Мы провели на постоялом дворе еще двое суток, пока Алекто окончательно не оправилась. Люди продолжали путь хмурые. Случившееся, как я и распорядилась, не обсуждали, но порой я ловила на лицах задумчивые выражения или перехватывала взгляды, которые они обращали друг на друга или на Алекто. Пять раненых рыцарей – уже не раненых – нагнали нас. Они помнили лишь, что почувствовали себя значительно лучше и смогли сделать это. Однако их почти затянувшиеся раны вызывали у товарищей не радость, а вопросы.
– Миледи, – раздался голос Алекто, и я опустила занавеску, прикрывавшую окно повозки. – Вы сказали, что сэр Вебрандт расправился с теми людьми… – Она поежилась, но продолжила: – Но как? Ведь последнее, что я помню, – это то, как нас окружили, и тех людей было гораздо больше, а мы явно отступали.
– Волки… – подал голос менестрель, и я метнула в него такой взгляд, что он поперхнулся.
Даже струны виелы звякнули, словно сжавшись от страха.
– Опыт, – повернулась я к Алекто. – У сэра Вебрандта есть опыт в подобных делах.
Она снова приподняла занавеску и посмотрела на скакавшего неподалеку рыцаря, оставившего дома четырех дочерей и, быть может, сейчас размышлявшего, не ждет ли оставшаяся дома в тягости супруга пятым долгожданного сына.
– А что вы имели в виду, говоря о волках? – посмотрела она на менестреля. – Те, что нас преследовали, ведь уже давно не показываются…
Мужчина покосился на меня. Я ответила холодным выражением. Я сделала все возможное, чтобы разъединить в сознании людей нападение волков и приступ Алекто, но не была уверена, что запрет на обсуждение случившегося сумел с этим справиться.
– Я имел в виду песню о волках, миледи, – прокашлялся он. – Хотите исполню? Через два куплета Алекто его остановила. Песня явно была состряпана на ходу и не отличалась ни благозвучием, ни складностью.
– А что имели в виду рыцари свиты на привале, говоря о «тварях», унесших души разбойников, и…
– Прекрати, Алекто!
Она сверкнула глазами.
– Кажется, я не спросила ничего особенного.
– Ты докучаешь своими вопросами.
– Их было всего три. И сегодня вас все приводит в раздражение. А еще…
Внезапно раздалось шипение. Все мы посмотрели на вульписа, который прыгнул мне на колени и теперь, вздыбив шерсть, скалился на Алекто.
Она потянулась было к нему, но Хруст щелкнул зубами, и Алекто отдернула пальцы.
– Значит, и ты теперь против меня! – выдвинула челюсть она, и в полутьме повозки ее глаза словно бы стали наливаться белизной. Где-то на дереве заухал филин. Сердце у меня кольнуло.
– Успокойтесь, Алекто, – накрыла я ее ладонь своей, но она выдернула руку и отвернулась к окну.
– Ну и ладно! Если всем вам хочется быть против меня, пусть так и будет!
– Никто здесь не против тебя.
Она не ответила, я же с напряжением вглядывалась в ее лицо. Глаза теперь снова были, как обычно, карие. Ну конечно же, карие! Какими им еще быть? Покровитель ошибся. Это была не инициация. Если мы продолжим упорно тренироваться, то очень скоро Алекто полноценно перекинется, и я с полным правом вручу ей талисман-покровитель рода Морхольт на пиру в честь этого события.
Тут в повозку влетел снежок, разбившись о стену и осыпав всех нас.
– Эй вы, там!
– Ну, я тебе покажу! – погрозила Алекто кулаком скакавшему неподалеку и посмеивающемуся Каутину.
Собрав снег с оконного проема, она отомстила ему ответным снежком, но Каутин легко уклонился и, пришпорив коня, скрылся из виду.
К вечеру, когда мы были на привале, прилетел голубь от Рогира. Мы не стали сообщать ему о случившемся, чтоб не беспокоить. Он говорил, что чувствует себя лучше, но для скорейшего выздоровления лекарь прописал не разбавлять вино водой, причем отдавать предпочтение сортам с острова Сиетэ, славящимся своими свойствами (и дороговизной, мысленно отметила я), и употреблять жирное мясо. А в наших владениях, как назло, закончились кабаны, и он просит прислать с ответным голубем мой приказ нашему вассалу открыть для него охотничьи угодья. Да и его пурпуэн имел несчастье напороться на сук во время прогулки (то есть преследования косули, конечно же, как я понимала), а потом еще и промокнуть под дождем, превратившись в поникшие лохмотья, поэтому требуется распоряжение для нашего управляющего достать из кладовых новых отрезов шелка.
– Скажи господину, – повернулась я к лекарю, исполнявшему обязанности походного писца и щурившемуся сейчас в свете костра, – что наши вина ничем не хуже вин с острова Сиетэ, в которые, как я слышала, примешивают дурман для улучшения его покупательных свойств. Наш вассал должен поднимать на ноги шестерых детей, больную жену и мать, а охотничий костюм из шерсти послужит отличной заменой пурпуэну из шелка, к тому же не промокнет под дождем и сохранит тепло, а я очень пекусь о здоровье моего супруга. Что до мяса, солонина из наших погребов в последний раз помогла Каутину быстрее оправиться от простуды.
Запечатав письмо, я снова протянула его лекарю с тем, чтобы он привязал его к ответной птице, но тут к нам подбежала Алекто.
– Это от отца? – Запыхавшись, она остановилась рядом.
Пожевав губу, я неохотно кивнула.
– Тогда передайте ему еще это, – протянула она сложенный вчетверо клочок пергамента.
Я повертела послание. Записка была очевидно тяжелей, чем весил бы просто пергамент, и под пальцами угадывался контур монеты, размерами и формой совпадавшей с золотой. Той самой, что Алекто подарили на последний день рождения.
– Алекто, вы хотите, чтобы птица не долетела до замка?
– Я лишь хочу засвидетельствовать отцу свое почтение и пожелать скорейшего выздоровления. – Ее лицо было непроницаемо.
– Что ж, вышлите двух птиц, – кивнула я к лекарю и, отвернувшись, двинулась обратно к шатру.
Алекто подсела к Каутину, строгавшему палку перед костром.
– Как ты? – Он кинул на нее быстрый взгляд и продолжил обтачивать кончик с таким усердием, что он вошел бы в бок дичи, как игла в мягкий шелк.
Алекто пожала плечами и подхватила другую палку. Провела рукой, счищая снег, и сунула ее в костер. От палки повалил дым.
– Слабости почти нет.
Каутин кивнул, как если бы принял к сведению, и придирчиво оглядел заостренный с двух сторон сук, прежде чем с легким поклоном отдать его кухарке. Та приняла его тоже с поклоном – более глубоким, – уже явно раздумывая над тем, как нанижет на него ужин, жариться над костром.
Алекто откинула сырую палку, которая все не желала зажигаться, и протянула к огню пальцы.
– Я вот все думаю, каким это будет, – произнесла она, глядя на танцующие языки и поворачивая руки то одной стороной, то другой.
– Каким будет что? – озадаченно переспросил Каутин.
– Ну все… Двор, король с королевой.
Каутин пожал плечами.
– Говорят, король не старше нас с тобой, – продолжила Алекто.
– Но он сызмальства привык к управлению. А значит, он все же не такой, как мы.
– Мать учит тебя понемногу, – возразила она.
– Да, но управлять замком, а не страной.
Взгляд Алекто стал задумчивым.
– Так странно, чтобы человек одних с нами лет обладал такой властью. Наверное, он одинок, ведь рядом нет никого равного ему.
– Да она в него влюбилась! – раздался рядом звонкий голос.
Алекто рассерженно повернулась к Эли.
– Что за ерунду ты говоришь!
– Спрашивает о короле, думает, какой он – ну, точно влюбилась! – поддразнил тот.
Вскочив на ноги, Алекто отняла у него палку, на которой брат протянул к огню кусочек сладкого теста, и швырнула ее в пламя.
– Сам ты в него влюбился!
Эли от удивления даже глаза распахнул.
– Но я не могу… я же мальчик!
– Что здесь происходит? – Рядом стояла мать, как обычно, с непроницаемым лицом и со сложенными на подоле руками.
– Я лишь сказал, что Алекто неровно дышит к королю, а она зачем-то выкинула мой ужин, – сокрушенно отозвался Эли, примериваясь, как бы половчее выдернуть палку из костра.
Наконец ухватил ее, сдернул изрядно подгоревший кусочек теста и тут же, поморщившись, выронил его и стал дуть на пальцы.
Мать перевела взгляд на Алекто, и в нем ей почудилось что-то незнакомое.
– Вы не должны вести такие речи, Алекто. Король – не тот, кого дозволено вот так обсуждать. Вам не следует вовсе о нем думать.
– Скажите, что мне здесь вообще дозволено?! – раздраженно бросила Алекто и двинулась прочь широким шагом, сдерживая подступающие слезы.
Столица встретила нас шумом. Я еще не видела мест, где было бы столько людей и звуков разом. Когда мы въехали в кольцо внешней стены, нас буквально обступило мельтешение: одни что-то говорили, другие куда-то шли, третьи о чем-то ругались, четвертые пытались «задешево» всучить товар, пятые что-то просили и поднимали к окну повозки детей, прося за них.
Я кивнула сэру Вебрандту, и тот, поняв приказ, стукнул по пальцам мальчишку, уцепившегося за проем окна и выпрашивавшего милостыню. Потом порылся в котомке и кинул в толпу пригоршню монет. Люди тут же бросились подбирать медные кругляши, толкаясь и крича.
Наконец, впереди показались воины в красных с золотом табарах[7].
– Леди Морхольт, – поклонился капитан, – мы сопроводим вас в замок.
Следовать за отрядом оказалось проще и приятнее. Люди отступали с дороги, кто-то даже со вскриком отшатнулся при виде герба рода Морхольт на вышитых тканях, которые мы свесили по бокам повозки перед въездом в город.
– Так это и есть столица? – Алекто высунулась в окно, глядя вокруг с восхищением. – Столько людей я не видела даже на ярмарке!
– Как и столько возможностей подцепить от них какую-нибудь заразу. – Потянула я ее обратно в повозку.
– А что там? – спросила она, послушно отодвигаясь и указывая на нечто вроде деревянных подмостков на площади, в центре которой стояла колонна.
Там сейчас, почесывая пузо, лениво расхаживал настоящий великан – людей таких размеров я еще не встречала.
– Наверное, место для разыгрывания мистерий[8] и прочих представлений. Это неважно: все это развлечения для простонародья.
Во владениях Скальгердов было теплее, чем в пути. Лишь кое-где в проулках лежали грязные кучи снега. Можно было подумать, что стояла поздняя осень, а не канун Зимнего солнцеворота.
Мы преодолели еще одну стену, въехав во внутреннее кольцо, где располагался замок, и приблизились к крыльцу. Сердце у меня стучало так, что темнело в глазах. На миг почудилось, что я вижу на крыльце четыре фигуры в богатых одеждах, как когда-то. Но вот зрение прояснилось, и я поняла, что людей всего трое, и они никак не могут принадлежать к королевскому роду, судя по одежде и тусклому цвету волос. Тусклому на фоне того, что отличал Скальгердов. Я невольно коснулась волос Алекто, и она удивленно посмотрела на меня.
– Добро пожаловать, миледи, – поклонился мне один из этих троих. Он слегка коверкал слова. – Для нас честь принимать род Морхольт-Уилфред. – Он заглянул в повозку и приподнял брови, увидев, что там лишь мы с Алекто.
Я же металась глазами, ища тех двоих, что обязаны были выйти встречать нас. Если хозяева замка не выходят принять столь высоких гостей, это можно счесть оскорблением. Или так все и было задумано? Пригласить нас, чтобы прилюдно оскорбить или даже завлечь в ловушку? Я почувствовала, как внутри сворачивается жар, а существо, являющееся через пламя, поднимает голову, ощущая натяжение связующей нас нити…
– Простите, миледи, мою супругу и сына, – продолжил обратившийся к нам, не дождавшись ответа. – Король с королевой будут счастливы приветствовать вас на вечернем пиру.
Я, наконец, внимательнее к нему присмотрелась. Волосы, которые изначально показались мне тусклыми, оказались светло-каштановыми, а одежда не такой уж простой. Простым был покрой, но не сама ткань, при ближайшем рассмотрении имевшая богатый отлив. Подобные в наших краях не изготавливают, а значит, передо мной, скорее всего, непростой человек. Взгляд зацепился за вышивку из сплетающихся дубовых листьев.
– Ирджи Макфи, – подтвердил догадку он, распахивая дверцу повозки, и я сошла на землю, чтобы поприветствовать супруга королевы.
– Леди Морхольт, – поклонилась я и тут же, чуть скривившись, поправилась: – Леди Морхольт-Уилфред.
За столько лет я так и не привыкла к звучанию названия рода Рогира рядом с моим.
– А где, позволено ли мне будет узнать, ваш супруг? – Особенность речи моего собеседника указывала на то, что он из других краев, но была едва уловима.
Зато глаза – такие голубые, словно в них собрались все воды его родины, явно указывали на уроженца зеленых островов.
– Мой супруг имел несчастье получить травму на охоте. Он присоединится к нам позже. Сейчас его заменяет мой старший сын.
Каутин спешился и опустился на одно колено. Консорт[9] возложил длань ему на голову и, прикрыв веки, произнес традиционное благословение. Снова открыв их, он обвел нас своими пронзительно-голубыми глазами.
– Для нас честь принимать у себя древний род.
Слегка склонив голову, он сделал жест, приглашая нас внутрь. Я выдохнула с облегчением, не видя, а скорее чувствуя, как глазеющей на нас толпе передалось почтение, с которым все они отныне должны были к нам относиться. Правда, то, что даже королева не вышла встречать нас, вызывало беспокойство. У нее должна была быть очень веская причина, чтобы не отдать эту дань уважения.
Подобрав подол, я чуть повернула голову к Алекто, которая поспешно встала рядом, робко глядя по сторонам. Даже привычка слегка сутулиться вернулась.
– Держите голову выше, Алекто. Помните, что простолюдины не имеют права смотреть на вас прямо, и даже другие лорды на ступень ниже вас.
Она нервно сжала подол своего черного платья. Дождавшись, пока с другой стороны встанут Эли с Каутином, я сделала шаг под сень, вслед за консортом.