницы.
– То есть он отравил Рейманн, а затем через какое-то время отвез к больнице, чтобы избавиться от тела, – заключила Лаура и сглотнула. – Очевидно, ему потребовалась новая жертва, поэтому он увел из больницы еще одну женщину.
Доктор Херцбергер вскинул брови.
– А есть еще одна жертва? – спросил он и тут же просмотрел бумаги. – У нас не отмечено новых поступлений.
– Да, похищена еще одна женщина. Но есть вероятность, что она еще жива, – сказала Лаура. – Мы полагаем, что преступник на какое-то время оставляет жертву в живых, и только потом убивает. В случае с Леной Рейманн прошло десять дней от исчезновения и до момента, когда обнаружили тело.
– Кстати говоря, я не обнаружил следов сексуального насилия. Ни следов спермы, ни волос, ни тканей. Под ногтями также отсутствуют фрагменты чужой кожи. Травм вагины и в прилегающей области не наблюдается. Мы взяли мазок на предмет частичек латекса от презервативов. Ничего. Но это применимо лишь к последним трем дням. Если у нее была половая связь раньше, мы не можем это выяснить. По крайней мере, если при этом не применялась грубая сила. В данном же случае речи об этом не идет.
– Когда было сломано ребро? – спросила Лаура.
– Сравнительно давно – около трех недель, а может, и двух. Зато оба указательных пальца травмированы недавно. Я почти уверен, что они нанесены молотком. – Доктор Херцбергер быстро натянул перчатку и поднял правую руку жертвы. – Взгляните, здесь явный след от молотка.
– Могла она ударить сама себя? – спросила Лаура, и от одной мысли об этом почувствовала, как по спине пробежали мурашки.
Доктор Херцбергер помотал головой.
– Сомневаюсь. На мой взгляд, удары наносились прицельно и пришлись под таким углом, что самоистязание исключается. – Для наглядности он занес и резко опустил правую руку. – Отсутствуют пробные удары, типичные в таких случаях. Тот, кто самому себе наносит увечья, подходит к этому постепенно, не решаясь сразу. К примеру, это хорошо заметно у людей, которые иссекают себя. Первые порезы короткие и поверхностные, но со временем они становятся глубже. В нашем случае удары одинаковой силы и приходятся точно по костяшкам, так чтобы не пострадали суставы. Признаться, выглядит это так, словно по пальцам били целенаправленно. Это не было импульсивным действием. Тот, кто это сделал, неплохо знаком с человеческой анатомией и последствиями ударов.
– Хотите сказать, у него есть опыт в пытках? – изумленно спросил Макс.
– Ну, это все же слишком, – ответил доктор Херцбергер. – Преступник не хотел причинять своей жертве серьезных увечий. Он сломал ей два пальца, но при этом не тронул суставы. Это все, что можно сказать.
Лаура задумчиво нахмурилась.
– Лена Рейманн регулярно подвергалась жестокому обращению. Как до похищения, так и после. Доктор Гебауэр полагает, что за этим стоит ее партнер. Странно уже то, что не он заявил об исчезновении, а ее мать…
– Тут я с вами соглашусь… – Доктор Херцбергер взглянул на часы. – Сожалею, но мне пора. Я направлю вам протокол, как только смогу. Прошлой ночью было много поступлений, и они у меня в приоритете.
Он не стал уточнять, что это означает. Впрочем, от него это и не требовалось. Лаура знала, что в подобных случаях речь идет о подозрении на убийство.
Доктор Херцбергер вышел из зала и оставил их наедине с убитой.
– Надо пригласить мать Лены Рейманн. Она опознает дочь, передаст нам образцы волос и, возможно, расскажет что-то о ее партнере, – предложила Лаура.
Макс кивнул и отошел на пару шагов, чтобы позвонить коллегам и отправить патрульную машину за матерью Лены Рейманн. Лаура еще раз взглянула на женщину, на долю которой выпало столько страданий. Ей было бесконечно жаль ее. Наконец она отвернулась и открыла дверь. Каждая лишняя секунда в этом зале была для нее пыткой.
Макс закончил разговор и последовал за ней.
– Нужно еще побеседовать с сотрудниками больницы, которые контактировали с жертвами, – сказал Макс, когда они сели в машину. – Я попросил кое-кого из отдела проверить аптеки поблизости от больницы на предмет продажи цианистого калия. Зону поисков в любое время можно будет расширить.
Лаура рассеянно кивнула.
– С больницей хорошая мысль. Я в любом случае хотела посмотреть документы на Лену Рейманн. Мы ведь даже не выяснили, каким образом она попала в больницу. То же касается и второй похищенной. До этого я переговорила с доктором Гебауэр и попросила бумаги. Может, она даст нам еще какие-то сведения… Судебное постановление как раз готово.
Поездка до больницы заняла не больше пятнадцати минут и прошла в молчании. Лаура была рада, что им удалось выиграть время и немного оттянуть разговор с матерью Лены Рейманн. Самым тяжелым в их работе было оповещение родных, и Лаура не завидовала уполномоченным на это сотрудникам. Она не знала никого, кто делал бы это с удовольствием. Лаура сама всякий раз чувствовала себя преступницей, потому что, передавая роковое известие, невольно рушила чьи-то жизни. Как прежде, быть уже не может. Глубокий ров, оставленный смертью, ничем нельзя засыпать. Смерть вгрызается в мысли и чувства живых и не дает вновь в полной мере радоваться существованию.
Макс повернул к парковке позади больницы, которая примыкала к контейнерной площадке. В сравнении со вчерашней суетой сегодня здесь царил безмятежный покой. Криминалисты убрали свои палатки, и только заградительная лента напоминала об убитой женщине, найденной здесь сутками ранее. Лаура вышла и подождала, пока Макс запрет машину. Они обошли здание по мощеной дорожке и вошли через стеклянные автоматические двери отделения неотложной помощи. К ним навстречу уже спешила доктор Гебауэр с двумя листками в руках.
– Это вы… У меня, к сожалению, не так много времени. Вы получили судебное постановление?
– Разумеется. – Лаура передала ей документы.
– Так, это лучше сразу направить руководству, – сообщила заведующая. – А не то я лишусь головы. Защита личных данных и врачебная тайна у нас соблюдаются неукоснительно.
Лаура кивнула.
– Понимаю. К счастью, судья поторопился. Вы так деятельно поддерживаете расследование, спасибо вам… Это сберегает нам время, а оно сейчас бесценно.
Доктор Гебауэр жестом позвала их с собой.
– Пройдем в ординаторскую.
Лаура и Макс последовали за ней. Они прошли по белому коридору, несколько раз повернули и оказались в секции, вероятно предназначенной для персонала. Здесь было куда спокойнее. Доктор Гебауэр открыла дверь. В кабинете находились несколько человек, и заведующая попросила их выйти. Молодые врачи подчинились беспрекословно. Луара и Макс сели с доктором Гебауэр за стол посередине комнаты.
– Умершая пациентка пришла в больницу сама, – сразу перешла к делу заведующая. – Кристиан Геллер, санитар, несший в тот вечер дежурство, принял ее и направил в четвертый кабинет для диагностики. Я обследовала пациентку. У нее наблюдались множественные травмы – на мой взгляд, результат жестокого обращения. Вероятно, со стороны ее партнера. Я посоветовала ей обратиться за помощью в женский центр и подать заявление в полицию, но женщина и слышать об этом не хотела. Остальное вам известно. Через полчаса, когда я собиралась продолжить обследование, она исчезла. Очевидно, ушла с тем человеком, с которым я заметила ее у выхода на лестницу. – Она смущенно взглянула сначала на Макса, затем на Лауру. – Вам это мало чем поможет, верно? Не представляю, каким образом можно было бы установить ее личность.
– Мы уже знаем ее имя, – ответила Лаура. – Десять дней назад ее мать обратилась в полицию. Имя этой женщины – Лена Рейманн. – Она положила на стол листок с данными. – Вам, наверное, понадобятся данные для отчетности. Здесь указан в том числе и номер ее страховки.
– Спасибо, – удивленно проговорила доктор Гебауэр. – А имя другой женщины вам неизвестно?
На этот раз ответил Макс:
– К сожалению, нет. В базе данных ее пока не нашли.
Доктор Гебауэр выпрямилась.
– Тогда я, возможно, смогу вам помочь. Эту женщину доставила «скорая». Она вскрыла себе вены в туалете ресторана быстрого питания. Я разыскала санитара, который сопровождал ее в «скорой»; его имя Карстен Бёмер. С ними не было врача, и женщину сразу направили в отделение неотложной помощи. У герра Бёмера сегодня смена; можете с ним побеседовать.
– Спасибо. – Лаура записала имя в блокнот. – А вам известно, кто был за рулем и ехал ли с ними второй санитар?
– Да, в документах записаны все имена. Кстати, водитель Эрик Крюгер перевозил Лену Рейманн по территории больницы на рентген. Если нужно, я сейчас отправлю к вам Карстена Бёмера. Можете переговорить с ним здесь, в кабинете. – Доктор Гебауэр поднялась. – К сожалению, я должна идти. Меня уже ждут.
Она торопливо попрощалась и скрылась за дверью.
– Странно, – проговорил Макс. – Кто пытается покончить с собой в общественном туалете?
– Согласна. Она должна была понимать, что очень скоро ее найдут и, скорее всего, спасут… – Лаура просмотрела документы на женщину, которая, возможно, была еще жива. – Все равно попытка оказалась неудачной. Даже если б она несколько часов пролежала незамеченной, порезы были слишком мелкие, чтобы привести к смерти.
Дверь распахнулась. На пороге неуверенно замер молодой человек, худой и долговязый.
– Вы хотели поговорить со мной? Я Карстен Бёмер, – представился он, не двигаясь с места.
– Пожалуйста, присаживайтесь. – Лаура улыбнулась и жестом пригласила санитара в кабинет. Дождалась, пока он сядет. – Лаура Керн, полиция Берлина; это Макс Хартунг. Мы узнали, что два дня назад вы оказывали помощь женщине после попытки самоубийства в ресторане и доставили ее в отделение неотложной помощи. Не могли бы вы рассказать подробнее об этом случае? Может, с ней кто-то был, или вы сами обратили внимание на что-то?
Карстен Бёмер поднял на нее глаза. Его кадык двинулся вверх-вниз.
– Нас вызвал сотрудник ресторана. Мы выехали без промедления. Мы – это водитель, я и напарник по смене. Девушка заперлась в кабинке туалета, но к нашему приезду уже лежала на полу снаружи – сотрудники ресторана взломали дверцу и вытащили ее. Она была в помутненном сознании, но разговаривала. Порезы на руках кровоточили – она пыталась вскрыть вены. Мы наложили тугие повязки и вынесли ее на носилках. Насколько я помню, там был только персонал. Никто из них не знал девушку, и никто не хотел сопровождать ее.
– А у нее была при себе сумка? Или еще что-то? Вы можете вспомнить?
Взгляд санитара перебегал с Лауры на Макса и обратно. Лаура фиксировала каждое движение его лица.
– Нет, – ответил он. – Хотя… да…
– То есть? – с подчеркнутым дружелюбием спросила Лаура.
Карстен Бёмер нервно почесал за ухом.
– Это наша оплошность. Вернее, моего коллеги… я совсем забыл упомянуть об этом… – Он уставился в пол и глубоко вдохнул. – У нее была при себе сумка. Она сейчас у нас в комнате отдыха.