Дом находился рядом со зверофермой, она была «почти» через дорогу. Выходишь из дома на нашу улицу, за воротами дорога шла, и сразу направо. Идёшь по дороге прямо, около километра вперёд, проходишь всю улицу и выходишь на ещё одну дорогу. Наша улица врезалась в неё, словно ножка буквы «Т», сворачиваешь налево и прямо-прямо, там и будет ферма. Её было видно из окна нашего зала.
Ферма огромная была, часть её находилась параллельно с нашим домом. Но между ней и домом было картофельное поле, поделённое на несколько участков и, которое начиналось через дорогу от нашего дома и упиралось в ферму. Уже не помню сколько там соток было, наверное, около десяти или больше, тогда про такое понятие знать-то не знала, но мне те поля казались достаточно длинными. Мама на ферме работала дояркой. Хорошая работа для деревни.
Сначала, мне показалось, что мы жили очень хорошо. Родителям на свадьбу подарили много добра. Помню мамину шкатулку с украшениями, мы её любили со старшей сестрой, ставили перед собой и перебирали одно за другим украшения. Интересно было и не понятно, почему золото большая ценность. Покрутила и бросила в шкатулку. Так и не поняла в чём его прелесть, ничего красивого в нём не было.
Нравилась мамина бижутерия, она напоминала мне волшебные ягоды. Плетение на бисерном украшении очень увлекало меня. Могла часами рассматривать.
Ещё мне нравился мамин женьшеневый крем. Хотелось намазаться, быть, как мама. Думается мне, что я не единственная девочка, которая засматривалась на все секретики своей мамы.
Мама была обычной деревенской женщиной. Мне она запомнилась трудолюбивой. Одевалась безвкусно, как бабка, много курила, пила, всё время была занята, если не пила. У неё был постоянно задумчивый замученный вид. Если засмеяться рядом с ней, начинаешь выглядеть глупо. Особенно она пугала, когда наказывала за что-нибудь. Редко её можно было увидеть счастливой.
С годами только и видела, что она выглядела всё хуже и хуже. Подобие образа можно увидеть в забитых безвольных служанках какого-нибудь старого фильма. Когда видишь, как с годами служанки стареют и всё больше беднеют. Однако, её яркие синение глаза на долго врезались в память. Над столом фото висело, там она русской красавицей была.
Мне всё больше и больше казалось, что ни у меня, ни у неё нет никакой защиты. Уверенность, которая когда-то была в ней куда-то исчезала. Мама больше не могла защитить, её саму надо было спасать. Я не могла, как старшие брат и сестра защититься за неё. Куда там, я ведь, как маленькая муравьишка была, худая и очень слабенькая, боялась ударов.
На кухне стоял круглый стол. Над столом висели какие-то фото и сувенир из пластмассовых ложек и вилок – подарок родителям на свадьбу. Рядом стоял светло голубой буфет. Сестра качала его, запугивая нас. Однажды он полетит на неё, но вовремя мы его поймаем.
Надя тогда «отжигала». В неё бес вселился. Хотя, если посмотреть взрослым взглядом, она просто хотела любви и внимания. Она будет изображать, что наелась белены и сошла с ума. Стояла на кухне и хлопала крышкой стола. Я не знала, как реагировать. Не знаю, что она воображала, мне это было очень неприятно. Она ж мне виделась совсем другой – феей из доброй волшебной страны.
Ещё Надя нас пугала, как будто умерла. Мы бежали к ней как муравьи и пытались поднять её. Делали всё, что она просила, только бы была жива. А она хитруша уже заранее ждёт, нравилось ей, как мы носили её. Когда ей надоедало или когда мы сделаем что-то не то, она резко подскакивала, вводя нас в шок. Помню, как я стала и не знала, она сейчас обзываться будет, бить или толкать. Дети, что поделать!
Мама при мне раскладывала подаренную им на свадьбу посуду. Я радостно любовалась каждой чашечкой и тарелочкой. Они были голубовато-серыми, прозрачными с белым рисунком пересекающихся линий. Предложила ей помочь, хотя боялась, что разобью. Мама разрешила, и я с удовольствием помогала, во мне радостно бегало счастье, держа крепко блюдце, я аккуратно перекладывала их на стол.
Мне казалось, что у нас было всё, что нужно для счастья. И даже больше, коровы и свиньи! Даже кони были! А вот счастья в маминых глазах я не видела.
В те годы мы начали жить действительно хорошо, был конец 80-х.
В то время уже во дворе построили зимовье, мне нравилось залезать на крышу и мерить там туфли, их было видимо не видимо. Мама ругалась, только я всё равно лазала туда и мерила. Зимовье было сделано из срубов, мы как-то ловко карабкались по ним, словно скалолазы. Правда никакой страховки не было в отличие от них.
Надю брали в поездки, а меня нет. Она ходила с Сашей в лес ставит петли на зайцев и видела горку. Зайцев они не поймали. Но от её рассказов у меня кружилась голова. Брат обещал взять меня тоже. Необыкновенные горки, говорила Надя и в моём воображении рисовалось, гора, которая сначала взлетает вверх, а потом несёт тебя вниз. Мне не терпелось всё увидеть самой. Ещё Надя переплавлялась с мамой на пароме через реку, обычное дело, но для нас, это великое «колумбовское» путешествие. У Нади тогда шляпка улетела. Мне казалось, что она переплавлялась на большом пароходе через океан. Она была у родственников в гостях и рассказывала про их животного и кривые полы – всё это вертелось в моем воображении.
Помню, я была в гостях у дяди Валеры. Старший брат матери. Он жил с женщиной, у которой была дочь. Я так хотела к кому-нибудь в гости, меня сводили в добром смысле с ума рассказы сестры. Мне тоже хотелось. И вот я тоже в гостях. Спала на раскладушке. Необычно. Для меня счастьем было. У той девочки была отдельная комната кукол!
Меня подняли рано утром, мы возвращались с матерью. Я вышла из дома и пока ждала машину, подняла голову наверх. Запомнилось чёрное небо, его бесконечность просто раздавила меня. Я испугалась и опустила глаза. Необыкновенное чувство, внезапно понять, на сколько ты крошечная для этого мира.
А ещё, мне запомнилось, как мы ели щи деревянными ложками. Сидели на веранде, Саша, Надя. Были открыты окна, я наслаждалась щами, такие вкусные были ещё и с привкусом от деревянной ложки, это просто не описать словами, я была очарована той атмосферой и Луной, на которую пристально смотрела. Вспоминаю, как волшебный сон. Это было очень давно. Мы были у бабушки с дедушкой.
Наши дедушка Алексей и бабушка Надежда жили в с. Батурино. Бабушкина фамилия была Батурина. Она была местная. Родные рассказывали, что деду его семья за то, что он женился на бабушке объявила бойкот и не общалась с ним. Надо же, а я ведь забуду эти чувства, что когда-то испытывала к своим родным…
Но наша жизнь вскоре изменилась. Вскоре всё нажитое добро начнёт исчезать из нашей квартиры.
В нашем доме тогда постоянно были какие-то «гости», кем они приходились нам я не знаю. Предполагаю, что были ни кем. Собутыльники. Во мне осталось противное ощущение от приходящих и уходящих людей. Мерзких людей.
Со своими «друзьями» родители в очередной раз праздновали что-то. Кто-то потеряет у нас свой зубной протез. Очень дорогая вещь в то время. Мы с Надей найдём его и разобьём топором на чурке. Мы не поняли, что это и просто хотели посмотреть, что внутри. Оно такое розовое было. Мужик тот пришёл и спрашивает, не видели ли мы, переглянулись и обе промолчали. Не фиг было бухать у нас!
Правда, среди всех, была одна интересная семья, которая тоже была у нас в гостях, у них не было своих детей. Они шутили, что возьмут кого-нибудь из нас. Ведь нас уже было много. Мне тогда впервые захотелось, чтобы чужие люди забрали меня к себе, я чувствовала себя чужой в своей семье.
А потом, мне повезло и меня снова взяли в гости.
Мне запомнился их шкаф, наполненный красивой одеждой, ещё, трюмо на котором была косметика и разные украшения, рядом стояла широкая кровать, на которой я спала.
С утра та женщина приводила себя в порядок, и я с большим любопытством наблюдала за всем процессом, который завершился тем, что она яркой помадой накрасила себе губы. Я не видела, чтобы мама так ярко красилась.
Помада – любовь многих маленьких девочек! Красная – моя любимая. Мне не хотелось возвращаться домой. Больше я тех людей не видела.
Ту женщину родители называли тётя Люда-Морковка. Она младшим сёстрам подарила игрушки. Сестра сказала, что в те годы они в общежитии жили, дружили с родителями. Сначала мы были у них в гостях, а потом, когда они съехали с общежития приехали к нам и какое-то время жили у нас в зимовье.
У них ещё шикарный кот был, чёрный, как сибирская ночь. Когда они уезжали, кот не хотел расставаться с нами. Потом рассказали, что он сбежал в дороге. Но дорогу он так и не нашёл, чтобы вернуться к нам. Жалко было кота. Мы его сильно любили. Черныш его звали.
Вспоминаю, что кони стояли в ограде. Они были не наши, чьи были и как долго стояли сказать не могу. Старший брат пошёл поить, я попросилась с ним. Очень любила ходить за ним, в нашей семье, наверное, все за ним любили ходить. Не то, чтобы ходила за ним, как хвостик, но часто просилась, как набиралась смелости, взять меня с собой. Он брал. Страдали от него все одинаково, но ходить всё равно любили! Сашка обладал какой-то магией, словно звездочёт или друид, его доброта перекрывала все его недостатки.
Так вот, посадил меня брат верхом без седла на коня. Конь наклонится к воде, и я по его шее чуть не улетела, как мне показалось, в ведро. Я тогда сильно напугалась. И с того момента много лет боялась лошадей. Однако всегда любила и люблю фильмы про скачки.
Был момент, когда, живя там, напишу о том месте дальше, я начала интересоваться породами лошадей, перерисовывала их, снизу писала названия, вырезала и играла такими лошадками.
Моё «жутковатенькое» воспоминание. Я маленькая девочка. Просыпаюсь ночью, иду в темноте к фляге и понимаю, что она пуста. Душно, меня мучает жажда, я готова выпить что угодно, чтоб только не испытывать это мучение. В одну такую душную ночь в доме воды не оказалось.
Пока не сделали насос у нас во дворе, мы ходили с сестрой за водой, либо к соседям, либо к маме на ферму. Мне не нравились все манипуляции с тележкой и флягой, там было много сложностей с ней, но всё это исчезало, когда начинала наполняться во флягу вода.
Мы с Надей подвозили флягу к месту, где обычно стояли коровы. Забирались на штуку-установку. Наверху шли трубы и по ним вода, чтобы поить коров, залезая мы крутили сверху барашек. Открываешь кран и вот оно то самое чудо, ради которого я терпела всю неприятную и тяжелую возню – вода срывалась с высоты падала с приятным звуком во флягу, издавая разные оттенки фляжного эха. Тут же в моём воображении возникал целый водопад! Фляга, в которой мы возили воду на тележке, была больше нас с сестрой, но нас двоих, ей было не одолеть!
На ферме пахло навозом, сеном, сыростью, обычный фермерский запах. Как-то мама пустила нас к телятам. И мы кормили их из бутылочки молоком. Маленькие такие, беленькие, с тонкими ножками, хорошенькие глупыши. Ферма тоже осталась в моих воспоминаниях местом полным чудес.
Ещё, мне нравилось играть на сене. Играла с сестрой. И чего-то даже и в голову не приходило, что наши игры разрушали собранные копна.
Залезешь на копну, и ты властелин мира! Жара, чистый воздух, а ты так, прыг на «пятую точку» и съезжаешь с копны. Весело! Сено под тобой едет, словно лавина с гор сходит, тебя на себе несёт. Мягко съезжаешь вниз, сверху сено, бац, так и завалит. Пыльно! В детстве мне это очень нравилось.
Весной, ещё живя в старом доме, мы под таким стогом, как-то ящерку увидели. У меня был восторг от ящерки. Она убежит, оставив нам на память кусочек своего хвоста! Этот подарок вызвал у меня ощущение похожее на отвращение, потому что это была часть живого. Я до сих пор испытываю тоже самое, если вижу нечто подобное. Так что врач из меня вышел бы вместе с моей рвотой. Меня очень восхищают люди данной профессии и, если ты даришь здоровье и жизнь всему живому, низкий тебе поклон, мой читатель. Я люблю тебя.
Туда же, на эту ферму мы ходили за грибами, собирали шампиньоны, приносили домой. Нам мама их вкусно готовила, тушила их с картошкой, капустой и репчатым луком.
Мне было обидно, что, когда мама спала с младшим братом – она обнимала его. А когда спала со мной, она убирала мою или свою руку. Я чувствовала душевный холод и как она убирает руку, и от этого мне становилось больно. Я не понимала, почему.
В то время, когда появились младшие, у нас начали появляться поганые и плохие слова. Не помню от кого, но на улице мы услышали отвратительные стишки, и они врезались нам в память.
Родители вели обычную семейную жизнь. Сейчас я могу сказать прямо, что в доме был секс, который видимо сильно заинтересовал маленького брата. Помню, как он шептал мне: я в щёлочку видел….
Мне было любопытно, потому что он сказал, что видел, как кто-то трогал маме попу. Когда ты ребёнок у тебя нет никаких пошлых мыслей. Но есть интерес к происходящему. Меня не секс интересовал, я про него узнаю только в подростковом возрасте, меня смутило само действие, возник вопрос: что правда, что ли, а зачем?
Я пошла с ним, чтобы убедиться и увидеть всё своими глазами, так как братик уже тогда отлично врал, но ничего плохого я не увидела. Мать с отчимом просто лежали на кровати, мать ближе к двери, я увидела её жёлтые пятки и меня затошнило.
Несколько дней картина стояла передо мной, я не могла есть. Так, что моё воображение не было обогащено никакими такими картинами, кроме той, что родители не особо следили за гигиеной ног. Решила, что мне не интересно, что там хочет смотреть братик. Мне не нравился мой младший брат, потому что он был любимчиком, его везде брали с собой, он плакать и выпрашивать хорошо умел.
У меня начались первые признаки созревания. Я испытывала какие-то странные ощущения, от которых никак не могла избавиться. Противно так. Как правило они мучали по ночам. У детей есть такой период, многие в это время начинают изучать себя и тут взрослые начинают всячески запугивать детей, чтобы они не прикасались к себе. Как было со мной я уже не помню.
Был такой случай. Вечером, по традиции, в пятницу, вся наша семья смотрела телепрограмму «Поле чудес». Я никак не могла найти себе место. Хотела к маме. Но там был Толя. На меня прикрикнули, что мол крутишься, сядь.
В итоге, как-то так случилось, что я отстранилась и села под стол. Хотелось, чтобы меня пожалели и взяли к себе. Но нет. Меня словно никто не замечал. Мне было обидно, что они все вместе, а я здесь, на холодном полу, под столом, одна. Если честно, я хотела таким поступком обратить на себя внимание. Но так и не дождалась его. В общем, я решила притвориться, что сплю, это был один из методов, который я тоже решила использовать намеренно. Когда брат засыпал, его брали на руки и уносили. Я подумала, что меня тоже унесут. Так и уснула.
Проснулась глубокой ночью от холода на полу под столом, меня никто не забрал, никто не взял на свои теплые руки и не отнёс в кроватку. Я тихо заплакала. Я только ещё больше убедилась, что не нужна им. Помню, как чувствовала себя такой несчастной, ненужной, брошенной. Когда успокоилась, встала и пошла в комнату, где все давно спали.
Так, что, все мои задумки проваливались, а что может быть для ребёнка хуже таких вот неудач! Коварный план по захвату внимания опять не сработал! Конечно, в сумме у меня формировалось отношение к себе, как к чему-то чужеродному в этой семье.
Именно в этом доме я всё сильнее и сильнее начала ощущать себя гадким утёнком. Моё отчуждение. Думаю, это случилось ещё и потому, что к нам в гости стали приходить и приезжать родственники и знакомые родителей, рассматривать нас. Кто-то сказал, что я не похожа на всех. «Не, а это-то не Архиповская какая-то» отчётливо слышала я. «Не похожа». Смотрели на нас из-за стола те гости. «Но, не, смотри, у неё нос, как у деда „картошкой“». Помню само ощущение, что от этих слов мне хотелось закрыть своё лицо.
Мама собирала меня куда-то, собрала мне волосы, кстати, я любила, когда она меня заплетала, и сказала мне, подведя меня к зеркалу: «смотри, какая красивая девочка». Я безумно любила причёску, которую она мне делала.
На сколько я не хотела смотреться в зеркало думаю писать здесь не буду. Так всё ясно. Даже не посмотрев на себя в него, помню, как я сказала себе, что я уродина, не красивая.
Я знала только одно, мама всё врёт, потому что совсем недавно они говорили… Мне так не хотелось смотреть на ту мартышку из зеркала, с картофельным носом, которой я себе казалась.
Ещё больше начала не доверять взрослым, стала понимать, что взрослые врут.
Я ни раз слышала от взрослых, что о детстве люди забывают, когда становятся взрослыми, мне стало тогда так грустно, я поклялась, что буду помнить себя и всю свою жизнь. Постоянно вспоминала всё, боясь чего-нибудь забыть.