– Хочешь сказать, что похоронил свое сердце вместе с женами? – начала я, ведомая извечным женским желанием доказать свою правоту. – Хочешь сказать, что тебе тяжелее, чем твоим детям? А от меня ты хочешь избавиться по той же причине?!
– Ты сама настояла на этом условии! – прорычал дарг, сминая пальцы в кулак.
И снова, как в прошлый раз, его лицо подернулось рябью чешуи. Только сейчас намного сильнее.
Я увидела, как поплыли черты, принимая иную форму. Потекли, словно теплый воск. Сквозь лицо Габриэля проступило что-то чужое. Нечеловеческое.
И я потеряла дар речи. Застыла, прикипев взглядом к невероятной картине, показавшейся лишь на миг.
Один мой вздох, один удар сердца – и видение исчезло, оставив меня растерянную и задыхающуюся, точно от быстрого бега.
Я даже не сразу осознала, что Габ впервые обратился ко мне на «ты». А когда осознала – едва скрыла радость. Неужели мне удалось пробить трещину в его холодной броне?
– Это было до того, как я стала матерью! До того, как родился Тэй.
– А что изменилось? – процедил он свистящим шепотом.
– Я изменилась, – мой голос дрогнул от волнения. Подчиняясь порыву, я протянула ребенка его отцу.
– Взгляни на сына. Разве он не заслужил любовь обоих родителей? Твою и мою. Разве твои дочки виноваты в том, что ты не хочешь их знать? Тебе известно, в чем состоят наказания эрлы Леврон? Хоть раз задумывался над этим? Дети не виноваты в том, что случилось. Не виноваты в том, что у взрослых проблемы. Ты нужен им, Габриэль!
Габриэль стоял очень близко. Его тело нависало надо мной, заставляя чувствовать себя хрупкой и слабой. От него исходила скрытая мощь. Он мог бы одним ударом свалить меня с ног, и никто не посмел бы осудить своего господина.
Но он даже не пытался коснуться ребенка или меня. Просто смотрел, и эмоции на его лице сменяли друг друга.
Я видела эту внутреннюю борьбу. Габриэль мучительно разрывался между тем, что считал правильным, и тем, что ему хотелось. И первое, судя по всему, побеждало.
– Я дал им все, – прохрипел он, наконец, принимая решение. – Они ни в чем не нуждаются.
И отвернулся.
А мне стало обидно. И за девочек, и за него. Но главное – за себя. Мой отец обо мне думал так же: я ни в чем не нуждаюсь. И ни разу не спросил, что мне нужнее: его денежные подачки или просто любовь.
– Ты сам веришь в то, что говоришь? – усмехнулась ему в спину. – Думаешь, нянька может заменить мать, а гувернантка – родного отца? Если так, то мне жалко тебя, Габриэль Дэверон.
– Свою жалость оставьте себе, Аврора. Я в ней не нуждаюсь.
Больше не глядя в мою сторону, подошел к столу, занял кресло и уткнулся в бумаги. Лицо дарга вновь превратилось в бесстрастную маску. Только глубокая складка между бровей говорила, что его спокойствие – фарс.
А я осознала: это конец. Аудиенция закончена, мне вежливо указали на дверь.
– Жаль, что ты меня не услышал, – прошептала с горечью. – Быть хорошим отцом так легко.
Гораздо проще, чем хорошей матерью. Достаточно просто любить детей и дарить им внимание.
Все это было уже в моей жизни. И вечно занятая мать, у которой никогда не находилось времени для меня. И отец, который решил, что его присутствие в моей жизни можно ограничить ежемесячной суммой. Ненавидимые мною детский сад и младшая школа. И слезы по ночам, когда я мечтала, что проснусь утром, а рядом – мама. Но работа была для мамы дороже, чем я…
Скрывая подкатившие слезы, я вышла за дверь. Но прийти в себя мне не дали.
В коридоре на страже стоял Кайден. Он встретил меня внимательным взглядом. Таким пристальным, что мне стало не по себе.
Желая скрыться от лишних глаз и успокоиться, я молча прошла мимо. И только дойдя до своих апартаментов, поняла, что все это время нервно качала спящего Тэя.
– Госпожа, да на вас лица нет! – Гелла тут же бросилась ко мне, взяла малыша, уложила его в колыбельку. – Совсем себя не бережете! Да разве можно так нервничать? А ну как молоко пропадет?
– Вчера это тебя не заботило, – бросила я, падая в кресло.
На душе было паскудно.
Гелла тут же подала мне теплое варево, от которого шел аромат меда и душицы, и протянула:
– Так то вчера было! А сегодня-то ребеночек мамкино молочко распробовал. Грех теперь отнимать.
Я отпила немного и задумалась, забыв поставить чашку на стол. Так и сидела, грея об нее пальцы и размышляя.
Похоже, будет куда труднее, чем рассчитывала. Настоящая Аврора оставила мне в наследство одни проблемы. И неизвестно, хватит ли моих сил и желания, чтобы справиться с ними.
Ради Тэя я готова на многое. Но пять дней это слишком мало. Нужно придумать что-то, что встряхнет Габриэля и заставит его услышать меня.
Как назло, ничего подходящего на ум не приходило. Только голова разболелась от унылых мыслей.
Наверное, нужно было сказать ему прямым текстом, что гувернантка бьет детей…
А если для них это норма? Ведь даже у нас в свое время телесные наказания были узаконены. В тех же школах! Вспомнить хотя бы «Черную курицу» и бедного мальчика Алешу!
Начни мама Алеши возмущаться и ругаться с учителем, ее бы не поняли.
И самое странное: неужели дети ни разу не жаловались?
Нет, я должна сама во всем разобраться.
Отставив чашку, я поднялась. Накинула шаль на плечи.
– Присмотри за ребенком, – произнесла, направляясь к двери.
Гелла что-то сказала мне вслед, но я не услышала.
В коридоре наткнулась на охранников-даргов. Они тут же вытянулись, подобрались, перехватывая поудобнее рукоятки мечей.
Видно, хозяин сделал внушение после моего триумфального появления на его половине.
Я выбрала взглядом того, что помоложе да подобрее на вид. Кивнула ему:
– Проводи меня в Западное крыло. Я хочу посетить своих падчериц.
И, не оглядываясь, пошла в сторону лестницы.
Галерея, соединявшая наши с Габриэлем покои, с двух сторон заканчивалась широкой мраморной лестницей, уходящей на нижние этажи. У меня было время выглянуть в окно, так что я знала, что мои комнаты находятся на третьем этаже, а внизу располагается уютный мощеный дворик, засаженный цветущим кустарником. Что за помещения подо мной на втором этаже – неизвестно, но я собиралась это выяснить в ближайшее время.
Никто из даргов не посмел меня остановить. Хотя, признаться, я ждала и боялась вопросов. Краем глаза заметила, как тот, молодой, посмотрел на товарищей. Один из них кивнул, и они вдвоем направились вслед за мной.
Четверо даргов осталось у двери.
Спустившись по лестнице в огромный холл, я сделала вид, что замешкалась. Во-первых, не знала, куда идти. Во-вторых, меня поразил интерьер, резко отличающийся от того, что я здесь уже видела.
Нас встретило огромное помещение с высоким потолком, терявшимся в темноте. Высоченные узкие окна закрыты плотными ставнями, стены выложены из каменных блоков. Какие-то грубые деревянные лавки, гигантский камин, в котором можно целиком зажарить быка…
Любой звук раздавался здесь тысячекратным эхом. По помещению гулял ощутимый сквозняк, так что пришлось плотнее закутаться в шаль.
Мое внимание приковали трофейные головы над камином. Там царил полумрак, не давая рассмотреть детали. Но увиденного хватило, чтобы я с трудом заглушила крик.
И следом пришло понимание: это существа из Разлома.
Взгляд скользил по оскаленным мордам, застывшим в агонии смерти. А в памяти вспыхивали их названия: гарпия, мантикора, горгулья…
В центре василиск – монстр с головой петуха. Кто-то вставил ему вместо глаз желтый сердолик, и теперь камни злобно поблескивали, точно живые.
– Светлейшая льера, нам туда, – пробасил один из охранников.
Я вздрогнула, возвращаясь в реальность. Обернулась на голос.
Дарг указал на мощную дверь, обшитую железом.
Молча кивнула и пошла за ним.
От увиденного меня начала колотить холодная дрожь. До этого момента я даже не задумывалась о мире, в который меня занесло. О чудовищах, что в нем живут. О людях, вернее даргах, что сражаются с ними.
Но эти головы над камином…
Эти невероятные чудища даже после смерти источали осязаемое зло. Я почувствовала его едва ли не каждой клеточкой тела. Понимала, что это чучела, но все время, пока шла к дверям, меня не покидало ощущение, что они смотрят мне в спину.
Только на улице, почувствовав свежий воздух, смогла облегченно вздохнуть.
Дальнейший путь пролегал через сад. Тенистая аллейка вывела в соседний дворик, такой же маленький и уютный, как тот, что раскинулся под окнами моей спальни. Здесь даже были качели, увитые зеленым плющом. За качелями и ажурной беседкой возвышался фасад с колоннами. Из распахнутых окон на втором этаже лилась грустная музыка.
Я незаметно глянула на своих сопровождающих, но на лицах даргов ничего не отразилось. Так что и я постаралась придать себе уверенный вид.
А потом из ближайшего окна раздался сухой голос эрлы Леврон:
– Итак, кто готов сказать мне, какая страна лежит на север от Драконьей империи?
– Я! Я знаю!
Замедлив шаг, навострила уши. Мне тоже это интересно узнать.
– Эри Мэй, говорите.
– Ремнискейн! – в голосе девочки звучали фанфары. – Королевство фьордов, снега и льда.
– Заучка, – тут же презрительно выдала Иви.
– Эри Иви, встаньте. Вы наказаны до конца урока.
Похоже, здесь у девочек класс.
– Не буду вставать!
Я невольно прибавила шагу, устремляясь к приоткрытым дверям между колоннами.
– Встань, дрянная девчонка! – тон гувернантки заставил меня похолодеть.
– Не буду! Ай!
Звук пощечины раздался как пушечный выстрел. У меня внутри все перевернулось.
Срываюсь с места. Бегу. Еще вчера я с трудом ходила, а сейчас у меня точно выросли крылья.
Врываюсь в двери. Отталкиваю с пути зазевавшуюся служанку. Взлетаю по лестнице.
Меня встречает пронзительная тишина.
Почему же так тихо? Не слышно ни шагов, ни голосов. Я ждала, что Иви будет плакать, кричать. Но она молчит. Мэй тоже молчит, музыка смолкла, и от навалившейся тишины становится жутко.
Рывком распахиваю дверь класса.
Мэй сидит боком ко мне за одноместной партой с наклонной столешницей. Руки чинно сложены, плечи расправлены. На столе перед ней грифельная доска, стаканчик с перьями, стопка бумаги.
Перевожу взгляд на лицо. Губы у Мэй дрожат, будто она вот-вот расплачется. Она смотрит на что-то, что я не могу пока видеть.
Делаю шаг вперед и замираю. Дверь с тихим шорохом закрывается у меня за спиной.
Иви. Бледная как стена, с пунцовым следом во всю щеку. Стоит, губу закусила, в темных глазах полыхает упрямое пламя.
Нет, эта плакать не будет. Скорее, кинется на обидчика, как дикий зверек.
Рядом эрла Леврон. Прямая, сухая, как палка. Лицо гувернантки застыло бездушной маской, когда она вновь поднимает руку.