На середине пути Веронике снова сделалось нехорошо. Измученный бессонной ночью организм укачало в такси, к горлу подкатила тошнота.
– Осталось около десяти минут, – сказал Тимофей, перекинувшись парой фраз с водителем. – Как ты оценишь свои перспективы доехать без остановки?
– Как дерьмо, – пробурчала Вероника.
– Не понял аналогии.
– А это, Тиш, не аналогия. Это моя философия жизни сейчас.
– Мне попросить водителя остановиться?
Вероника с трудом сфокусировала взгляд на пейзаже, пролетающем за окном. Там тянулся спальный район, видимо, после него начнется тот самый пригород.
– Не смотри в боковое окно, – сказал Тимофей. – Это усилит нагрузку на вестибулярный аппарат.
Вероника хотела огрызнуться, но ее и в самом деле начало мутить от пролетающих мимо столбов. Повернув голову, она уставилась на дорогу через лобовое стекло. Встретила взгляд водителя в зеркале заднего вида, тот что-то сказал.
– Что он говорит? – спросила Вероника.
– Говорит, что ты зеленая, – перевел Тимофей.
– Скажи ему, что зеленый – самый модный цвет в этом сезоне.
Вероника мужественно дотерпела до конца поездки. Когда въехали в пригород, ей даже стало интересно.
– Почему все дома окрашены одинаково? – спросила она.
– Видимо, этот момент прописан в соглашении, – сказал Тимофей. – Цвет краски, цвет занавесок, высота деревьев на участке…
– Очень удобно, если пьяный возвращаешься домой.
– Люди, которые здесь живут, если и напиваются до такого состояния, чтобы не различить номер дома, возвращаются на такси.
Водитель затормозил излишне резко. А может быть, так просто показалось: Веронике сейчас любое движение казалось излишне резким. Она поспешила открыть дверь и буквально вывалилась на тротуар перед одним из одинаковых участков. Слева и справа от калитки росли аккуратно постриженные кусты, каждая травинка на газоне была не выше и не ниже соседних.
Вероника надеялась, что на свежем воздухе ей полегчает, но от этой одинаковости вдруг сделалось совсем нехорошо. Как только Тимофей открыл перед ней калитку и провел на участок, она сунула голову в ближайший куст. Тело сотряс мучительный спазм.
За миг до того, как это случилось, Вероника заметила, что открылась дверь дома и на крыльце кто-то появился.
– Твоя спутница что – пьяная? – услышала Вероника первые за долгие годы слова от своей «будущей свекрови».
– Укачало в такси, – сказал Тимофей, стоя рядом.
Он все еще держал ее за руку.
Вероника заставила себя выпрямиться, вытереть губы тыльной стороной ладони и сфокусировать взгляд на лице женщины на крыльце. В детстве ей не было никакого дела до того, как выглядит мама Тимофея. Все, что могла припомнить, – это вечно недовольное выражение лица.
За четырнадцать лет выражение не изменилось. Лицо – за которым наверняка следили и тщательно ухаживали в салонах красоты – выглядело, тем не менее, будто старый лимон. Такое же кислое и брезгливо сморщенное.
– Мама – это Вероника, Вероника – это мама, – сказал Тимофей.
– Она ведь не будет так меня называть? – тут же ощетинилась мама.
– Я буду называть вас Елена Сергеевна, – попыталась улыбнуться Вероника. – Так можно?
Во взгляде женщины отчетливо читалась мысль, что, с ее точки зрения, лучше всего было бы, если бы Вероника не называла ее никак и вообще сию секунду провалилась сквозь землю. Желательно таким образом, чтобы не повредились аккуратные серо-желтые плитки дорожки, ведущей к крыльцу.
С немалым трудом Веронике удалось вспомнить лицо мамы Тимофея из далекого прошлого в Энске и совместить с лицом дамы, которая стояла перед ней сейчас. Та Елена Сергеевна всегда была какой-то замотанной, вечно спешащей, но никуда не успевающей; ее хотелось пожалеть. А эта напоминала злую царицу из сказки.
– Заходите в дом, – обронила царица и скрылась из виду.
– А она тебя точно ждала? – спросила Вероника, которой после ухода мамы Тимофея мгновенно стало лучше.
– Да, – сказал Тимофей, глядя на приоткрытую дверь дома. – Просто она считает, что я должен испытывать чувство вины, поэтому ведет себя так.
– Чувство вины за что?
– За то, что я лишил ее человека, которого она, в отличие от меня, любила.
Сказав это, Тимофей шагнул вперед и потянул Веронику за собой. А Вероника пыталась понять, что он имел в виду. Что мать не любила Тимофея, а любила этого человека? Или что она любила этого человека, а Тимофей – нет? А может, и то и другое сразу?..